Утро началось так, словно вся ночь прошла в разговорах.

– И куда же мама могла спрятать эти документы?

– Не знаю. Я их не видел и даже не знаю, как они выглядят. Я разговаривал с мамой в то время, пока самолет заправляли на военной базе в Гуареносе. Всё второпях, всё бегом, между служебными делами...

– Это где такая база? – спросил сын. – Не слышал.

– В Венесуэле, – коротко сообщил Кирпичников-старший.

– Вон куда тебя занесло, товарищ полковник... То-то я смотрю, загар у тебя экзотический. Бананами, как я понимаю, подкармливался?

– Бананов не видел; наверное, мы были в той местности, где они не растут... А с мамой я говорил с аэродрома военной базы, и разговор был коротким. Кажется, я посоветовал ей спрятать документы вне дома, при этом сказал, что документы эти важные. Она сама должна была найти место, куда их спрятать. Ты понимаешь, что ход моих мыслей, в отличие от оных генерал-лейтенанта Апраксина, может иметь только одно направление: эти документы настойчиво искали. Из-за них убили известного и любимого прихожанами священника; искали документы у моего брата, а не найдя, также убили. Я не думаю, что спецслужбам трудно найти препараты, которые вызовут смертельный сердечный приступ. Сам навскидку назову штук пять таковых, хотя пользоваться ими не доводилось. Значит, документы у Вити не нашли и стали проверять его контакты за последние дни. Выяснили, что он дважды ездил к нам и еще раз беседовал со мной, когда я уже летел над Атлантикой. Сделали вывод, приехали сюда. В результате пропала наша мама. Все это выстраивается в цепочку фактов, которые можно опровергнуть только в том случае, если предложить что-то другое, достоверно известное.

– Нам стоит искать документы?

– Сомневаюсь. Дома следов обыска ты не обнаружил. У Виктора в деревенском доме все было перевернуто в его отсутствие, а у нас – нет. Нынешние деятели вдумчиво искать не умеют. Возможно, мама сама отдала... Она хоть и жена и мать спецназовцев, все равно остается женщиной. Думаю, найти документы у нас надежды нет. Впрочем, делать окончательный вывод тоже не стоит. Предварительно следует кое-что узнать.

– Что именно?

– Если нас с тобой будут «доставать», значит, документов у них нет. Значит, мама их надежно спрятала. Если женщина спрячет, никто найти не сможет. И еще одно... На брата они могли выйти только через мать убитого священника, отца Викентия. Она передала Виктору документы сына. Жива ли она? Это тоже вопрос важный. Я, к сожалению, не знаю деревенских телефонов. В доме священника телефон был, в церкви был, но вот номера... Проще будет съездить. У меня три дня свободных.

– А потом Новый год, – напомнил Геннадий. – А после у всех рождественские каникулы, так что время у нас есть. Я тоже отпуск взял. Мне еще неделя оставалась до ротации, но вот вызвали; я потом созвонился, объяснил ситуацию. Приказали рапорт на отпуск по почте прислать. Шесть месяцев после командировки полагается, да у меня еще легкое ранение было, за это десять дней дополнительно. Я уже отослал.

– Что за ранение? – спросил отец, впрочем, не проявляя беспокойства. Будь оно серьезным, Владимир Алексеевич заметил бы.

– Два осколка в плече, с дальней дистанции. Я их сам плоскогубцами вытащил, но потом нагноение началось, пришлось в медчасть обратиться. Хотели положить на три дня, я отказался. Но ранение документально зафиксировали.

– Нормально, заживет. Ну что? Поедем в деревню?

– А что нам остается? – пожал плечами Геннадий. – Если оттуда все пошло, то там и концы искать следует. Здесь пока ничего не просматривается.

– Собирайся, – сказал Кирпичников-старший привычными приказным тоном.

Дорога оказалась вполне проезжей и слегка укатанной. Правда, только до околицы – дальше никто снег не убирал. Остановились, не доезжая деревни, на вычищенной площадке неподалеку от кладбища. Наверное, кого-то совсем недавно хоронили, уже после гибели иерея Викентия и после похорон Виктора Кирпичникова. Может быть, из двух семей, что жили здесь круглый год вместе с Виктором. Одна семья, помнится, была коренной, вторая приехала из города. Какой-то профессор, доктор химических наук, вышел на пенсию и поселился поближе к природе, чтобы поправить здоровье. Планировал только на лето, а остался насовсем. С обеими семьями Владимир Алексеевич был шапочно знаком, но за время своего короткого визита к брату коротких отношений ни с кем не завел. Ни времени не осталось, ни настроения. Так, несколько малозначащих разговоров, и все...

Рябой от сброшенной на него печной золы сугроб рядом с домом был по краю утоптан множеством ног. И не валенками, в которых зимой в деревнях ходят практически все, а городской обувью. Впечатление было такое, что несколько человек не могли разойтись на узкой тропинке между двумя сугробами. Один из них был срезан большой деревянной лопатой, стоящей здесь же, около забора из штакетника; второй был более пологим, и потому наступали именно на него. Следы выглядели относительно свежими, недавние снегопады не занесли их.

Владимир Алексеевич с Геннадием остановились, чтобы рассмотреть место. За забором залаяла собака. Пес был не слишком большим, но очень злобным; и окрасом, и экстерьером он напоминал бы кавказскую овчарку, если бы не размеры. А раз собака сидела во дворе и охраняла дом, у Владимира Алексеевича появилась надежда, что с матушкой все в порядке. Он подошел ближе к калитке, предоставив сыну возможность как следует разобраться со следами, и увидел на двери большой висячий замок. Ступени крыльца были лишь слегка припорошены снегом – так, словно бы порошу ветром с крыши нанесло. Значит, дома никого не было, и стучать в калитку было бесполезно. Если бы матушка вышла во двор по хозяйским делам, то не стала бы вешать замок.

Собака все лаяла, гремела цепью, вертелась кругом на узком участке между калиткой и домом. Незнакомцы у забора сторожевому животному явно не нравились.

– Покормить бы ее чем, – сказал Геннадий. – Голодная, наверное, псина.

– Надо подкормить, – согласился Кирпичников-старший. – Попозже, после кладбища, съездим в магазин, купим что-нибудь. А пока с людьми поговорим. Вон, один из местных пожаловал, этот должен все знать.

К ним уже спешил по узкой тропинке, сильно косолапя и поскальзываясь, Трофимыч – старик неопределенного возраста. Владимир Алексеевич знал только его отчество. Подойдя ближе, Трофимыч, сузив мутные подслеповатые глаза, окинул взглядом людей в военной форме.

– Никак Владимир Алексеич пожаловал? – словно боясь обознаться, спросил он.

– Он самый, Трофимыч, он самый.

– Только сегодня о тебе думал. Как же, думаю, брата похоронить не приехал... И батюшку нашего отца Викентия не хоронил, и брата родного...

– Я в командировке был, за границей. Мне даже не сообщили. Узнал, только когда вернулся. И сын мой вот тоже – не знал. Он на Кавказе в командировке был. Оттуда вызвали, да уже поздно. Познакомься, это – Геннадий. А это – Трофимыч, добрый человек, старейшина в этой деревне.

– Нет, – не согласился Трофимыч. – Профессор меня почти на три месяца старше. Старейшина у нас он. Он и мудрый, ему положено так называться.

– Так он же не местный, а ты здесь коренной...

– Теперь и профессор у нас тоже местный. В Москву даже заглядывать не хочет, жена его моей бабе вчера жаловалась. Не любит Москву. Оно и понятно. Дураком нужно быть, чтобы такой воздух на московский променять... А он у нас не дурак. Дураки тоже, слышал я, профессорами становятся. А наш – сообразливый, с понятием...

– А где матушка-то? Я хотел заглянуть, соболезнования высказать.

– А увезли матушку. В больницу увезли, в «психушку», сказали. Даже связали – и в машину. В эту, как ее... В смирительную рубашку укутали. Большой такой мешок с рукавами. А я вот хожу, за домом присматриваю да собаку подкармливаю. Псина-то суровая, никого не подпустит, приходится с лопаты кормить. Через забор. Да ничего, я приспособился.

– А что с матушкой-то случилось? – не понял Владимир Алексеевич.

– Я же говорю, «Скорая помощь» приехала. Санитары связали ее и увезли.

– Так... Чтобы в «психушку» человека отправить, причина нужна. Какие-то поступки неадекватные... И кто-то ведь эту «Скорую помощь» вызвал?

– Я не вызывал, и профессор не вызывал. Моя баба с его бабой говорила – не вызывал. Должно, сама матушка позвонила, так я думаю. Больше некому.

– А рабочие в храме? – спросил Кирпичников-старший.

– Их как увезли, когда батюшку убили, после этого они только за вещами приехали – и сразу, в тот же вечер, по домам. Без хозяина что за работа? Тем более в храме. Это не баню построить. Они мужики-то хорошие, могли бы и без денег работать, и работали же, когда денег не было. Не рвачи какие-то. Но так ведь им сказать надо, что делать. Храм ить, можно такого наворотить...

– Странная история с матушкой приключилась... – задумался Владимир Алексеевич. – Ну, ладно. Ты, Трофимыч, знаешь, где брата моего похоронили; проводи, покажи. И батюшку тоже...

– Пойдем. Рядом они похоронены. Потом еще старуху привезли с другого берега, из города. Я что-то и не упомню ее. Родителев ейных помню, а ее самую, так нет. Пойдем, Геннадий...

Навестив две свежие, но уже изрядно засыпанные снегом могилы на кладбище, отец с сыном сильно расстроили Трофимыча, отказавшись от его предложения навестить профессора, который, как «бывший ученый-химик», научился делать потрясающий, на взгляд старика, самогон, распрощались со своим проводником и выехали от кладбища на дорогу – вернее, на то, что ею называлось. Но старенькая, видавшая все «Нива» со своей задачей справлялась, оправдывая гордое звание внедорожника.

– Что делать будем? – спросил Геннадий, включая пониженную передачу.

– Искать... Проверять... Для начала заедем в областную психоневрологическую больницу. В районах, насколько я знаю, таких больниц не бывает. Там есть неврологические отделения, но серьезных больных в них не держат. А если уж смирительная рубашка потребовалась, то матушку сразу отнесли к серьезным больным. Это все равно по дороге в Москву.

– Знаешь, где она находится?

– Я знаю только проезд через областной центр. Но язык, говорят, до Киева доведет, так что порасспросим людей...

– А что нам скажут?

– Узнаем, где матушка и что с ней случилось. У меня есть опасения, что в «психушке» мы ее не найдем. В районной больнице искать тем более нечего – но мы по пути и туда заглянем, чтобы не оставлять шансов пресловутому «а вдруг».

– У меня есть точно такие же опасения. Но отрицательный результат – это тоже результат.

– И даже более, может быть, важный, чем положительный. Совокупность косвенных улик может составить недостающую прямую улику.

– Не понял, – признался Геннадий.

– Наша задача, товарищ капитан, какая?

– Какая, товарищ полковник?

– Маму отыскать.

– Это понятно.

– Если мы будем уверены, что и матушку из деревни увезли неизвестно куда, то можно более обоснованно предположить, что это звенья одной цепи.

– Едем, – упрямо стиснул зубы Кирпичников-младший. – А это кто?

– Трудно сказать. Гости сюда редко наведываются... – Владимир Алексеевич даже слегка наклонился, всматриваясь вперед.

«Нива» уже преодолела половину дороги до грунтованного шоссе районного масштаба, которое уже можно было с полным основанием называть дорогой, но навстречу ей шел, как крейсер по морю, большой внедорожник, не слишком смущающийся трудностями снежной трассы, причем двигался на значительной скорости.

– «Ленд Крузер», – сказал Кирпичников-старший. – У моего генерала такой. И цвет такой же.

– Нет, – не согласился Кирпичников-младший. – Это «Лексус». Знак отсюда не вижу, но у «Ленд Крузера» клиренс фиксированный, а у «Лексуса» пневмоподвеска. Смотри, какой он высокий – явно на пневмоподвеске идет.

– Значит, не генерал. И то я думаю, что здесь Виктору Евгеньевичу делать... Наверное, на площадке остановится.

Примерно в середине дороги, рядом с поворотом, бульдозерист, убиравший снег, сделал небольшую площадку, чтобы машины имели возможность разъехаться. На нее-то и обратили внимание отец с сыном, когда ехали к деревне. Но большой внедорожник и не думал останавливаться. Его водитель гнал и гнал вперед, уверенный, что ему уступят дорогу, хотя «Ниве» свернуть было некуда. Это уже походило на преднамеренный конфликт.

Геннадий остановился.

– Кто-то очень наглый.

– Что встал? Давай вперед, – приказал отец.

Сын послушно включил передачу и опустил сцепление.

Машины встретились, остановившись одна от другой не более чем в полутора метрах. Кирпичниковы вышли первыми. Обыкновенная водительская вежливость требовала от водителя «Лексуса» оценить ситуацию и остановиться на расчищенной площадке, чтобы пропустить «Ниву». Это нерегламентированное правило, и все водители стараются его соблюдать. Отец с сыном стояли и ждали, однако из большого внедорожника никто не выходил.

– Мне это не нравится, – сказал Владимир Алексеевич. – Между машинами не заходи, пошли по бокам.

Но едва они сделали по шагу, как все дверцы «Лексуса» распахнулись и на дорогу вышли четыре человека. Судя по манере держаться, они были очень уверены в себе. Все были среднего роста, но крепкие, выглядели спортивно. И без раздумий и сомнений двинулись навстречу офицерам. Владимир Алексеевич сразу обратил внимание на то, что только водитель был русским, остальные – кавказцы. Водитель, несмотря на зимнее время, носил на голове зеленую армейскую бандану, словно подчеркивая свой статус. Кавказцы были в спортивных шапочках. Судя по движениям, намерения экипажа «Лексуса» были явно агрессивными. Двойное преимущество в количестве могло сказаться на открытом пространстве, остававшемся между машинами. А рядом с двигателем «Лексуса», сбоку, был только узкий проход до высокого сугроба. Два человека встать рядом там не смогли бы. И потому, сразу верно оценив ситуацию, отец с сыном, не сговариваясь, одновременно торопливо сделали еще по паре шагов. Воспитанники одной боевой школы действовали и мыслили по схожей схеме. Их позиция была выгодна тем, что они не шагнули за ту линию, за которой начиналась теснота, а потому могли маневрировать, защищаться и наносить удары по полной программе.

Владимир Алексеевич все же надеялся, что будут соблюдены хотя бы какие-то приличия, которые в подобной ситуации сводятся к разговору, пусть и ведущему к драке. Но сейчас на это и намека не было. Водитель, держа в руке газовый баллончик и пытаясь привлечь к нему основное внимание противников, сразу попытался нанести удар ногой, который полковник Кирпичников легко блокировал, а саму ногу тут же прижал к высокому капоту внедорожника, оставив соперника стоять враскорячку – идеальная поза для нанесения самого болезненного для мужчины удара. Церемониться и проявлять благодушие Владимир Алексеевич не стал и нанес выпад предельно коротко и резко, с выбросом накопившейся энергии. Водитель пытался было выставить руку, чтобы блокировать удар, но лишь сломал себе палец; раздавшийся хруст был тут же заглушен диким воем.

Второй противник церемониться не стал, двумя руками отшвырнул водителя в сугроб и, выставив руки перед собой, бросился вперед. По его стойке Кирпичников-старший сразу определил борца-вольника, совершающего классический «проход в ноги». Отскакивать в этой ситуации бессмысленно – борец обладает цепкими руками и хоть за пятку, но ухватить успеет. К тому же бросок вперед – всегда более скоростное движение, чем отскакивание. И потому Владимир Алексеевич просто нанес встречный удар коленом в брегму. Во всех спортивных единоборствах такой удар, естественно, запрещен, и потому спортсмены, даже специалисты по смешанным единоборствам, не приучены от него защищаться. Не сумел сделать этого и борец-вольник. Он как летел вперед, так и упал лицом в снег без движения. И полковник, наступив на него, двинулся дальше, чтобы обойти машину и оказаться за спиной у противников сына.

Геннадий тоже сразу понял, что имеет дело с борцами. К нему они тоже могли подступиться только по одному, и, чтобы этим воспользоваться, нельзя было отступать. Даже первый был намного мощнее и шире в плечах, чем капитан, и ладони имел, как экскаваторные ковши. Чувствовалось, что у него мощные, сильные, тренированные руки. А позади нависал еще более крупный соперник. Первый сразу встал в борцовскую стойку, слегка наклонившись вперед и выставив руки перед собой, желая схватить или за руку, или, если удастся, за шею, а там, в зависимости от обстоятельств, притянуть к себе или оттолкнуть.

Теснота прохода не давала возможности действовать корпусом. Но Геннадий сделал еще шаг навстречу, предпочтя пользоваться этим узким пространством и не выходить на открытое место. Он не стал заранее выставлять вперед руки, чтобы не дать противнику возможность сделать захват за рукав бушлата, но одновременно с шагом вперед резким ударом развел руки противника, протискиваясь между ними, и одновременно большими пальцами нанес резкий удар по глазам. Выдержать такой удар не сможет никто. Борец с ревом начал сгибаться, когда Геннадий врезал ему коленом в челюсть. Удар получился на встречном движении и потому оказался особенно мощным. Кавказец сразу потерял сознание, и локоть капитана Кирпичникова, совершив круговое вращение, бил уже по бесчувственному затылку. Но удар наносился автоматически, отработанным каскадом движений, и останавливать его было бесполезно.

– Что, драться тебя в армии научили? – похохатывая, спросил второй противник.

Этот был самый высокий и мощный из всех; он прекрасно осознавал свою силу и поэтому был абсолютно уверен в себе.

– Мы все учились понемногу, – спокойно ответил Геннадий.

– Ну-ну... Посмотрим, что ты сможешь сделать против чемпиона мира по панкратиону.

И он тоже попытался принять борцовскую стойку.

– Сынок, – сказал из-за спины чемпиона мира подоспевший полковник Кирпичников. – Мы служим в таких частях, в которых драться не учат. Нас учат только убивать. Тебе следовало знать это до того, как ты собрался вступить в драку.

На мгновение повисла пауза. Чемпион мира присел ниже. Он не ожидал, что окажется в окружении, и оттого слегка растерялся. Но ненадолго. Кавказец вдруг выпрыгнул с места, сразу взлетев на верх сугроба животом; съехал с него в обратную сторону, но быстро вскочил на ноги. Снег в поле оказался слишком глубоким даже для его длинных ног, но чемпион побежал, проваливаясь, падая и снова поднимаясь. Геннадий вытащил из кобуры пистолет и выстрелил в снег перед собой. Это заставило чемпиона вдвое увеличить скорость, хотя, казалось, на глубоком снегу это сделать невозможно.

– Эй, а как же говорят, что кавказцы друг друга не бросают? – крикнул ему в спину полковник. – Где твоя гордость, чемпион?

– Еще как бросают, – усмехнулся Геннадий. – Сплошь и рядом с таким сталкиваться приходится. Там, на Кавказе...

– Этих надо оттащить от колес, – кивнул полковник. – У меня нет намерения кататься по их ногам.

– Оттащим...

Геннадий поднял своего первого противника, начинающего приходить в себя, не без труда заставил его выпрямиться и ударом кулака свалил лицом в сугроб. Потом за плечи вдавил голову глубже в снег, ухватился за ноги и перебросил борца на другую сторону. Таким образом, пострадавший проезду не мешал. Этим же порядком вдвоем с отцом они отправили подальше от дороги второго противника Кирпичникова-старшего. Парень, кажется, совсем потерял способность двигаться; был в разуме, но из-за паралича конечностей сильно перепугался, хотя говорил почти внятно и просил не убивать его, потому что у него дома мама одна осталась и, кроме сына, помочь ей некому. А у первого противника, сознание которого было сильно помрачено болью от тяжелой травмы, вытащили из кармана ключи от машины. Отец протянул их сыну.

– Отгони транспорт и освободи проезд, а я пока с ребятами пообщаюсь.

Работали отец с сыном слаженно и с полным пониманием. Геннадий сел за руль «Лексуса». Машина пошла задним ходом ничуть не хуже, чем ехала вперед. Влетев на укатанную площадку, «Лексус» всей своей массой протаранил сугроб ничуть не хуже, чем это сделал бы бульдозер, вылетел в глубокий снег и надежно там застрял. Не удовлетворившись этим, Геннадий включил печку, кондиционер и все возможное освещение, но при этом выключил двигатель, чтобы не работал генератор. За двадцать минут такого интенсивного использования энергии сядет любой аккумулятор. Пусть после этого экипаж «Лексуса» ищет помощь в ближайшем населенном пункте. Впрочем, не факт, что она там найдется, потому что без гусеничного тягача тут не обойтись...

Выполнив задуманное, капитан пошел к отцу, который уже заканчивал допрос водителя, снимая происходящее с помощью камеры мобильника. Естественно, пострадавший назвался коммерсантом, который ехал с деловыми партнерами, а агрессивность проявил потому, что его машине не уступила дорогу какая-то «Нива». Лучше ничего придумать на ходу было нельзя. Полковник Кирпичников поверил бы водителю, если бы предварительно не поговорил со своей второй жертвой, которую с трудом привел в сознание. Тот сразу сказал, что этот козел (кивок в сторону корчащегося неподалеку водителя) нанял их, чтобы те побили двоих парней. Хорошенько побили, изуродовали. А они просто спортсмены, и все. Этот разговор тоже был зафиксирован с помощью трубки. Водителю во время первого допроса было, видимо, не до того, чтобы слушать чужие разговоры, иначе он подкорректировал бы свои слова. Тем не менее на вопросы полковника парень, скрипя зубами от ненависти, ответил. Владимир Алексеевич не поленился забраться во внутренний карман куртки водителя, нащупал под мышкой пистолетную кобуру, но ствола там не было. Видимо, команда «отбойщиков» считалась очень сильной, и уверенность в успехе была такова, что пистолет показался лишним...

Напоследок Кирпичниковы вытащили из телефонных трубок нападавших sim-карты и сломали их.

– Номер «Лексуса» записал? – спросил полковник.

– Зачем? Меня память пока не подводит, – ответил капитан. – Машина, кстати, московская.

– Наверное, если принадлежит жителю Москвы... Поехали. Развлечения кончились. У нас еще дел нудных полно.

– Искать больных по больницам всегда нудно, – согласился Геннадий.

– А по таким больницам – еще и сложно...

Пятнадцать километров до райцентра преодолели, не встретив ни одной машины. На въезде в поселок попались то ли мастерские, то ли гаражи. Перед распахнутыми воротами стояло несколько грузовиков с поднятыми капотами, в стороне виднелись колесный и гусеничный тракторы. Рядом ходили люди. Геннадий свернул туда.

– Никак трактор собрался на выручку бандитам отправить?

– Нет, товарищ полковник. Пусть они сами себя выручают. Я только хочу спросить, где у них больница располагается.

– Нормально, товарищ капитан. Действуй.

Рабочие, завидев незнакомую машину, остановились, дожидаясь, когда «Нива» подъедет. На вопросы Геннадия отвечали долго, все сразу, размахивая руками. В конце концов Кирпичников-младший все уяснил и вернулся к машине. Только «Нива» тронулась, как у Владимира Алексеевича зазвонила трубка мобильника.

– Здравия желаю, товарищ генерал! Слушаю вас.

– Могу тебя, Владимир Алексеевич, поздравить официально: пришел приказ на тебя и на других членов группы. Готовь стакан для звездочки...

– Всегда найдется, товарищ генерал.

– Ты где сейчас находишься?

– С сыном возвращаемся из деревни. Навещал могилу брата. Его похоронили на сельском кладбище. Вы когда за мной приезжали, видели его в стороне.

– Да. Помню, было кладбище... Прими мои соболезнования. Новостей в деревне нет?

– Ищем.

– Опираешься все на ту же версию?

– Другой у меня просто нет. Ищу подтверждение своим мыслям.

– Не буду тебе мешать.

– Разрешите вопрос, товарищ генерал? – очень серьезным тоном спросил Кирпичников.

– Слушаю.

– Что такое Департамент «Z»?

Генерал некоторое время молчал. Когда он заговорил, его голос выражал откровенное удивление.

– Понятия не имею. А что, есть такая организация?

– А что такое Департамент «Y»?

– Ты знаешь что-то про этот Департамент?

– Предполагаю, что такой существует. Если существует «икс» и «зет», между ними обязательно должен быть «игрек». Это математический порядок. Мы же не можем вести арифметический счет по системе «раз-три-четыре». Обязательно должно быть «раз-два-три». В буквенном обозначении – то же самое.

– «Игрек» существует, и с ними нам предстоит сотрудничать. Больше тебе ничего пока сказать не могу. А ты уверен, что и «Зет» существует?

– Я совсем недавно заглянул в документы капитана Кальянова из этого Департамента. Имел удовольствие познакомиться.

– Капитан Кальянов? Я знавал старшего лейтенанта Кальянова из спецназа ВДВ. Он был одним из претендентов на то, чтобы стать твоим подчиненным. Но чем-то он меня не устроил. У него есть большая родинка на верхней губе?

– Есть. Касьянов Михаил Михайлович.

– Михаил Михайлович... Должно быть, кто-то идет по моим следам и забирает то, что не взял я, – сказал генерал. – И что?

– Касьянов вместе с тремя наемными бандитами, борцами с Кавказа, организовал нападение на нас с сыном. Совсем недавно.

– Это уже серьезно... Есть уверенность, что это не простая бытовая разборка?

– Я заснял показания на трубку.

– Нелишняя предусмотрительность. Сегодня на службу заглянешь?

– Есть необходимость, товарищ генерал?

– Нужно будет перебросить данные с трубки на носитель, так будет спокойнее. А вообще, нападение чем-то обуславливалось?

– Практически ничем. Сам Касьянов говорит, что ему не уступили дорогу там, где разъехаться невозможно, и это вызвало раздражение. Себя он назвал коммерсантом, кавказцев – деловыми партнерами. Правда, перед этим я допросил одного из кавказцев, так тот сказал, что «этот козел» нанял их, чтобы как следует изуродовать двух парней – нас с сыном то есть.

– Я тебя попрошу, Владимир Алексеевич, соблюдать крайнюю осторожность. И постараться избегать по возможности всех конфликтов. Даже словесных перепалок.

– Я, товарищ генерал, конфликтов по возможности всегда избегаю. Но в данном случае таковой не имелось. Мы были вынуждены защищаться. Один из нападавших, представившийся чемпионом мира по панкратиону, убежал, не вступая в драку, когда остался один против нас двоих. Остальных оставили там же, а машину загнали в сугроб. Пусть выбираются сами.

– Честно говоря, я был бы склонен предположить, что это какая-то случайность, если бы не показания нападавших. Что думаешь предпринять?

– Думаю продолжить поиски жены, товарищ генерал. И предполагаю, что мне постараются в этом помешать. Готов к жесткому противодействию. Вдвоем мы им не по зубам. Хотя, конечно, у них тоже есть специалисты.

– Как освободишься, заезжай. Я буду на месте допоздна. Все. У меня «красный телефон» звонит. До встречи.

«Красный телефон» в кабинете генерала был в действительности красным. Хотя телефонные аппараты с таким названием имелись у любого командира – они являлись прямыми телефонами для связи с руководством и вовсе не обязательно отличались цветом.

Владимир Алексеевич убрал трубку.

– Департамент «Z»? – спросил сын, который слышал весь разговор; ну, если не весь, то хотя бы слова отца пропустить мимо ушей он не мог никак. – И что это за Департамент?

– Не знаю. Я служу в Департаменте «Х». Считал, что существует всего один такой. Оказывается, есть также Департамент «Z», а кроме него еще и Департамент «Y», с которым, как только что сказал генерал, нам в недалеком будущем предстоит сотрудничать. Могу знать только то, что касается моей службы. Что до других Департаментов и всей этой новой системы, для меня это покрыто тайной не меньшей, чем для тебя. Похоже на то, что армия и старые силовые структуры кажутся правительству ненадежными и оно пытается создать новые. И не понимает при этом, что новые формируются из тех же людей. И в новых, и в старых есть и негодяи, и хорошие люди. Невозможно собрать штат из одних хороших парней, и через короткое время новые структуры ничем не будут отличаться от старых...

В приемном покое районной больницы просто сказали, что у них нет отделения для психических больных. Но, если вызывали «Скорую помощь», то, естественно, местную, и она могла отвезти больную в областную психоневрологическую больницу. Уточнить это можно на станции «Скорой помощи». Впрочем, если женщина состояла на учете в областной больнице, то санитаров вместе с машиной могли вызвать и оттуда, хотя такое случается редко.

На станцию «Скорой помощи» полковник Кирпичников все же зашел, хотя и заранее предполагал результат. И его предположения оправдались. Перелистав несколько страниц регистрационной книги вызовов, вызов в село Никола-на-Воложке не нашли. Не было зарегистрировано такого. Но дежурный врач опять сослался на областную больницу. Вызов мог поступить напрямую туда, но только в случае, если больная состояла там на учете.

Состояла матушка на учете или не состояла, этого полковник не знал. Дело осталось за малым – убедиться, что и в областной психоневрологической больнице ее нет. Но путь в Москву в любом случае лежал через областной центр. Владимир Алексеевич молча сел в машину. Геннадий тут же завел двигатель.

– Никаких, как я понимаю, следов...

– Ты правильно понимаешь, – сказал отец. – Что и следовало ожидать. Думаю, что и в той больнице нас ждет такой же результат.

До областного центра чуть более ста километров. Путь не самый дальний, но Геннадий старался ехать предельно быстро, насколько это позволяла скользкая дорога, потому что дело уже близилось к вечеру, а в это время что-то узнать практически невозможно. Врачи свято блюдут свой распорядок и в нерабочее время дают только платные консультации. Можно было бы получить и такую, но для этого следовало застать на месте хотя бы одного врача или дежурную медсестру в приемном покое. Поэтому отец сына к осторожности на дороге не призывал – сам понимал, что ехать следует быстрее.

В областном центре прохожие не могли объяснить толком, как проехать в больницу. Знали приблизительно, где она находится; кто-то даже сказал, на каком троллейбусе туда можно добраться, но из его путаных объяснений понять, где он ходит, было невозможно.

– Такси, – сообразил наконец Владимир Алексеевич. – Нужно у таксиста спросить. Можно заплатить, и за ним проехать.

Так и сделали. Таксист на стоянке был рад такой оказии, только плату потребовал сразу, словно сомневался в честности людей, не пожелавших стать его пассажирами. Впрочем, цена оказалась далека от московской. Вслед за такси добрались быстро.

В приемном покое к офицерам отнеслись уважительно. Спросили дату поступления, поискали в регистрационных книгах и, к удивлению полковника Кирпичникова, сообщили:

– Есть такая. Только...

– Что? – почувствовал полковник подвох.

– Она в шестнадцатом отделении.

Медсестра смотрела с каким-то особым видом, взглядом подчеркивая значимость своих слов.

– Шестнадцатое отделение – это хорошо или плохо? – переспросил Кирпичников.

– Это следственное отделение. Там содержатся преступники, которые находятся под следствием. Свидания с такими пациентами запрещены. Допускаются только следователи и адвокаты, но только в сопровождении санитаров. В шестнадцатом отделении у нас с порядком строго. Как в прошлом году один сбежал, так строгости и ввели. Все по инструкции.

– А кто может дать разрешение на свидание? – поинтересовался Геннадий.

– Только следователь по согласованию с заведующим отделением. Сегодня уже невозможно. Следователя искать нужно, а заведующий уже ушел. Он только до четырех, как и все завы. Приходите завтра.

– Мы из Москвы, – сказал Геннадий. – Может, что-то возможно сделать?

– Вы родственники?

– Нет. Мы друзья ее сына.

– А... Я поняла. Тут много разговоров об этой женщине было. Это та старуха, которая сына-священника «заказала». Она?

– Что-что? – удивился Владимир Васильевич. – Матушка что сделала?

– «Заказала»... Убийцу наняла...

– Это кто такую глупость вам сказал? – Полковник не знал, смеяться ему или плакать.

Медсестра на эти слова обиделась.

– Глупость не глупость, это не моего ума дело. Приезжайте завтра. И пораньше... – И уткнулась носом в какой-то длинный, на несколько страниц, список, внимательно вчитываясь, словно старалась наизусть все выучить.

– А кто следователь у нее, не подскажете? – поинтересовался капитан Кирпичников.

– Все только у заведующего отделением. Я этого и знать не могу, потому что шестнадцатое отделение закрытого типа. Нас не оповещают. Извините.

Отец с сыном вышли на крыльцо и только там переглянулись.

– Одно хорошо, что с ней не случилось ничего худшего, – сказал Геннадий. – Хотя что может быть хуже такого обвинения...

– Господь посылает нам только такие испытания, которые мы в состоянии вынести, – сказал Владимир Алексеевич. – В этот раз послал матушке. И нам наши послал. Правда, всей глубины своих мы до сих пор не знаем... Поехали. Меня еще генерал ждет.

До Москвы ехать предстояло еще почти четыреста километров...