Книга: Департамент «Х». Кибер-террор
Назад: Глава вторая
Дальше: Глава четвертая

Глава третья

Но убрать трубку подполковник Кирпичников поспешил напрасно. Не успел он сесть в машину, как раздался сигнал вызова. Посмотрев на определитель, Владимир Алексеевич увидел знакомый номер, но, находясь еще под впечатлением от разговора с братом, сразу не смог сообразить, кто это звонит. Однако ответил привычно, не как отвечал совсем недавно в деревне:
– Подполковник Кирпичников. Слушаю…
– Вечер добрый, Владимир Алексеевич. Апраксин… Как у вас дела?
– Отработали, товарищ генерал, по полной программе, и даже на двести процентов.
– Такое тоже бывает? Я думал, только в ресторанах в один стакан вмещается четыреста граммов водки.
– Просто мы вынуждены были вмешаться в продолжение истории. Здесь в районе живет много выходцев с Кавказа. Чем-то им не понравилось наше присутствие во дворе. Выбили калитку. Нам пришлось продемонстрировать выучку спецназа… Сейчас караулим восемнадцать пострадавших. Ждем, когда милиция закончит операцию и заберет от нас этих парней. После этого сразу на базу.
– Ладно. Как вернешься, сразу напиши рапорт.
– Если можно, товарищ генерал, я завтра утром напишу. Вас все равно сегодня уже не будет. А утром я пораньше подойду и напишу.
– Домой спешишь?
– Меня там следователь из деревни ждет. Вернее, из райцентра. Когда вы меня забирали оттуда, я со священником попрощался. А через несколько минут его застрелили. Кстати, я могу сослаться на то, что вы видели, как мы мирно попрощались?
– Это без разговоров. Я сам подтвердил. Мне уже звонили, хотя ничего объяснять не стали. Просто спросили, при каких обстоятельствах я тебя из деревни забирал, с кем я тебя там видел. На меня вышли по номеру машины. Меня машина «ДПС» на подъезде к деревне останавливала, записали номер. Поэтому так оперативно и сработали. Правда, «дэпээсники» не знали моего звания, но расстались мы мирно, и даже взятку не вымогали. В провинции милиция скромнее московской. Позвонили часа три назад. В следственном комитете уже знали, с кем имеют дело. Об убийстве тоже сообщили. А что случилось? За что батюшку?..
– Ничего не знаю.
– Брату звонил?
– Он тоже не знает, от меня сведений ждет. Сам в растерянности.
– Ладно. Говори со своим следователем. Это мне тоже завтра расскажешь. Устно. Рапорт тоже напишешь утром. Пусть машина тебя сразу и отвезет. И следователя сильно не бей.
– Понял, товарищ генерал.
– Еще новость. Утром представлю оперативной группе вашего нового сотрудника. Не удивляйся имени. Его зовут Гималай Кузьмич, хотя на гималайского медведя он похож мало.
– Его профиль?
– Грубо говоря, «старшина роты». Все ваше обеспечение будет на нем. Человек основательный и надежный, как горы. Сейчас Гималай Кузьмич Слепаков – человек сугубо гражданский, но боевая подготовка у него тоже есть. В Афгане воевал, бывший прапорщик ВДВ. Служил настоящим старшиной роты в разведроте. Имеет награды. Обузой не будет.
– Понял, товарищ генерал. «Старшина роты» нам тоже нужен.
Кирпичников убрал трубку. К машине шла майор Ставрова. Владимир Алексеевич открыл дверцу и вопросительно поднял брови.
– Товарищ подполковник, может быть, следует запустить «ведро», чтобы посмотреть, как там дела обстоят?
– А смысл? – из глубины салона микроавтобуса возразил Владимир Иванович Авсеев. – Если бы мы сразу договорились о взаимных действиях и обеспечили бы обе стороны связью, тогда можно было бы и координацию проводить.
– Владимир Иванович прав, – согласился Кирпичников. – Я даже не знаю номер трубки Василькова. Но на будущее нам урок. При подготовке своей операции этот вариант следует всегда предусматривать. Мы ее будем разрабатывать не так. Здесь мы, по сути дела, в ее подготовке вообще не участвовали, и Васильков спланировать ее тоже не мог, поскольку не знал возможностей «вентилятора». Теперь мы хоть что-то знаем, и потому у нас будет на что опереться. Тамаре Васильевне, кстати, необходимо полностью изучить тактико-технические данные аппарата, чтобы не получилось так, как получилось сегодня. Чтобы каждый шаг, даже в положительную сторону, не оказался очередной неожиданностью. А ведь шаг может быть и, отрицательную сторону…
– Значит, мне нужно вплотную заняться аппаратом? – спросила майор Ставрова.
– Очень вплотную, – подтвердил подполковник. – И Радимова нужно привлечь. Это все я отмечу в завтрашнем рапорте генералу.
– А он что говорил? – поинтересовался Авсеев.
– Утром напишу ему рапорт, потом будем все вместе проводить «разбор полетов» – в прямом и переносном смысле. Только тогда он сможет сказать что-то определенное. Утром же представит нам нового члена группы, которого зовут Гималай Кузьмич. Это старшина нашей с вами роты. Возьмет на себя все вопросы обеспечения.
– Странное имя, – сказала Тамара Васильевна. – Хотя чему удивляться… Даже я знаю троих парней, которых зовут Казбеками. Если зовут Казбеками, почему не звать Гималаем?
– Странное, – согласился Кирпичников. – Но удивляться будем только завтра. А пока…
– А пока будем пить чай. Забирайте быстрее, горячий, мне пальцы обжигает… – Майор Старогоров через заднюю дверцу подал Авсееву и Осмолову по стакану.
Кирпичников незаметно улыбнулся, легко просчитав ситуацию. Старогорову было ближе принести эти два стакана командиру и Тамаре Васильевне, но он, скорее всего, не случайно отдал их сначала ученым. Майор показывал всем, что он не подхалим и перед своим непосредственным начальством не заискивает, не стремится угодить хотя бы в мелочах и что он человек самостоятельный и самодостаточный. Значит, обида на то, что командиром группы стал не он, все же в нем осталась. Но независимые люди, не желающие угождать начальству в мелочах, как правило, бывают надежны в серьезных делах. Кирпичников с такими характерами сталкивался не раз и считал, что они со Старогоровым сработаются.
– Стас, у меня тоже пальцы замерзли, – сказала Тамара Васильевна.
– Засунуть пальцы в чайник не предложу исключительно по соображениям гигиены, но чай тебе сейчас принесу. Правда, стакан только один остался.
– Я не замерз, – сказал Владимир Алексеевич. – Подожду. Можете, Владимир Иванович, не торопиться, не обжигайтесь…
* * *
Со стороны разливочного цеха вдруг раздались одна за другой пять коротких автоматных очередей и послышались крики. Кто-то громко отдавал команды, но разобрать, что кричат, из-за большого расстояния было невозможно. Было лишь понятно, что не все команды отдавались на русском языке. Ситуация, должно быть, возникла острая. ОМОН работал, как обычно, жестко. Владимир Алексеевич во время командировок на Северный Кавказ несколько раз принимал участие в совместных с этой структурой операциях и знал, что ОМОН умеет и любит действовать резко не только тогда, когда его посылают разгонять демонстрации и митинги. В боевой обстановке жесткость удваивается. А здесь обстановка, видимо, почти боевая. И неизвестно еще, кто в кого стрелял. А подполковник Васильков еще пытался вовлечь группу Департамента «Х» в захват подпольного завода… Вполне возможно, что ОМОН, вооруженный и многочисленный, вынужден был открыть огонь в ответ на применение оружия противником. А что могла сделать группа Кирпичникова, имея на вооружении только два световых пистолета и два травматических, добытых у отмороженных парней?
Хотя Владимир Алексеевич был уверен, что они вдвоем с капитаном Радимовым смогли бы что-то сделать, может быть, сработали бы даже лучше, чем ОМОН. По крайней мере, сумели бы нейтрализовать вооруженных бандитов без звука, а уж потом, вооружившись, действовать по обстановке. Но для этого следовало изучить ситуацию более тщательно, до деталей разработать план операции, а не действовать наобум, как предлагал Васильков. Это ОМОН может, благодаря своей численности, работать почти вслепую. А при действиях малыми силами, если желаешь получить эффект, каждый шаг должен быть просчитан. Только хвастун может себе позволить полезть напролом. Но хвастуны долго не живут. По крайней мере, в спецназе.
– Долго же они там возятся, – сказал за спиной подполковника Владимир Иванович.
– Думаю, уже заканчивают, – дал свой прогноз Кирпичников.
– Не забыли бы о нас, – вздохнула Тамара Васильевна.
– О нас они могут забыть, – высказал предположение стоящий возле водительской двери майор Старогоров. – Но не забудут о чайнике. За ним обязательно заедут. Заодно и пленников прихватят. Нашелся бы транспорт…
– Мы их транспорт дожидаться не будем, – категорично произнес подполковник. – Как только заявятся, сразу уезжаем.
С улицы раздался звук двигателя.
– Похоже на автобус, – сказал капитан Радимов и вышел из машины, чтобы посмотреть, потому что звук двигателя на дороге оборвался рядом с домом.
Но он даже дойти до калитки не успел, как она распахнулась и во двор торопливо вошел подполковник Васильков в распахнутом бушлате. Кирпичников вышел ему навстречу.
– У вас там осложнения? Мы слышали, стреляли…
– Да, у них три автоматчика оказалось. Один сразу оружие бросил, остальные пытались отстреливаться. Двоих сразу «сняли»… Я на минутку. Только чайник возьму. За пленными потом автобус пришлю.
– Не пролезет, товарищ подполковник, – вежливо отказался майор Старогоров.
– То есть? – переспросил Васильков.
– Наш контракт на должности «вертухаев» закончился, – подвел итог Владимир Алексеевич. – Начальство вызывает. Охраняйте своими силами. Мы поехали.
Владимир Алексеевич сделал знак рукой водителю. Радимов со Старогоровым стали открывать ворота.
– Полчаса еще, – взмолился Васильков. – От силы – час…
Кирпичников отрицательно покачал головой. Микроавтобус выехал на дорогу. Капитан с майором заскакивали в открытую дверцу уже на ходу.
– Милиции палец в рот положишь – не по локоть, а всего вместе с каблуками заглотят, – радуясь тому, что распрощались с местом испытания спецтехники, сказал Старогоров.
– Дверцу не закрыли, – не оборачиваясь, подсказал майору водитель. – Сильнее задвигайте. До щелчка. Машина новая, а замок уже перебирать надо…
Сначала отвезли Владимира Алексеевича, потом надо было развезти по домам остальных оперативников, и только Авсеев с Осмоловым возвращались на базу, чтобы сдать на склад оборудование.
Дверь подполковник Кирпичников открыл своим ключом. В прихожей его встретила жена, прикладывая палец к губам.
– Спит? – спросил подполковник.
– Только что уложила. У тебя в кабинете на диване постелила. Все беспокоился за машину. Он ее во дворе оставил.
– У нас двор спокойный, – Владимир Алексеевич разулся и прошел в большую комнату. Жена шла за ним следом.
– Будить? – спросила она, как только муж опустился в кресло.
– Сначала чаю попью. Пусть еще подремлет. Дорога скользкая и долгая. Устал, наверное. А потом назад ехать… Пусть подремлет. И я мысли в порядок приведу.
Это прозвучало как требование заварить свежий чай. Жена знала, какой чай любит Владимир Алексеевич, и поспешила на кухню. Но едва она позвала туда мужа, как вслед за ним появился достаточно молодой еще человек в гражданской одежде и чуть виновато представился:
– Следователь межрайонного следственного комитета пока еще при прокуратуре Сергей Сергеевич Водопьянов. Извините, Владимир Алексеевич, я тут с дороги слегка устал и с разрешения вашей супруги задремал. Мне еще назад ехать, а дорога скользкая… Еще раз извините.
– Почему «пока еще при прокуратуре»? – спросил Кирпичников.
– С нового года мы выходим из ее подчинения и становимся самостоятельным органом. Наверное, слышали. Об этом часто по телевидению говорят.
– Я телевизор не смотрю. Такое телевидение может нравиться только верхушке и людям малообразованным. Разумному человеку то, что творится на экране, претит. У нас народ не настолько вульгарный, чтобы считать такое телевидение нормальным.
Следователь старательно продемонстрировал сонный вид, который мешает ему воспринимать сказанное. И даже головой помотал, прогоняя остатки сна.
– Могли бы и еще поспать, – спокойно отреагировал на эту демонстрацию подполковник. – Это я распорядился предложить вам свой диван, – он и дома привычно оперировал уставными армейскими формулировками. – Но раз уж встали, будьте, как говорится, любезны, садитесь к столу. Я сам всегда сначала чай пью, отдыхаю так, чтобы напряжение дня сбросить, а потом уже спокойно ужинаю. Привычка с давних пор. Сейчас чайку попьем, поговорим, потом поужинаем, а дальше на ваше усмотрение – можете у нас переночевать, места не жалко, за постой мы не берем. Можете…
– Я бы предпочел остаться без ужина и пораньше выехать, чтобы домой до утра добраться. Меня на службе ждут. Будут готовы результаты всех экспертиз.
– Тогда можно разговаривать за чаем. Или вам это помешает вести протокол?
– Если вы не против, я просто запишу разговор на диктофон, вы подпишете чистый бланк, а я потом расшифрую текст. Подписывать нужно на каждой странице: «С моих слов записано верно» – и поставить подпись и дату.
Владимир Алексеевич пару секунд подумал и отказался от такого удобного варианта.
– Извините, меня служба приучила подписывать только то, что я вижу своими глазами. Пустые страницы я никогда не подписываю.
В самом деле, неизвестно было, что взбредет в голову этому молодому следователю и что он может внести в протокол. Вдруг пожелает обвинить кого-то и воспользуется при этом бездумностью свидетеля.
– Как хотите, – следователь чуть-чуть обиделся. – Тогда придется мне обойтись без чая.
– Я понимаю, служба, – с легкой иронией вздохнут подполковник Кирпичников. – Готовьте свои бумаги. Ручку дать?
– Спасибо. У меня все есть, – следователь расстегнул молнию на потертой кожаной папке.
Разговор оказался таким продолжительным, что без ужина рисковал остаться не только сам следователь, но и подполковник Кирпичников. По крайней мере, он, в лучшем случае, рисковал сменить поздний ужин на ранний завтрак. Но при этом, слушая то, что следователь называл вопросами, Владимир Алексеевич мысленно несколько раз похвалил себя за предусмотрительность, не позволившую ему подписать чистые бланки протокола допроса. Похоже, прокурорский был готов такого понаписать, что бедный отец Викентий, наверное, в гробу как вентилятор вертелся бы. Причем свое невесть как сложившееся мнение о священнике следователь считал единственно правильным и очень старался, чтобы подполковник Кирпичников с ним согласился. А слова Владимира Алексеевича о том, что он почти не знал священника и слишком мало с ним общался, чтобы составить более-менее цельное представление об этом человеке, представитель закона полностью игнорировал. При этом его вообще, похоже, не интересовали никакие конкретные факты, на которые мог обратить внимание подполковник спецназа ГРУ. То есть человек, в силу специфики своей работы приученный замечать то, что от постороннего неподготовленного взгляда, как правило, ускользает.
Не интересовало его и то, что в действительности говорил отец Викентий в их последнюю встречу, такую близкую к мгновению его смерти. Зато интересовали разговоры, которые вел священник до этого. Но только в той интерпретации, которую следователь предлагал сам, надеясь на согласие подполковника. В итоге выходило, что иерей Колпаков был чуть ли не ненавистником существующего в России даже не строя, а общества, и людей, из которых это общество состоит, противником православной церкви и раскольником, сеющим смуту среди прихожан, разжигающим межнациональную рознь. В общих чертах следователь хотел добиться от Кирпичникова именно этих слов для характеристики священника, которую Владимир Алексеевич не давал, но желал дать сам следователь или тот, кто им руководил.
Ответы подполковника Кирпичникова, чем дольше длился разговор, становились более краткими и однозначными. Он уже начал кое-что понимать. А следователь слишком много писал в протоколе. Явно писал многократно больше, чем Владимир Алексеевич говорил. А когда писать закончил, передвинул по столу четыре заполненных бланка.
– Как я уже говорил, на каждой странице внизу подпишите: «С моих слов записано верно». Распишитесь и поставьте число.
Выполнить эту простую просьбу Владимир Алексеевич сразу не пожелал, он принялся сначала читать. И убедился, что следователь писал не то, что говорил свидетель, а то, что говорил он сам. После прочтения первой страницы следователь снова напомнил:
– Внизу подпишите…
Кирпичников не отреагировал и стал читать дальше. Прочитав все, подумал пару секунд и разорвал протоколы.
Они долго смотрели через стол в глаза друг другу. Первым молчание прервал хозяин:
– «Не клоните душу свою к князьям мира сего. Они только в этой жизни князья, а в жизни вечной они прах и пыль». Вот это можете записать. Это слова отца Викентия, которые я хорошо запомнил. Может быть, он тоже кого-то цитировал, не знаю. Но я их от него услышал. Понравилась мне фраза. Всем нам, и вам лично в первую очередь, необходимо ее запомнить. Пишите в протокол. Это я подпишу с удовольствием. А вообще, говоря честно, вы меня сильно разочаровали. Я вообще не люблю подлецов, которых в своей жизни встречал достаточно. А молодых подлецов не люблю тем более. Когда я поспешил домой, чтобы с вами встретиться, наш генерал попросил не бить вас сильно. Должно быть, он хорошо знал, что меня ждет. Я с удовольствием позволил бы себе дать вам хороший урок, но просто брезгую. Напишите нормальные протоколы и пришлите мне по почте. Или с другим человеком. Я прочитаю, исправлю и подпишу. А сейчас – убирайтесь. Желаю вам благополучно не доехать до дома. Чем раньше вы с этим миром расстанетесь, тем меньше гадостей людям сделаете.
– Вам нравятся лавры полковника Квачкова? – с насмешкой спросил следователь, ничуть не потерявший хладнокровия.
– Владимир Васильевич весьма уважаемый человек и в армии, и в гражданском обществе. Хотя мы с ним лично, к сожалению, не знакомы, но уважать вполне можно и заочно. Вам, при всем старании, не испачкать его имени. Вам и вашим бездарным коллегам.
– А ваше?
– Руки коротки, – Владимир Алексеевич почувствовал в вопросе мимолетную скользкую угрозу, и сказал предельно жестко. – И их обломать недолго. Вне боевой обстановки я человек не слишком терпеливый, и потому предупреждаю вас заранее: держите дистанцию, которая должна отделять подлеца от порядочных людей. Иначе они могут воздать вам по всем статьям.
Угроз следователь, наверное, несмотря на молодость, слышал немало, а свою порядочность он оценить мог, наверное, даже лучше подполковника Кирпичникова. И потому продолжал с упрямым самодовольством.
– В моих возможностях перевести вас из категории свидетелей в категорию подозреваемых. Тогда мне уже не придется ездить к вам за дачей показаний. Я буду просто звонить, и вас будут привозить ко мне в кабинет из камеры. Вы этого добиваетесь? Вас, насколько мне известно, в трудном положении взяли на новую службу с испытательным сроком. После ареста – а любой суд санкционирует его, тем более наш, районный, – ваш испытательный срок закончится раньше, чем мы проведем расследование. Это тоже вас устроит?
– Я не собираюсь вам объяснять, чего я добиваюсь и что меня устроит, но могу вам гарантировать только одно: я приложу определенные усилия к тому, чтобы вы лишились вашей должности. Это я вам обещаю. И возможности для этого я имею, будьте уверены. А сейчас попрошу не мешать мне ужинать. Вы способны испортить аппетит любому человеку, очень уж у вас пресная и подлая рожа. Прощайте. Надеюсь никогда больше вас не увидеть.
Утром Владимир Алексеевич поехал на службу невыспавшимся. Для него самого такое состояние было непривычным. Сколько раз в боевой обстановке, когда спать приходилось урывками по пятнадцать минут каждые четыре часа, как обычно делается в ходе длительного марша, он быстро втягивался в ритм. А здесь, в расслабляющей домашней обстановке, после беседы с молодым следователем и, тем более, после таких событий, как убийство священника, тоже дающее пищу для размышлений, никак не удавалось уснуть. А если и удавалось задремать, то сны приходили такие, что лучше бы вообще не смыкать глаз.
В результате подполковник Кирпичников проснулся совершенно в непривычном для себя разбитом состоянии. Нечто подобное он исытывал только один раз – когда ему сообщили о расформировании бригады, переводе молодых офицеров на службу в другие части и об отправке старших офицеров в отставку. В глубине души Кирпичников понимал, почему он так нервно реагирует на жизненные несправедливости. Где-то там, в боевой обстановке, он всегда был готов к любому повороту событий. В спокойной же обстановке такого настроя нет, и потому возникающие неприятности переносятся гораздо сложнее. Они словно бы бьют в тот момент, когда ты не выставил защиту.
Добравшись до своего кабинета на полчаса раньше остальных, подполковник сразу сел писать рапорт о вечерней операции совместно с силами областного управления внутренних дел. За свою армейскую жизнь подполковник написал столько рапортов, что научился делать их предельно сжатыми и лаконичными, полностью состоящими из фактов, без всякой «воды». И потому успел составить документ до того, как дверь без стука приоткрылась и в нее заглянул генерал-лейтенант Апраксин.
– Утро доброе, Владимир Алексеевич. Вижу, вы с утра успели потрудиться.
– Труд невелик по объему, товарищ генерал, – подполковник Кирпичников встал и протянул рапорт Апраксину, который сразу пробежал его по диагонали.
– Ну что, отработали по двойной программе, и я не вижу вашей вины в перевыполнении нормы, – сказал Виктор Евгеньевич, завершив чтение и свернув лист бумаги пополам. – Мне вчера из ГУВД уже звонили, благодарили за прекрасно выполненную работу. Правда, ничего не сказали о перевыполнении. Наверное, подполковник Васильков записал захват бандитов на счет своей группы. Ты против не будешь?
– Мне не жалко, – сдержанно улыбнулся Владимир Алексеевич. – Милиции тоже нужно звездочки зарабатывать. То, что для спецназа ГРУ считается проходным моментом, для них чрезвычайная ситуация, подвиг. Пусть записывают.
– Ты, я вижу, не в настроении… Следователь вчерашний не понравился?
– На мой армейский простецкий вкус, товарищ генерал, таких следователей необходимо расстреливать еще до зачатия.
– Кардинальная мера. Если бы еще и судей наших судов… – согласился генерал. – Рассказывай по порядку.
Владимир Алексеевич хорошо помнил, что еще вечером пообещал генералу в телефонном разговоре подробно передать суть беседы со следователем. И потому хорошо продумал, что и как сказать, и расставил акценты там, где их следовало расставить. Все прозвучало убедительно и ни в какой мере от правды не отступало. Генерал возмутился.
– Так и пригрозил арестом?
– Так и пригрозил. И не сомневается, что их районный суд даст санкцию. Я считаю, что это шантаж, и с помощью шантажа меня пытаются заставить давать какие-то показания, которые нужны им для их темных делишек.
– Не расстраивайся. Это я улажу. Сегодня же этого следователя там не будет. А если и будет, то с дела его снимут с соответствующей формулировкой. У нас слишком серьезная операция предстоит, чтобы еще отвлекать командира оперативной группы на всякую следственную ерунду. На сегодня какие планы?
– Занятия согласно расписанию подготовки. Что слышно про пополнение?
Подполковника Кирпичникова интересовали кандидатуры офицеров спецназа, которые он предложил. Апраксин обещал изучить их личные дела.
– Сегодня будем решать. Я сообщу. В десять часов прибудет ваш «старшина роты». Попрошу принять его уважительно. Я лично уговорил его уволиться с работы, которой он дорожил. Кстати, Гималай Кузьмич свободно владеет испанским. У него мама наполовину испанка, а бабушка испанка полностью – была вывезена в Союз ребенком в тридцать седьмом году, когда Франко пришел к власти. Если возникнут вопросы, обращайся. Я сегодня, пожалуй, почти весь день буду на месте. Если уеду, звони.
– Хорошо, товарищ генерал.
Дверь открылась без стука, и вошли майор Старогоров с капитаном Радимовым. За порогом встали по стойке «смирно».
– Вольно, – дал генерал команду. – Утро доброе, молодые люди. Не буду вам мешать. Кстати, Владимир Алексеевич, на нашу операцию дали сверху окончательное «добро», можешь вводить группу в курс дела. В общих чертах.
– Я, товарищ генерал, остальных черт сам пока не знаю.
– Полковник Градовокин готовит материалы. Поскольку «добро» получено, он форсирует процесс. Поинтересуйся, когда он планирует ознакомить вас со своими набросками. Дорабатывать будете вместе. Может, и я что-то подскажу, поскольку в Латинской Америке работал.
– Понял, товарищ генерал.
С начальником оперативного отдела Департамента «Х» полковником Градовокиным Владимир Алексеевич накануне уже познакомился…
В дверь постучали в то время, когда группа работала над документами, изучая все возможности летающего «ведра» с замысловатым и ничего не говорящим названием БПЛА ВВП. Владимир Иванович Авсеев с утра заглянул в кабинет, принес документы и сообщил, что уже созванивался с создателями летательного аппарата и удивил последних вариантом, который сумела применить на практике майор Ставрова. И даже предположил, что, если как следует изучить всю документацию, то можно обнаружить еще какие-то возможности «ведра». Владимир Иванович, зная, очевидно, о предстоящем задании больше самих офицеров оперативной группы, попросил обратить особое внимание на манипуляции аппаратом в условиях существенных полетных помех, которые могут возникнуть в густом тропическом лесу. Авсеев ушел, а через пять минут в дверь снова постучали.
– Войдите, – на правах старшего сказал подполковник Кирпичников.
Дверь открылась и вошел сухощавый, но крепкий и жилистый остролицый человек ростом чуть ниже среднего. Он был в цивильной одежде, но держался почти по-военному, хотя стойку «смирно» при входе не принял.
– Слепаков Гималай Кузьмич. Прибыл в ваше распоряжение для дальнейшего… То есть, вообще… Для прохождения службы, короче…
Гималай Кузьмич еще не забыл, кажется, уставные формы обращения, но путался, не зная, как вести себя, поскольку воинского звания он уже не носил, тем не менее пришел как служащий в военизированную систему. Путаница между гражданской и военной манерой общения мешала ему чувствовать себя раскованно. Армейские привычки в нем были еще сильны, однако гражданское поведение бывшему прапорщику ВДВ тоже было по душе. Но он, кажется, был готов общаться так, как ему предложат.
– Присаживайтесь, Гималай Кузьмич. У нас есть свободное место, можете сегодня получить себе стол, стул и сейф, и поставить их там, где вам понравится. Хотя, возможно, к нам добавятся новые сотрудники, и тогда будет тесновато. Но по ходу разберемся.
– Мне товарищ генерал обещал выделить под складские и прочие нужды комнату через стену от вас, – объяснил Гималай Кузьмич.
– Это будет неплохо, – согласился Владимир Алексеевич. – Пока просто присаживайтесь, познакомимся. Я – подполковник Кирпичников, зовут меня Владимир Алексеевич…
Поочередно, не вставая из-за своих столов, представились и остальные.
– Ваши обязанности я вам расписывать не буду, поскольку вы человек служивый – хотя, наверное, наша служба слегка отличается от той, с которой вы раньше сталкивались. Тем не менее, за исключением организации групповых помывок в бане, все остальное схоже.
– Мне товарищ генерал предложил самому написать вариант своих функциональных обязанностей, поскольку Департамент «Х» не имеет еще собственных положений. Я тут покумекал, написал… Полюбопытствуете?
Слепаков вытащил из кармана несколько вчетверо сложенных листов бумаги. Кирпичников с трудом подавил вздох, потому что не любил читать рукописный текст, который обычно разбирал плохо. Но когда бывший прапорщик ВДВ развернул листы, оказалось, что он набрал текст на компьютере и распечатал. Это было уже проще.
– Давайте. У нас тут, кстати, демократии больше, чем в обычной армии, поэтому мы многие вопросы обсуждаем сообща. У каждого свой опыт, и он может оказаться недостающим звеном. Потому попрошу вас прочитать вслух. Кто-то что-то подскажет; от чего-то, возможно, придется и отказаться…
– Это пожалуйста, – согласился Слепаков и вытащил из кармана пластмассовую очечницу.
По тексту было видно, что группе достался в помощь достаточно опытный хозяйственник, который хорошо знаком со своими обязанностями, умеет побеспокоиться о завтрашнем дне даже в таких мелочах, на которые все офицеры не привыкли обращать внимания. Во время службы кажется, что все идет само собой и дела движутся только потому, что планета крутится и приводит в движение все остальное. Но даже тот текст, который читал Гималай Кузьмич, показывал, что у каждого большого дела существует множество незаметных вспомогательных двигателей. Бывший прапорщик ВДВ оказался одним из них.
Гималай Кузьмич читать закончил, снял с носа очки и коротко глянул на командира. Теперь уже и его командира. Тот сумел сделать только одно замечание:
– Поскольку нашей группе не положен начальник штаба, я предлагаю Гималаю Кузьмичу взять на себя расчет боезапаса на каждую конкретную операцию.
– Я не умею этого делать, – признался Слепаков.
– Я научу. Это не так сложно, как кажется на первый взгляд.
Бывший прапорщик согласно кивнул и что-то дописал от руки под набранным текстом. Майор Старогоров, как бывший командир погранзаставы, с хозяйственными проблемами был знаком хорошо, поэтому сделал несколько дополнений. Майор Ставрова с капитаном Радимовым ничего подсказать не смогли, поскольку привыкли считать подобные вопросы вне своей компетенции.
– Наверное, следует набрать заново с дополнениями и идти на доклад к генералу? – предположил Слепаков.
– Мой компьютер в вашем распоряжении. Только у меня к вам небольшая просьба. Сходу, с листа, сможете перевести первый абзац текста на испанский?
Гималай Кузьмич если и удивился предложению, то виду не подал, и начал переводить почти без запинки. К своему удивлению, Владимир Алексеевич понял почти все, за исключением отдельных слов. Но, главное, понял смысл.
– Вот у нас и дополнительные занятия по насущно необходимой нам всем дисциплине. Надеюсь, по ходу эти занятия будем продолжать и сделаем их частыми и естественными, вплоть до бытового уровня. Это должно помочь нам в дальнейшей работе, – далеко не так бегло, как Слепаков, сказал по-испански подполковник Кирпичников, но сразу же перешел на русский язык: – Я, кажется, все правильно сказал?
– Не совсем, но понятно, – Гималай Кузьмич невозмутимо, как терпеливый учитель школьнику, объяснил ошибку подполковника в употреблении определенного артикля «el». И не забыл поочередно посмотреть на остальных офицеров на случай, если кто-то еще пожелает проверить свои знания испанского языка. Но они, прекрасно понимая, что могут запутаться при произнесении даже простейших фраз, в разговор вступать не намеревались.
– И поторопитесь с положением, Гималай Кузьмич, – сказал подполковник Кирпичников уже без попыток перейти на испанский. – После обеда у нас серьезные теоретические, а потом и практические занятия; вам тоже необходимо будет на них присутствовать. Значит, все дела следует закончить раньше…
На теоретических занятиях группа занялась изучением основной темы предстоящей операции. Не целей и задач, а пока только темы, которая вызвала необходимость провести саму операцию. То есть офицерам оперативной группы предстояло наконец узнать, что и где они будут делать.
Руководил занятиями, как это было и перед прошлой операцией, в которой участвовало только три человека, профессор Иван Иванович Иванов. И начал он с того, что вынужден торопиться.
– Вы, должно быть, уже знаете, что наша нынешняя операция называется «Проект «Конкистадор». Название, могу вас смело уверить, вовсе не означает, что вам предстоит искать Эльдорадо и уничтожать бедных индейцев. На вас даже не возлагается миссионерская функция приведения индейцев к христианству. Название операции связано исключительно с местом проведения, а не с манерой поведения и не с задачами. Ваш аделантадо уже в курсе дела. Не знаю, довел ли он до общего сведения…
– Нет, Иван Иванович, еще не доводил, – сказал Кирпичников.
– Значит, опять придется мне… Ладно. Как обычно у нас бывает, не мы сами определяем время проведения операции «Проект «Конкистадор», а внешние обстоятельства. И потому мы вынуждены форсировать события и готовиться почти в форс-мажорном режиме. Не совсем в форс-мажорном, но близком к тому. К сожалению, группа еще не полностью укомплектована личным составом. Ожидается прибытие еще трех офицеров. Но я вынужден начинать уже сейчас, поскольку никто не знает, когда поступит команда «На старт!». С новыми членами группы, если они все же появятся, будет индивидуально работать аделантадо.
– Да, я это беру на себя, – согласился подполковник.
– Начну с предыстории. Она короткая. Значительная часть торгового экспорта России выпадает на торговлю оружием. Это то немногое, что мы еще не разучились делать, хотя тоже уже в значительной мере теряем некогда незыблемые позиции. И рискуем нести ощутимые потери в дальнейшем, если не будем предпринимать конкретных и адекватных ситуации мер. А меры эти предпринимать пора, потому что наши конкуренты на месте не сидят. Так, например, власти США всеми доступными и недоступными – я бы даже сказал, достойными и недостойными – способами пытаются помешать России продавать оружие Венесуэле. Раньше, до прихода к власти национально-патриотического правительства во главе с президентом Чавесом, Венесуэла закупала только американское оружие, и боеспособность венесуэльской армии в значительной степени зависела от своевременности поставок расходных материалов и запасных частей к сложной технике. Сейчас, благодаря сложностям в отношениях между двумя странами, американцы этот значительный рынок полностью потеряли. Но свято место, как все мы знаем, пусто не бывает, и венесуэльцы начали массовые закупки российского вооружения, причем от самых простых, таких как автомат Калашникова, которых они приобрели сто тысяч штук, до сложных, таких как боевые вертолеты-ракетоносцы, истребители «СУ» различных модификаций и, что напрямую касается «Проекта «Конкистадор», ПЗРК СА-24, обычно называемых «Игла-С», или «Игла-Супер». Вот мы и подошли к главному. Из вас кто-то имеет представление об этой штуке? – профессор Иванов вопросительно поднял голову.
– Имеем, – сказал Кирпичников. – По крайней мере, мне доводилось участвовать в учебных стрельбах. Правда, не с «Иглой-Супер», а просто «Иглой», но я не думаю, что разница большая.
– Мне тоже, – сказал капитан Радимов. – Я даже в летающую скоростную мишень попасть умудрился. И тоже из простой «Иглы». Про «Иглу-Супер» нам только рассказывали, хотя официально она уже лет пять, кажется, стоит на вооружении.
– Да, – продолжил Иван Иванович. – В скоростную мишень, насколько мне известно, попасть бывает достаточно непросто, нужен навык. «Игла» обеспечивает почти стопроцентное попадание при ведении огня по вертолетам. А по реактивным самолетам, как правило, соотношение бывает пятьдесят на пятьдесят. Это для опытного оператора. Для новичков данные еще хуже. И дело здесь не в личных снайперских данных каждого, а в обучении, даже, наверное, в общей грамотности, потому что слишком сложно навскидку рассчитать соотношение высоты полета и скорости.
Потому сейчас создаются не простые, привычные всем ПЗРК, производящие выстрелы с плеча при помощи прицельного устройства, а более сложные, оснащенные простейшим компьютером или хотя бы баллистическим калькулятором для осуществления необходимых скоростных расчетов. Если даже современная дальнобойная снайперская винтовка имеет собственный баллистический калькулятор, замкнутый в систему с дальномером и анализатором погодных условий, который вы обычно называете портативной метеостанцией, то более сложной технике, такой как переносной зенитно-ракетный комплекс, такие приборы иметь тем более необходимо. И потому «Иглу-Супер» можно использовать не только против самолетов и вертолетов, но даже против крылатых ракет и БПЛА, в том числе и малоразмерных таких, например, как «вентилятор», с которым вы вчера вечером работали, или любого беспилотника, не поднимающегося выше шести километров. И даже в ночной темноте. «Игла-Супер» оснащена прицелами ночного видения «Маугли» или «Маугли-2». Эти прицелы могут применяться, кстати, и с простой «Иглой». Но простая «Игла», в отличие от «Иглы-Супер», не имеет СОСН.
– Деревьев, то есть? – пошутил капитан Радимов.
Иван Иванович остался серьезен.
– СОСН – это комплект средств обеспечения стрельбы ночью, который организует прием телекодовой информации от средств управления ПВО, имеет планшетный индикатор с указанием принадлежности и состава цели, как одиночной, так и групповой, то есть выполняет функцию всем известного прибора «свой-чужой». Этот же планшет за счет взаимодействия с космической разведкой выводит топогеодезические привязки к местности, то есть работает как обыкновенный туристический или автомобильный навигатор, не позволяя оператору заблудиться. А кроме того, служит средством связи для передачи координат цели другим стрелкам ПЗРК, обеспечивая перекрытие широкого участка фронта. Я понятно объясняю?
– Особенно когда сравниваете с чем-то, – сказал майор Старогоров. – «Свой-чужой» – это понятно, навигатор – понятно. А об остальном мы сможем догадаться, когда руками пощупаем и, может быть, стрельнем по разику. А как, кстати, всю эту вспомогательную технику таскать? Такси нужно заказывать или нет?
– Вся вспомогательная оснастка малогабаритна и помещается для удобства на специальном опорном устройстве. Для транспортировки все это упаковывается в три небольших ящика. В зависимости от комплектации, общий вес составляет от восьмидесяти до ста двадцати килограммов. Вполне возможно, группе придется переносить этот комплект на руках, хотя лучше перевозить в транспорте. Существуют и более стационарные комплексы. Например, всем вам, наверное, знакомый модуль «Стрелец», который состоит из двенадцати «Игл-С», устанавливается на бронетехнику, начиная от БТР и БМП и заканчивая любым танком. Есть опорно-пусковая установка «Джигит», состоящая из двух «Игл-С». Есть турельная установка «Комар» из шести «Игл-С». Последняя чаще всего устанавливается на кораблях и катерах военно-морского флота или на крышах особо охраняемых зданий. Если мне память не изменяет, кое с чем из этого перечня вам предстоит встретиться. Турельная установка «Комар», как поговаривают, установлена на крыше дворца президента Венесуэлы.
– А что, Чавес очень хочет нас принять? – простодушно спросил капитан Радимов.
– Я не думаю, что ваша поездка будет проходить на таком высоком уровне. По крайней мере, точно знаю, что это не будет официальным государственным визитом. Но ваша непосредственная задача – улаживание межгосударственных отношений так, чтобы они пошли на пользу России и российскому экспорту.
– Если бы просто России, без всякого экспорта, я бы испытывал большее удовлетворение, – откровенно признался подполковник Кирпичников.
– Нам выбирать не дано, – развел профессор Иванов руками. – Мы служим и выполняем приказы. Поэтому про собственное удовлетворение нам приходится забывать. Но я еще не все сказал о сути операции «Проект «Конкистадор». Итак, мы поставляем оружие, а этому пытаются помешать конкуренты. Из агентурных источников стало известно, что американская сторона силами спецгруппы ЦРУ готовит провокацию на венесуэльско-колумбийской границе, чтобы доказать, будто наше оружие прямым ходом идет не в армию Венесуэлы, а к боевикам колумбийской антиправительственной группировки, которая сама себя называет армией сопротивления, FARC. Что означает эта аббревиатура, я не знаю.
–Euerras Frmadas Revolucianarias de Colombia, – сказал Гималай Кузьмич. – Революционные вооруженные силы Колумбии.
– Наверное, что-то в этом роде. Насколько мне известно, эта армия не революцию делает, а снабжает США и Европу кокаином.
– Так американцы говорят. А они редко говорят правду, – заметила Тамара Васильевна. – Если рядом кто-то производит кокаин, легко обвинить всех вокруг, кто тебе мешает. Это обычное явление в американской практике.
– Вот это вы и будете должны доказать. Вернее, то, что оружие, которое попадает к боевикам FARC, идет не от нас и не от венесуэльской армии. Задача не совсем традиционная для Департамента «Х». Это, скорее, прерогатива спецназа ГРУ. Тем не менее, выполнять ее придется нам с вами.
– Вы с нами едете? – спросил капитан Радимов.
– Нет, молодой человек, я отсюда понаблюдаю. Мне все будет и здесь видно. А теперь пора посмотреть на «Иглу-С» в оригинале и в деле. Переходим в соседний класс.
Назад: Глава вторая
Дальше: Глава четвертая