Ветер, врывающийся в кабину через приспущенное стекло, спасает от жары даже при том, что металл кабины сильно нагрелся за дальний путь. От Столбова до областного центра чуть больше ста километров хорошей асфальтированной дороги. Цель близка, но приходится терпеть и не реагировать на нее. Грузовик и автобус благополучно минуют поворот с указателем. Раньше, в бытность его, насколько Казбек Ачилович помнит, такого безобразия не допускалось. Никаких – избавь Аллах! – указателей, прямо и без намеков, дающих направление… На повороте висел только один дорожный знак – «кирпич»… То есть «движение запрещено»… И даже собственного названия, как такового, город много лет не имел… Конечно, сами коренные столбовчане знали, как назывался и называется их город. Но коренных жителей осталось мало – городок всегда был невелик, а те, что приехали работать в ядерный центр – основное по численности население – никакой привязанности к старому названию не имели. Оно их никак не волновало, не вызывало никаких ассоциаций и воспоминаний. А в области и в областном центре, если даже и знали, то основательно подзабыли. Помнилось другое, ставшее привычным – название областного центра и цифровое кодовое обозначение. Якобы почтовое отделение… Хотя всем, даже детям, было известно, что за этим наименованием скрывается научный ядерный центр и какой-то страшный реактор. Но знали, конечно, не о том, чем занимается центр, а о том, что в этом городке особое снабжение. Оттуда привозили многое такое, что простые советские люди могли привезти из дорогой и доступной не для всех туристической поездки за границу…

Раньше, конечно, проще было честно служить и обеспечивать безопасность… Казбек Ачилович даже вздыхает с облегчением оттого, что ему не приходится заниматься этим неблагодарным делом сейчас. В свое время он все умел организовать правильно. Сейчас от той организации, как докладывает разведка, осталось мало.

Машины едут быстро, что называется, с ветерком… Но взгляд против воли старается проникнуть как можно дальше за поворот дороги. Скоро – туда… Очень скоро… Через несколько дней… Сейчас там только один человек – Ширвани. Пока – один… Он устроился… Он хорошо устроился… Он устроился на самое нужное место…

У Ширвани сегодня выходной. Он один дома. На окнах – плотные шторы, задернутые так, что солнечные лучи в комнаты не проникают. На улице стоит жара – душная и влажная. В такие дни приятно находиться в небольшой прохладной квартире и никуда не спешить. Но выходить из квартиры, кажется, уже пора…

Он смотрит на часы, вздыхает, направляется на кухню и открывает дверцу холодильника. Вытаскивает заранее приготовленный пластиковый пакет с продуктами. Надо нести, хотя этот пакет – не самый лучший признак. Ему не нравится, что Марина начинает жаловаться – в больнице, дескать, ужасно плохо кормят, как, впрочем, во всех больницах… Но Ширвани раздражает не это. Если у Марины появился аппетит, значит, ее могут и вылечить… А это совсем не входит в его планы… Ему Марина нужна только такая, какой он подобрал ее – полностью невменяемая… Ему нужна Марина, не понимающая, что происходит вокруг… Ему нужна Марина, не понимающая, зачем, с какой целью она нужна ему…

Надо идти к ней…

Сначала очередная беседа с врачом – один раз в неделю обязательно, как обязан делать всякий любящий муж… Потом – ежедневное свидание с Мариной… Как надоели эти свидания… Но… Но ведь и привык уже к ним… А надоели потому, что душа горца-воина не терпит откладывания дела в долгий ящик. Душа воина требует немедленного действия. Однако приходится терпеть…

В простом бою гораздо проще… В любой засаде гораздо проще… Ширвани рожден, чтобы побеждать – так он считает. Рожден, чтобы побеждать быстро… И предыдущая жизнь приучила его к этому. И не приучила к тому, что надо долго ждать, что надо прикидываться совсем не тем, кто ты есть на самом деле, надо показывать совсем не те чувства, что кипят в душе, что дыбятся ураганом где-то в горле, стремясь прорваться наружу криком и действием… И руки просят оружия…

Но ему надо идти в больницу. Идти без оружия… И он идет…

Последнее, что Ширвани кладет в карман, – стеклянная трубочка с таблетками…

Теперь, похоже, это уже необходимо для Марины… Раньше она просила, а он не давал. Но уже недели две не просит… Пора возвращать все на свои места… На свои места, необходимые для большого дела…

Он долго обувается, прислонившись к стене в узком коридоре. Это там, в горах, такая обувь – башмаки армейского образца с длинными шнурками, удобна, когда она уже на ногах. Но обувать их – тоже мучение… Здесь же, в городе, они вообще ни к чему… Но для внутренней охраны ввели такую форму – черные штаны, черная куртка и высокие башмаки… Чтобы охрана чувствовала себя увереннее. Чтобы поступь имела соответствующую… И ему приходится носить эту форму… Черный цвет для горца привычен и мил сердцу. Но в горах Ширвани больше привык носить «камуфляжку»… Впрочем, он понимает, что все раздражение, все дурное настроение, все эти придирки к аппетиту Марины, к форме, которая ему не нравится, – это все от жары, от загазованного воздуха и еще больше от усталости… В горах тоже яркое солнце, но там воздух не такой… Там воздух кажется вольным и будит душу к действию… А здесь он вызывает лень и апатию… И это тоже раздражает… Но больше всего раздражает необходимость ждать, прикидываться мягким и глупым, а не действовать, как того требует его энергичная натура… Даже голос приходится сдерживать, говорить едва слышно, чтобы не прорвались в нем властные нотки человека, привыкшего отдавать конкретную и четкую команду…

Иван Александрович, отец Марины, человек добродушный, сам по возрасту уже не годится в водители, и предоставил зятю, которого принял, как давно ожидаемого человека, чуть ли не с распростертыми объятиями, свою машину. Старенький «жигуленок»-«шестерка» желто-коричневого цвета… Но машина не набегала и пятидесяти тысяч километров, и потому для передвижения по небольшому городу вполне годится. И даже очень годится… Больше годится, чем «Лендровер Дискавери», что был когда-то у Ширвани в родном селе. Главное, что «шестерка» в глаза не бросается. Словно специально сделана для того, чтобы всегда оставаться незаметной.

Ширвани выезжает со двора, включает правый поворот и долго ждет, пропуская плотно идущую вереницу машин. Наверное, когда Иван Александрович покупал свою «шестерку», машин в городе было не столько. Так было во всех российских городах. Это в последнее время стало трудно ездить…

Наконец зажигается светофор, и на некоторое время, пока остановился поток машин, открывается просвет. Ширвани газует, выезжает и сразу набирает скорость. Но не перебарщивает… Вообще-то он любит быструю езду. По крайней мере, такую быструю, какую позволяет развить машина, но сейчас вынужден ограничиться той, что требуют правила дорожного движения. Ширвани аккуратен и не желает лишний раз связываться с проверкой документов инспектором ГИБДД. Было дело, уже проверяли, но раз на раз не приходится, и потому лучше не привлекать к себе ненужного и даже опасного внимания. Документы, конечно, сделаны на высшем уровне, тем не менее Ширвани не знает, ввели ли в компьютерную базу ГИБДД его права. А если не знаешь такой мелочи, лучше не рисковать. На мелочах чаще всего и засыпаются люди его профессии…

Но в этом городе и разогнаться негде… «Шестерка» догоняет поток машин и пристраивается в хвосте. И – с общей скоростью… Таким образом, через десять минут он уже включает сигнал поворота, перестраивается и поворачивает на стоянку возле закрытых ворот городской больницы…

Машины едут… Бежит под колеса безостановочная лента шоссе. Поворот в Столбов давно миновали, и теперь Казбек Ачилович смотрит только перед собой. С каждым днем нарастает внутреннее напряжение. Чем ближе «час Х», тем сильнее напряжение, тем труднее мыслям отвлечься на постороннее. Даже выбоины на дороге, когда встряхивает машину, не заставляют ругнуться… Казбек Ачилович не замечает этих выбоин…

Ширвани на месте… С ним Казбек Ачилович встречался две недели назад, когда Ширвани выбирался в областной центр по какой-то придуманной причине. И несколько раз только за последнюю неделю они разговаривали по спутниковому телефону. Спутниковый телефон надежнее обыкновенного сотового. Конечно, зная номер, можно прослушать и тот и другой. Но номер еще знать следует… А простой сотовый может прослушать кто угодно даже против собственного желания. Радио в автомобиле включит, и, если приемник плохой, еще советского производства, чужой разговор пробьется… И не знаешь, в чьи уши он попадет…

Ширвани телефоном не злоупотребляет. Ему, как сразу договорились, звонить нельзя. Только он выходит по мере необходимости на связь и передает данные. А данных у него много. И не всегда приятные. Впрочем, понятие приятного и неприятного в голове Казбека Ачиловича перемешались в какой-то сумбур, и он не всегда может отличить одно от другого. Это даже доходит до смешного, как понимает сам Ачилов. Иногда он ловит себя на мысли, что все в Столбове делается не так, и сожалеет, что сделано не так, как мог бы сделать он. То есть по большому счету получается, он сожалеет, что ему проще работать. Это чувство чем-то похоже на ревность… Абсурд! Тем не менее это так…

Есть в докладах Ширвани и очень неприятные известия. Но в этих известиях виноваты сами организаторы террористического акта. Перестарались, затеяли такую большую игру, что «альфовцы» взялись за дело всерьез. И с ними вместе специалисты из США и Великобритании. Но иностранцы только наблюдают, как говорят сами, перенимают опыт. А «альфовцы» взялись проверять всю систему охраны. И весь полк внутренних войск перетрясли, командира и заместителя сменили. Перекрыли многие пути, которые Казбек Ачилович наметил для себя как приоритетные для проникновения, но все перекрыть или не сумели, или просто не смогли. Отвлеклись… Вернее сказать, их отвлекли… Все, как планировалось по замыслу сеньора Сальваторе Аль-Сантоса.

Аль-Сантос располагал точной информацией о том, что через охрану и при ее содействии осуществляются хищения редкоземельных металлов из цехов ядерного центра. А эти цехи сейчас работают на полную мощность. Государство российское не в состоянии финансировать фундаментальную науку, и ядерный центр сам себя финансирует за счет коммерческой деятельности. Производит эти самые редкоземельные металлы – скандий, ванадий, молибден и другие… И продает… Но значительную часть производимого продают люди, не имеющие отношения к производству, но зато знающие все ходы и выходы в Столбове. Им не обойтись без помощи охраны. И они такую помощь имели. И как только «Альфа» вместе с военной прокуратурой всерьез взялась за чистку в рядах охраны, по приказу сеньора Сальваторе Аль-Сантоса тут же пошли заказы на «редкоземелку». Много заказов и, как правило, оплаченных авансом. Поднялась суета… На всякое действие всегда появляется противодействие. Причем как с одной, так и с другой стороны. Эта-то умело организованная суета и отвлекла «альфовцев» от насущных дел… А потом, как доложил Ширвани в последнем звонке, новая проверка… Сейчас служба внутренней безопасности уже проверяет работу следователей военной прокуратуры, потому что и с некоторыми из этих следователей удалось договориться…

Пусть суетятся… Это на пользу делу…

Итак, Ширвани на месте, и работает хорошо…

Остальные – в областном центре… Осваиваются, привыкают…

У Санька откуда-то появилась коммерческая жилка, которой раньше за ним никто не замечал…

Стас сначала посмеивался над этим, потом, присмотревшись, начал слегка завидовать. И даже подумывал не однажды, как бы самому начать какое-то самостоятельное выгодное и нехлопотное дело, но в голову ничего не пришло – просто не готов оказался к тому, чтобы заработанные деньги вкладывать с толком. Мысли не пошли дальше элементарного желания что-то купить. Даже не какую-то нужную вещь, а просто вещь красивую или престижную, чтобы быть не хуже других. И все… А Санек, получив деньги в первый раз, потом во второй и в третий, не купил, как все от него ожидали, более-менее приличную машину взамен разваливающейся на ходу «копейки», а открыл пару киосков, торгующих хлебом. Потом – еще пару. Нанял людей, чтобы торговали. Причем даже бывшему другу Сереге посочувствовал. И теперь в одном из киосков торгуют, сменяя друг друга, Серега с женой. Киоски на самых людных местах, там, где много горожан проходит мимо, отправляясь на работу или возвращаясь с работы. Хлеб – он всегда хлеб, и покупать его люди будут даже чаще, чем пиво. Здесь Санек не прогадал. И Стас несколько раз ездил с товарищем в машине, когда тот собирал с киосков деньги – дневную выручку. Потом, дома, посчитать оказалось нетрудно, сколько зарабатывает Санек в день. Это даже слегка покоробило. А скоро Санек уже и новую машину купил. В начале лета… Быстро заработал… И не всегда стал выезжать по звонку Стаса, когда тот звал его.

– Времени, братан, нет… Мне через час на хлебозаводе надо быть…

Свои дела появились… Самые важные…

Но общие дела при этом у них все же остались…

В очередной раз звонит Валерьев. Он тоже уже начал подумывать о собственном деле – возымел желание открыть охранную фирму. И даже советовался с парнями по этому поводу. Не то чтобы помощи какой-то просил, но желал услышать их мнение. Все-таки круг общения у них разный, и мнение со стороны порой может быть интересным. А что они посоветовать могут – охранных фирм в городе полно, и все вроде бы процветают… Открывать так открывать… Но старший лейтенант жаловался – для такого большого дела и деньги нужны большие. Сразу следует вложить много, чтобы много зарабатывать…

В этот раз звонок оказался не ранним. Около одиннадцати дня.

– Есть клиенты… – сообщает старший лейтенант. – Коммерсанты… Ищите Лидку… Пусть готовится…

За Лидкой Стас едет с Саньком. Лидке деньги, как оказалось, на пользу не пошли. Правда, маленькую квартирку купить она сумела. Велико было желание из барака выбраться, а ждать, когда город и железная дорога разберутся и бараки, наконец-то, снесут, сил у нее не осталось. Но квартирой ее сфера интересов и ограничилась. Кроме этого, остались только желания, но не слишком радостные. Пить начала… А когда женщина начинает пить, это чревато в большей степени, чем долговременный мужской запой… Женщине остановиться труднее, и на ее внешности пьянка сильнее сказывается. Это все сразу заметили.

– Рожа у нее откровенно портится… Синеет… – решает Стас. – Через пару месяцев такой жизни профессиональная непригодность обеспечена… Надо будет замену искать…

– Уже сейчас надо искать… Уж она-то не остановится, стерва…

Как деловой человек, Санек стал предусмотрительным и любит все планировать загодя. В том числе в этом вопросе. И это даже при том, что начал поговаривать – пора, мол, с опасными делами завязывать. Опасные дела всегда идут впереди «большого бизнеса»… Он именно так и говорит – «большого бизнеса», потому что в мыслях уже видит себя в будущем большим и солидным бизнесменом. Но для большого бизнеса нужен первоначальный капитал, которого он пока еще не имеет. А иметь хочет. То есть размышляет точно так же, как старший лейтенант Валерьев. И потому еще работает вместе со Стасом и со старшим лейтенантом…

Прилично уже «набегавший», но еще беспроблемный «Ауди А4», приобретенный Саньком, плавно идет по городу, почти не чувствуя выбоин дороги. Так плавно, что Стасу, усевшемуся на заднем сиденье, хочется спать – нынешнюю ночь он провел у новой подружки, а едва вернулся домой, звонит Валерьев…

Вот и нужный дом… Лидке в дверь приходится стучать, потому что на звонки она не реагирует. Оба парня знают ее традиционное нежелание спешить на звонки, и потому не стесняются. Наконец, Лидка открывает дверь. Заспанная, неумытая, помятая.

– Какого хрена…

– Надо спрашивать вежливее, например: «Какого рожна…» – поправляет Стас.

– А что такое «рожно»?

Он не отвечает, потому что сам не знает. Парни проходят в тесную прихожую и только там, осмотревшись, сообщают:

– Работа есть… Валерьев звонил. Готовься…

– А что мне готовиться… Я всегда готова… – зевает Лидка. – Хоть бы бутылку пива принесли…

Санек включает свет.

– Переживешь… Завязывай хоть на недельку… А то рожа уже такая, что смотреть тошно… Кто на такую «синеву» клюнет…

– Мне двенадцать часов хватит – и я в порядке…

– У тебя зеркало кривое… Себя не видишь… А со стороны заметнее…

– Сами-то не лучше, красавчики…

– А нам красавчиками и быть не надо, – жестко отрезает Стас. – У нас ты вместо выставки… А ты… Была вместо выставки… Не остановишься, другую возьмем…

– Как же… Это мое дело! Я его придумала! – лицо Лидки искажается злобной гримасой.

– Так и делай одна!

– Других помощников найду…

– А мы и без тебя справимся… У нас поток клиентов отлажен… А с конкурентами быстро разберемся… Под фанфары и на нары…

– С-сучары… Ладно… Когда работать?

– Готова будь. Сообщим. И без пива обойдись… Глаз уже не видно…

Они выходят, на лестничной клетке переглядываются и синхронно с осуждением вздыхают.

– Пора искать замену… – твердо решает Стас.

Валерьев за полгода, что называется, заматерел, основательно поправился в лице. А со спины вообще приобрел солидность благодаря многочисленным жировым складкам под затылком. Правда, куда-то ушла всегдашняя розовость его круглых яблочных щек, но, потеряв розовощекость, он стал смотреться старше, солиднее, и, благодаря этому, уже рассчитывает на капитанские погоны. Ему бы еще плечи чуть пошире, давно капитана получил бы…

– Есть только одно осложнение, но оно не совсем осложнение, – говорит он, покусывая деревянную зубочистку. – Вернее… С одной стороны – лучше, с другой – посмотрим…

– Яснее нельзя? – спрашивает Санек.

– Можно и яснее. Раньше мы с азерами работали. Там тоже уже можно ждать осложнений. Они друг с другом общаются, и все три истории хорошо знают. Четвертая может оказаться перебором… Шум поднимут…

– И хрен с ними… Пусть все домой едут… – решает Стас.

– Хрен-то хрен, а если копать начнут?

– Много не накопают…

– Ладно… Потом подумаем… Сейчас осложнение другое. Новые клиенты – чечены… С этими, говорят, сговориться труднее…

– Не захотят сговариваться, пусть по статье идут… Тоже полезно… – размышляет Санек. – Одних отправим, другие сговорчивее будут…

– Тоже верно… – соглашается старший лейтенант. – И для азеров урок… Но вы все же присмотритесь к ним внимательнее. Чтобы без шума прошло… Поосторожнее вначале… Сильно не светитесь… Их там четверо… Лидка потянет?

– Ей это только в радость…

– Работайте… И сообщайте обо всех новостях… Что-то меня их национальность смущает… Репутация все-таки… Вояки… Вот…

Старший лейтенант кладет перед Саньком листок бумаги с адресом.

– Присмотримся… – Стас сгребает листок.

Стасу не нравится, что Валерьев обращается почти постоянно к одному Саньку. Словно подчеркивает свое уважение к деловому человеку. А Стас сам покомандовать любит, и любит, чтобы его командиром признавали. А старший лейтенант, получается, больше уважает человека, имеющего машину. Стаса это раздражает…

Новый район города из тех, что называют спальными. Дома стоят, похожие один на другой, но каким-то таким замысловатым образом, что напрямую ни в один двор пройти нельзя. Много углов приходится миновать. Одно хорошо, что дворы большие, и машин в них много – разных…

На сей раз «Ауди» занимает позицию вдалеке он нужного дома, на противоположном конце двора. Стас прогуливается пару раз перед подъездом, высматривает. Потом возвращается и садится, как всегда, на заднее сиденье.

– Первый этаж… Это хорошо…

– Что хорошего?

– В окна смотреть можно.

– Это да…

Стас оборачивается, присматривается.

– Переезжай-ка метров на двадцать назад.

Санек послушно выполняет здравую команду, поскольку с этого места им мешают рассматривать окна нужной квартиры кусты. Насчет всех других команд он еще может поспорить и не послушаться – свою голову теперь и он ценит. Но когда говорят здраво, Санек соглашается. И вытаскивает из «бардачка» сильный, хотя и тяжеловатый бинокль. Сейчас смешно вспомнить, как вели они наблюдение в первый раз, как мерзли, не зная, чего дождутся, как вместе соображали, где денег на бензин достать… Времена изменились, сейчас можно работать с бо́льшим комфортом.

Санек передает бинокль Стасу. Тот подстраивает его под свои глаза и пытается рассмотреть, что делается за стеклами…

– Ходит кто-то…

– Сколько там человек?

– Ходит – один… Больше ничего не видно. Стоп… Второй прошел… На кухню, похоже, двинул…

Но в это время к дому подъезжает автобус. Останавливается как раз у нужного подъезда. Кто-то выходит, что-то выносят – корпус автобуса мешает смотреть и за дверьми, и за окнами…

– Принесла их нелегкая…

Сохно, мягко выражаясь, не слишком нравится синий цвет прокурорского мундира. Его такие тона не впечатляют. Ему и своя парадная форма, по правде говоря, не ахти как по душе – «камуфляжка», когда мимо зеркала проходишь и глаза в его сторону скашиваешь, гораздо милее взгляду, чем китель. А глаза именно скашиваешь, чтобы себя оценить. Просто так, и не дай-то бог, еще и регулярно, стоять перед зеркалом Сохно считает несерьезным занятием для серьезного мужчины. Тем не менее ему приходится мириться с цветом. Подполковник попробовал даже в гражданском костюме ходить – но это еще хуже. Совсем себя чувствует стесненным.

– Не одежда, а натуральный гроб… Как люди, дураки, в таком каждый день ходят? Ни сесть, где тебе хочется, ни на травку прилечь…

Кордебалет же на такие мелочи, как цвет мундира, внимания не обращает, и тихо посмеивается над товарищем. А посмеяться есть над чем. В чужом мундире Сохно ведет себя так, словно у него хроническая чесотка. Это даже со стороны заметно – то плечом начинает передергивать, то головой вертит, пытаясь шею из воротника рубашки высвободить.

Они приезжают в областной центр после завершения очередного этапа «проверки» внутренней охраны ядерного центра в Столбове. Вернее, проверяли они не саму охрану, а результаты проверки, проведенной следователями Главной военной прокуратуры. Якобы как сотрудники службы собственной безопасности Генеральной прокуратуры. Нынче модно контролировать контролеров, и грех спецназовцам такой модой не воспользоваться, чтобы и в Столбов забраться, и в сам ядерный научный центр «проползти»… Сумели… Теперь пора обобщить хотя бы первые, самые поверхностные данные…

Областной центр встречает подполковников жарой еще более неприятной, чем в Столбове – здесь влажность выше, и воздух сильнее загазован заводами. Утешает одно – здесь их никто из местных жителей не знает, и можно переодеться. Что Сохно и делает, натягивая на себя привычную «камуфляжку», правда, без погон. В такой одежде даже грузчики в магазинах ходят, и строители на стройках получают «камуфляж» вместо спецовки. Никого этим не удивишь. Кордебалет спокойно относится к любой одежде, как и к жаре, и потому просто переодевается в джинсовый костюм, чтобы не привлекать излишнего внимания прокурорским мундиром.

Квартиру для проведения операции снял по гражданским документам, подготовленным в ГРУ, полковник Согрин. Благо повсеместная компьютеризация позволяет без проблем заносить в любую базу данных любые необходимые сведения. Даже если кто-то и сочтет необходимым проверить – прокола с документами не будет. К сожалению, точно такую же возможность имеют и террористы, если даже не большую, потому что они не так сильно ограничены рамками финансирования и имеют возможность нанимать таких высококлассных хакеров, которых можно пересчитать по пальцам.

Вторую квартиру, уже на свое имя, сняли интерполовцы Пулат и Сохатый. Им документы тоже готовили в ГРУ, как на обыкновенных военных пенсионеров. С такими документами вообще проблем возникнуть не может. Квартиры – в соседних домах, и из окон вполне можно видеть друг друга и даже при необходимости общаться знаками. В определенной ситуации это может быть очень удобным. Отдельно, и даже в другом районе, устраиваются Ангел с Зурабом. Они изображают пару чеченцев. Зураб – якобы из самой Чечни, а Ангел, согласно «легенде», чечен только по отцу, который в юности уехал из горного села, и сын его в самой Чечне никогда не был. Это необходимая предосторожность, чтобы объяснить незнание родного языка.

К приезду двух подполковников все собираются у Согрина. Дата и время сбора оговорены заранее, и напоминать никому не приходится. Только Ангел с Зурабом заставляют ждать себя лишних пять минут, но по случаю жары никто не делает им замечанией. Да и торопиться пока, кажется, некуда…

Полковник только что закончил разговаривать по мобильному телефону кодированной связи с генералом Астаховым, и разговором, судя по всему, не слишком доволен.

– Генерал поторапливает. Время подходит, а у них никаких новых сведений. Боятся прозевать момент… Его начальство трясет… Сможем мы им хоть что-то конкретное выдать? Хотя бы для доклада высокому начальству, чтобы не суетилось и не вздумало мешать со своей обычной инициативой?

– Конкретным может быть только захват террористов, предотвращающий захват объекта. Все остальное является только подозрениями… – вяло отвечает Кордебалет. Как все люди, склонные к конкретным и активным действиям, связанным с риском, он не любит, когда его поторапливают.

– Есть данные… – значительно сообщает Пулат из-за распахнутой кухонной двери. – Только хотелось бы отработать вариант самостоятельно, без вмешательства «Альфы». Возможность к этому, кажется, тоже есть…

Пулат не торопится объяснить, помогает Зурабу заварить зеленый чай, ко вкусу которого всех интерполовцев приучил Доктор Смерть.

– И у нас есть, что сообщить… – добавляет Ангел с непонятной усмешкой. – Можно целый воз генералов успокоить… Но, боюсь, они в случае получения нашего сообщения пригонят для охраны Столбова целую дивизию дуболомов и испортят финал…

– Такое, к сожалению, случается чаще, чем проводятся нормальные операции… – полковник вздыхает и обмахивает лицо свернутой газеткой – и ему жарко. – Пример Бесланской операции, насколько я знаю по разговорам, тому подтверждение. Где справился бы ограниченный контингент «Альфы» без постороннего вмешательства, нагнали всех, кого смогли, и не смогли обеспечить правильное руководство… У семи, как говорится, нянек… Ладно, тогда начнем попарный доклад. Первая пара… Сохно, Кордебалет…

Зураб вносит с кухни поднос с чайником и чашками. Из него получился неплохой чайханщик. Не хватает только не очень чистого вафельного полотенца, перекинутого через руку.

Кордебалет расстегивает куртку джинсового костюма, открывая доступ к внутреннему карману. Несмотря на жару, до этого он был застегнут. Как профессиональный шифровальщик, подполковник привык бережно и аккуратно относиться к любым документам.

– У нас доклад получится не парный, потому что мы работали самостоятельно, каждый по своему направлению. У меня, как кажется на первый взгляд, в наличии только данные для службы собственной безопасности Главной военной прокуратуры… – Кордебалет вытаскивает из кармана свернутые листы бумаги и потрясает ими в воздухе, подтверждая сказанное. – При проверке документов я обнаружил два документа под одним номером. Или второй забыли убрать, или его специально держали на случай повторной проверки и забыли спрятать первый. Во втором данные расходятся с данными производственных отчетов… Следователь не мог не заметить этого расхождения, иначе он просто не соответствует своей должности… Если только должности не мешает широко растопыренный карман…

– Данные по каким материалам? Что-то радиоактивное?..

– Нет… Открытая коммерция… По реализации кристаллов скандия. Реализация осуществлялась по посреднической схеме. Посредник имеет официальную лицензию на такой род деятельности и официально выполняет информационные услуги. В действительности он самостоятельно совершает платежи, а это вовсе не информационные услуги. Однако это данные для контрольно-ревизионных служб, а не для нас. Нас может заинтересовать другое. Существует разница в полученном посредником, согласно документам, и произведенным производством для отпуска количестве металла. Я не мог пройти мимо такого несогласования в данных и не заинтересоваться. Это тоже могло оказаться проверкой. Проверкой меня лично… И вынужден был «копать», как настоящий следак… То есть выйти на фирму-посредника… Там по документам все чисто, если не считать все той же разницы с производственными показателями. Но меня заинтересовало не это… Меня заинтересовал договор с фирмой-покупателем…

– Знакомые реквизиты? – спрашивает Ангел.

– У меня не настолько хорошая память, чтобы запомнить два ведра цифр… – усмехается Кордебалет. – Сначала меня заинтересовал юридический адрес плательщика… Какое отношение к скандию, используемому в высоких технологиях, может иметь фирма, расположенная в Судане, основной государственный продукт которого – непромышленное скотоводство? Я не думаю, что скандий можно использовать в качестве слабительного при запорах у крупного рогатого скота! Тогда себестоимость мяса несуразно повысится…

– Надо передать реквизиты Басаргину. Пусть проверяет… – говорит Пулат.

– А я могу допустить, – возражает Ангел, – что в Судане существует фирма-посредник, которая в свою очередь желает перепродать этот скандий в чьи-то более развитые руки… Судан недалеко ушел от России. А у нас так делают сплошь и рядом…

– Я бы и это допустил… – Кордебалет вытаскивает из кармана следующий листок. – Но имя руководителя фирмы меня заинтересовало больше. И вас, думаю, заинтересует тоже. Некий Сальваторе Аль-Сантос…

– Баск по отцу, суданец по матери, проходил как подозреваемый по трем делам о террористических актах, проведенных Карлосом, но ни разу не был осужден по недостаточности улик… – демонстрирует свою память Пулат. – Проходит по закрытому списку подозрительных лиц Интерпола и ООН… В настоящее время проживает в Италии. Положение легальное… Круг контактов чрезвычайно широк, и не все знакомые Аль-Сантоса имеют безупречную репутацию… В последние годы замечен в связях с радикальными исламистскими организациями, за что уважаемому сеньору Сальваторе запрещен въезд на территорию Соединенных Штатов… Есть и еще много мелочей, которые можно вспомнить…

– Да… – кивает Кордебалет. – Именно это имя, наполовину испанское, наполовину арабское, меня и смутило, когда я просматривал этот список у Басаргина. Я запомнил имя…

– Хорошо… Мы запросим Лион… – соглашается Согрин. – Твои дальнейшие действия?

– Чтобы не засветиться, я буду вынужден действительно провести следственную работу и передать материалы в руки настоящих проверяющих… Вернее, это должен сделать не я, а генерал Астахов… Пусть проведется новая проверка… У меня же пока все… В следующую поездку буду заниматься фирмой-посредником основательнее…

– Что-то здесь не клеится… – Пулат чешет затылок.

– Что не клеится? – ревниво спрашивает Кордебалет.

– Не стал бы Аль-Сантос, если он является одним из руководителей операции, открыто ставить свою подпись… Такая подпись для людей знающих – это гарантия стопроцентной проверки. Она им нужна?

– Может быть, и нужна… – пожав плечами, соглашается Кордебалет. – Чтобы создать как можно больше неразберихи и суеты вокруг Столбова… Может быть, Аль-Сантос не имеет к фирме никакого отношения… Просто используется его имя, и используется намеренно… Это один из множества вариантов… Давайте дождемся ответа от Басаргина, потом будем анализировать ситуацию.

– Согласен, – Согрин со шлепком опускает ладони на деревянные подлокотники кресла. – Слушаем Сохно…