Глава 19 
 
Бактериари Бей прыгнул в седло. Церера стояла спокойно в новой разукрашенной сбруе, с широкими позолоченными стременами и даже не посмотрела на Анжелику, только что прибывшую в резиденцию посла.
 Группа персов с кинжалами на груди и кривыми саблями у правого бока образовали широкий полукруг возле посла. В руках они держали длинные пики, раскрашенные в разные цвета.
 Посол взял из рук слуги такую же пику, вскинул ее вверх на всю длину вытянутой руки, и кавалькада сразу же перешла на рысь. Через мгновение всадники скрылись в густой листве сада.
 Анжелика, покинутая на ступеньках дома, почувствовала себя оскорбленной, ибо именно на сегодняшнее утро она получила приглашение.
 Агобян, стоявший возле нее, сказал:
 — Они сейчас вернутся. Они разделятся на два отряда, и на ваших глазах разыграется сражение, устроенное его превосходительством в вашу честь.
 И действительно, навстречу друг другу вылетели два отряда бешено потрясающих пиками всадников. Некоторые на всем скаку проползали под брюхом лошади.
 — Его превосходительство является одним из самых искусных джигитов. Но сейчас он не может показать вам свое искусство, так как опасается, что его новая лошадь испугается. Он очень сожалеет об этом, — объяснил армянин.
 Подскакав к ступенькам крыльца, всадники замерли как вкопанные. Затем вновь разъехались и по сигналу Бактериари Бея с завываниями бросились друг на друга. Пиками они старались выбить «противника» из седла. Всадник, который был сброшен с лошади или терял оружие, покидал «поле сражения». Несмотря на неопытность лошади в подобного рода стычках, посланник оказался в числе последних, кто оставался в седле. И все это не благодаря высокому рангу, а силе и ловкости.
 Когда битва закончилась, Бактериари Бей, широко улыбаясь, подскакал к Анжелике.
 — Его превосходительство показывал вам развлечения, с которыми наш народ знаком еще со времен Дария…
 В присутствии посторонних Бей предпочитал говорить с переводчиком.
 Анжелика тоже не захотела отставать в эрудиции.
 — Французские рыцари в средние века тоже устраивали турниры. Этот обычай появился у них после возвращения крестоносцев.
 «Пожалуй, — подумала Анжелика, — он еще заставит меня думать, что вся наша цивилизация обязана всем только им». Затем, немного поразмыслив, она решила, что утверждение во многом правильно. Она решила уклониться от столь спорных вопросов и заговорила о лошадях.
 Его превосходительство вновь стал расхваливать Цереру.
 — Он говорит, что даже в своей стране он не встречал столь покорной и вместе с тем столь горячей лошади. Король Франции, несомненно, сделал ему хороший подарок. У себя дома он предложил бы принцессу царских кровей за такую лошадь.
 Анжелика объяснила, что это испанская кобыла.
 — Вот страна, которую я хотел бы посетить.
 Разговаривая, они поднялись в дом и вошли в зал, убранный в восточном стиле. Едва за ними опустились занавеси, драпировавшие двери, посол заговорил по-французски.
 — Я появлюсь перед королем лишь на церемонии, достойной его и того правителя, который меня послал.
 — Но разве вы не договорились об этом с маркизом де Терси?
 — Нет! — взорвался перс. — Он хочет везти меня, как пленника, в клетке, окруженной неверными. Он говорит, что я должен стоять перед королем с непокрытой головой. А это не только недостойно меня, но и оскорбительно. В такой торжественный момент человек должен быть в головном уборе, как в мечети перед самим аллахом.
 — Но наши обычаи не похожи на ваши. Мы снимаем головные уборы, входя в церковь на встречу с богом. И я думаю, что если француз появится перед вашим шахом в башмаках, вы же не заставите его снимать их?
 — Верно… И если бы у него был недостаточный эскорт, мы помогли бы ему… оказали бы ему почести… и соблюли бы достоинство нашего шаха. Ваш король — великий правитель. И он должен позволить мне устроить триумфальный въезд, достойный его собственного престижа, или же мне придется вернуться домой, не выполнив миссии.
 Анжелика набралась смелости спросить:
 — А вы не боитесь попасть в немилость шаха?
 — Да, я рискую головой. Но я предпочитаю лишиться жизни, чем оказаться в смешном положении перед всем Парижем.
 Анжелика поняла, что все обстоит гораздо серьезнее, чем кто-либо мог предположить.
 — Я все устрою, — пообещала она.
 — Не уверен.
 — Все будет улажено. И хотя я для вас всего лишь женщина и чужеземка…
 — Вы не правы! — громко воскликнул Бактериари Бей. — Ваш ум превосходит вашу красоту. И если моя миссия закончится успешно, я знаю, какой подарок просить мне у вашего короля.
 Внезапно где-то за занавесями раздался неприятный звук, и тут же громко запела флейта.
 — Слуги приготовили мне ванну. После скачек так приятно смыть с себя грязь и усталость.
 Двое слуг внесли огромный медный таз, наполненный кипящей водой. За ними двигались другие слуги с полотенцами и душистыми притираниями.
 Бактериари Бей последовал за ними в смежную комнату.
 Анжелика хотела уйти и решила объяснить послу, что по французским обычаям женщине неприлично оставаться у мужчины более двух часов. Но потом подумала, что перс воспримет ее уход как оскорбление, и это сведет на нет все те усилия, которые она приложила.
 Когда она сделала движение, будто собираясь подняться, маленький слуга, которому было поручено развлекать ее, принес блюдечко с разными деликатесами. Затем он быстро засновал взад и вперед и натащил подушечек, подкладывая их ей под спину и под руки. Он кинул кувшинчик с раскаленными углями и пододвинул его так, чтобы она могла вдыхать едкий голубоватый дым.
 Ей уже давно следовало бы уйти. Эта комната с тяжелым воздухом, наполненным благовонными курениями, черные глаза посла, который вот-вот должен был вернуться, его чувство собственного достоинства, плохо скрываемая ярость — все это подавляло ее волю.
 Маленький слуга снял крышки с позолоченных кубков и влил в них что-то из маленького флакона. Щебеча, как птичка, он обратился к Анжелике. Она ничего не поняла, и тогда он поднес один из кубков к ее губам. В кубке была жидкость золотистого цвета. Анжелика попробовала ее и решила, что вкусом она напоминает дягиль из ее родного Пуату.
 Маркиза заинтересовалась сладостями, лежащими на подносе. Все они были разных цветов, включая прозрачное желе и фисташковую нугу. Анжелика попробовала всего понемногу и отложила в сторону все, что ей понравилось. Она попросила еще фруктового шербета. Потом ей захотелось покурить наргиле, но когда слуга понял, что она хочет, он испугался и в ужасе стал показывать, что с ней будет, закатывая глаза. Потом расхохотался, и Анжелика рассмеялась вслед за ним. Смеясь, она продолжала слизывать с кончиков пальцев какую-то розовую пасту, когда вошел Бактериари Бей. Он, словно зачарованный, не мог оторвать от нее взгляда.
 — Вы восхитительны! Вы напомнили мне одну из моих наложниц. Она была алчной в любви, как кошка.
 Он взял с подноса какой-то фрукт и кинул его слуге, выкрикнув приказание.
 Мальчишка поймал его на лету и в два прыжка скрылся из комнаты.
 «Этот маленький мудрец с Востока, — подумала Анжелика, — опоил меня каким-то зельем». Вместе с тем она чувствовала, что на опьянение это не похоже. Какое-то тепло разливалось по ее телу, она чувствовала себя счастливой. Все ее чувства обострились. Она с восхищением разглядывала новое одеяние Бактериари Бея.
 На нем были только атласные брюки, перетянутые под икрами ног и скрепленные у пояса широкой лентой с драгоценными камнями. Гладкая грудь блестела, смазанная сладко пахнущими мазями, мускулистые руки и плечи вызывали мысль о недюжинной силе. Черные волосы были напомажены и зачесаны назад.
 Быстрым движением Бей сбросил разукрашенные сандалии и вытянулся на подушках. Небрежно сунув в рот наргиле, он в упор смотрел на Анжелику.
 Глупо было думать, что они станут продолжать разговор о протоколе официального приема. О чем же теперь пойдет разговор? Анжелике вдруг захотелось так же беззаботно вытянуться рядом с ним на подушках, но она поборола это желание, продолжая сидеть. Самые различные мысли теснились в ее голове. Вдруг она рассмеялась.
 Перс был явно обрадован ее хорошим настроением.
 — Я подумала о ваших наложницах. Расскажите, как они одеваются?
 — В своих комнатах или в комнате своего властелина они носят тонкие пушистые брюки и безрукавки. Когда они выходят на улицу, то надевают густую чадру с узкой щелью для глаз, чтобы видеть дорогу. Дома же, вместо чадры, они носят тонкие, как паутина, покрывала, изготовленные из шерсти коз.
 Анжелика вновь обмакнула пальчики в розовое желе.
 — Удивительная жизнь! А о чем же думают эти затворницы? Что сказала ваша наложница… та, что была алчная, как кошка, когда вы ее покинули?
 — Наши женщины ничего не говорят в таких случаях. А эта наложница ничего не может сказать по очень простой причине — она мертва.
 — Простите меня, — смутилась Анжелика.
 — Она умерла под плетью, потому что осмелилась полюбить дворцового стражника.
 — Ox! — вздохнула Анжелика, положила кусочек лакомства на поднос и широко раскрытыми от ужаса глазами посмотрела на перса. — Вот оно что?! Расскажите, как у вас поступают с неверными женами?
 — Мы связываем их спинами с любовниками и относим на самую высокую сторожевую башню дворца. Стервятники первым делом выклевывают им глаза, и они долге мучаются перед смертью. Но я оказался более милосердным. Я перерезал ее любовнику глотку кинжалом.
 — Ну разве сейчас они не счастливы, — назидательно сказала Анжелика, — ведь вы отправили их в рай…
 Посол расхохотался.
 — Маленькая фузул… Каждое слово, срывающееся с ваших уст, как подснежник, цветущий в горах Кавказа. Дайте мне выучить новый урок: научите меня любить европейскую женщину. Мужчина должен уметь разговаривать с ней о делах, как совсем недавно мы с вами, петь ей хвалебные песни. Но когда же наступает время молчания и томительных вздохов?
 — Когда этого захочет женщина.
 Бактериари Бей вскочил на ноги, лицо его запылало от гнева.
 — Не правда! Этого не может быть! Как может мужчина допустить такое унижение… французы слывут храбрецами…
 — Но они побеждены на поле любви.
 — Этого не может быть! — повторил перс. — Когда к женщине входит повелитель, она должна немедленно раздеться, намазать тело благовониями и предложить его своему хозяину.
 Быстрым кошачьим движением он кинулся к ней, и в одно мгновение она оказалась прижатой спиной к подушкам. Хищная улыбка перса все ближе и ближе придвигалась к ее лицу. Анжелика изо всех сил оттолкнула его от себя, хотя близость его обнаженного тела заставила ее задрожать от страсти.
 — Еще не время…
 — Поберегитесь! И за меньшее оскорбление я приговаривал женщин к смерти.
 — Вы не имеете права распоряжаться мной. Я принадлежу королю Франции.
 — Король послал вас ко мне для развлечения.
 — Нет, всего лишь для того, чтобы оказать вам честь и получше узнать вас. А если вы убьете меня, он с позором выгонит вас из страны.
 — Я расскажу всем, что вы вели себя как шлюха.
 — Король не поверит вам.
 — Он отправил вас в мое распоряжение.
 — Повторяю вам, нет! Он не мог сделать этого.
 — А кто же может?
 Не отрываясь, она смотрела ему прямо в лицо изумрудными глазами.
 — Только я сама!
 Посол ослабил хватку и явно смутился.
 Анжелика расхохоталась, потому что почувствовала, что одержала победу.
 — Знаете ли вы, — заворковала она, — как огромно различие между женщиной, которая говорит «да» и которая говорит «нет»? Когда она говорит «да» — это есть величайшая победа для мужчины-француза.
 — Понимаю…
 — Помогите мне встать, — вдруг произнесла она, протягивая руку.
 Он покорно помог ей подняться. У нее мелькнула мысль, что он похож на дикого прирученного кота.
 — А каким должен быть мужчина, чтобы женщина сказала «да»?
 Ей очень захотелось ответить: «Он должен быть таким же диким и прекрасным, как вы!»
 Его близость опьяняла ее. Как долго она сможет играть в такую опасную игру? Она смотрела на его блуждающие глаза, на раздвинутые в страстной улыбке губы, и ей казалось, что она сама жаждет оказаться в его объятиях.
 Тем временем Бей наполнил серебряный кубок каким-то напитком и подал его ей. Анжелика поднесла к губам холодный металл и почувствовала вкус ликера.
 — У каждой женщины свой секрет, и только ей известно, почему ей нравится брюнет или блондин.
 Вытянув руку, держащую кубок, она перевернула его и тоненькой зеленоватой струйкой вылила его содержимое на пышный восточный ковер.
 — Дьяволица… — пробормотал сквозь зубы Бей.
 Анжелика уже полностью пришла в себя. Она заверила его превосходительство, что довольна приемом, что передаст королю его пожелания и думает, что король сочтет их вполне обоснованными.
 Все еще грозно сверкая очами, Бей сказал, что в его стране есть обычай предоставлять друг другу кров до тех пор, пока длится дружба.
 Анжелика привела себя в порядок, поправила волосы и взяла веер.
 — Я буду защищать ваши интересы в Версале и попытаюсь уладить все трудности протокола встречи. А можете ли вы пообещать мне сохранить все двадцать католических миссий в Персии?
 — Это входит в наш договор. Но не будет ли оскорблена ваша религия и священнослужители тем, что женщина вмешивается в их дела?
 — Несмотря на всю мужскую гордость, ваше превосходительство, вы должны признать, что именно женщина произвела вас на свет!
 Посол промолчал, но в его глазах светилось уважение к собеседнице. Он улыбнулся, потом сказал:
 — Вы достойны титула султан-баши!
 — Это еще что такое?
 — Это титул женщины-царицы. Ею может быть только одна женщина, которая владеет телом и душой мужчины. Он ничего не делает без ее совета. Она главенствует над другими женщинами. И лишь ее сын наследует трон отца.
 Он подошел с ней к шелковой занавеси дверей.
 — И первое достоинство султан-баши в том, что она не знает страха. А второе — знает цену тем услугам, которые оказывает.
 В одно мгновение он снял все кольца со своих пальцев и сунул ей в руку.
 — Это вам. Вы — самая большая драгоценность. Вы достойны быть увешанной драгоценностями, как древний идол.
 Анжелика с восхищением смотрела на алмазы, рубины, изумруды, но так же неуловимо быстро, как и он, она вернула их обратно.
 — Вы наносите мне еще одно оскорбление! В нашей стране если женщина говорит «нет», то она говорит «нет» и всем подаркам.
 Бактериари Бей тяжело вздохнул.
 Анжелика, улыбаясь, смотрела, как он медленно надевал кольца обратно на пальцы.
 — Взгляните, — сказала она, протягивая руку, на которой красовался перстень с бирюзой, — вот то, что вы подарили мне в знак нашего союза. Цвет его не изменился.
 — Мадам Бирюза, когда я увижу вас снова?
 — В Версале, ваше превосходительство.
 Погода на улице была скверная. Было холодно. Анжелика совсем забыла, что сейчас зима. И что ей предстоит вернуться в Версаль, чтобы доложить о результатах миссии. Она нервно теребила платок, ее душили слезы, ей хотелось расплакаться.
 «Как бы я хотела вновь очутиться на мягких подушках и безрассудно предаться любви». Она была зла на короля, так как была уверена, что его величество видит в ней лишь авантюристку, чье тело можно выгодно продать для дипломатии. Еще Ришелье неоднократно обращался к помощи легкомысленных красавиц, пользуясь ими, как пешками, в своих дьявольских интригах.
 Анжелика была готова расплакаться от жалости к самой себе. Так вот в кого хотел бы превратить ее король?! Да еще эта Монтеспан, которая, очевидно, тоже считает, что Анжелике отведена роль защитницы королевских интересов!