Глава 13
Для капитана Вьюгова началось самое долгое ожидание. Так уж устроена человеческая натура, что последние часы всегда кажутся самыми долгими, сидишь ли ты в засаде или ждешь поезда. А тут еще абсолютно дурные мысли в голову лезли. Совершенно идиотские, никак не связанные с текущей ситуацией. Он сам удивлялся этим мыслям и ощущениям. Уж очень не вовремя они пришли.
Ему хотелось колбасы. Именно колбасы. Не свободы, не жизни, а только колбасы. Сырокопченой, обязательно жесткой, пахучей. Не какой-нибудь из современных суррогатов, а той, что помнилась с детства. Такую сейчас не делают. Так хотелось, что слюни наполняли рот и готовы были побежать по груди, как вода по стене. Только насмешкой над собой капитану Вьюгову удалось убрать эти мысли, хотя полностью избавиться от наваждения, совершенно дебильного в его положении, было невозможно.
А вода по стене бежала уже второй день подряд. Не то чтобы ручьем бежала, но стекала и пропитывала стену, отчего та блестела отсветами масляной лампы. Разглядывание стены придало мыслям Вьюгова новое направление. Он стал глазеть вокруг внимательнее.
Пленник уже рассматривал их, как уж мог, при посещении Тимирбекова и Бейбарса. Тогда у него в голове появилась шальная мысль. Сейчас она снова вернулась и заставила капитана пошевелить мозговыми извилинами, чтобы соотнести свои силы с возможностями часового, который килограммов, пожалуй, на тридцать тяжелее Вьюгова. Парень крепкий, наверное, со спортивной подготовкой и с неплохой реакцией. Голыми руками его не возьмешь.
Вьюгов был в себе уверен ничуть не меньше, чем часовой, но все же, согласно своей спортивной и воинской специальности, стремился найти пути к самому быстрому и легкому достижению преимущества перед соперником. Прежде всего оно должно проявиться в неожиданности действий. Часового следует ввести в растерянность, а потом уже атаковать. Да и вооружиться не грех.
К счастью, с капитана не сняли тяжелые армейские башмаки с мощной рифленой подошвой. Напившись молока, чтобы не хотелось позже, он взял чашку, принесенную «официантом», положил ее на каменный пол донышком кверху и коротко ударил каблуком. Чашка разбилась. Выбрать самый крупный осколок было нетрудно. Он один всего и был такой.
Вьюгов удовлетворенно рассмотрел изделие, изготовленное с помощью каблука, хмыкнул, потрогал край пальцем и голыми руками выломал из стены около пола небольшой камень с шероховатой, похожей на наждак поверхностью. Он стал затачивать осколок, старался долго и тщательно, словно времени ему было отпущено немерено. Иногда капитан пробовал кромку большим пальцем и остановился только тогда, когда на грубой коже осталась царапина. А ведь он едва-едва прикасался к осколку.
У него получился нож. Правда, лезвие короткое и для действий против другого ножа не годится. Но в этом случае выход бывает только один. Нельзя позволить противнику достать его клинок. Тогда ты один будешь вооружен.
Вьюгов тут же и опробовал лезвие. Он разрезал на полосы рукав азиатского халата, укрывавшего его лежанку. Одну из них капитан смочил водой и сделал из нее рукоятку. Когда полоса высохнет, пусть даже слегка, она будет сидеть на осколке плотнее и хорошо защищать руку владельца импровизированного ножа. Конечно, это был не совсем нож. Назвать его так можно было только очень относительно. Да и рукоятка не была таковой. Однако это в любом случае было уже оружие, которым при необходимости и умелом обращении можно убить человека.
«Не человека, а врага!» – поправил сам себя «краповый» капитан Вьюгов.
Он хотел при любых обстоятельствах считать себя не убийцей, но воином. Это было почетно. Разницу между врагом и человеком не видят только слюнявые гуманисты, но лишь до тех пор, пока их самих это не коснется. А когда петух клюнет, тогда становится поздно. Они забывают про свой гуманизм, но и это уже не может их спасти, потому что такие персоны морально не готовы к сопротивлению.
Капитан себя к гуманистам никогда не относил, готовился не просто к сопротивлению, а к активной агрессии во спасение, к резкой, злой, безжалостной, сметающей все помехи со своего пути. Он хорошо понимал, что иначе ему действовать нельзя, все его усилия будут бесполезными. Оленю невозможно уговорить голодного волка остаться без обеда. Здесь не совсем такая ситуация, бандиты не насытятся его кровью, но схожесть есть.
Теперь, когда оружие было готово, пришла пора приступать к следующему этапу подготовки побега. Отложив нож, чтобы высохла тряпичная рукоятка, капитан стал осматривать стену над дверью и для этого даже поднял повыше свою лампу. Результат исследования его вполне удовлетворил.
Пусть это звучит странно, но стена была в состоянии помочь ему выполнить задуманное. Вернее, не сама стена, а ниша над дверью. Конечно, расположена она была не совсем идеально, находилась чуть-чуть в стороне, однако это не должно было помешать.
Теперь ему требовалось забраться туда. Используя каждую неровность стены, Вьюгов трижды пытался это сделать, но срывался, не успев дотянуться руками до края ниши. Если бы он это сделал, то проблем не было бы. Пленник сумел бы ухватиться за край, подтянуться и забраться туда.
Ему пришлось разобрать собственную импровизированную кровать и встать на один из ящиков, из которых она состояла. Он был крепким, и его высоты хватило. Первую экспедицию наверх капитан завершил к своему удовольствию.
Он осмотрел нишу и даже опробовал ее в качестве убежища. Вьюгов полежал там на одном боку, перевернулся на другой, потом посидел, свесив ноги и поболтав ими. Так они были бы видны из открытой двери, а сидеть в нише, подтянув их, было не слишком удобно. Да и забираться туда.
Вьюгов спрыгнул, сел на свою подставку, стал соображать и догадался. Он оторвал от ящика доску, использовал ее в качестве шанцевого инструмента и сумел выковырять из стены два камня. Капитан устроил себе маленькие ступеньки для ног, чтобы была возможность залезать в нишу, не используя ящик.
На эту операцию у него ушло не менее четырех часов. Работать приходилось с усердием, не производя шума. Любой металлический предмет, не говоря уже о простейшем строительном инструменте, дал бы возможность сделать дело за десять минут. Доска от работы укоротилась на добрый десяток сантиметров, что говорило о приложении немалых сил. Так сточить доску даже о наждак можно было бы не сразу.
Совершив задуманное, капитан Вьюгов опробовал ступеньки. Делать дополнительные ниши выше по стене, чтобы рукам было за что ухватиться, необходимости не возникло. Там были камни, выступающие из стены, за которые пальцы легко цеплялись.
Теперь Вьюгов забрался в верхнюю нишу с первой попытки. Но, чтобы отработать движение и сделать его почти автоматическим, он повторил подъем в новое убежище десять раз и остался доволен. Теперь уже в движении появилась и скорость.
Только после этого Вьюгов произвел в своей камере почти генеральную уборку. Он подобрал и выбросил в примитивный унитаз осколки чашки, тряпкой от своей, образно говоря, постели, вымел туда же землю из-под стены, чтобы никому не пришло в голову оценить его труд раньше времени. Пленник отнес и поставил на место ящик, аккуратно, насколько это было возможно, разровнял постель.
Только после этого он совершил мысленный прогон предстоящего побега. Кажется, все приготовления были проведены правильно. Теперь можно было приступать к выполнению задуманного.
Даже удары, предназначенные бандиту, он уже нанес сначала мысленно, а потом и по воздуху, словно противник стоял перед ним. Для этого ему пришлось еще раз забраться в нишу, спрыгнуть, приземлиться как надо и повторить виртуальную атаку. Вьюгов решил использовать положение, в которое он попадет после прыжка, когда ноги обязательно согнутся, а сам он присядет. Иначе приземляться невозможно – ноги отшибешь.
Только тогда капитан решил, что момент созрел, он сам готов, можно действовать. Пленник сунул в карман свой самодельный нож.
Каждое большое и значимое дело всегда начинается с восстановления дыхания. Это позволяет расслабиться, сбросить скованность с тела и с мыслей. А уж какое дело может быть более значимым для любого человека, чем спасение своей жизни в критической ситуации?!
Вьюгов глубоко вдохнул и резко выдохнул, полностью, до ощущения потягивания мышц в самом низу живота, изгоняя из себя застоявшийся воздух камеры. Правда, новый тоже был не очень-то насыщен озоном, но еще не окислился в легких и потому позволял дышать легче. После этого «краповый» капитан сначала задул светильник, потом трижды ударил кулаком в дверь и прильнул к ней ухом, радуясь звону консервных банок.
Он ждал шагов часового, но тот, как и обещал, не спешил. Трех ударов в дверь ему было явно мало. Тогда капитан заколотил по доскам обеими руками, да так, словно всю пещеру собирался разбудить. Часового-то он уж точно взбудоражил, поэтому даже ждать не стал, сразу полез в темноте в свою нишу над дверью и успел вовремя.
Часовой в этот раз подоспел быстро. Он шел, ругаясь на ходу, перемежая слова родного языка русским матом. Психанул, видимо, парень. Вот и хорошо. Нервное возбуждение человека, которого таким грохотом лишили сна, всегда заставляет его сердце усердно колотиться. Потом произойдет дополнительный стресс. Противник с психологической точки зрения будет подготовлен к тем самым дальнейшим неприятностям, которые капитан не преминет ему доставить.
Все шло так, как пленник и думал. Дверь сильнее обычного загремела консервными банками. Часовой даже сердито потряс ее, перед тем как открыть, показывая, что идет в гости.
– Ты что, козел, наглеть будешь? Я тебя отучу от… Опять погасло!.. Козел! Я тебе ноги сейчас повыдергиваю, а потом и голову оторву, отродье русское. Эй, ты где?
Луч фонарика пробежал по гроту, осветил аккуратно застеленную постель, потом пошарил по углам, но пленника нигде не нашел. Растерянный часовой шагнул вперед, чтобы еще раз осмотреть все помещение. В тот момент, когда расстояние между ним и дверью составляло около двух метров, капитан Вьюгов спрыгнул и пружинисто приземлился на обе ноги.
Еще в полете он успел сказать:
– Ку-ку…
Часовой почувствовал движение за спиной, услышал голос и резко развернулся, чтобы раз и навсегда пресечь желание пленника к шуткам, но капитан уже начал движение. Он оттолкнулся сразу двумя ногами, со всей возможной силой. Зря, что ли, Вьюгов тренировался когда-то в военном городке спецназа внутренних войск на лестнице в сто двадцать широких ступенек, по несколько раз в день поднимаясь по ней такими же прыжками?
Атаки часовой не ожидал. Даже если и так, то, скорее всего, удара, а тут в него летело все тело. Страшный удар лобовой костью, которая является самой крепкой в человеческом организме, пришелся прямо в челюсть. Часовой рухнул на спину и широко раскинул руки. Добивать человека, находящегося в бессознательном состоянии, может быть, кому-то покажется некрасивым, но Вьюгов и тени сомнения не испытал. Время, которое пройдет до объявления тревоги, непосредственно влияло на его возможность выжить.
Он наклонился, и осколок чашки, ставший ножом, разорвал сонную артерию на горле часового. Не разрезал, а именно разорвал. Кровь булькнула, вырвалась наружу волной и обрызгала капитану Вьюгову лицо и грудь. Но он обратил на это мало внимания, посчитав такую боевую раскраску просто камуфляжем, средством устрашения других противников, которые могут встать на его пути. Капитану нужно было вырываться из пещеры на свежий воздух, а там, как ни крути, стоит зима, хотя и близкая к весне, но все-таки. Горные ночи не балуют теплом даже летом. Поэтому лучше не мокнуть лишний раз.
Вьюгов вытащил из кармана свой краповый берет, который бандиты обещали отобрать, но не сделали этого, хотел вытереть им лицо, но передумал, только пальцами, смоченными в ведре с водой, промыл глаза, чтобы не слипались веки. Это будет очень неприятно. Даже просто ресницы, и то противно. Ведь кровь имеет свойство быстро сворачиваться.
Только после этого Вьюгов вернулся к распростертому телу, из которого вытекала последняя кровь. Сонная артерия уже не фонтанировала, хотя пульсировала небольшими выбросами. Это говорило о том, что сердце еще не остановилось, хотя кровь, вместо того чтобы поступать к мозгу, выходила наружу. Для того чтобы умереть, мозгу требуется меньше минуты, а прошло уже больше полутора. Значит, часовой не оживет, не позовет кого-то на помощь.
Капитан Вьюгов старательно и аккуратно надел берет, строго по носу выверил расположение кокарды и почувствовал себя сильнее. Теперь ему надо было вооружиться, а для этого требовалось лишь протянуть руку. Тело часового было тяжелым и жестким. Вьюгов правильно оценил, что этот парень был сильным и мог бы доставить неприятности любому противнику. Поэтому с ним следовало действовать именно так, как сделал Вьюгов, нападать неожиданно.
Перевернуть убитого бандита лицом вниз было несложно. От него сильно пахло костром. Но это не мешало капитану, как не останавливала его и кровь, все еще вытекающая из горла. Чтобы снова не испачкаться, Вьюгов переворачивал убитого, взяв его за руку.
Автомат, заброшенный за спину бандита стволом вниз, оказался в руках капитана. Чтобы забрать нож вместе с ножнами, пришлось снять с убитого ремень. Для этого его снова пришлось переворачивать. Но ремень мог для чего-нибудь и сгодиться во время побега. Свой на месте, вот пусть там и остается. Он выполняет свою задачу, а чужой понадобится для чего-то еще. Поэтому Вьюгов свернул трофей и убрал его в карман разгрузки.
Нож был большой и тяжелый. Такой вместо топора можно использовать. В ножнах, имеющих несколько карманчиков с клапанами, находились еще три ножа, два метательных, один тонкий и узкий, с лезвием в десяток сантиметров. Все это могло пригодиться капитану Вьюгову, как и три гранаты для подствольника, сдвоенный запасной магазин для автомата и три ручные гранаты Ф-1. Такую тяжесть таскать с собой не очень хотелось, но она давала относительную безопасность, поэтому отказываться от нее было нельзя.
С самого Вьюгова разгрузку бандиты не сняли, только вытащили из карманов все, включая документы, как личные, так и на машину, оставшуюся дома, которые он зачем-то взял с собой, деньги и сотовый телефон. Если бы на капитане был бронежилет, его содрали бы вместе с разгрузкой. Но он сам его снял перед посадкой в БТР и положил рядом с собой. Разгрузка без бронежилета висела на капитане тряпкой, но это значения не имело. Теперь пустые объемные карманы можно было загрузить гранатами и магазинами.
Осталось забрать спички. Коробок был там же, куда часовой положил его на глазах Вьюгова. Но спичек в коробке оказалось всего ничего, штук десять от силы. Поиск в других карманах ничего не дал. Значит, придется довольствоваться тем, что имеется.
Посветив фонариком на тело часового, Вьюгов вздохнул и перекрестился, хотя не относил себя ни к верующим, ни к атеистам. Он шагнул за дверь, слегка задев ее плечом. Консервные банки вздрогнули и едва слышно звякнули, словно неуверенно попрощались.
Держать фонарик постоянно включенным было нельзя, а без него легко споткнуться и полететь неведомо куда. Мест, подходящих для этого, здесь, видимо, хватало. Когда Вьюгова вели сюда, он видел, что проходы находились в разных горизонтах, были и прямые, и с уклоном не только вперед или назад, но и в разные стороны, что говорило о естественном происхождении самой пещеры. Прямо посреди коридоров встречались колодцы. Все разного размера, да и глубины, наверное, тоже.
Тот путь капитан Вьюгов относительно помнил и даже несколько раз прокрутил в памяти, но в проходе, ведущем на противоположную сторону, он не бывал и знать о нем ничего не мог. Вот уж где реально было в темноте изуродовать и ноги, и голову. Но все равно, даже при такой угрозе, фонарик держать постоянно включенным нельзя.
Пещера, как понимал капитан, являлась боевым лагерем банды Тимирбекова. Совершенно исключено, что здесь каждый может ходить туда, куда ему угодно. В любом военном лагере существуют места, недоступные для общего посещения. Даже в маленькой казарме, как правило, есть оружейная горка. В более крупных лагерях существуют и другие места, закрытые для прогулок.
Что-то подобное могло быть и здесь, в пещере. Если идти с включенным фонариком не туда, куда следует, то запросто можно нарваться на автоматную очередь. Конечно, сначала последует окрик с вопросом, который Вьюгов, не зная языка, даже понять не сможет. Ответить он тем более не сумеет. Результатом его молчания вполне может стать автоматная очередь.
Пуля, прилетевшая из темноты, ничем не отличается от той, которая наносит тебе визит из светлого дня. Она точно так же может лишить жизни. Тем более что луч фонарика подскажет ей, где искать жертву.
Разница только в том, что днем ты иногда видишь человека, стреляющего в тебя, а в темноте и подумать о нем не успеешь, потому что скорость полета пули быстрее твоей мысли. При этом совсем без фонарика обходиться тоже нельзя. Придется рисковать и время от времени включать его.
Капитан Вьюгов быстро миновал короткий коридор, ведущий от его камеры в общий проход. Там обнаружилась еще одна округлая ниша. В ней, как оказалось, стоял деревянный ящик, прикрытый овечьей шкурой. По дороге в камеру Вьюгов не видел эту нишу. Должно быть, сопровождающие умышленно светили в другую сторону, чтобы не показать место, где сидит часовой. Предосторожность разумная.
Для военного человека, знающего толк в таких делах, сидячий пост выглядит вроде бы странно. Однако если учесть, что часовой дежурит не два часа, как солдаты в армии и во внутренних войсках, то вполне понятно его желание посидеть и даже подремать на этом посту. Тем более что дверь оборудована «консервной сигнализацией». Это дает возможность сомкнуть глаза на пару-тройку часов.
Капитан не собирался разбираться с тем, как бандиты несли внутреннюю караульную службу. Однако нишу надо было осмотреть. Хотя и по другой причине.
Пока еще можно было безбоязненно светить и не опасаться полета пули чуть выше уровня фонаря, капитан рассчитывал найти тут хоть что-то полезное. Может быть, еще коробок спичек или что-то съестное. Продукты сгодятся в пути, продолжительность которого неизвестна. Ведь Вьюгову предстояло не только выбраться из пещеры, а потом своим ходом добираться куда-то, где есть федеральные силы. Просто прийти в село нельзя. Моментально угодишь в рабство к местным жителям, большим любителям заставить кого-то пахать на себя.
Ниша была тесная. Капитан с трудом представлял себе, как помещались в ней широкие плечи последнего часового. Да и предыдущих тоже. Они все как на подбор отличались крупной комплекцией. Шерсть на овечьей шкуре была сильно примята. Нетрудно было догадаться, что это место отдыха часового.
Сюда, скорее всего, он и бегал за спичками, чтобы зажечь светильник в камере. Капитан поискал дополнительный коробок, но безрезультатно. Нашлась только масляная лампа, которой часовой, возможно, когда-то и пользовался, но только, видимо, в том случае, если в фонарике сядут аккумуляторы. Больше ничего найти не удалось. Впрочем, расстраиваться не стоило. Капитан ничуть не огорчился, потому что он вообще не ожидал найти этот пост и никак не связывал с ним свои дальнейшие планы.
Через три шага начинался общий коридор. С правой стороны контур угла выхода обрисовывался в темноте красноватой линией. Значит, где-то неподалеку горит костер. Хорошо, что часовой уже не подаст сигнал тревоги. Ведь от огня до камеры можно добежать за несколько мгновений.
Вполне вероятно, что часовой сидел у этого костра и пошел на звон консервных банок не с овечьей шкуры, а оттуда. Это значило бы, что его там ждут товарищи. Поэтому капитану следовало соблюдать осторожность.
Конечно, он не сумел бы предотвратить чье-то желание отойти от костра и проверить, почему часовой так долго находится в камере. Но все же как-то оттянуть момент начала погони, одновременно нанести противнику хоть какой-то урон капитан Вьюгов вполне мог. Он не преминул воспользоваться своим положением.
Мысль капитана работала четко. Он знал, что следует сделать, вернулся в свою камеру за импровизированным ножом и снял обмотку с его рукоятки. На всякий случай Вьюгов захватил с собой и халат, который использовал раньше вместо матраца и одеяла. Рукав, изрезанный на полосы, роли не играл.
Чтобы халат не занимал руки, пришлось его натянуть на себя поверх разгрузки. Внешность огородного чучела в краповом берете ничуть не ломала самооценку капитана, не разрушала его боевые способности. Он подумал, снял с часового тяжелые башмаки армейского образца и взял с собой. Нести их далеко не пришлось.
Ниша с сидячим постом часового ждала Вьюгова. Костер за поворотом теперь светил ярче. Был виден весь выход и кусок потолка над ним. Вьюгов прислушался к тишине. Можно было неторопливо сделать задуманное. Не медлить, но и не спешить. Гонка в таком деле может оказаться губительной.
Капитан сорвал кольцо с гранаты Ф-1 и примотал прижимной рычаг полосой от халата, которую раньше использовал на рукоятку своего ножа. Потом он с третьей попытки закрепил овечью шкуру, снятую с ящика, так, чтобы она закрывала нишу, и прикрепил к ней полоску ткани от халата, связанную с той, которая обматывала прижимной рычаг гранаты. Ее капитан положил на самый край ящика. При любом шевелении граната упадет, и тряпка обязательно размотается.
Под шкуру Вьюгов поставил башмаки часового. Это было не баловство, а тонкий психологический ход. Мимо шкуры кто-то мог бы просто пройти. Но башмаки не могли не привлечь внимания, не пробудить любопытства. Слишком уж они были здесь неуместны. Какой-нибудь бандит отодвинет шкуру, чтобы заглянуть в нишу. Она держится слабо, обязательно упадет и пошевелит ящик.
Упадет и граната. Конечно, со стуком и с характерным щелканьем откинувшегося прижимного рычага. Но кто здесь разберет, что там щелкнуло и что упало?! Бандит будет недоумевать и сгорать от любопытства. Но полностью он не сгорит, потому что три целых две десятых секунды истекут быстро. Правда, некоторые запалы тлеют на секунду дольше. Но это не то масло, которое может испортить кашу. Любопытный бандит будет обречен.
Хорошо было бы, если бы сюда пришли не люди от костра, а, предположим, амир Азамат Тимирбеков с эмиром Назирханом. Банда лишится командиров, и некому будет отправлять погоню. Неплохо было бы заодно и китайца с ними отправить кормить червей. Чун пока не сделал капитану Вьюгову ничего плохого, но хорошие люди не приезжают к бандитским амирам.
Дело было сделано.
Можно отправляться дальше.