По запросу Гудермесского отдела ФСБ уже утром в город ввели дополнительные силы спецназа МВД, чтобы способствовали поиску Джабраила Алхазурова, пропавшего неизвестно куда. На улицы города вывели дополнительные патрули, проводилась повсеместная проверка документов. Во многих домах проводили обыски. Списки подозрительных домов утверждались совместно эфэсбэшниками и ментами. Первыми, естественно, попали в этот список Урусхан Датуев и Завгат Валеев. После телефонной беседы полковника Согрина с полковником Мочиловым и майора Султанова с генералом Астаховым решено было пока не трогать хромого Александэра Сулейменова, но присматриваться к нему внимательно. Ни Урусхана, ни Завгата найти не удалось, хотя за домами и того и другого велось наблюдение, и совершенно неясно было, как оба исчезли. Правда, мать Датуева сказала, что сын уехал в Москву, потому что ему пришел вызов из московской больницы. Подробностей и наименования больницы мать не знала. Это все следовало еще проверить, но такая проверка занимает обычно много времени. По данным из железнодорожных касс, билет на имя Урусхана Датуева был действительно куплен до Москвы. Но сел он на поезд или нет, это было неизвестно, а многочисленные патрули на вокзале имели ориентировку исключительно на поиск Джабраила Алхазурова и высматривали только человека такого приметного роста. Полковник Согрин, неофициально руководящий операцией, в ответ на сообщение об исчезновении двух известных им членов банды Джабраила только плечами пожал:

– Я думаю, они вместе с Джабраилом Алхазуровым уже направляются в Москву. Может, и поодиночке направляются... Необходимо сообщить генералу Астахову. Пусть по возможности присматриваются к транспорту с юга. Но поиск здесь, мне кажется, все равно следует продолжать.

Майор Султанов с Астаховым связался сразу. Астахов обещал принять меры. Поскольку Джабраил Алхазуров не мог попасть под амнистию, руки у Владимира Васильевича были развязаны.

И в Гудермесе поиск продолжался. Причем довольно интенсивный. Официально нашлось целых два обоснования таким неординарным мерам. И второстепенное обоснование выдавалось за основное, хотя и почти равное по значению. Оставшиеся в лесу и горах боевики пытались отомстить капитану милиции Хамкоеву. Могли попытаться отомстить и самим сдавшимся под амнистию вчерашним боевикам, чего ни ФСБ, ни МВД допустить не могли, чтобы не возникло прецедента, который остановит других, пожелавших сложить оружие. На базе Табиба было уничтожено шесть боевиков, одного застрелил, как пока еще говорилось в документах, капитан Ахмат Хамкоев, а потом силами ФСБ и спецназа ГРУ были уничтожены сам Юрка Шкурник и его ближайший помощник Беслан. Тем не менее уже после этих событий в капитана Хамкоева стреляли. Следовательно, на свободе остались другие боевики, которые не желали оставить без внимания такую резонансную акцию, как сдача сразу десяти членов вооруженных бандформирований. И потому беспокойные для жителей города меры были признаны обоснованными.

Однако проверки и обыски в домах ничего, как считал Согрин, не дали. Хотя в принципе они дали результат, потому что были обнаружены два боевика, один из которых сразу сдался, а второй оказал сопротивление и был убит. Но оба согласно показаниям родственников прятались в подвалах своих домов уже несколько месяцев, и ни разу за это время не выбирались на солнечный свет. Предварительно с них сняли подозрение в покушении на Хамкоева, хотя с подробностями предстояло разбираться следствию.

В середине дня дежурному по гудермесскому отделу позвонили из Грозного и сообщили, что из Москвы прилетел член антитеррористического комитета России генерал Иванов вместе с двумя депутатами Государственной думы и с председателем «Фонда поддержки и реабилитации к мирной жизни принявших амнистию боевиков». Фамилии депутатов и председателя фонда не сообщили. Генерал вместе с депутатами и с председателем фонда, не задержавшись в Грозном, уже вылетели вертолетом в Гудермес.

– Что за генерал? – поинтересовался Согрин у майора.

Султанов пожал плечами:

– Единственное, знаю, что есть у нас генерал-майор Иванов Михаил Борисович. Ни разу в лицо не видел и даже не знаю, чем он занимается.

Вертолет встречали представители городской администрации, руководители отделов ФСБ и МВД и комендант города. Естественно, обеспечили охрану. Полковник Согрин не посчитал нужным встречаться с генералом и перебрался со своей группой в казарму комендатуры. Но майора Султанова попросил:

– Держите нас в курсе дела – что им здесь понадобилось? Телефон у меня уже зарядился, так что... И попробуйте проконтролировать деятельность Александэра Сулейменова. Может быть, есть смысл установить пост наблюдения за домом?

– В таких местах это бесполезно. Посты у домов Датуева и Валеева себя не оправдали. И там можно ждать аналогичного результата.

– Все равно вот-вот «лед тронется», майор, – сказал Сохно на прощанье. – Я носом это чувствую. Всегда перед бурей бывает такое вот беспомощное затишье.

– Ничего себе, затишье, – усмехнулся Султанов. – Весь город гудит и нудит.

По приказу коменданта для отдыха спецназовцев ГРУ была выделена «каптерка» в солдатской казарме, куда поставили впритык одна к другой три кровати. После бессонной ночи и не менее бессонного утра выспаться все же следовало про запас даже таким выносливым людям, как офицеры группы Согрина, потому что при их службе сам не знаешь, когда удастся в следующий раз заснуть, тем более на кровати.

Ситуация в городе никак от спецназовцев не зависела, и повлиять на нее они возможности не имели. Если бы возникли вопросы, требующие оперативного вмешательства или же просто совет более опытного офицера, майор Султанов обязательно позвонил бы, как и договаривались.

«Лед тронулся» через два с половиной часа, когда майор Султанов все же позвонил и сообщил весть, которая весьма удивила спецназовцев:

– Вам, наверное, интересно, что это за председатель фонда такого пожаловал? – начал майор с места в галоп. Но Согрин любил очередность и порядок.

– Нам больше интересно, что здесь понадобилось некоему генералу вашего славного ведомства, – сказал полковник.

Султанов знал, что от перестановки мест слагаемых сумма не меняется. И потому не смутился.

– Генерал... Так... Приехал только в качестве авторитетной вспомогательной силы, что-то типа «крыши» – оказать давление на следствие и подогнать неторопливых следаков из прокуратуры... Для генерала с прибывшими это только политическая акция, способная улучшить имидж страны перед всегда недовольным Западом...

– Не понял... Имидж страны не улучшается за счет риска для жизни рядовых граждан этой страны. Объясните, майор. Какая есть насущная необходимость оказывать давление на следствие и подгонять работников прокуратуры? Они что-то неправильно делают?

– Они-то все делают правильно и без лишней суеты. Но генералу, как и двум депутатам Думы, хочется помочь в инициативе председателю «Фонда поддержки и реабилитации к мирной жизни принявших амнистию боевиков» Хамзату Сулейменову...

– Кому-кому? – переспросил Согрин, даже встав в ожидании ответа.

– Хамзату Сулейменову.

– А у этого Хамзата Сулейменова отчество есть? Случайно он не Александэрович?

– Вы удивительно догадливы, товарищ полковник. – Майор Султанов сам обрадовался своему комплименту.

– И что же это за инициатива исходит от фонда с таким странным названием?

Сохно и Кордебалет, видя, что встал командир, тоже поднялись, словно приготовились приступить к каким-то действиям немедленно.

Действия какие-то, вероятно, требовались, но полковник так растерялся от неожиданности, что не мог сообразить, как отреагировать на сообщение.

– Товарищ полковник, вы слушаете меня? – даже переспросил Султанов.

– Да-да...

– Так вот, задача следственным органам ставится следующая: как можно быстрее все закончить и отпустить всех десятерых в Москву, где Хамзат Александэрович Сулейменов берется трудоустроить их в собственной строительной фирме...

– Вот теперь все понятно, – успокоился Согрин. – Этот Хамзат работает на Джабраила. Это определенно. А вы, майор, позвоните генералу Астахову, чтобы он повысил интерес специальных служб к грузовым машинам. Обязательно должен пройти груз с оружием и взрывчаткой. Обязательно должен.

– Я уже позвонил. Генерал сказал то же самое, что и вы.

– А мы поедем вместе с новой строительной бригадой. Они, надо полагать, отправятся поездом. Как бы нам гражданской одеждой обзавестись, майор? Пусть ваши местные коллеги расстараются.

– Поищем, – согласился майор Султанов. – Время еще есть...

В Грозный, где его могли ждать с нетерпением, приготовив на каждом углу по наручникам и по паре автоматных стволов, готовых с жестким ударом упереться в спину, Джабраил не поехал, хотя первоначально они с Завгатом именно туда и намеревались отправиться. Джабраил еще не знал, что открыта большая охота, и не просто так, на неизвестного имярек, а именно на него. Но чувствовал что-то. Опасность подстерегала, подкрадывалась, готовилась к прыжку, как лютый хищник – говорила интуиция. Небольшой маскарад, что помог выехать из Гудермеса, в Грозном мог не подействовать. Там слишком легко проверить подлинность любых документов. И глупое занятие – дергать тигра за усы, если можешь обойти клетку стороной, а не проходить через нее напрямик.

Правда, дергать тигра за усы Джабраилу все же нравилось. И он позволил себе небольшую хитрость, которая радовала его своей дерзостью. На половине дороги до Грозного, в Аргуне, он, переодевшись в очередной раз и применив новый грим, который значительно состарил его, прицепив даже подвесной живот для маскировки, сел на поезд в обратную сторону и поехал через Гудермес в Махачкалу. Перед этим, правда, пришлось в Аргуне пережить неприятные моменты в ожидании поезда. Два часа ждать на виду у всех – нервы крепкие иметь надо. Ментовский патруль проверял документы у пассажиров и провожающих. Проверили и у него. Все обошлось без сомнений и подозрений. Документы хорошие. Досмотра вещей и обыска, слава Аллаху, не производили. По новым документам у Джабраила не было разрешения на оружие. Хорошо еще, что чужие паспорта Завгат, наверное, уже успел переделать и отдать. Переделать недолго, только фотографию сменить. И специалист у Завгата под рукой есть хороший. С его документами еще не возникало проблем.

Проверка в Аргуне, хотя сама по себе и была неприятной, успокоила и придала уверенности. И во время стоянки в Гудермесе, даже снова увидев патрули, стоящие на каждом углу, Джабраил вышел, как и другие пассажиры, на перрон прогуляться у них под носом. Так до усов тигра легче дотянуться... Патрули были информированы, что Джабраил Алхазуров будет стремиться покинуть город. Поэтому никто не обращал внимания на человека, пусть и очень высокого роста, но в город приехавшего. Ощущение было приятное, и Джабраил радовался такой своей игре и посмеивался в душе над федеральными поисковиками. Его блуждающая улыбка никого не интересовала, и раз за разом два патруля прошли мимо него, не спросив, чему радуется этот высокий седобородый мужчина возраста, далеко перешагнувшего за средний. То есть никак не подходящий под описание Джабраила Алхазурова. Разве что, по росту, но мало ли среди чеченцев рослых людей благородной наружности. К тому же соответствующий возрасту солидный животик... Не похож.

Впрочем, Джабраил и не думал, что эти патрули ищут именно его, хотя излишнее напряжение даже среди пассажиров чувствовал. Обычные вибрации беспокойства передавались от человека к человеку и достигали его. Но беспокойство удивления не вызывало. Любой человек, когда его останавливают просто для проверки документов или даже обыскивают с неизвестной целью, словно ты знаменитый, отъявленный боевик, беспокойство чувствует. А для человека гордого, самодостаточного – подобные действия патрулей вообще кажутся унизительными. И все эти чувства, испытываемые отдельными людьми, легко переходят к тем, кто рядом. Чувство толпы, инстинкт толпы, давно описанный психологами. Если раздастся в толпе автоматная очередь и, испугавшись, побежит один человек, вся толпа ринется бежать. Сработает инстинкт толпы. Если перед толпой кто-то будет произносить пламенную речь, и несколько человек загорятся от этой речи высокими чувствами, загорится вся толпа. Опять сработает инстинкт. Поэтому диктаторы и революционеры всех мастей любили и любят выступать перед толпами. Они знают психологию. Нечто подобное происходит и при виде патрулей.

Поезд двинулся дальше. Проводник, русский низкорослый мужичок, дверь не закрыл сразу, и Джабраил стоял рядом с проводником в тамбуре, глядя через раскрытую дверь на родной город, как на чужой. Было ему и больно, и грустно, но, одновременно и радостно, потому что он благополучно миновал опасность, то есть подергал тигра за усы, и едет дальше. Дальше тоже будет опасно, еще долго опасность будет преследовать его, но та опасность, которая не грозит непосредственно в происходящий момент, совсем не выглядит угрожающей, и кажется, что избежать ее можно вполне.

– Извини, браток... – Дверь все же пора было закрывать, и проводник тронул Джабраила за локоть, прося посторониться.

– Чаю принесите, – попросил Джабраил проводника.

Он ушел в вагон и сел в своем купе у окна, продолжая смотреть на пригороды Гудермеса, так хорошо ему знакомые с детства, потому что в этих пригородах, как раз недалеко от ветки железной дороги, он и вырос.

Музыка опять жила в ушах Джабраила, как всегда бывало, когда он задумается. Там, на вокзале, это была тревожная, беспокойная и прерывистая мелодия. Теперь она стала грустной, ностальгической, несущей в себе неизвестное будущее и, возможно, желание совершить подвиг.

Проводник принес чай, пар поднимался из стакана, поскольку в вагоне было прохладно, но пить его горячим Джабраил не решился, потому что опасался за свой грим. От горячего чая можно вспотеть, грим легкий, может нарушиться.

Соседки по купе, две женщины из Дагестана, разговаривали между собой на непонятном Джабраилу наречии. Неудивительно, в Дагестане много разных народов живет. Он обратился к ним по-чеченски, они не поняли. И слава Аллаху. Тогда сказал по-русски:

– Можете попросить у проводника чай.

– Спасибо, мы пили еще до вас.

Похоже, они ехали издалека, потому что взяли постель. Он постель брать не стал. Путь слишком невелик, чтобы спать.

Успокоенный незнанием женщинами чеченского языка, Джабраил позвонил с мобильника Завгату. Разговаривали по-чеченски.

– Я созвонился с Махачкалой, – сообщил Завгат. – Тебя встретят. Темно-вишневый «Шевроле-Нива». Номер «600». Будет стоят у вокзала. Водитель – русский, не пугайся его. Он свой человек, и его не остановят в городе.

– Хорошо. Как там у нас? Откуда столько патрулей?

– Урусхан с делом справился. Две пули... Неизвестно только, что с Ахматом. Есть сведения, что он ранен и отправлен в Ханкалу в госпиталь. Урусхан говорит, что с такими ранами не живут. Работу Урусхана, кажется, приписывают Шкурнику.

– Урусхан надежный. Он всегда дело доделывает.

– Я знаю. Он, если успеет все остальные дела завершить, как ты велел, завтра уже выезжает в Москву. Правда, я боюсь, что может не успеть. Я ему даже пару человек в помощь выделил. Чтобы поторопился. Здесь слишком много помех, и с ними самому нарваться можно. Поэтому Урусхан осторожничает. Ищут, похоже, Юрку Шкурника. Часть его отряда перебили, остальных и его самого пока ищут. Считают, что Шкурник будет сдавшимся мстить.

– Да, насчет этих... Сдавшихся... Что, кстати, с их паспортами?

– Все в порядке. Сделали – не подкопаешься... Раздал... Уже работают...

– Это хорошо. Будем надеяться, все пройдет, как задумали. Хамзат не приехал?

– Мне он не звонил. И отец молчит. Я сам к отцу не суюсь, чтобы тень на него не бросить. Мало ли...

– С Хамом надо обязательно все выяснить. Попробуй сам ему позвонить.

– Я уже пробовал. Мобила не отвечает.

– Когда сам выезжаешь?

– Тоже хочу завтра, но я не с Урусханом, лучше последую твоим путем...

– Так лучше. Согласен. Как в город вернулся?

– Подвезли друзья. Добрался быстрее, чем ты.

– Останавливали в дороге?

– Дважды, на въезде в город и в самом городе. Все обошлось. Утром заберу «дипломат» Урусхана, отправлю в Москву груз, и дел у меня здесь не остается.

– Не забудь про свой главный груз.

– Я его с собой везу.

– И постарайся узнать, что с Ахматом. Если что, надо дочищать.

– Попробую.

– До встречи в Москве. Аллах Акбар!

– До встречи. Да хранит тебя Аллах!..

Джабраил убрал мобильник в чехол и посмотрел за окно. Там уже стремительно темнело. Казалось бы, рано еще, но, посмотрев на часы, Джабраил понял, что он счет времени совсем потерял.

– Хасавюрт скоро? – спросил он попутчиц.

Те переглянулись, тоже на часы посмотрели.

– Через час где-то.

Значит, скоро уже доберутся и до Махачкалы. Половина, считай, дороги позади...

Его встретили в Махачкале. Не на перроне, а на привокзальной площади. Здесь, хотя и стоял ментовский патруль, даже документы не проверяли. На автомобильной стоянке машин было много, но темно-вишневый «Шевроле-Ниву» с номером «600» он увидел сразу, стоящем под фонарным столбом. Заглянул внутрь через слабо тонированное стекло переднего сиденья, соседнего с водительским. Водитель, светловолосый парень с неприятным бородавчатым лицом, потянулся и открыл дверцу.

– Вы Джабраил?

– Джабраил. Так назвал меня отец.

– Садитесь.

В отличие от большинства водителей бородавчатый парень оказался малоразговорчивым и лишних вопросов не задавал. Он отвез Джабраила за город, в поселок Кяхулай, остановился перед металлическими воротами большого дома за высоким забором и просигналил. Залаяла собака. По голосу, еще из машины, Джабраил определил, что это кавказская овчарка. Вспомнился Алан и, естественно, хозяин Алана. Но предаваться воспоминаниям было некогда. Из калитки вышел волосатый приземистый мужчина, сам открыл дверцу, выпуская Джабраила.

– Отдайте Сереже паспорт. Он купит билет на самолет до Самары.

Джабраил отдал паспорт, не сомневаясь и зная, что, если Завгат что-то берется организовать, он все организовывает правильно, все просчитывает, вплоть до мелочей.

Бородавчатый Сережа уехал.

– В Самаре сами купите билет до Питера. Там пересядете на поезд, ночь, и вы в Москве... – На словах все выглядело просто. Хотелось бы, чтобы все было так же просто и в жизни. – В Самаре вас тоже встретят. Такая же машина, такого же цвета, номер «500». Запомните, не «600», а «500»...

– Это что, система знаков? – спросил Джабраил, не любя системы, потому что любую систему можно просчитать.

– Нет. Случайность, совпадение... Там разрыв между самолетами четыре часа. По аэровокзалу ходить опасно, в город ехать смысла нет. От Курумоча до Самары километров шестьдесят... Посидите в машине. Водитель ваш земляк, из Гудермеса.

Хозяин пропустил Джабраила за калитку первым. Чуть в стороне от калитки рвался с цепи мощный кавказец.

– Алан... – растерянно сказал Джабраил, в первую минуту спутав эту собаку с хорошо знакомым псом.

– Откуда вы моего Алана знаете? – удивленно и с подозрением спросил хозяин.

– Я только сегодня утром простился с Аланом своего друга в Гудермесе... Просто поразительно, как они схожи...

– Многих собак зовут Аланами, – согласился хозяин. – Пойдемте в дом, попьем чаю. Сережа вернется быстро. И отвезет вас. Как раз успеете на регистрацию.

– А почему нельзя здесь взять билет сразу до Питера? – спросил Джабраил.

– Мало ли кто выйдет на след этих документов. Пусть тогда ищут вас в Самаре. Или встречают в Москве поезда из Самары. Или документы чистые?

– Чистые документы у нас были только лет десять назад, – согласился Джабраил...

– Виталий слегка преувеличивает слухи о твоем непробудном пьянстве, – сказал Басаргин Дым Дымычу, протягивая через стол руку для приветствия. – Но мне почему-то кажется, что ты пришел с новостями. Честно говоря, не знаю почему.

– Потому что физиономия у него очень уж торжественная, – сказал Ангел.

– Есть новости, – подтвердил Дым Дымыч. – Я знаю, командир, что ты не любишь, когда мне приходится обращаться к своему прошлому, но иногда и это бывает полезно.

Прошлое у Дым Дымыча Сохатого было темным. Когда-то во время афганской войны старший лейтенант спецназа ГРУ Дмитрий Дмитриевич Лосев был «подставлен» ХАДом вместе со своим командиром роты и после вынесения приговора военного трибунала в Ташкенте отправлен надолго в «места не столь отдаленные». После освобождения Дым Дымыч долгое время был связан с серьезными авторитетами уголовного мира и выполнял их заказы, используя свою подготовку спецназовца. Порой и сейчас Дым Дымычу приходилось обращаться к своим старым связям за информацией, и Басаргин не приветствовал это. Не желая, чтобы прошлое Сохатого как-то всплыло в официальных документах.

– Если очень полезно, я согласен. – Басаргин печально глянул на отчет, который так ждут в Лионе, и отодвинул его в сторону, показывая желание слушать.

Дым Дымыч прошел в свой любимый дальний угол, где всегда сидел скромно, как мышь, подавая голос только в случае необходимости или когда обращались непосредственно к нему. В отличие от Басаргина он не любил ходить по кабинету, когда что-то рассказывал.

– Наш командир, насколько я помню, когда-то, в бытность свою офицером ФСБ, занимался диаспорами.

– Занимался, – подтвердил Александр Игоревич. – Только я от этих вопросов давно отошел и современную ситуацию не знаю.

– Именно к этому я веду речь, – продолжил Дым Дымыч. – А современная ситуация сильно изменилась. И вызвано это в первую очередь тем, что самих диаспор стало в Москве намного больше, и численность их членов выросла значительно. И продолжает расти... Особенно это касается выходцев из стран Юго-Восточной Азии. Все сильнее становятся китайцы и вьетнамцы. Между собой диаспоры по-прежнему продолжают поддерживать недружественные отношения, хотя рынки сфер деятельности и интересов, как и территориальные зоны влияния, давно уже поделены, тем не менее всегда кто-то ущемляет чьи-то интересы и права, и маленькие локальные войны становятся явлением довольно частым. Говоря честно, порядок здесь навести трудно. Пытались это сделать чиновники, но чиновники озабочены в первую очередь частным одноразовым интересом и, получив однажды сумму на счет, больше не мешают. Однако...

– Свято место, как мы все знаем, пусто не бывает, – перебил Сохатого Тобако.

– Андрей удивительно правильно читает мысли, – продолжил Дым Дымыч. – Вплоть до запятых, если в мыслях запятые, конечно, ставятся. Свято место пусто не бывает. Кто готов это место занять? Вернее, кому по силам это место занять?

– Криминалитету, – сделал вывод Доктор Смерть.

– Верно. Это у нас сейчас, как и в прежние годы, пожалуй, самая организованная составляющая государственного устройства.

– Перебарщиваешь, – поморщился Басаргин.

– Ничуть, – возразил Дым Дымыч. – Когда криминалитет повязан с государственным чиновничеством, он является именно составляющей частью государственного устройства, и от этого нам никуда не деться. А что дело обстоит именно так, мы знаем все. С этим надо или мириться, или бороться. Можно еще использовать в своих целях, как это сделал я.

– Ну-ну, послушаем.

– Недавно я встретил старого знакомца, он мне рассказал еще про одного старого знакомца, которому я некогда оказывал кое-какие услуги, и он обязан испытывать ко мне некоторую признательность. Этот знакомец, второй, сильно вырос в авторитете и занимается как раз вопросом регулирования миграционных процессов в Москве. То есть собирает дань с диаспор, которые должны принять новую большую группу. Причем дело поставлено на такой высокий уровень, что все главы диаспор с этой постановкой вопроса согласны. Я не совсем в курсе существующих взаимоотношений и истории вопроса, тем не менее знаю, что за эту дань сами руководители диаспор получают какую-то значительную помощь. И даже не противятся тому, что их земляки заносятся в специальную подробную картотеку, чтобы при случае можно было с кого-то за что-то спросить. Но это уже ментовский вопрос, и я в такие дебри забираться не собираюсь. Меня интересовало другое. Ожидается ли прибытие значительной группы из Чечни.

– Интересно, как ты сформулировал свой запрос? – поинтересовался «маленький капитан». – Ты, конечно, представился сотрудником Интерпола, а как иначе...

– Я документы Интерпола, понимаешь, дома забыл. – Дым Дымыч прокашлялся и продолжил: – И потому пришлось хитрить, хотя хитрить я, как человек прямой, не люблю... Этот человек помнит меня по прежним временам как достаточно крутого одиночку. Таким я и пришел к нему. Сказал, что один мой знакомец, чечен по национальности, некогда крупно «кинул» меня, не заплатив за серьезную работу, и смотался в Чечню, где я не мог его достать, поскольку он в боевики подался. А сейчас до меня дошли слухи, что он собирается в Москву как человек, попавший под амнистию. Настоящую фамилию чечена я не знаю, только «погоняло» – прозвище. Вопрос я сформулировал предельно просто: как мне узнать, кто приезжает и где мне этих людей можно будет посмотреть? И что вы думаете?..

– И что же мы думаем? – переспросил Доктор Смерть, не отрываясь от компьютера, тем не менее показывая, что и рассказ Сохатого слушает.

– Он вытащил из стола бумагу, пропустил ее через факс, чтобы скопировать, и выдал мне список. А как только ребята приедут, он сразу позвонит и скажет, где они остановились. Несколько человек приехать должны уже сегодня, вскоре.

Сохатый встал, вытащил из кармана лист бумаги, развернул и положил на стол перед Басаргиным.

– Вот, полюбуйтесь, десять человек...

Басаргин пробежал по строкам глазами и через Тобако передал бумажку Доктору Смерть.

– Сверь с нашим списком.

Доктор сверил со списком, открыв его на мониторе.

– Они.

– И мы точно узнаем, где их можно будет найти? – переспросил Александр Игоревич.

– Мне пообещали. Я не думаю, что этот человек обманет меня. Он ко мне относится вполне серьезно.

– Я бы на его месте относился еще серьезнее, – сказал Доктор Смерть. – Он тебя вводит в заблуждение, или его самого ввели в заблуждение. Сегодня ни один из этих людей приехать не может, поскольку они все еще сидят в одной общей камере в Гудермесе, и следствие занимается проверкой причастности каждого к серьезным преступлениям. Пока проверка не закончится, их даже домой, не то что в Москву никто не отпустит.

– Тем не менее у меня такая вот информация, – сказал Сохатый. – Будем проверять, чья информация оказалась более правдивой.

– Дело в том, Дым Дымыч, что в Чечню сегодня вылетели генерал-майор Иванов из антитеррористического комитета, пара депутатов Госдумы и председатель только что созданного «Фонда поддержки и реабилитации к мирной жизни принявших амнистию боевиков». Вылетели с единственной целью – поторопить следствие и ускорить прибытие сдавшихся боевиков, которых председатель этого самого фонда обязуется трудоустроить в своей строительной фирме. Но даже при такой сильной поддержке следствие все равно будет еще некоторое время держать парней взаперти. Но даже если они и договорятся как-то на сегодня... Не ракетой же они полетят. На Красной площади, как ты знаешь, еще космодром не построили. Не успевают.

– Посмотрим, – упрямо сказал Дым Дымыч. – Посмотрим...

Возможность «посмотреть» у Дым Дымыча Сохатого предоставилась почти через час, когда ему позвонили на мобильник.

– Слушаю... Так... – Дым Дымыч перешел из любимого угла за нелюбимый стол и придвинул к себе список. – Третий, пятый и шестой номера списка... Отмечаю... А адреса? Добро... Записываю... Спасибо... «Спасибо», как тебе, наверное, известно, означает «спаси тебя Бог»... Насчет остальных позвонишь? Хорошо. Буду ждать...

И он оглядел сотрудников подсектора с видом победителя.

– Трое уже прибыли. И есть адрес. Все трое в одной квартире.

Даже Басаргин от такого сообщения встал из-за стола.

– Ничего не понимаю. – Доктор Смерть с шумом задвинул под стол подставку с клавиатурой. – Я только что прослушивал телефонный разговор Хамзата Сулейменова. Это тот самый председатель фонда... Он в Грозном. И жалуется, что следаки тянут время.

– А трое уже здесь, – сказал Дым Дымыч.

Басаргин думал молча, потом попросил Доктора Смерть:

– Свяжись с Мочиловым, пусть он выйдет на Согрина. И пусть полковник добудет нам фотографии каждого. И копии документов.

– С документами у них там какая-то заморочка, – сказал Тобако. – Из-за документов все и тянется... Перед сдачей командир отряда отобрал у бойцов все документы, и они сдались без них.

– Тогда – как прибыли эти трое? – спросил Басаргин.

– Давайте думать, – предложил Сохатый.

– А что тут думать, – возразил Тобако. – Надо ехать и смотреть... Что за парни, откуда взялись, что собираются делать...

– Вот об этом я и хочу подумать. – Сохатый встал из-за стола, показывая готовность ехать хоть сразу.

– Не сразу... – сказал Тобако. – Сначала фотографии...