Генрих Юзефович Иванов, которого отставной подполковник Сапожников назвал парнем, в действительности оказался почти пожилым и неопрятным суетливым человеком. Наверное, самому Сапожникову, который мне в отцы годился, Иванов и мог казаться парнем, но мне он даже в старшие братья не подходил.

– Ну, так что?.. – с порога спросил Генрих Юзефович и семенящей подпрыгивающей походкой устремился за стол, где занял место, и сразу разложил перед собой коричневую затертую кожаную папочку, раскрыл ее и в какие-то бумаги заглянул, словно желал свериться с документами, перед тем как разговор со мной начать. – Могу, вполне могу предположить, что вы не убивали, и даже охотно поверю этому, поскольку уважаю спецназ ГРУ и не хотел бы разочаровываться. Как адвокат с громадным опытом работы прекрасно могу себе представить, что вас подставили. Менты или еще кто-то – в этом разобраться следует, но разбираться предстоит вам самому, учтите. Я могу только дать несколько умных советов и чуть-чуть подправить вас в фактической базе, но отнюдь не собираюсь влезать в дебри поиска, где стреляют и, чего доброго, в меня рискуют попасть... Итак, вы, Сергей Алексеевич, что-то уже накопали?

– Пока ничего серьезного, Генрих Юзефович. Но мне хотелось бы обладать информацией о всех контактах убитого Мамоны, которые хотя бы в малейшей степени могли бы вызвать чье-то недовольство.

– Ну, вы, голубчик, загнули. Тогда мне придется рассказывать вам абсолютно обо всех контактах. Обо всех абсолютно. Убиенный был жестким по натуре человеком, и его действия всегда вызывали чье-то недовольство, даже в том случае, когда без проблем укладывались в рамки существующего законодательства. Представьте!.. Он держал дома трех алабаев. Очень, чрезвычайно доминантные собаки, каждая всегда стремится стать вожаком и не позволяет оступиться ни собрату, ни хозяину. И он был таким же. И среди собак, и среди людей. Он сам был по характеру алабаем. А диалектика каждого дня нашей жизни такова, что добро для одних всегда оборачивается для кого-то злом. С этим в мирской суете не все хотят мириться, кто-то иные пути ищет и остается ни с чем и в дураках, заметьте. В абсолютных дураках. Только тот, кто существующее положение осознает и признает, добивается в жизни успеха. А Мамонов как раз из успешных был, хотя порой и грань дозволенного слегка переступал.

Судя по всему, он любил разговаривать и сам своим разговором наслаждался. Меня такие люди быстро утомляют, и я предпочел его вернуть ближе к земным делам, без диалектики.

– Нет, Генрих Юзефович, все контакты меня, судя по всему, интересовать не должны, поскольку времени мне отпущено мало. Или я с вашей помощью сумею вовремя выбрать нужные, или меня поймают и дело закончится безрезультатно. Не могу же я всю жизнь прятаться. Так что давайте вместе подумаем, что мы сможем рассмотреть как наиболее реальное.

Под окном прошелся, как часовой на посту, Владимир Викторович Сапожников. Мы с Генрихом Юзефовичем одновременно проводили коротко стриженный затылок глазами и снова друг на друга посмотрели.

– А по какому принципу я должен выбирать контакты Мамонова? – он словно бы радовался затруднительности моего ответа.

– Давайте по порядку начнем. Мне подсунули пистолет. Подсунуть его могли в течение половины рабочего дня. Это время, которое я отсутствовал в квартире – только четыре с половиной часа. Маленькое исследование из тех, что пока доступны мне, – опрос жителей дома, – показало, что у соседнего подъезда в этот промежуток времени останавливалась ментовская машина. К сожалению, я не имел возможности проверить, к кому в соседний подъезд приезжали менты и приезжали ли они именно в соседний подъезд. По поведению ментов во время обыска я имею полное право предположить, что они приезжали ко мне, зная, что меня на месте нет. А открыть дверь они могли бы без проблем, замок несложный. А потом, когда я появился, приехали и они. Уже на готовенькое. Возглавлял приехавших капитан Севастьянов из городского уголовного розыска. Это раз. Первое направление поиска. Идем дальше...

– Вы лично опрашивали жителей дома? – Генрих Юзефович поднял в удивлении густые брови.

– У меня слишком мало помощников, чтобы я мог кому-то поручить это дело.

– И вас не узнали?

– Разве трудно изменить внешность?..

Я прекрасно знал, что информацией о методах работы ГРУ вообще и спецназа ГРУ в частности простой обыватель, даже адвокат, не обладает. Даже офицер Российской армии, не имеющий отношения к военной разведке, знает об этом, как правило, не больше простого обывателя. И потому мог смело врать. И мне поверят. При этом вполне могу использовать даже принцип пропаганды Геббельса: «Ложь должна быть чудовищна, чтобы в нее поверили». Я солгал. Генрих Юзефович поверил. Это я по глазам увидел. Поверил и даже зауважал человека, который умело меняет свою внешность.

– Идем дальше, – предложил я, чтобы не зацикливаться только на капитане Севастьянове, поскольку, имея к ментовскому капитану некоторые серьезные вопросы, я не мог пока еще рассматривать его как подозреваемого. Чтобы иметь подозреваемого, мне необходимо было рассмотреть много вопросов и задерживаться при этом на каждом моменте нестандартного поведения многих людей. – Ментовская машина у соседнего подъезда вызывает у меня обоснованное подозрение, тем не менее она не является центром вселенной, вокруг которого все остальное вертится. Даже если учесть подозрительное поведение самих ментов во время обыска. Есть еще варианты. Там же, рядом с домом, в этот же промежуток времени видели посторонних кавказцев.

– А кавказцы есть и не посторонние? – Генрих Юзефович хотел точных формулировок.

– В том доме живет семья азербайджанцев. Но эти приезжали не к ним. Более того, одного из кавказцев окликнули из машины, и молодой человек двенадцати с половиной лет от роду запомнил имя – Алиахмет. Зная не понаслышке характер некоторых представителей кавказских народов, поскольку дважды бывал в командировках на Северном Кавказе, могу предположить, что они могли кардинальным образом решать какие-то вопросы с Мамоновым. Правда, подстава – слишком сложный для них вариант, обычно они применяют более лобовые решения, но я его тоже не отвергаю, поскольку они могли иметь консультантов с хорошим художественным воображением. Без консультантов в чужом городе трудно.

– Так-так, – Генрих Юзефович отстраненно смотрел в стену, и хорошо видно было, что названное мной имя заставило его задуматься.

Я продолжил:

– И третий вариант, последний из тех, что на данный момент меня интересуют, – я не хотел пока загружать его активнее, потому что сам мог бы, грубо говоря, «перебрать» в количестве набранных за такой небольшой промежуток времени сведений. Надо быть скромнее, как меня учили с детства родители. – Рядом с подъездом останавливалась машина с казахским номером. Казахский номер определил водитель-«дальнобойщик», житель того же подъезда. Вот три вопроса, которые интересуют меня в первую очередь. Менты, кавказцы и казахи. Итак, Генрих Юзефович, вы можете дать мне какую-то информацию по этим направлениям поиска?

– Могу, – не задумываясь, сразу ответил он. – По всем трем направлениям. В каждом направлении есть нити, за которые можно подергать, чтобы до чего-то добраться. Не знаю только, до чего эти нити помогут вам дотянуться, поскольку каждая из них достаточно опасна. Как показала действительность, они оказались опасными даже для Мамонова, казалось бы, вполне защищенного человека. Так что уж говорить о вас...

Это прозвучало серьезным предупреждением. Но меня такое предупреждение не смутило.

– Я слушаю.

Он подумал больше минуты.

– Начну с того, что представляет наименьшую опасность. С Копилки.

– С чего? – Я старательно сделал вид, что не понял, хотя уже был знаком с этой кличкой ментовского капитана.

– С кого. Копилка. Так за глаза все любовно зовут капитана Севастьянова. Вороватый, продажный, сам проявляет активность, чтобы продаться. Его даже покупать не надо. И на любую цену соглашается. Сколько ни дадут, он всему рад. Продает сведения не только о ментовских мероприятиях, которые могут кому-то стоить свободы, но и другие, что становятся ему известными в ходе следствия.

– Например.

– Например, о богатых людях и их планах.

– Грубо говоря, мент-«наводчик».

– Можно и так сказать.

История достаточно популярная, и меня этим было трудно удивить.

– Он имел основания «заказать» Мамонова? – пошел я напрямик.

– Кто знает, какие у него могли быть основания. Я могу только предположить. Скажем, такая ситуация. Мамонов использовал сведения от Севастьянова, а того начали прижимать по службе. И это только первый, навскидку высказанный вариант. И таких вариантов может быть множество. Ему должны были звание майора дать. Я так слышал. Если бы он быстро раскрыл убийство Мамонова, он бы уже сегодня погоны менял. Это другой вариант. Ради новых погон он мог бы любого подставить.

– Пистолет, – напомнил я. – Мне подбросили не какой-то случайный пистолет, а тот, из которого Мамонова застрелили. Следовательно, капитан Севастьянов должен иметь отношение к этому пистолету и к убийству. Впрочем, пистолет менты могли бы подобрать на месте убийства, но сразу не «засветить» его. Тогда Севастьянов мог и не иметь отношения к убийству.

Я такими замысловатыми ходами пытался показать адвокату свою объективность в рассмотрении вопроса. И, кажется, попал в точку, потому что он согласно закивал:

– Да-да. Это не говорит ни «за», ни «против». Но факт остается фактом – Копилка имел дела с Мамоновым. В последнее время достаточно часто сам к нему приезжал. И вам необходимо как следует его «копнуть», хотя я не вижу методов для выполнения этого варианта. Менты не любят, когда под них «копают», а вам, в вашем положении разыскиваемого, это втройне сложно сделать. Но я постараюсь вам помочь и поговорю с нашими людьми. Кто что знает.

– Буду вам очень благодарен за помощь, – согласился я. – А другие варианты?

Генрих Юзефович снова взял минутную паузу на раздумья.

– Теперь Алиахмет. Есть человек с таким именем. Вернее, был, потом куда-то исчез. Его зовут Алиахмет Хамитович Садоев, по национальности чеченец, был когда-то даже полевым командиром у боевиков, но сложил оружие и попал под амнистию. Я не уверен, что именно он был около дома, где вы жили, учтите этот момент, Сергей Алексеевич, поскольку имя среди мусульманских народов Кавказа достаточно распространенное, и здесь может быть простое совпадение. Но меня смущает странное исчезновение Алиахмета Хамитовича буквально за день до убийства Мамонова. Он должен был прийти к нам в офис для встречи с человеком, которого долго искал, Мамонов нашел такого человека, кстати, через капитана Севастьянова, но Алиахмет не пришел. И больше мы его не видели...

– Что за человека искал Садоев?

– Ему нужен был местный военный. Из имеющих отношение к военным складам. Я думаю, хотел купить оружие. Бывший полевой командир. Без оружия не может. У него нелады с другими чеченцами, давно здесь осевшими. У них всегда так – борьба за власть. Впрочем, это мои предположения, основанные на разговорах, которые я слышал только краем уха. Несколько фраз, понимаете, они создают только фон. И мне трудно делать полный вывод, основываясь на фоне. Вывод предстоит сделать вам.

– И он не пришел на встречу? – Я пытался не напрягаться от информации о военном человеке, имеющем отношение к складам.

– Да. Это очень странно и могло быть просто каким-то маневром, чтобы к Мамонову приблизиться вплотную. Есть у меня здесь подозрения, есть. И вы, Сергей Алексеевич, если что-то узнаете, обязательно меня в известность поставьте, потому что дело это может и в дальнейшем иметь последствия, в которые я пока не хочу вас углублять, поскольку они не могут иметь прямого отношения к вашей задаче.

– Естественно, Генрих Юзефович, – согласился я, – естественно. Вы помогаете мне, я с удовольствием помогу вам, если только мне попадется какая-то информация, которая может вас касаться, я сразу с вами связываюсь. Координаты.

– Я вам оставлю номер своего мобильника.

– Договорились. Я слушаю вас дальше.

– Дальше у нас появляются казахи. Здесь чистое столкновение экономических интересов. Есть в нашей области небольшой, запущенный, но перспективный объект – медеплавильный комбинат, объект атаки для «зеленых», поскольку он считается чуть ли не самым главным загрязнителем воздуха в мире. Нашей фирме принадлежит там контрольный пакет акций. А раньше принадлежал казахам. Всякие неувязки в законодательстве, вы понимаете, о чем я говорю, и комбинат стал нашим. Арбитражный суд помочь казахам не смог. И есть вариант, что они продолжают борьбу за спорную собственность таким образом. Но по этому вопросу мне придется собрать для вас дополнительное досье. Естественно, не по существу тяжбы за право владения контрольным пакетом, а по личностям людей, которые могут иметь к делу непосредственное отношение. На это потребуется минимум около трех дней. Я позвоню в Казахстан. Мне там помогут нужные люди. Тогда и будем говорить конкретно.

– Договорились, Генрих Юзефович.

– А теперь разрешите вопрос.

– Бога ради.

– Вы так и планируете действовать в одиночку?

– Вы считаете, что одному с задачей не справиться, и намерены предложить мне помощников? Правильно я вас понял?

– Не совсем. Хотя помощников я смог бы вам предоставить. Несколько человек, способных на крутые дела, но мало способных на собирание материала. Хотя по мелочи можно и их использовать.

– Если мне такие парни понадобятся, я к вам обязательно обращусь. Но чем тогда вызван ваш вопрос?

– Вы не планируете привлечь свое ведомство?

Он откровенно боялся, что в дело вмешается спецназ ГРУ – я по глазам это увидел. И даже догадался, с чем опасения Генриха Юзефовича могут быть связаны. Спецназ ГРУ стал бы официальной инстанцией, а работать с официальной инстанцией он не желал. И именно по той же причине менты не имеют практически никакой информации о последних контактах Мамоны.

– Ведомство не будет со мной сотрудничать до тех пор, пока я в розыске. Это абсолютно точно. Один человек, совершив преступление, не марает честь мундира. А если в деле будут замешаны официальные лица – это может вылиться в политический скандал, который ни одному командиру не добавит звездочек на погонах. Я могу рассчитывать только на помощь отдельных людей, своих сослуживцев настоящих и бывших, на вялую помощь того же отставного подполковника Сапожникова, но не более.

Генрих Юзефович встал, как он, наверное, думал, но мне показалось, что он подпрыгнул, выбираясь из-за стола. Наверное, обрадовался моему сообщению.

– Тогда, Сергей Алексеевич, я сейчас же приступаю к сбору сведений по всем трем основным вопросам, что вас интересуют. Если будут сопутствующие интересные сведения, и их тоже подберу. Беседой нашей я удовлетворен, признаюсь. И рассчитываю, что нам будет сопутствовать успех.

– Я, Генрих Юзефович, на это надеюсь не меньше вашего. Для меня это единственный путь к возвращению в нормальную жизнь. Итак, вы обещали дать мне номер вашего мобильника.

Он продиктовал, я «записал» в память. Телефонные номера я запоминаю сразу.

– А ваш номер?

– Пока у меня нет трубки. Моя личная у Копилки осталась. Или у кого-то из его коллег. Думаю, сегодня будет новая. Я обязательно сообщу вам, как только трубка появится.

– Вы намерены здесь оставаться? В этом доме?

– Едва ли. Сегодня ночью был эксцесс.

– Я в курсе. Мне Владимир Викторович рассказывал. Мы согласовали действия против молодых бандитов. Их давно пора было поставить на место, чтобы знали, куда соваться не следует.

– Владимир Викторович обещал мне что-то получше найти.

В действительности у нас с Сапожниковым даже разговора не заходило о смене места пребывания. Но знать это Иванову вовсе не требовалось. И даже прямо наоборот – я буду лучше спать, если он не будет знать, где я нахожусь.

Отставной подполковник даже не зашел ко мне после моего разговора с юристом Мамоны. Но здесь ничего странного не было, поскольку мы так и договаривались, что он сначала отвезет Генриха Юзефовича и только после этого вернется ко мне для обсуждения сведений без посторонних растопыренных ушей. А обсудить нам было что. Но я должен был сделать вид, что работаю открыто, и потому вышел, якобы проводить юриста. Заодно и о себе напомнил:

– Товарищ подполковник, вы мне обещали мобильник привезти.

– Да-да, – Владимир Викторович, уже было к калитке направившись, вернулся и протянул мне трубку.

– Вот спасибо. Без связи трудно.

Едва они уехали и шум двигателя стих вдали, я с новой трубки позвонил Вениамину и провел, как и договаривались, проверочный разговор. После этого осталось результата дождаться. И за это время осмыслить беседу с Генрихом Юзефовичем. Время у меня было, и я еще раз все тщательно проанализировал. И выводы получил соответствующие обстановке – мы в своем поиске на правильном пути.

Только после этого, уже с другой трубки, которую прослушивать не должны были, я позвонил капитану Рустаеву во второй раз и передал сведения, настояв, чтобы он временно, пока не прибыла «наружка» из Москвы, своими силами организовал все же слежение за ментовским капитаном. Чувство причастности капитана Севастьянова к событиям, ради которых и затевалась вся операция, не покидало меня. Я, конечно, списывал частично свои ощущения на личную неприязнь к Севастьянову, тем не менее факты тоже играли в моих ощущениях не последнюю роль. И особенно такой сильный факт, как пятьдесят тысяч долларов, если они действительно находились в распоряжении капитана Севастьянова. Сильно интересовал меня и пристрастный интерес к кошельку капитана со стороны Олега Юрьевича. Не к содержимому кошелька, а именно к самому кошельку. Здесь было что-то, но что именно – предстояло еще разобраться. А разобраться с этим можно было только с помощью или самого Севастьянова, или отставного подполковника Сапожникова, с которым, следовательно, стоило поработать плотнее.

Естественно, без согласования с оперативным штабом операции капитан Рустаев не мог начать действовать. И я еще не знал, каким будет решение оперативного штаба. Мне следовало в третий раз позвонить Рустаеву после возвращения Владимира Викторовича, чтобы выяснить ситуацию. Кстати, и новые возможные сведения передать. И я стал опять ждать.

Тихий звук культурного двигателя «Мицубиси Паджеро» раздался вскоре. Я снова не вышел в сад навстречу, и отставной подполковник вошел в домик после короткого стука. Я при его появлении, естественно, встал, как и полагается младшему по званию при появлении старшего по званию. Мое уважительное отношение, видимо, напоминало Владимиру Викторовичу ушедшие военные годы и нравилось ему. И потому он привычно махнул рукой, разрешая мне сесть, и сам на диване устроился, и ногу на ногу забросил.

– И как тебе наш юрист, который не слишком хочет быть нашим?

– Не хочет? – удивился я внешне, внутренне пытаясь и эту случайную информацию вложить в систему сведений, что мне уже удалось получить. – Мне показалось, он с удовольствием идет на контакт и готов к сотрудничеству. По крайней мере, ко мне он с открытой душой двигался и даже чуть-чуть подпрыгивал. Мне именно так показалось.

– Подпрыгивает он всегда, даже когда убегает, – походка такая. Что касается открытой души... Это к тебе. А в сторону Олега Юрьевича Генрих Юзефович двигаться упорно не желает. С самим Мамоной порой легче было сговориться. У нас сейчас присутствует некоторое столкновение коммерческих интересов – мелочь, но болезненная для самолюбия и, главное, создающая прецедент, и потому с ним трудно договориться. Иванов хоть и в стороне вроде бы стоит, а в действительности, как Олегу Юрьевичу кажется, заправляет в своей фирме всеми делами. Пока там все не утрясется после смерти Мамоны. Ладно, это дело постороннее. Давай вернемся к нашим делам. Что-то дельное он тебе подсказал?

– Я высказал свое мнение, он его поддержал. Обещал подобрать нужные сведения, – высказался я осторожно.

– Понял, – кивнул Владимир Викторович, принимая мою осторожность за естественное поведение. Человек военной разведки, военной разведкой воспитанный, он легко встраивался в подобную модель поведения и не видел в ней ничего выходящего из общепринятых норм. – Не настаиваю. А по моим вопросам?.. Удалось что-нибудь узнать?

Не убеждать же его активно, что его вопросы являются одновременно и моими вопросами, причем весьма актуальными. Однако небольшое совмещение интересов все же необходимо, поскольку надо предложить какое-то оправдание моим настоящим или даже будущим действиям, которые не могут остаться незамеченными, и даже моим вопросам, чтобы они не выглядели простым любопытством, совсем не свойственным людям нашей профессии. Кроме того, Сапожников и сам предупреждал, что наши интересы могут сойтись.

– Конечно. Только ситуация складывается таким образом, что ваши вопросы автоматически становятся моими, и мне хотелось бы наладить более тесное сотрудничество и в этом аспекте. По крайней мере, хотелось бы большего откровения. Что касается ментовского капитана, то я еще раньше, при первой встрече, говорил, что имею подозрение относительно «подставы», организованной ментами. Только не пойму, какой с вашей стороны может быть интерес к этому человеку, если он не касается нашего совместного интереса.

Отставной подполковник неопределенно плечами пожал, то ли не зная точного ответа, который может и не входить в сферу его профессиональных обязанностей, то ли не желая вводить меня в курс дела.

– Могу только грубо объяснить, навскидку. Я предполагаю, что Олег Юрьевич желает держать Севастьянова «на крючке». Это вполне в стиле Изотова. Он человек дальновидный и может что-то предпринимать просто на будущее. Если капитан прокололся где-то, это следует знать, чтобы позже применить с пользой для себя. Я с таким уже встречался. По крайней мере, твоего опасения любопытство Олега Юрьевича вызывать не должно.

Мне показалось, что Владимир Викторович откровенно говорил то, что ему казалось. Значит, Изот не держит его в курсе всех своих дел, и для контактов со мной выбрал именно Сапожникова только потому, что подполковнику спецназа ГРУ, пусть и отставному, легче контактировать со старшим лейтенантом спецназа ГРУ. В этом случае можно было бы предположить, что и сам Сапожников не все будет докладывать Олегу Юрьевичу, если в силу своего профессионализма сможет вникнуть в суть дела более глубоко, чем мне хотелось бы.

– Могу только сообщить, что Генрих Юзефович подтвердил тесные контакты покойного Мамонова и капитана Севастьянова. Севастьянов поставлял ему информацию и об акциях МВД, которые могут затронуть интересы фирмы Мамоны, и, в дополнение, о состоятельных людях, которыми Мамона интересовался в силу своих уголовных наклонностей, от которых, в отличие от Изотова, так и не отошел до последних дней. Короче говоря, он был платным информатором. Кроме того, Севастьянов нашел по просьбе Мамонова человека, которого искал Алиахмет Садоев. Но Садоев не пришел на встречу. Просто пропал куда-то.

– Это уже интереснее. А что про самого Садоева известно?

– Отставной полевой командир боевиков, сдался по амнистии. Искал через Мамону связи в армейских кругах. Иванов думает, что Садоеву нужно было оружие на случай войны с другой чеченской группировкой здесь же, в городе.

– С Джабраилом? – спросил Сапожников.

– Кто такой Джабраил? – в свою очередь переспросил я.

– Джабраил Исмаилов, владелец казино и боулинг-клуба «777», самый влиятельный чеченец у нас в городе. Борьба за власть возможна, но, согласно нашей информации, Садоев, прибыв в город, первоначально обратился именно к Джабраилу Исмаилову с просьбой, видимо, помочь ему устроиться здесь.

– А где сейчас Садоев? – наивно спросил я.

У меня иногда получаются наивные интонации в голосе, и я этим пользуюсь. К моему удивлению, отставной подполковник ответил полно:

– Что-то они не поделили. Исмаилов открыл счет на Садоева, перечислил туда какие-то деньги, но пластиковую банковскую карточку в присутствии самого Садоева передал Севастьянову. Тот записал pin-код карточки на кошельке, чтобы потом снимать деньги в банкоматах. Без паспорта банковской карточкой в магазинах, как вы знаете, расплачиваться нельзя. Вот потому он и не назвал кошелек в числе пропавших у него вещей. Этот кошелек стал бы доказательством против него. Записано его рукой, и почерк даже по четырем цифрам можно идентифицировать. А Садоева Джабраил отправил с каким-то поручением в Чечню вместе со своим сопровождающим. В дороге Садоева должны были убить. Но он подозревал Джабраила, и сам ехал с двумя сопровождающими, которые его подстраховали. Вернувшись, Садоев рассказал о случившемся своим людям здесь. Один из них пользуется покровительством Олега Юрьевича и делится информацией.

– А что они не поделили? – Я старался говорить как можно спокойнее, хотя всем существом своим почувствовал, что вышел на прямой и ясный, как лыжня в свежем снегу, след.

– Это пока неизвестно. Вопрос в том, может ли конфликтная ситуация между двумя чеченцами стать причиной смерти Мамоны?..

– При определенном раскладе – может, – сразу согласился я, понимая, что этим согласием оправдываю свои дальнейшие действия и обеспечиваю себе помощь со стороны Сапожникова и Изотова. – Мамонов повел себя, обтекаемо скажем, некорректно в отношении Садоева. Вступает в силу закон адата. Значит, следующий на очереди – Джабраил Исмаилов.

– Сможешь со своими, с нашими то есть, связаться и запросить данные по взаимоотношениям двух тогда еще полевых командиров – Джабраила Исмаилова и Алиахмета Садоева?

Вот отставной подполковник и показал, что он прослушивал мой контрольный разговор с капитаном Рустаевым. Прослушивал и теперь подсказывает мне, как себя вести. Неназойливо очень и даже корректно подсказывает, за что ему спасибо.

– Только неофициально. Через дружественные связи, – ответил я.

– Тогда действуй. И еще. Тот мент, которого вчера подстрелили, когда тебя прикрывали... Он умер в больнице. Тебе могут приписать соучастие в убийстве мента.

Я в ответ на это даже не улыбнулся, поскольку знал уже, что ментовский старший лейтенант только легко ранен резиновой пулей, и ранен, как я подозревал, людьми, направленными Сапожниковым.

Алиахмет непонятно расслабился – или он такой великолепный дурак, что полностью доверился мне, или повел себя до неприличия неосторожно, не представляя, что я тоже могу быть опасным. Может быть, даже посчитал, что я обязан его бояться, как это случается с чеченцами. Они говорят порой, что они чеченцы, думая уже одним этим напугать, за что, случается, сразу получают крепко. Я сам, по долгу службы, несколько раз с подобными ситуациями сталкивался.

Он первым вышел из двери, первым по лестнице спускался, подставляя свой затылок под удар. Рисковый парень. Не захотел лифтом шуметь в очередной раз, пешком пошел. И мне, признаться, стоило большого труда не опустить кулак с зажатыми в нем ключами на его облысевший затылок. А уж как потом это дело повернуть и каким образом представить труп в соответствующие инстанции, я уж, конечно, придумал бы.

Впрочем, он не случайно чуть раньше завел разговор о том, что при осложнении наших отношений мне и всей моей семье может не поздоровиться. Мстительный характер чеченцев мне известен. И если с ними иметь дело, то лучше придерживаться какой-то одной выбранной линии поведения и не вилять хвостом в поисках выгоды. Открытый враг или открытый союзник – и никак иначе. Кстати, это же привносит сложности и в мои взаимоотношения с Джабраилом, но здесь вопрос необходимо и с другой точки зрения рассматривать. С Джабраилом я обязан теперь разбираться. Если о наших с ним делах уже знают третьи лица, то у меня нет гарантии, что об этом же не узнают и лица четвертые. Джабраил сам виноват, но мне и с ним тоже следует быть осторожным, и на всю катушку использовать в качестве своего оружия Алиахмета, а самому оставаться в тени. Пусть эти два волка перегрызутся. Мне это будет только на пользу. А самая большая польза будет тогда, когда они друг друга прикончат. Может быть, с моей помощью, может быть, самостоятельно, для меня такие мелочи значения не имеют, но во всех вариантах такое развитие ситуации будет на меня работать.

«Светиться» перед охраной на платной стоянке Алиахмет не захотел и дожидался меня в стороне, спрятавшись в густые кусты. Это у него, наверное, привычка, перенесенная в город из леса – в кусты прятаться. В городе это вовсе не обязательно, поскольку ночью его никто не видит. Опасность могут представлять только идущие по дороге машины – если окажется здесь случайно ментовская. Наш брат кавказцев и прочих приезжих не сильно уважает. Но в любом случае Алиахмет мог бы сказать, что ждет меня. Менты с патрульной машины, естественно, проверили бы, подождали с ним вместе, и все дело на этом бы закончилось. Но он даже такого не пожелал и в кусты спрятался. Я, естественно, видел, куда он забрался, выехал со стоянки и через сорок метров остановился рядом.

– Куда тебе? – спросил я.

– На северо-запад.

Северо-западный район города, так называемый спальный район, где дома и кварталы похожи один на другой. Через весь город тащиться.

– Поехали, однако.

Улицы ночного города опять радовали своей относительной пустынностью, и можно было смело гнать, не обращая внимания на светофоры, большинство из которых к этому времени вообще работают в режиме «желтых мигалок», но я тем не менее ехал не торопясь и вдумчиво.

– Как ты с Джабраилом разошелся? – между делом спросил я в середине пути.

– Пешком, – сообщил Алиахмет обстоятельно.

Значит, не хочет откровений. Наверное, он прав, потому что я тоже быть с ним откровенным не желаю и не буду. Даже учитывая тот факт, что наши пути в конкретный момент действительности сошлись в единую тропу и мы стали попутчиками. Но быть попутчиком – это вовсе не значит доверять друг другу.

И снова мы молчали.

– Здесь направо. Во двор заезжай, – предложил мне Алиахмет.

Наверное, ему показалось, что он приказал, и он хотел бы, чтобы все было так, но я предпочел формулировку «предложил». И потому ответил:

– Если тебе в этот дом, то пешком иди. Там двор плохой, разворачиваться неудобно.

И я остановился. Он думал дольше, чем следовало бы. Видимо, оценивал мое поведение. А поведение простое, и оценивать его нечего. Я хорошо знаю характер чеченцев. Им только раз уступи, прояви вежливость или добрую волю, они сразу принимают это за слабость, начинают тебя презирать и стараются на шею сесть – народ такой.

– Ладно, – согласился, наконец. – Что ты мне предлагаешь?

Его «предлагаешь» относилось, как я понял, совсем не к желанию куда-то ехать или не ехать, а к нашим отношениям с Джабраилом.

– Я ничего тебе не предлагаю. Я хочу знать, кому Джабраил разболтал о наших с ним отношениях, хочу найти этого человека и отдать его тебе. Он же очень тебе нужен, как я понимаю. А мне он очень не нужен.

– Его зовут Эдвардас Кальпиньш, – сообщил Алиахмет. – Парень серьезный, бывший офицер. Воевал в Афгане. Герой Советского Союза.

– Это не страшно, – сказал я. – Ваш президент тоже Герой России, но это вовсе не говорит о том, что я должен...

Алиахмет хмыкнул на мою недоговоренность. Недоговоренность всегда можно по-своему понять. Пусть и понимает, как желает.

– Ты сможешь поискать Кальпиньша по своим каналам?

– Как только появлюсь в управлении, сразу дам запрос в картотеку и по всем райотделам. Если он где-то зарегистрирован, он – наш.

– Едва ли он будет регистрироваться, разве что в гостинице. Его надо иначе искать. Хотя бы по росту.

– Он очень высокий или очень низкий? – спросил я. – Сегодня он разговаривал со мной из темного угла. Я не видел его ни разу. Я говорил тебе.

– Он высокий. Как баскетболист. Я и это говорил, голова твоя тупая.

– Примета хорошая. Будем искать. А голова у меня не тупая. Просто я не спал уже давненько. Все в голове путается.

Алиахмет открыл дверцу, вышел и сказал уже с улицы:

– Твой номер я знаю. К вечеру позвоню.

– А если будут сведения раньше? И если будет срочная необходимость? Как тебя найти?

Он подумал несколько секунд, потом неохотно сообщил номер мобильника. После этого лениво повернулся и пошел во двор. Я смотрел в его спину и думал о том, откуда он знает мой телефонный номер. Вот же менты продажные – сообщили... Кроме сослуживцев, это сделать было некому.

Домой я возвращался быстрее, чем было необходимо, и уже не стал ставить машину на стоянку – утро подступило вплотную, вышли на прогулки с питомцами многочисленные собачники нашего дома, и их специальная огороженная площадка прямо против моего подъезда, а сигнализация у меня надежная, и за целостность своего «Пассата» я могу не опасаться.

Я хотел хоть немного поспать, поскольку чувствовал уже, как мир вокруг меня слегка плавает, покачиваясь, как на волнах, лег, даже не раздеваясь, и не в кровать, а на диван, лишь подушку под голову подложив, но уснуть сразу не смог. Конечно, бессонница тормозит всякие реакции, в том числе и реакции восприятия происходящих с тобой событий. Недавнее нападение чеченцев в нормальной обстановке вывело бы меня из себя, взбудоражило бы. Но сейчас я воспринял это спокойнее и ленивее. Да еще совмещение различных острых событий в коротком промежутке времени тоже притупило реакции. Но, в свою очередь, требовало раздумья.

За окном привычно погавкивали время от времени собаки. К этому в доме все давно привыкли и на частые собачьи разборки внимания не обращали. А я пытался проанализировать ситуацию, с тем чтобы выработать план поведения. Мне необходимо было выработать этот план, чтобы ни в чем не допустить промашки. Каждая из двух ситуаций, с которыми я столкнулся в течение суток, уже способна заставить задуматься надолго. А совместить две, и при этом не запутаться, дело архисложное.

В первую очередь необходимо определить, как вести себя с Изотом. Как ни крути, как ни превозноси себя чеченцы, а Изот в настоящее время представляет собой самую реальную угрозу. И угрозу не сиюминутную, способную уйти при определенных обстоятельствах, а долговременную. Чеченцы, конечно, опасны – хоть Джабраила взять, хоть Алиахмета. Но с ними разобраться вполне можно силовыми и даже вполне официальными методами. И ничего они противопоставить не смогут. Я в состоянии уничтожить и того и другого и самостоятельно, и с их же помощью. А вот с Изотом справиться, и официально и неофициально, – это уже выше моих сил. А самое главное, пожелай я сейчас предельно обострить отношения с Изотом, пожелай неосторожно, без возможности плавного отхода к взаимовыгодному соглашению, прижать его имеющейся информацией, на меня и на мое начальство тут же пойдет такое давление, что уже через несколько дней придется снять погоны и сдать оружие. И это в лучшем случае. В худшем могут и камеру обеспечить. Общую. И при таком варианте я лишаюсь возможности даже чеченцам законно сопротивляться. Следовательно, с Изотом необходимо быть осторожнее и выверять каждый последующий шаг, при этом тщательно контролируя каждый шаг настоящий.

И еще необходимо определиться в более щекотливом деле. Что мне, по большому счету, выгоднее – прижать Изота так, чтобы он, жмот, платил мне, и платил немало, или сделать его своим постоянным должником? То есть обеспечить с ним хорошие отношения на будущее, как сделал когда-то мой непосредственный руководитель полковник Пиксин, сразу шагнув из начальника уголовного розыска района на такую же городскую должность. То есть с должности майорской на должность полковничью. А вскоре и подполковника, и полковника получил. И мне думается, тут не обошлось без Изота и других городских властей, с ним непосредственно повязанных. Пиксин всегда знает, как, где и под кого следует подстроиться. И карьеру делает скоропалительную, хотя сам, по сути дела, почти мой ровесник. Два года разницы – поколение одно... Надо, пожалуй, учиться у руководства. И, возможно, будущее значит гораздо больше возможности заработать сейчас. При успешном будущем можно гораздо больше зарабатывать.

Итак, если я попытаюсь наладить отношения с Изотом, мне не следует, пожалуй, опасаться помех со стороны лейтенанта Щербакова, но вот капитан Вахромеев может оказаться недовольным. Надо поговорить с ним серьезно. Чем его прикупить, я не знаю, но разговор, после предварительной разведки, провести стоит. Но прежде все же нужно с самим Изотом пообщаться и действовать, уже исходя из обстановки.

Итак, этот вопрос решить можно, и торопиться здесь не следует. Каждый шаг предстоит тщательно продумывать. Но уже на ходу, ориентируясь на реакции Олега Юрьевича. Правда, торопить будет и полковник Бергер, обеспокоенный способностью племянника язык развязывать, о которой он наверняка знает, и мое собственное начальство к этому процессу подключится. Поэтому рабочий день предстоит именно с этого и начинать. Иначе может вступить в исполнение своих непосредственных обязанностей служба собственной безопасности, и тогда я повлиять на события уже не сумею и все мои планы попросту рухнут. А уже позже необходимо как-то выходить на Джабраила. А как на Джабраила выходить? Как обосновать собственный интерес к текущему процессу, из которого меня уже выключили? Вход в дело может быть только единственным – обострение ситуации. Внешнее, естественно, обострение. Я знаю, а они не знают, какая опасность им угрожает. Тогда они почувствуют во мне необходимость. И будут вынуждены делиться информацией, которую я буду передавать Алиахмету. И где-то обеспечу всем им встречу. Только такую встречу, чтобы я наблюдал за ней со стороны. Не люблю, когда рядом стреляют... Шальная пуля сама, дура, не знает, куда летит...

А как обострить ситуацию – это уже вопрос простейший, и тот человек в темном углу кабинета Джабраила сам подсказал мне путь – спецназ ГРУ. Кто может проверить, о чем я разговаривал с тем капитаном спецназа? Встретились мы и поговорили. По его инициативе. И он мне вопросы начал задавать откровенные. Все просто. Имеет спецназ отношение к расследованию военной прокуратуры или не имеет, это уже я на ходу решу, и решение свое Джабраилу выложу.

Все сходится. С этим пониманием я спокойно и незаметно для себя уснул.

С этим же пониманием я и проснулся, и проснулся даже в приподнятом состоянии духа. Так всегда бывает, когда решение готово и знаешь, что делать, чтобы тебе было хорошо и уютно...

Время близилось к обеду, но я только позавтракал. И после этого позвонил в приемную к Изоту. Олега Юрьевича на месте не оказалось, и меня попросили оставить свой номер телефона. Пришлось оставить, и, естественно, не служебный номер, а номер мобильника. Но я не забыл предупредить, что звоню по срочному и важному делу.

– Олег Юрьевич обязательно позвонит. Он сам хотел поговорить с вами еще утром, но вас не было на месте, – вежливо и обстоятельно доложила секретарша.

Стремление Олега Юрьевича со мной побеседовать еще больше подняло настроение, и я почувствовал, что пол у меня под ногами прочный, а сами ноги достаточно крепкие, то есть стою в ситуации я уверенно.

Точно так же я почувствовал себя и на колесах, когда поехал на службу. Дежурный по управлению положил передо мной целый лист, наполовину исписанный номерами телефонов.

– Ты сегодня популярен, как голливудская звезда. С утра толпами домогаются. И твой шеф просил передать, как только появишься, сразу к нему.

– Пиксин?

– Пиксин. Только он сейчас уехал. Можешь еще пару часов поспать. В областном управлении оперативки долгие. Ты пока вчерашние протоколы зарегистрируй. Начальство какой-то проверки, что ли, ждет. Приказано всем передать, чтобы не осталось ни одного незарегистрированного протокола.

– Сделаю.

Звук поворачиваемого в замке кабинетной двери ключа не громкий, но лейтенант Щербаков – обладатель музыкального слуха и выскочил из соседнего кабинета раньше, чем я успел за собой дверь притворить.

– Ну, Германыч, наворотили мы за ночь дел, – Слава показывал свой восторг, зная, что самому ему ничего не угрожает, а неприятности, если они и будут, то на мою голову свалятся.

– Мы старались. Особенно ты, – холодно ответил я. – Заходи, товарищ секретарша, то бишь товарищ лейтенант. Доложи обстановку.

Обстановка развивалась, как я и предполагал, и меня не удивил переполох, поднятый задержанием старшего прапорщика Лисина. Все так и должно было быть, и даже странно было бы, если бы переполоха не произошло.

– С самого утра звонили не переставая.

– Ты утром не отсыпался?

– Я в кабинете отсыпался. Прямо на столе.

– Нормальный ход. Мог бы для удобства два стола рядом поставить.

– Я так и сделал. Но с семи утра будить начали. Сначала звонила жена Лисина, потом сам полковник Бергер, потом еще разные люди, в том числе и какие-то адвокаты, с девяти четыре раза звонили из приемной Изота. Даже из администрации губернатора звонили. Всем требуется Анатолий Германыч. Со мной только полковник Бергер разговаривал. Я вежливо обещал узнать, что можно, поскольку не в курсе дела. Потом полковник Пиксин вызвал. Этому пришлось сказать в общих чертах, без главного. Не сказал, что Лисин «раскололся». Велел тебя, как появишься, сразу к нему.

Я улыбнулся, но ответить не успел, потому что подал голос мобильник, я глянул на определитель и привычно кивнул лейтенанту на дверь:

– Расстарайся насчет чая.

Он «расстараться» был откровенно рад.

Звонили из приемной Изота.

Теперь уже другая секретарша, а всего их у Изота три, насколько я помнил, соединила нас сразу, как только я назвал себя.

– Как самочувствие, капитан? – вместо приветствия спросил Изот.

– Не дождетесь, – ответил я темой из бородатого анекдота.

– Все под богом ходим. Иногда и под пулями, – слова звучали предупреждением. По крайней мере, интонация не обещала добросердечного разговора о семье и о погоде. – Что там, Германыч, у тебя случилось со старшим прапорщиком?

Он неожиданно резко перешел в разговоре на «ты», хотя мы раньше с ним всегда общались вполне уважительно. Мне эти депутатские привычки не понравились, но сразу я от растерянности не ответил адекватно.

– Хотелось бы встретиться, поговорить по душам. Вас, Олег Юрьевич, эта тема должна очень интересовать. Полковник Бергер, как я понимаю, по вашей просьбе действовал.

Он помолчал, соображая, продолжать ему в том же начальственном тоне или сбавить апломб до уровня, позволяющего разговаривать на равных.

– При чем здесь полковник Бергер? – Недоумение у Изота получилось искренним и вполне соответствовало предыдущей паузе.

Но меня этим недоумением прошибить трудно, тем более я уже уловил в его голосе совсем иные нотки, нежели в начале разговора.

– Предлагаю прослушать запись одного интересного разговора. Я понимаю, что на его основании возбудить уголовное дело трудно, если вообще возможно, тем не менее мне не хотелось бы выпускать эти слова с кассеты в протокол допроса. Есть на кассете, и все. И можно уговорить человека, что эти слова произносил, забыть о них. И другого можно уговорить. Он сейчас в таком состоянии, что легко на уговоры поддастся. Но все это не телефонный разговор...

– Приезжай, – мрачно произнес Олег Юрьевич.

Я на его фразу только улыбнулся, довольный произведенным впечатлением.

– Сейчас, только чай попью, – ответил почти с издевкой.

– У нас есть несколько тем для разговора, – внезапно добавил он совсем другим тоном, который меня в тупик поставил.

– Еще есть темы? Это интересно. Может, подскажете, чтобы я морально подготовился? – Моя любезность была холодной, как шкура лягушки.

– Могу только вопрос задать. Хотя он не телефонный. Но один раз можно. За что тебе Джабраил заплатил пятьдесят тысяч баксов?

– Я еду.

– А чай? – Он соизволил издеваться.

Я не ответил, отключился от разговора и сразу встал. Лейтенант Щербаков встретился мне в дверях, когда держал на весу чайник, доверху залитый водой. Собирался включить.

– Куда? – поинтересовался он.

– По делам.

– А я? – Слава слишком привык везде со мной ездить.

– А ты чай попей. И отвечай на звонки. Их много будет.

Уже выехав со служебной стоянки, я остановился. В голову внезапно пришла мысль.

Не в интересах Джабраила говорить, что он заплатил мне за что-то пятьдесят тысяч баксов. Не в его интересах это говорить, потому что я, когда меня по-серьезному и в серьезном кабинете спросят, я ведь могу сказать, за что. Сам я лучше других знаю, что содействие следствию является обстоятельством, смягчающим вину, а для любого человека год или два, что могут скостить с предполагаемого срока, значат очень много, потому что год или два года жизни на свободе очень отличаются от этого же срока, проведенного за решеткой. При нашем разговоре и передаче мне Джабраилом банковской карточки, насколько я помню, присутствовали только он сам и Алиахмет Садоев. Если Олегу Юрьевичу сказал не Джабраил, значит, сказал Садоев – вывод здесь может быть только однозначным. Но вместе с тем правомерен и другой вопрос – зачем Садоеву говорить это? По большому счету, у него нет никаких оснований быть болтливым, как Джабраил. Садоеву нужен товар, и совсем не нужна шумиха вокруг ограбления склада. Любая шумиха помешает ему до товара добраться, если учесть, что товар еще в городе и не уехал куда-то на сторону, где должен был бы быть использован. С этим следует разобраться...

И решение этого вопроса сейчас, пожалуй, одна из главнейших моих задач. Это задача обеспечения моей личной безопасности, это задача поиска возможности разобраться и с Джабраилом, и с Алиахметом, это задача, разрешив которую я смогу противостоять и самому Олегу Юрьевичу, несмотря на то, что у него сейчас, как неожиданно для меня оказалось, на руках гораздо более сильные козыри, чем у меня. Я рассчитывал его «прижать», но оказалось, что он способен «прижать» меня. Но здесь следует еще подумать, прежде чем сдаться. Здесь есть над чем подумать.

Я вытащил трубку и набрал номер Алиахмета. Долго никто не отвечал. Похоже, Алиахмет больше моего любит поспать. Но это простительно. Я вообще человек бессонный и в состоянии долго бодрствовать и быстро высыпаться. Мне иногда получаса после суток работы хватает, чтобы снова за работу взяться. Организм такой...

– Слушаю. Ты уже выспался?.. – Алиахмет знал, оказывается, мой номер даже на память.

– Да, Алиахмет, и хочу задать тебе интересный вопрос. Надеюсь, ты тоже уже выспался достаточно, чтобы мне ответить.