Глава вторая
1
– Прибыл? И молодец, – скороговоркой приветствовал Василия Ивановича дежурный. – Валерий Валерьевич уже ждет. И следак там у него сидит… Тоже по твою душу.
Арцыбашев не стал спрашивать у дежурного про состояние здоровья капитана Твердовского, полагая, что начальник штаба бригады сам в курсе всех событий и все расскажет. Подполковник Совкунов знал точное время прибытия самолета и потому держал у себя в кабинете и следователя, желающего пообщаться со старшим лейтенантом.
Василий Иванович застал их сидящими в креслах за журнальным столиком между двух окон – там, где беседовал недавно с Елизаровым.
– Придвигай, Василий Иванович, стул, присаживайся поближе, – поднятой ладонью пресекая не начавшийся еще доклад, распорядился подполковник.
Следователь был в гражданской одежде, и определить его звание было невозможно. Но был он ненамного старше самого Арцыбашева, значит, и в старших офицерах ему ходить еще вроде бы и рановато. Хотя на прокурорской службе звания получают быстрее, чем в армии, тем более в спецназе ГРУ, где продвижение по службе вообще происходит медленно.
Арцыбашев придвинул от стола для заседаний стул и сел с торца журнального столика, на котором не было привычного подноса с чаем.
– Познакомься, это следователь следственного комитета при окружной военной прокуратуре майор Виноградов Алексей Георгиевич.
Старший лейтенант и майор пожали друг другу руки.
– Жену видел?
– Нет еще. По телефону поговорил. Она через час домой вернется…
– Ладно. Пока вот у Алексея Георгиевича к тебе несколько вопросов. Потом, если успеем, с тобой побеседуем. Я, впрочем, не спешу; могу и за Людмилой очередь занять. Пожалуйста, Алексей Георгиевич.
– У меня вопрос главный, хотя и не единственный, – есть у вас версия, кто это мог быть? Какие-то предположения…
– Предположение только одно. И даже не предположение, а уверенность. Это те же самые люди, что убили моего отца.
– Ваша жена тоже так говорит, но дать обоснование своим словам не может. А на чем эта уверенность основана?
– Трудно сказать, – задумался Василий Иванович. – Это какое-то внутреннее чувство. Может быть, ждал чего-то подобного. По крайней мере, мысли были. Вы в курсе дела об убийстве отца?
– Только в общих чертах. Я запросил материалы. Обещали выслать по электронной почте. Но я в кабинете еще не был; может, уже выслали… У меня сомнения только одного порядка. И вызвано это тем, что, по утверждению вашей жены, грабителями были мужчины кавказской национальности. Все четверо. Насколько мне известно, – последовал взгляд в сторону начальника штаба бригады, – вы в течение последнего года дважды бывали в командировках на Северном Кавказе, в Ингушетии и Дагестане. В деле об убийстве генерала Арцыбашева пока нет никакого кавказского, как сейчас говорят, следа. Хотя и нет данных, что убийство совершили не кавказцы. Тем не менее мне хотелось бы выслушать ваше мнение относительно какой-то возможной акции мести, как следствия вашей профессиональной деятельности там, на Северном Кавказе.
– Не могу себе даже представить такого. Не вижу причин для мести. Там, где мы вели боевые действия, где уничтожали бандитов, никто не знал моих должности, фамилии и имени-отчества. Тем более места жительства. Считаю, что такую версию, если вы своим рабочим временем дорожите, можно даже не воспринимать всерьез…
– А не может это быть простой квартирной кражей? – спросил подполковник Совкунов. – Ну – случайность, совпадение по времени? А мы все, как обычно, усложняем…
– Не может, – теперь уже категорично сказал следователь. – Когда хозяйка квартиры вернулась, первое, что ее спросили, – где ее муж. Они не квартиру грабить приехали, а искали товарища старшего лейтенанта, намереваясь, видимо, задать ему несколько вопросов…
– Ах, даже так! – воскликнул Василий Иванович. – Значит, меня ищут? Это, скажу честно, приятно. Кто ищет, тот всегда найдет. А мне очень хотелось бы встретиться с ними.
– Тоже не советую торопиться. Во-первых, предупреждаю заранее, что самосуд расценивается следствием как нарушение закона. Во-вторых, эти люди вооружены и очень опасны. Капитан Твердовский имел возможность в этом убедиться. Поэтому рекомендую самостоятельных контактов избегать, излишней инициативы не проявлять, а о любом подозрительном случае сообщать в правоохранительные органы. И никто, поверьте мне, не обвинит вас за это в недостаточной храбрости.
Старший лейтенант переглянулся с подполковником. Они поняли друг друга без слов, а убеждать в чем-то следователя смысла не было, поскольку он всегда и в любом случае останется при своем мнении. Алексей Георгиевич это переглядывание, конечно же, заметил и оценил правильно. Но он понимал, что тоже не сумеет переубедить собеседников.
– Ладно. Но в этом случае меня интересует другой вопрос. Что именно хотели они узнать у Василия Ивановича? Причин для убийства, как я понимаю, не было. Оно могло бы иметь место после того, как они выяснили какой-то интересующий их вопрос. Но что это за вопрос? Что они хотят узнать или найти?
– Ножны от сабли, похищенной в квартире отца, – точно и четко сказал Василий Иванович.
– А где эти ножны? И чем они так знамениты, что их очень хочется найти, даже несмотря на высокий риск поиска?
– Раритетный булатный клинок, возраст около тысячи лет, украшен позолотой и драгоценными камнями, имеет надпись, которая интересует бандитов. Надпись на неизвестном современной науке древнем языке. Как мне сказали, скорее всего, на пракрите.
– Что такое пракрит? – спросил следователь.
– Это праязык или даже группа языков, от которых, как предполагают, произошел санскрит.
– Про санскрит я что-то слышал, но тоже… – признался Алексей Георгиевич.
– Древнеарийский язык. Или древнеиндийский. Или древний индоевропейский. Много вариантов происхождения. Одна из первых форм письменности. Возраст этой письменности наукой не установлен, но она существовала задолго до падения Трои…
– Для меня это малопонятно. Но этим пусть занимаются специалисты. Ножны у вас?
– Нет.
– А где они?
– У вас с бандитами, кажется, одни и те же интересы, – старший лейтенант Арцыбашев позволил себе улыбнуться.
– Это интересы следствия, и они могут совпадать с интересами бандитов. По крайней мере, это в состоянии дать расследованию хоть какое-то направление.
– Единственный дельный совет, товарищ майор, который я в состоянии вам дать, это обратиться к подполковнику Елизарову из ФСБ. Он знает по этому вопросу не только больше вас, но и намного больше меня. У вас есть ко мне еще вопросы?
– Пока – нет. Но я попросил бы вас дать мне ваш телефонный номер. Мало ли что придется спросить…
Следователь вытащил трубку, чтобы набрать номер в ее память.
– Пожалуйста, товарищ майор. Только прошу сразу учесть, что мне порой бывает трудно дозвониться. Служба у нас такая, что трубку приходится выключать часто. Перезванивайте позже, даже если не будет сообщения о том, что трубка отключена. Она у меня чаще всего работает на «виброзвонке», я могу посмотреть, кто звонит, но не буду иметь возможности ответить…
* * *
Следователь ушел, и через минуту после его ухода из-за окна послышался остервенелый лай Товарища Старшего Прапорщика Черноносенко. Гражданская одежда следователя вызывала у пса отвращение и ярость. Подполковник Совкунов, глянув в окно, ухмыльнулся, взял в руки трубку телефона, но прежде, чем набрать номер, сказал:
– В госпитале умер солдат, которого сбили у шлагбаума…
– Я знаю, мне сказали.
– Сбили и машиной его переехали. И передними, и задними колесами.
– Машина какая?
– Черная «Тойота Ленд Крузер». Машину видели только две женщины, которые мало что в транспорте понимают. Хоть сказали, что «Ленд Крузер», и то хорошо. Я спрашивал, какие ребра на решетке радиатора – вертикальные или горизонтальные, – говорят вразнобой, и обе неуверенно. Номер, естественно, ни одна не запомнила. Даже регион не помнят, не посмотрели. Да и темно еще было, только-только рассветать начало…
Подполковник набрал номер:
– Алло! Совкунов. Как там Твердовский? Хорошо. Мы сейчас зайдем к нему.
* * *
Товарищ Старший Прапорщик Черноносенко опять попытался воспользоваться попустительством к своей особе со стороны начальника штаба бригады и хотел было вместе с ним и с Василием Ивановичем зайти в госпиталь. Но тут были не солдаты – на страже порядка стояла санитарка со шваброй в руках, и мокрая тряпка звонко шлепнула Товарища Старшего Прапорщика по черному носу, вынуждая его стремглав метнуться к двери, которую Арцыбашев успел распахнуть до того, как тряпка санитарки вторично настигла собаку.
Капитан лежал в отдельной реанимационной палате. Рядом с кроватью сидела его жена и вслух читала книгу. При появлении начальника штаба она встала, улыбнулась подполковнику, но на старшего лейтенанта посмотрела зверем, словно видела именно в нем причину несчастья, постигшего ее мужа. У Твердовского это было, если Арцыбашев не ошибался, третье ранение, и жене пора было бы привыкнуть, но она привыкать не собиралась.
– Выйдите, пожалуйста, нам поговорить нужно, – попросил Совкунов.
Бич Божий откровенно сердито захлопнула книгу, сунула ее под мышку и вышла, не прикрыв за собой дверь. И остановилась сразу за порогом, как строгий надзиратель. Василий Иванович дверь закрыл, сказав перед этим:
– Ты не переживай. Мы всего бутылку принесли. И сало копченое на закуску…
Бич Божий фыркнула за дверью, как психующий кабан.
– Вот такие мы хохлы, с характером, – улыбаясь, сказал капитан Твердовский.
– Если правильно оцениваешь боевую обстановку, завтра можно уже и в бой посылать, – сделал естественный вывод начальник штаба бригады. – Готов?
– Лучше бы к вечеру, не раньше, – попросил Дмитрий Евгеньевич. – В самом деле, не догадались с собой захватить?
– Сказали, сало в реанимацию нельзя, – улыбнулся Василий.
– Тогда я и без сала согласен. Уговорили…
– Если без сала – быстро заснешь. А ты нам все рассказать должен, – потребовал Валерий Валерьевич. – Состояние нормальное?
– Нормально.
Капитан сделал серьезное лицо и даже лоб наморщил, вспоминая. Потом начал:
– Меня с утра Мамаша Крюгер задержала. Угля ей четыре ведра принес. А уголь смерзся, пришлось ломом долбить. Я для Мамаши специально кусочки выбирал поувесистее, чтоб печка как домна горела. После этого пришлось, естественно, умыться и переодеться. Потому на службу пошел на пятнадцать минут позже, чем обычно.
– Мамаша Крюгер свое дело знает, ничего случайно не делает, – прозвучал вывод старшего лейтенанта Арцыбашева. – За что и уважаю.
– Я уже мимо вашего дома прошел, – продолжил Дмитрий Евгеньевич, – но заметил свет в окне. Подумал, уж не Василий ли Иванович вернулся… Людмила обычно раньше уходит. Я когда мимо дома прохожу, Вася только собирается на службу. Прошел, стало быть, мимо дома и слышу – стекла летят. В темпе туда. Только дверь открываю, мне навстречу Людмила летит. Пришлось придержать, чтобы не ударилась, и из-за этого я темп атаки потерял, дал им возможность среагировать. Их уже трое осталось, одного Людмила уложила. Даже не трое, а двое, потому что самый здоровый в гипсовом воротничке. Челюсть у него, похоже, сломана. Я бы мог добавить, и даже желание имел…
– Ты его узнал бы при встрече? – внезапно спросил старший лейтенант Арцыбашев.
– Кого?
– Того, у которого челюсть сломана…
– Без проблем. У меня память фотографическая. Троих узнал бы. Один только руки между ног зажал и сильно корчился. Его Людмила вырубила. А когда корчится, лицо искажается… Могу ошибиться.
Дверь приоткрылась, и в реанимационную палату заглянул врач, а из-за его плеча выглядывала Бич Божий.
– Товарищ подполковник, – сказал врач, – больного лучше не утомлять. Он только после операции проснулся.
Совкунов ничего не ответил, только кивнул, шагнул к двери и закрыл дверь под носом у врача. Он уже понял, что появилась нить.
– Кого наш герой должен узнать? Выкладывай.
– Пусть до конца расскажет, потом я добавлю.
– Я уже практически все рассказал. Людмилу на пол опустил, она без сознания была. И только-только под «уширу» присесть успел. Из сидячего положения перешел в прыжок и локтем достал печень. И тогда этот громила со сломанной челюстью выстрелил. Побоялся, потому что я к нему уже повернулся. Меня пулей на стену бросило. Я сознание не сразу потерял, слышал еще, как на него по-своему заругались. Сообразили, что не то у нас место, где стрелять можно. И сразу бежать. Меня сбили, хотя я уже по стене оседал, через спину переступили и на ходу ногой в висок добавили. Так, вскользь, несерьезно. Я опять попытался встать, чтобы за ними выйти, но на пороге упал, отключился. Вот, в принципе, и все. Потом Людмила в сознание пришла, вызвала караул. На выстрел никто внимания, кажется, не обратил, хотя у нас в городке стреляют, помнится, нечасто… У нас только Мамашу Крюгер слышат хорошо. Так что ты говорил про этого, в гипсе?..
– Руководитель следственной бригады говорил, перед похоронами. По заключению судебно-медицинской экспертизы, незадолго до смерти мой отец сломал себе два пальца. Переломы в самой костяшке. Эксперт опытный, предположил, что пальцы сломаны во время удара, причем сильного, который и для получившего его без последствий не остался. Следаки стали искать по травмпунктам. Нашли одного кавказца – чемпион мира по боям без правил. Сказал, что челюсть ему сломали на тренировке, кто-то это подтвердил. Но проверить следует, может быть, это как раз и есть та ниточка, за которую надо потянуть. Я позвоню следователю, запрошу фотографию этого парня…
– Обязательно. И чем быстрее, тем лучше, – сказал подполковник.
– Я бы прямо сейчас позвонил, но номер в трубку не занес. Дома остался, на бумажке записан. Как только вернусь…
Как часто случается, если говоришь о чем-то, оно и происходит. Заговорили о телефонном звонке – и трубка старшего лейтенанта дала о себе знать.
– Людмила, – сказал Василий Иванович, глянув на определитель. – Да, слушаю. Мы с Валерием Валерьевичем в госпитале. Нормально. Дмитрий Евгеньевич привет тебе передает. Нормально. Да, скоро.
– Вызывает? – спросил подполковник Совкунов, когда Василий Иванович убрал трубку от уха. – Ладно, здесь заканчиваем. Тебе, кстати, улетать ночью, утром самолета нет… Где-то около часа. Будь готов. Увидимся еще. Как с Людмилой поговоришь, звони. Про звонок следователю не забудь. Да, еще, пистолет свой возьми. Приказываю официально – с оружием не расставаться. Хватит и того, что командир роты в госпитале валяется…
Дома Василий нашел клочок картонки с записанным на нем номером мобильника руководителя следственной бригады следственного комитета Юрия Михайловича.
– Слушаю, – отозвался Юрий Михайлович таким тоном, словно ему было ужасно некогда и вообще все звонки ему страшно надоели.
– Здравия желаю, товарищ полковник, – вежливо начал Василий Иванович. – Старший лейтенант Арцыбашев беспокоит.
– А, Василий Иванович… Да-да, слушаю вас. У вас там тоже, кажется, неприятности?
– Есть неприятности. Я как раз косвенно по этому поводу и звоню. Товарищ полковник, помните, вы говорили, что нашли какого-то человека со сломанной челюстью? На следующий день после убийства?
– Да.
– Скажите, он кто по национальности?
– Дагестанец. И вообще в Дагестане постоянно проживает. Но у этого человека алиби. Кроме того, трое свидетелей подтверждают, что челюсть ему сломали на тренировке…
– Дело в том, что при нападении на мой дом присутствовал некто со сломанной челюстью. Вы не могли бы прислать мне его фотографию? В нашем случае именно человек со сломанной челюстью стрелял в капитана Твердовского. Капитан хорошо его запомнил.
– Василий Иванович, вы можете представить себе, сколько человек в нашей необъятной стране ежедневно ломает челюсти? И сколько из них представляют кавказские народы?
– Тем не менее, товарищ полковник, я бы попросил вас…
– Хорошо, я распоряжусь. Куда выслать?
Василий Иванович продиктовал электронный адрес.
– Сделаем. У вас все?
– Пока все, товарищ полковник.
– К нам в город заехать не планируете?
– Планирую. Надо что-то с квартирой решать. Но в права наследства я могу вступить только через полгода, мне так объяснили. Срок дается на случай, если объявятся другие наследники. Пока можно хотя бы квартиру сдать. Что жилью пустовать?
– Приедете, заходите к нам. Поговорим. След у нас намечается, хотя и достаточно зыбкий. Конкретики мало.
– Что за след? – оживился Арцыбашев-младший.
– Генерал руководил операцией по захвату нескольких домов цыганских наркоторговцев. Один из их баронов, уже сидя в следственном изоляторе, обещал отомстить. Сейчас проверяем все возможные варианты.
– Если будут конкретные данные, сообщите. Кстати, параллельное следствие ведет ФСБ. Вы в курсе?
– Этим делом занимается отдел, который не уполномочен для ведения следствия. Они просто интересуются отдельными фактами, которые проходят по их разработкам. К убийству это не имеет никакого отношения. Вы когда приедете?
– Как со службой удастся уладить. Надеюсь, через несколько дней.
– Увидимся. – И полковник отключился от разговора.
2
Вскоре пришла Людмила. Василий Иванович услышал, как заворочался ключ в замке, и вышел ее встретить. У жены были красные, воспаленные глаза, кровоподтек на скуле, и вообще такой вид, что возникало желание уложить ее в постель под три одеяла, напоить аспирином и чаем с малиной. Она поставила к стене привычную сумку с продуктами, и Василий прижал жену за голову к своей груди.
– Досталось тебе… Мужики называются, с женщиной справились…
– Я тоже ответила. Одному наверняка синяк под глазом поставила, второму…
– Про второго Дмитрий Евгеньевич сообщил, а про синяк промолчал.
– Просто синяк не сразу созревает.
– Горжусь тобой. Молодец.
Василий Иванович помог жене раздеться, прошел вместе с ней на кухню, где поставил разогреваться чайник, и выставил на стол чашки.
– Чай заварил…
За женой после всех ее переживаний и неприятностей хотелось поухаживать.
– Как ты вообще решилась?
– А что делать было? Убегать? Я вообще подумала, что свет выключить забыла. Бегом побежала, а дверь открыта. Я вхожу, а тут они…
– Другая бы женщина сразу убежала.
– А я не другая. У меня от возмущения дыхание перешибло. Один сразу говорит: вот, мол, и бабу им прислали, чтобы скучно не было. И стал штаны расстегивать. Я ему ногой и накатила. Второй спрашивает, где муж, а я ему в глаз. А третий мне ногой в скулу… Дальше помню, как в себя пришла, этих уже нет, а на пороге лицом вниз в луже крови Дмитрий Евгеньевич валяется…
– Он вовремя успел… Дети знают?
– Нет еще. Я не буду пугать. Даже говорить сама не буду. Спросят, скажу, что упала. Скользко. В прошлом году, помнишь, с ними гуляла и упала…
Год назад Людмила упала и сломала руку.
– Это ладно. Это внешний вид… Главное – предупредить детей, чтобы с незнакомыми взрослыми не разговаривали. И вообще их лучше одних на улицу не выпускать.
– Думаешь, может начаться какое-то давление через детей? – У жены глаза от ужаса распахнулись.
– Сам об этом только сейчас подумал. Может, попросить Совкунова, чтобы поставил караульного в детский сад? Хотя бы на время моего отсутствия.
– Проще будет мне отпуск взять и с ними куда-то уехать.
– Куда?
– К сестре, в Питер… Она куда-нибудь увезет, у нее есть возможность. В глубинку…
– Может быть.
– Главное, чтобы отпуск дали. Попроси Совкунова. Пусть со своей стороны надавит.
– Я могу попросить полковника Мочилова, чтобы он надавил на командира бригады, если понадобится.
Сказанное не было хвастовством, поскольку начальник реабилитационного центра, прямой руководитель Людмилы Арцыбашевой, официально начальнику штаба бригады не подчинялся, хотя и зависел от него во многих вопросах.
– Мне нужно три дня, чтобы закончить все дела, а новые я начинать не буду.
– Хорошо. Тогда сейчас пойду к Совкунову, поговорю. Хотя хотел помочь тебе порядок навести, чтобы дети ничего не заметили.
– Я сама справлюсь. Ты иди.
– У меня самолет где-то около часа ночи. Значит, около двенадцати мне нужно будет выехать… Поговорим еще…
Василий Иванович хотел было пойти, но остановился, подумал несколько секунд и вытащил пистолет, передернул затвор и поставил оружие на предохранитель. Положил пистолет на стол.
– За детьми пойдешь, с собой возьми. Не потеряй только.
Обращаться с пистолетом Людмила умела неплохо. Точность стрельбы, правда, была приличной только на ближней дистанции, но при определенных условиях и при эффекте неожиданности и этого может быть достаточно.
– Тебе он нужнее. Они за тобой охотятся, – возразила она. – Я твои нунчаки возьму.
– Нунчаки против пистолета – ничто. Против ножа – годятся, а против пистолета…
– Тебя ищут, – повторила Людмила.
– Им же будет хуже, если найдут. Я им не капитан Твердовский. Я сразу понял его ошибку, говорить только не стал, ему и без того трудно…
– Какую ошибку?
– Если кого-то «отключил», используй его в качестве щита. При контактной схватке пистолет половину своей силы теряет.
– А он кого-то «отключил»?
– Одного успел… А тот, что со сломанной челюстью, выстрелил. Кстати, помнишь, следователь докладывал мнение эксперта о сломанных пальцах отца? Говорил, что отец кому-то, похоже, челюсть сломал…
– Да. Я об этом не подумала… Это те самые люди?
– Скорее всего. И этот, со сломанной челюстью, возможно, чемпион мира по боям без правил. Значит, и бить умеет, а не только челюсть подставлять. С ним следует быть осторожнее. Но это только предположение. Но отец бы и перед чемпионом мира не спасовал. Я тоже не спасую. Доломаю ему челюсть до конца.
– Если б я знала, я бы ему первому врезала, – сказала Людмила.
Василий улыбнулся. Людмила не просто жена офицера спецназа, она еще и врач-психолог, постоянно работающий со спецназовцами, возвращающимися с опасных заданий. И боевую мужскую психологию переняла не только у мужа, но и у своих пациентов. Это ее нелегкая профессия, и она обязана быть такой, иначе ни одному пациенту помочь не сможет. С годами у нее воспитался дух настоящего бойца…
* * *
– Командир бригады прилетает тем же самолетом, которым ты улетаешь, – сказал подполковник Совкунов. – Две машины посылать смысла нет, поэтому поедешь чуть раньше. В двадцать два пятнадцать будь любезен быть на проходной. На аэродроме, правда, тебе придется немного посидеть, пока самолет перед обратным рейсом будут обслуживать и загружать…
– Понял, товарищ подполковник.
– О причине вызова в Москву спрашивать, естественно, не буду, спрошу только, на какой срок?
– Ничего определенного сказать не могу. Я с операцией знаком только в общих чертах.
– А в связи с нынешними обстоятельствами тебя заменить не могут? Дублера не держат?
– Невозможно заменить. Такие обстоятельства.
– Понял, – сообразил начальник штаба. – С гибелью твоего отца связано…
– Так точно. И я – единственный, кто может по этому делу работать. Меня опознают хотя бы по семейным фотографиям – грабителям никто не мешал украсть из квартиры отца фотографии. Так что подставлять вместо меня другого – риск провала и смерти сотрудника.
– Сложная ситуация, – согласился Валерий Валерьевич. – Я даже затрудняюсь сразу определиться, какими мерами безопасности следует обеспечить твоих домашних. При этом прекрасно понимаю, что караул у твоего дома выставить невозможно. Это сразу покажет, что ты занят в чем-то важном. А тут как раз полковник Морозов звонил, просил сделать все так, чтобы с твоей стороны исключить всякое беспокойство за семью. При этом сделать все меры безопасности скрытными. Есть предложения?
– Есть, – кивнул старший лейтенант. – Самым уязвимым своим местом считаю детей. Захват детей и диктовка условий – тактика, излюбленная бандитами всего мира.
– Что, караул поставить в детский сад?
– Есть путь проще, только следует договориться с начальником реабилитационного центра. Чтобы пошел навстречу…
– Положить туда всех твоих? На реабилитацию?
– Оформить отпуск раньше времени. В счет будущего года, наверное, или еще как-то, я не знаю. Чтобы Людмила с детьми уехала к сестре в Питер.
– Считаешь, там не найдут?
– Все зависит от того, кто будет искать.
– Да. Бандитов не стоит считать всемогущими, они не из тех. Вот присутствие в деле отставного полковника Самойлова меня смущает. У него наверняка есть мощные старые связи, с которыми многие вопросы решаются на раз.
– Многие, но не все. Это в советские времена, говорят, КГБ могло знать все про всех. Сейчас сложнее… И у сестры есть возможность спрятать в какой-нибудь глубинке… Она по работе с памятниками старины связана, с музеями и с прочим. А область у них большая. Но официально стоит объявить, что Людмила уехала куда-то отдыхать. На юга, где потеплее… Скажем, на Кипр.
– Я попробую договориться. Думаю, проблем быть не должно. В любом случае, могу позвонить и попросить, чтобы сверху надавили, поскольку просьба о безопасности идет с их стороны.
– Я сам думал позвонить, если будут препятствия. К мнению полковника Мочилова должны прислушаться.
– Нормальный ход, – коротко засмеялся подполковник. – Ты, Василий Иванович, уже самому командующему звонить имеешь возможность? У меня вот такой возможности пока нет, не заслужил… Ладно-ладно, не смущайся. Юрий Петрович – человек демократичный и в просьбе не откажет, тем более что просьба касается, как я понимаю, серьезной операции. Северный Кавказ?
– Пакистан.
– «Аль-Каида»?
– Да.
– Да, это стоит заботы. Серьезное дело. Я тебе по большому счету завидую. Справишься – далеко пойдешь. И нас, грешных «грушных», может, не забудут. За то, как сам понимаешь, что такого ценного кадра вырастили. Можешь здесь посидеть, я схожу поговорю.
– Я, товарищ подполковник, в роту схожу…
– Ладно, я тебя там найду. Кстати, я подобрал тебе временную замену. Молодой лейтенант из прикомандированных сегодня после обеда с твоим взводом занимается. Познакомиться, наверное, успел. Апостолов его фамилия, Павлом Петровичем зовут. Дразнить будут Апостолом Павлом, но он, наверное, к этому уже с детства привык. Он у нас прошел курс реабилитации, и пока командование насчет него не определилось. Уже неделю без дела слоняется, в бильярд в клубе играет. Я запросил Москву, разрешили использовать до особого распоряжения…
– Вот и познакомимся, – без особой радости сказал Арцыбашев.
С одной стороны, Василий испытал легкое чувство ревности. Как же на его законное место ставят незнакомого лейтенанта; с другой, – взвод без командира может быстро отбиться от рук, и потом придется затратить много времени, чтобы восстановить старые порядки и принципы. И по большому счету замещение его на время отсутствия не может не быть благим делом.
– Не переживай. Ничто не вечно под луной…
Но этой фразой подполковник утешил мало.
* * *
Солдаты встретили Арцыбашева с естественным беспокойством и некоторым непониманием. Это было видно по их глазам. Им только что представили нового командира, а тут и старый явился и окончательно прощаться вроде бы не обещает. Да и слухи о происшествии в городке ДОС до солдат взвода тоже уже наверняка дошли. Василий Иванович знал, что солдаты его любят, хотя он никогда не старался искусственно сближаться с ними. Но заботу о них он проявлял всегда, и они это чувствовали. Да и уважением он пользовался особым. Шутка ли, командир взвода – чемпион Вооруженных сил по рукопашному бою! Может быть, по этой причине сами они рукопашный бой любили больше других военных дисциплин и превосходили в нем любой взвод – не только роты или батальона, но и всей бригады.
Лейтенант Апостолов оказался сдержанным и немного нервным человеком, что вообще-то не свойственно офицерам спецназа ГРУ. Но нервность можно было списать на какие-то недавние события, после которых лейтенанту пришлось пройти курс восстановления в реабилитационном центре.
– …Ребята во взводе нормальные, – в завершение знакомства сказал Василий Иванович. – Только их физически загружать всегда требуется. Им самим такое даже нравится. Особенно «рукопашка».
– А мне вот за время службы в «рукопашке» участвовать ни разу не пришлось, – признался лейтенант. – А вот скрытно передвигаться – это постоянно и безостановочно. Потому я предпочитаю больше такие занятия.
Василий согласился чуть ли не с радостью:
– Надеюсь, к моему возвращению вы их чему-то новому научите! А то я сам в этом аспекте не слишком силен… По минимуму работаю.
– Когда вернуться планируете?
– Вы, когда с последнего места службы отбывали, когда вернуться планировали?
– Понял…
Разговору помешал начальник штаба бригады, чья фигура появилась в дверях ротной казармы. Строго слева от подполковника в казарму пожаловал, естественно, Товарищ Старший Прапорщик Черноносенко.
– Кто собаку сюда пустил? – возмущенно спросил лейтенант.
– Эта собака с начальником штаба всегда приходит. Всеобщий любимец и знаменитый глотатель гранат…
– А, это из-за него тревога была?
– Из-за него. Всеобщий любимец, ничего не поделаешь. Такого в бригаде наказывать не полагается, даже когда в столовой по столам бегает.
Павел Петрович поморщился, представив себе эту картину.
Подполковник Совкунов проходить через всю длинную казарму не стал, но, увидев Арцыбашева, поднял руку.
– Удачи, лейтенант. Не знаю, когда вернусь, но постараюсь быстрее, – попрощался Василий и поспешил на зов начальника штаба.
В штабной кабинет Валерия Валерьевича возвращаться не стали, потому что сам подполковник спешил по своим делам на территорию складских ангаров, и потому разговаривали на ходу.
– Долго наш главный реабилитатор сомневался, ссылался на множество незаконченных программ лечения; потом я уже напрямую сказал, что, если есть необходимость, ему позвонит командующий спецназом ГРУ – беспокоить его лишний раз не хочется, но он уже выражал свою обеспокоенность. Это подействовало. Капризный человек, но все же согласился. Мы позвонили Людмиле, она сказала, что если новых программ начинать не будет, то со старыми разделается в три дня. На том и сошлись. В эти три дня я обеспечу охрану и ей и детям по полной программе. А через три дня отправляем твою семью на Кипр. Или куда ты там просил?..
– Чем дальше, тем лучше. Только на Эверест не нужно, там зимой холодно.
– Согласен. Пусть готовится. Но предупреди: у себя в центре пусть всем говорит, что за счет ГРУ ее с детьми отправляют на Кипр.
– Завидовать будут, загрызут…
– Зато такая весть всем запомнится и разлетится даже среди тех, кто Людмилу не знает.
– Хорошо, товарищ подполковник.
– Я до самолета ее охраной обеспечу по полной программе. Ну, будем прощаться. Теперь увидимся, когда вернешься окончательно.
– Ладно. Если кто-то будет мной интересоваться, лучше сказать, что я уехал улаживать дела с отцовской квартирой. В права наследства я смогу вступить только через полгода, но можно же квартиру сдавать, вот я и поехал поискать приличных квартирантов.
– Я попрошу пустить такой слух. В Москве тебя встретят – полковник Морозов обещал выслать машину в Жуковский. Удачи. Звони, если что.
* * *
Ехали быстро. Володя боялся опоздать к прилету самолета – а опоздать к командиру бригады вовсе не то же самое, что припоздниться на встречу с любимой девушкой. Командир нравом строг и опозданий не терпит. Но торопился водитель зря – прилета самолета пришлось еще ждать целых двадцать минут.
Старший лейтенант Арцыбашев вышел из машины только тогда, когда увидел солидную фигуру полковника. Козырнул, приветствуя.
– Отбываешь? – спросил полковник.
– Так точно.
– Как семья? Все обошлось?
– Обошлось. Жена у меня боевая. Успела даже одному из бандитов яйца подровнять, а второму синяк под глаз подвесила.
– Молодец! А капитан Твердовский как? Вы же с ним друзья…
– Дима в госпитале, сделали операцию. Мы с подполковником Совкуновым были у него. Лежит под охраной своей половины…
– Сала, наверное, просит… Я ему из Москвы везу, – сказал полковник. – Удачи тебе, старлей!
