Умар не потерял сознание. Вернее, он потерял сознание не полностью. У него все-таки была крепкая шея. Хорошо, что удар был направлен не в кадык, где легко ломаются хрящи, а левее, в сонную артерию. И хотя Умар совершенно не предвидел нападения, в какой-то последний момент он, наверное, что-то почувствовал, и шея при этом слегка напряглась. Это спасло, но не полностью. Это спасло только от полной потери сознания, но оставило отставного майора ВДВ все же бездвижным и неспособным к сопротивлению. А когда он начал в себя приходить, на него уже несколько человек навалились, и сразу же петли веревки захватили запястья рук и ноги. Рот Умару не затыкали...

– Смотри сюда, Умар... – тихо сказал человек небольшого роста, но, видимо, офицер. – У тебя же там сын, кажется, остался... Так что постарайся не шуметь...

Офицер показал гранату, которую он готов был бросить во входную щель, если Умар поведет себя неподобающим образом.

– В плену тоже мало хорошего, но в плену все живы... – добавил офицер.

С верхней тропы послышался легкий шум. Но сейчас шум не нес никакой надежды на спасение. Если спецназ ГРУ уже здесь, значит, пост свою задачу не выполнил, как не выполнило эту же задачу и минное поле. Значит, полковник Раскатов оказался лучше подготовленным, чем предполагал отставной майор ВДВ...

Полковник оказался легким на помине и появился тут же. Это он привел группу сверху.

– Все нормально? – тихо спросил у того офицера, что Умара захватил.

– Нормально...

Второй офицер, возрастом постарше первого, ткнул пальцем в грудь нескольким солдатам.

– В пещере пять человек... Захватывать живыми. Фонари приготовить... За мной!..

И группа стремительно двинулась в проход. Умар смотрел на полковника Раскатова, полковник Раскатов смотрел на Умара, но оба не заговаривали, а только прислушивались к тому, что происходит в пещерке. На удивление, сильного шума оттуда не доносилось. Только однажды раздался какой-то негромкий вскрик, тут же прервавшийся. И еще через минуту стали выводить одного за другим бойцов джамаата. Астамир вышел предпоследним и сразу шагнул к отцу, но получил удар автоматным стволом под ребра и остановился. Но во взгляде сына отец увидел радость и понял, что сын уже и не надеялся увидеть отца живым. А когда увидел, то даже улыбку еле сдержал.

– Развяжите Умара... – не приказал, а попросил полковник.

Офицеры переглянулись. Их, кроме Раскатова, было трое, как сразу понял Умар.

– Убежать постарается... – сказал один из тех, что помоложе.

– Они меня не связывали. И вообще наших не связывали... Развяжите... – Голос стал требовательнее. – Умар слово даст...

– Слова я давать не буду, потому что убегу при первой же возможности... – сказал Умар. – И даже без возможности убегу... Нет у вас такой тюрьмы, чтобы меня удержала...

У него, говоря по правде, мыслей о побеге пока и не возникало. Но он хотел держать в напряжении спецназовцев. Пусть нервничают, пусть Умара стерегут. В это время, глядишь, меньше пригляда за другим будет. И тот убежать сумеет.

– Под мое слово – развяжите... – сказал полковник.

Старший из офицеров кивнул, тот, что захватил Умара в плен, в свою очередь кивнул солдату. Солдат не без труда справился с узлом на руках, а Умар уже сам снял веревку с ног и только после этого помассировал сначала запястья, потом щиколотки. Веревки были тонкие, затянуты туго и врезались в кожу, нарушив кровообращение. Одновременно Умар незаметно сунул под рукав одну из веревок. Пока даже не зная, зачем она может сгодиться. Но в плену пригодиться может все...

– Солдаты где? Пленные... – спросил полковник.

Умар кивнул в сторону зиндана.

– Лестница под скалой стоит...

Четверо солдат сразу бросились освобождать пленников.

– Подождите... – скомандовал один из офицеров. – Кинолог...

Вперед еще один человек вышел, с собакой... По возрасту, тоже офицер или прапорщик. Собака быстро нашла зиндан, обнюхала камни.

– Чисто, товарищ майор...

– Идите, – послал майор солдат.

Лестницу опустили. Пленники стали подниматься. Лица радостные. Они, наверное, и не надеялись на такое чудо – освобождение. Это и в самом деле было чудом, что и сам Умар должен был признать. Он не ожидал, что полковник Раскатов, которого уже не хотелось звать старшим лейтенантом Раскатовым, способен творить чудеса. Без шума пройти минное поле, снять посты и захватить весь джамаат без единого выстрела. Чудо натуральное...

Астамир сел рядом с отцом. И перед ними на корточки присел полковник Раскатов.

– Вот видишь, Умар, я же говорил, что приду за пленниками, а ты не верил...

– Значит, напрасно не верил... – согласился Умар.

– К сожалению, командую здесь не я, – продолжил полковник. – И не в моих силах тебя освободить... Я помню, ты просил своего эмира Байсарова, и Байсаров разрешил тебе отпустить меня... Я просил майора Макарова, но он не разрешил... Он моим приказам не подчиняется... Имеет право действовать по собственному усмотрению...

– Имею... – согласился стоящий здесь же майор Макаров.

– Фигура у тебя, майор, знакомая... Квадратный ты такой... В Афгане в спецназе ГРУ воевал такой – капитан Макаров... Потом в плен попал и сгинул куда-то... Его еще обменять хотели, но не нашли... Не твой родственник?

– Мой отец...

Даже полковник Раскатов удивленно поднял брови и посмотрел на майора. Он тоже в Афгане был хорошо знаком с капитаном Макаровым, намного лучше знаком, чем Умар, но никогда не думал, что через много лет встретится с сыном своего бывшего командира.

– Вот ведь как судьба людей сводит... – вздохнул Умар. – Не нашелся отец?

– Нашелся...

– И где он сейчас?

– В Интерполе работает... Не в России... Сюда редко приезжает...

– Даст Аллах, встретимся и с ним... – вздохнул старший Атагиев. – А ты вот с моим сыном встретился... Мы с твоим отцом друзьями были, а ты моему сыну другом быть не сможешь...

– Это правильно, не смогу... – майор Макаров демонстративно показывал твердость своего характера, и Умар понял это.

– А что же ваш эмир убежал? – спросил тот офицер, что взял Умара в плен. – У него что, родственники в селе?

Они и это, оказывается, знали.

– Эмир нам не докладывает о своих планах. Ушел, велел ждать... – соврал Умар.

– Байсарова надо бы захватывать... – сказал полковник Раскатов.

– «Кадыровцы» его не упустят... Они всех эмиров наперечет знают... – майор явно не желал отправляться на поиски Байсарова.

Полковник давно уже знал, что спецназ ГРУ в Чечне не любит участвовать в «зачистках», передавая это дело спецназу внутренних войск или «кадыровцам». У тех и специализация соответствующая. А спецназу ГРУ больше по душе операции типа сегодняшней...

– «Кадыровцы» в село вступили? – спросил Умар.

– Кажется, уже вступили... – глянув на часы, ответил полковник. – Должны были прилететь на рассвете...

– Бедные местные жители... – Умар откровенно усмехался. – До чего их довели ваши жадные «кладовщики»...

– Какие «кладовщики»? – не понял майор Макаров.

– С полковых складов мотопехоты... Это они просили Байсарова расстрелять машины и уничтожить продовольствие, которого там и трети положенного не было... Байсаров его местным отдал, пожалел... Думал людям помочь... А оказалось... И все из-за «кладовщиков»...

– А вот об этом мы подробнее поговорим, – заметил Макаров и переглянулся с тем офицером, что взял Умара в плен. – Вернемся и поговорим...

Умар улыбался. Он хотя бы так отомстил ненавистному племени «кладовщиков»... Эти «кладовщики» – тоже из офицеров Российской армии. Значит, он и армии тоже отомстил...

Идти решили нижним путем. Верхний сложнее, да и о минном поле забывать не следует...

– Кто может мне дать гарантию, что вот он, например, – майор Макаров кивнул в сторону Умара, не захочет наступить на мину и всех нас взорвать к чертовой матери... Пусть он и был когда-то другом моего отца, пусть он был когда-то вашим другом, товарищ полковник... А я ему не верю... Только нижним путем... И к дороге сразу выйдем... Машины вызовем уже туда... Это получится немного дальше, но безопаснее. За своих солдат только я отвечаю...

– А это я могу... – заулыбался старший Атагиев. – Мне мины очень нравятся...

Умару, кажется, было приятно, что от него ждут неприятностей, и он слегка бравировал. И даже идущий рядом с отцом Астамир улыбнулся. Но Астамир лучше других знал, что отец в самом деле способен на такой поступок, если только посчитает его целесообразным. Сейчас, правда, такой необходимости не было, и отец больше страха на федералов нагонял, чем готовился к чему-то подобному. Если бы он действительно готовился, то уж промолчал бы, чтобы никто не воспрепятствовал.

Полковник Раскатов держался рядом с Умаром, но выглядел сумрачным и смотрел больше себе под ноги, чем на своего недавнего спасителя, которому, в свою очередь, он спасителем стать не смог. Астамир все чаще на полковника сам посматривал. Отец так хорошо об этом человеке отзывался, что хотелось бы встретить подтверждение этому, но пока Раскатов казался просто отстранившимся от событий и не желающим принимать в них участия. Правда, отобрать свою трубку у Астамира он не забыл. Ничего, конечно, не сказал, только головой покачал с осуждением.

Спускались спокойно, неторопливо. Около первого, ближнего к пещерке поста Умар чуть задержался и заглянул в амбразуру. И только «цыкнул», когда встретил вопрошающий взгляд сына. Но Астамир все же не удержался:

– Почему часовые не стреляли, отец?

– У снайперов винтовки с ночными прицелами... Пуля попала Хамзату в глаз... Потому и прошли... Шли сразу сверху и снизу... Кто-то нас предал...

– Никто не предал вас, Умар... – сказал полковник Раскатов. – Просто ваши времена кончились... Для всех боевиков кончились хорошие времена...

– А что такое случилось, что времена наши вдруг взяли и кончились? – поинтересовался Умар.

– Ты помнишь, кто такой Че Гевара? – спросил вдруг полковник.

– При чем здесь Че Гевара? – не понял старший Атагиев.

– Значит, помнишь... Пламенный революционер... А не знаешь, как его убили?

– Как?

– С него и началась вся эта история... Первая жертва спутниковой разведки – Че Гевара... Его отряд выследили со спутника... Окружили и перебили... Точно так же, как ваш джамаат... Спутник показал и всех вас, и все ваши посты... От него даже под землей не скрыться...

– Откуда у России такие спутники... – не веря, сказал Астамир.

Разговор все пленники слушали, поскольку касался он их напрямую.

– Есть теперь и такие... Многих уже поймали с помощью спутников, и вас тоже... И всех других поймают... Времена партизанских войн ушли в историю... Даже если бы вы не напали на машины, вас все равно вскоре нашли бы и обезвредили... А вы поторопили события... Сверху видно все... И перспективы у вас никакой не было... Ваш эмир чувствовал что-то и улизнул, бросил вас...

– Это едва ли... – не согласился Умар. – Пусть он и был ментом, но он не самый плохой человек... Он чеченец, а чеченец не бросает своих...

– Не буду спорить, – ответил Раскатов. – Я не знаю его... Но если он попался или попадется сегодня «кадыровцам», спорить уже будет не о чем...

– Это – да... – заметил Умар. – Это не лучшая доля... До прокуратуры его не довезут живым...

Спуск благополучно закончился. Отряд выстроился двумя колоннами, в середину запустили колонну из шести пленников. И двинулись вдоль ручья быстрым маршем. Вот здесь Умар и другие пленники ощутили, что такое подготовка спецназа ГРУ, о которой слышать приходилось много. Солдаты вроде бы и не бежали, но и ходьбой это нельзя было назвать. И никто из них не задыхался от такого марша. И даже полковник Раскатов, тоже идущий рядом с пленниками, не задыхался. А из боевиков этот темп мог поддерживать только один Умар, несмотря на свою больную спину. Даже его сын, человек молодой и сильный, и тот скривил рот и дышал часто и хрипло. Все быстро взмокли, но словом не обмолвились о своей усталости. Боевикам было стыдно признать себя слабыми перед этими молодыми парнями, против которых они воевали. И только когда силы некоторых были уже на исходе, прозвучала насмешливая команда Макарова:

– Если хотим довести пленных до прокуратуры живыми, привал...

Умар нахмурился. Он не любил, когда над ним насмехались, когда насмехались над его качествами мужчины и воина...

Второй участок пути был чуть короче, но пройден был в том же высоком темпе. Умар не видел за плечами кого-то из спецназовцев рюкзака с рацией и не заметил, что кто-то связывался с командованием. Тем не менее три машины уже стояли у дороги и дожидались отряд. По машинам рассаживались быстро. Пленных разделили по парам – пара в каждую машину. Умар хотел сесть в одну машину с сыном, но их разделили.

«Мера безопасности», – понял Умар. Ни отец без сына не захочет бежать, ни сын без отца – разумно и безболезненно, если учесть, что везут их все равно в одно место.

Повезли их на базу, которую устроил себе отряд спецназа на территории, принадлежащей батальону мотопехоты. Это Умар понял по направлению. Умар трижды был в этом батальоне. Ездил вместе с Мовсаром на встречу в «кладовщиками» на машине жителя одного из местных сел. И дорогу хорошо помнил.

Почему не отправили сразу в районную прокуратуру – это вот было непонятно. Но еще до того, как машины тронулись с места, Макаров разговаривал с кем-то по сотовому телефону, взятому у Раскатова – своей «мобилы» майор, кажется, не имел. И в разговоре несколько раз прозвучало слово «прокуратура». И видно было, что майор во время разговора сердился и с кем-то спорил. Но разговор велся довольно тихо, и услышать что-то еще Умару не удалось. А он старался услышать и увидеть все, что можно. Не зря же он когда-то командовал разведротой. Помнил еще, как должен вести себя настоящий разведчик, даже оказавшись в плену. Умар даже то заметил, что трубка «мобилы» после разговора не вернулась назад к Раскатову, а устроилась в кармане майора. Но и этому нашлось объяснение. Умар же сразу предположил и сыну даже сказал о том, что Раскатов нападет на кого-то из местных жителей, чтобы завладеть трубкой и связаться со своими. Значит, он отдал майору Макарову чужую трубку, поскольку свою у Астамира уже забрал. Подтверждением этому послужило и то, что у полковника еще две трубки в кармане оказались. И их он другим офицерам спецназа раздал. Щедрый... Чужого не жалко, если себе не надо...

Потом поехали... Быстро поехали...

В отдельном небольшом помещении отряда спецназа ГРУ не было, должно быть, подходящей комнаты, где можно было пленников закрыть. Но такая комната нашлась в пристройке казармы мотострелков. Причем даже окно с решеткой имелось. И вход был отдельный. Часового у наружной двери поставили тоже не из спецназа, а из мотострелков. Но часовой был выставлен не специально для пленников. Просто рядом находился один из складов, которые охранялись батальонным караулом, и часовому вменили в обязанности присматривать за дополнительным объектом.

Хоть так устроили, и то хорошо... Правда, комната всяким старым хламом и строительным мусором была наполовину заставлена и завалена и даже какие-то матрацы с желтыми разводами были в изобилии – в углу свалены, и мебель сломанная под окном. Но это было даже хорошо, потому что в хламе всегда можно найти что-нибудь полезное... И Умар, когда другие улеглись отдыхать, сразу стал хлам разгребать, рассчитывая найти что-нибудь стоящее. Он долго гремел досками, перекладывая их с места на место, но Умару сделать замечание никто не решился, все-таки он был в джамаате вторым после эмира лицом. Но спать и без этого шума никто не мог. Сказывалось нервное напряжение. Как уснешь, если не знаешь, что с тобой завтра станет...

– А кормить они нас будут? – спросил гранатометчик Мовлади.

Насчет кормежки никто никакой информации не дал, а время уже подходило к обеду. Пленников даже водой после продолжительно марша не напоили и во временную тюрьму тоже воды не принесли. Можно было бы, конечно, и в дверь постучать, и пожаловаться, но жалобы никогда не были в чести у чеченцев, и потому терпели и пожаловаться могли только друг другу.

– Сейчас, свинью зарежут, сало тебе принесут... – сказал пулеметчик Беслан.

Беслан всегда был угрюмым, хотя часто рвался шутить. Но своими шутками он любому мог настроение испортить. Впрочем, настроение им дальше портить уже было некуда.

– Сам свинью ешь... – резко, почти истерично закричал Мовлади. – Хоть живую... Живьем съешь... Живьем...

И быстро заходил по комнате от двери к окну и обратно.

Мрачный Беслан от всегда добренького Мовлади не ожидал такого ответа и не нашелся даже, что сказать. Если уж Беслан так нервничает...

Но, помолчав достаточно долго, все же сказал:

– А что, я свинину в армии ел... И ничего... Мясо как мясо... Ты вот в армии не служил... А то тоже попробовал бы... В армии свинина – первая пища... Офицерам мясо, солдатам – сало...

– Вы же вчера, кажется, поели, как с операции вернулись... – заметил Астамир, растянувшийся прямо на полу у стены. Не пожелал, как и отец, лежать на вонючем матраце. – Это только мы с отцом не успели...

– И пленных вы, кстати, вчера тоже не покормили... – заметил Умар. – Забыли, наверное... Теперь и про нас забыли... Нас с теми пленными местами поменяли... И нечего нервничать... Мовлади, успокойся...

Голос у Умара спокойный, сильный. Авторитетный. И Мовлади перестал по комнате ходить, сел на свой матрац, обняв колени, губу закусил...

Умар тем временем нашел в мусоре два тяжелых медных трубчатых контакта от какого-то кабеля. Контакты были с одной стороны сплюснуты и просверлены под крепление болтом. Тут же из рукава показалась веревка, которой Умару руки связывали. Несколько движений – и веревка несколько раз прошла через отверстия в контактах, потом затянулись узлы, и Умар сильно дернул контакты в разные стороны, проверяя прочность соединения.

– Что это? – заинтересованно спросил второй гранатометчик джамаата Завгат.

– Лонг Гиан... – спокойно ответил Умар, словно все должны знать, что это такое.

– А с чем это едят? – спросил Мовлади.

– Нунчаки видел когда-нибудь?

– Ну...

И вдруг, ко всеобщему удивлению, Умар начал раскручивать свое оружие и резко ударил по свернутому матрацу. Медный наконечник разрубил и ткань и вату.

– Лонг Гиан руку вместе с костью разрубает... Только тренировка нужна... Я уже тридцать лет этим не занимался... Пора вспомнить...

– Против автомата в самый раз... – заметил Беслан.

– Не со всех же сторон на тебя автоматы наставили... Иногда и это сгодится...

И пока другие лежали, Умар начал сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, но при этом осмысленно, рисовать в воздухе круги своим необычным оружием. Первым не выдержал и подошел к отцу Астамир.

– Как это делается?

Умар передал оружие сыну и показал первое движение...

После бессонной и трудной ночи, после всех передряг и потрясений – плена, освобождения, перестрелки с боевиками и операции по выручению пленных, полковнику Раскатову принесли кровать в канцелярию отряда и предложили отдохнуть. Канцелярия представляла собой небольшую комнатку с двумя письменными столами, тремя стульями и металлическим ящиком, похожим на сундук, заменяющим командиру сейф. Под единственным большим окном была ржавая батарея отопления. Рядом располагалась еще одна такая же комнатка, но там стояли только три кровати – временное офицерское общежитие...

– Пленники где помещены? – спросил полковник у старшего лейтенанта Тихонова.

– У нас негде... Майор в батальон пошел, договариваться насчет комнаты. Пока в машине под охраной сидят. Договорится, сразу отправят...

– Сколько человек в охране?

– Паритет... Шесть на шесть...

– Осторожнее с ними. Умар очень опытный человек...

– И все-таки, он не спецназ ГРУ... – улыбнулся Тихонов.

– Он командовал ротой разведки полка ВДВ в Афгане. Большой опыт...

– Я его одним ударом уложил. И ребята у меня тоже не промах. Не упустят...

Раскатов вздохнул. Умар тоже считал себя сильным бойцом. Но нарвался на неожиданность и оказался беспомощным. И такое может с каждым случиться. Даже с самым опытным спецназовцем.

– Как только Макаров вернется, пусть ко мне зайдет... Передай...

– Обязательно, товарищ полковник...

И полковник закрыл дверь канцелярии, но не на кровать прилег, а за стол сел, хотя глаза имел красные и сонные, как говорило ему небольшое зеркало, повешенное здесь же на двери. Но красные глаза – это еще и последствие головной боли, которая не проходила все время операции. Врач, оказывавший первую помощь, тот самый старший лейтенант из батальона мотопехоты, показался человеком неопытным и доверия вызывал не больше, чем какой-нибудь санитар со шваброй, но в белом халате. Он даже самый простой тест на сотрясение мозга не провел. И Раскатову пришлось там еще, в полевых условиях, провести его самому, но незаметно для других. Тест в самом деле простейший: не поворачивая головы, в одну сторону до конца глазами повести, потом в другую... Больно глазам – значит, есть сотрясение... Глазам было больно смотреть и вправо и влево. Значит, сотрясение двустороннее. Хорошего мало, нужен покой, и лег бы полковник в госпиталь, если бы не одно обстоятельство. А обстоятельство было очень серьезным для него лично, поскольку с его помощью был взят в плен человек, которому он обязан жизнью. Раскатов понимал, что он не мог не привести спецназ к базе боевиков, потому что в плен попали солдаты и старший прапорщик, которыми он, по большому счету, не командовал, но с которыми ехал. А старший по званию всегда несет ответственность за случившееся в его присутствии. Но полковник понимал и то, что, несмотря на сильнейшую головную боль и, кажется, поднимающуюся температуру, что тоже при сотрясении мозга бывает, и еще дополнительную ко всему сильную тошноту, он не может оставить Умара в таком положении. Не может оставить, но и не может найти приемлемый вариант помощи... Нужно было что-то придумать...

Помочь Умару следовало обязательно...

– Так ты, оказывается, майор, Сергеем Вячеславовичем зовешься... – сразу встретил Раскатов командира отряда воспоминанием о его отце. – Мне рассказывали, что отец твой объявился во время войны в Югославии, он тогда командовал сербским спецназом в Косово и много страха на боевиков нагнал... Тогда наши там операцию проводили... Он им со своей стороны помогал... Его тогда звали капитан Макараджич... Славко Макараджич...

– Да, товарищ полковник... – майор, однако, к воспоминаниям, кажется, склонен не был и потому ответил скучным голосом и перевел разговор на другую тему: – Вы что-то выглядите неважно... Еще раз к врачу обратиться не хотите? Я только что его видел...

– Если что-то обезболивающее взять... Может, пошлешь кого-нибудь?

– Сам могу сходить... У меня тоже головная боль... Как не высплюсь, голова болит... А высыпаться удается только дома, после командировки...

– Контузия? – полковник мог посочувствовать.

– Давление после контузии барахлит... То вверх, то вниз скачет... Нижний предел в норме, а верхний лихорадит... – Макаров потер пальцами затылок.

– Добро... Сходи... Потом поговорим...

Майор ходил долго, и у полковника уже начали непроизвольно глаза закрываться. Все-таки он давно отвык от такого напряженного графика. На ногах и без сна уже больше суток. Да еще, возможно, с двусторонним сотрясением мозга. Отдохнуть надо бы... Без нервотрепки, под легким одеялом...

Макаров принес какие-то таблетки в капсулах. Сам такую же проглотил и полковнику протянул. Если таблетки одинаковые, значит, они общего пользования. Головная боль сразу, естественно, не прекратилась, и результата действия таблетки предстояло ждать.

– Что с пленниками?

– Плохо с пленниками...

– Что так?

– Выделили под камеру хозяйственную пристройку рядом с казармой.

– А что в этом плохого? Есть возможность убежать?

– Плохое не в этом. Плохое в том, что дверь в помещение находится, грубо говоря, на территории складов, охраняемых батальонным караулом. То есть мы уже не можем выставить там свой пост.

– Не доверяешь мотострелкам?

– Имею основание...

– Интересно... Выкладывай...

Майор Макаров, не спросив разрешения, как положено бы по службе, сел за соседний стол. Минуту, если не больше, собирался с мыслями.

– Я сейчас снова к подполковнику Расько заглянул, это комбат местный, – начал Макаров. – Сначала заходил, насчет помещения договаривался. Договорился, пленников передал местному караулу, разместили... Сейчас заглянул, попросил предупредить начальника караула, что мы скоро будем вызывать пленных по одному для допроса. То есть хотел обеспечить взаимодействие с часовым... Постучал, захожу в кабинет... А Расько как раз с кем-то по телефону разговаривал... Здесь всего один телефон на весь военный городок... И очень он замялся от моего присутствия. Сразу стал прощаться и убеждать кого-то, что все у него в порядке, что место вполне безопасное и время терпит... Не знаю почему, но у меня сразу возникло ощущение, что он с районным прокурором разговаривает.

– А чем тебе местный прокурор не нравится? – не понял полковник, считающий, что спецназ должен работать совместно с прокуратурой.

– Я с ним сталкивался только однажды, когда передавал еще двух бандитов... Нормальный, кажется, мужик... Кард из Гудермеса, в район прибыл недавно, большими связями не оброс, что тоже здесь важно... Понемножку своих подчиненных шерстит – порядок наводит, пару человек уже уволил...

– Тогда в чем вопрос?

– Вопрос в том, что, когда я в первый раз к Расько пришел, он настаивал, чтобы пленных отправили в прокуратуру как можно быстрее, поскольку у него место для содержания не слишком надежное. А он не хочет никакого ЧП, потому что через месяц планирует уехать отсюда с повышением... Ему перевод готовят в штаб дивизии. Документы уже на оформлении... И без того расстрел колонны может сыграть свою роль... А если еще что-то...

– А что может быть? – не понял Раскатов.

– Вот-вот... Я его об этом же спросил. Он просто отмахнулся: «Мало ли... Побег...»

Полковник недолго подумал.

– О побеге я тоже думал... Умар Атагиев опасный человек. И очень опытный. Он побег организовать может...

– Тогда почему подполковник Расько категорически против того, чтобы я выставил свой караул? Я сразу предложил вариант, он отказался – не допустит, дескать, чужого караула на своей охраняемой территории. Потому что в случае эксцесса спросить тогда будет не с кого, а сверху спрашивать будут только с него...

– Здесь нарушение логики... Мы официально не передавали своих пленных в батальон, и Расько не может нести за них ответственности...

– Это я не сообразил ему напомнить... – согласился Макаров.

– Сергей Вячеславович, – сказал Раскатов. – Я напомню, что прибыл сюда с конкретным делом и нечаянно вляпался в другое, не менее конкретное. Но я чувствую, что обстановка здесь, вокруг нас, какая-то нездоровая. И первое дело, с которым я прибыл, как-то этой обстановки касается... Я правильно ситуацию читаю?

– Что уж тут не прочитать. На территории батальона находятся и продуктовые склады полка, и склады боеприпасов. Я не знаю, как обстоят дела на складах боеприпасов, но согласно агентурным данным, не только боевики, но и так называемые мирные жители, что традиционно прячут автомат в огороде соседской бабушки, чуть ли не в открытую покупают на складах боеприпасы. А на продуктовых складах все делается вообще в открытую. Даже не прячутся... На этой почве и произошел инцидент у старшего лейтенанта Тихонова, который пришел получать на отряд продукты и не смог ничего получить, потому что местные жители только что загрузили прицеп для «Жигулей» теми самыми продуктами... Тут распорядок такой... По продовольственному аттестату мы приписаны к отделу тыла мотопехотного полка. Получаем продукты на полковом складе и сдаем их в батальонную столовую. Кроме «сухого пайка», разумеется... Напомнили, товарищ полковник... Извините, прервусь... Пленных-то покормить надо... Расько сам не сообразит...

Майор открыл дверь и позвал:

– Рубашкин!

– Я! – отозвался старший лейтенант из-за стены и тут же вошел в канцелярию.

– Сходи на кухню, договорись, чтобы пленным что-то выделили... Пусть и из наших запасов... И это... Чтобы без свинины...

– Понял, сделаю... – Рубашкин развернулся к выходу.

– Вот, значит, у нас дело такое... – продолжил майор Макаров. – У старшего лейтенанта Тихонова конфликт произошел с начальником продовольственных складов и начальником тыла полка. Ни в полку, ни в батальоне не хотят пускать дело в военную прокуратуру и думают договориться мирно. Прокуратура их трясти начнет...

– А при чем здесь батальон, если склады полковые? – не понял Раскатов.

– Охрану складов ведет батальон. Пускает на территорию посторонние машины, караул батальона. Наверное, подполковник Расько тоже что-то с этой торговли имеет. Иначе он терпеть не стал бы и приказ караулу дал бы конкретный... Такой, как дан сейчас... Сейчас никого не пускают...

– А как все же дело вышло за пределы батальона? – поинтересовался полковник.

– Тихонов был с двумя безоружными солдатами. Тележка у них только была, чтобы продукты со склада увезти... В гараже позаимствовали грузовую тележку. Разумеется, задержать гражданскую легковую машину, которую со склада отпустили, Тихонов смог бы и без оружия, но он возмутился слишком поздно, когда ему продукты отпустить отказались, хотя накладная была на руках. Машина уже уехала. Капитан с майором рассчитывали просто заявить, что старший лейтенант оговаривает их, чтобы себя оправдать, и не было никакой машины, а весь эксцесс произошел только потому, что Тихонов был пьян. У них на столе выпивка стояла, и они Тихонову налили, он выпил. Это еще до драки... На складе всегда выпивка стоит... Вот они и рассчитывали на пьянку дело списать. И потому написали рапорты. Нет доказательств, нет факта продажи... Они только не учли, что имеют дело с разведкой. Тихонов запомнил номер машины, мы «пробили» по базе данных, хозяина машины нашли и хорошенько потрясли. Он дал подробные показания и подписал. Сейчас в батальоне знают, что у нас на руках есть это признание. Причем не одно, потому что мы получили еще несколько адресов. Налицо доказательство массового хищения продуктов со складов. То же самое можно сделать и со складом боеприпасов. Найти покупателей там будет сложнее, но покопаться стоит.

– Документы уже куда-то передали?

– Ждали вашего приезда, товарищ полковник. А они вон что надумали...

– Что они надумали? – не понял Раскатов.

– Вы же слышали, что Умар Атагиев сказал про «кладовщиков»?

– Нет, видимо, я отвлекся...

Ответить майор Макаров не успел. В канцелярию не вошел, а ворвался старший лейтенант Рубашкин. Вид возмущенный, недовольный.

– Что случилось, Георгий? – вопросительно поднял брови майор Макаров. – Стучать в дверь тебя в детстве отучили?..

– В столовой... Они говорят, что начальник караула хотел обед на шестерых заказать, но начальник тыла полка приказал пленным ничего не готовить, обещал их свиным салом накормить вдосталь... Каждому, говорит, по две банки сала... Издевается, сволочь...

– Ох, отпустил бы я на время Атагиева, чтобы он с этим начальником тыла побеседовал... – сказал полковник Раскатов. – А что, если попросить Умара, и он даст слово, что после беседы вернется, ему можно верить... Не обманет...

– И что ты? – спросил Макаров старшего лейтенанта.

– Вы же приказали, что из наших запасов. Я велел приготовить... Через час будет...

– Ладно. Начальника караула найди, предупреди, чтобы с часовым проблем не возникло. Сам обед доставишь... Возьми сопровождение... Обязательно...

Рубашкин ушел.

– Вот же сволочь какая... – оценил человеческие качества начальника тыла полка Раскатов. – Я вполне понимаю Тихонова...

– А я не вполне понимаю майора Ласкина... – думая о чем-то своем, сказал Макаров.

– То есть...

– Он прекрасно, думаю, знает, что пленники – люди из джамаата Мовсара Байсарова.

– И что с того? – не понял Раскатов.

– Ласкину невыгодно злить людей Байсарова. Если только это не хитрый ход. Может быть... – майор говорил скорее сам с собой, на собственные, возникшие в голове вопросы отвечая. Раскатов понял это и ждал объяснения. – Да, это вполне в духе Ласкина и капитана Прядунько... И очень похоже на предыдущие их действия, когда они говорили, что Тихонов их пытается оклеветать, чтобы оправдать драку...

– Сергей Вячеславович... Ты мне объясни все толком... – потребовал наконец полковник Раскатов. – А то ты больше с собой разговариваешь, но ситуацию в Москву мне докладывать... Кстати, надо полковнику Мочилову позвонить, доложить результаты операции... Пока ты с мыслями собираешься...

Раскатов достал трубку, теперь уже свою, и нашел в «справочнике» номер...

– По номеру вижу, Василий Константинович, что ты свою трубку вернул... – сразу сказал полковник Мочилов.

Раскатов не помнил, чтобы он когда-то давал номер своего мобильника Юрию Петровичу. Из этого легко делался вывод: командующий войсками спецназа ГРУ сам собирался позвонить Раскатову и номер у кого-то спросил. Значит, ждал с нетерпением доклада... Хотя такой небольшой вопрос не мог сильно волновать Юрия Петровича, который обычно отвечает за более серьезные операции. Возможно, номер Мочилову понадобился по какой-то другой причине, и он сам наверняка скажет. Не зря же номер искал...

– Вернул, Юрий Петрович. Операция завершилась почти успешно...

– Что за филологические извращения! В армейской жизни я не признаю такого понятия, как «почти»... Легче женщине стать «почти беременной», чем «почти успешно» завершить операцию. «Почти» – это уже не успешно... Докладывай с подробностями... Из РОШа данные поступают обычно только к вечеру, и я ничего не знаю...

Обычно полковник Мочилов был более сдержанным в выражениях и тон разговора предпочитал более мягкий. Раскатов из этого сделал вывод, что сообщение самого Мочилова, то, ради чего он и нашел номер мобильника, будет не из приятных. Но предварительный разговор призван сообщение Юрия Петровича смягчить... После одного жесткого второе уже не кажется таким жестким, вырабатывается привычка.

– С большущей помощью управления космической разведки, за что соседям огромное спасибо, нам удалось выполнить сложную задачу. Без единого выстрела, если не считать выстрелы снайперов по часовым, блокирована банда Байсарова, освобождены пленные и живыми захвачены шесть бандитов. Это, так сказать, наша основная цель, и она достигнута... Теперь, что касается «почти»... Сам Байсаров, не дожидаясь нас, ушел из джамаата в сторону села по каким-то своим, нам не известным делам. Бандиты или не знают, зачем и куда ушел их эмир, или не хотят говорить. Скорее всего, и то и другое... Одни не знают, другие не хотят... Село, в сторону которого ушел Байсаров, блокировано «кадыровцами», там в настоящее время проводится «зачистка» и проверка паспортного режима. Жители этого села принимали участие в ограблении расстрелянной боевиками продовольственной колонны, и потому РОШ вызвал против них именно «кадыровцев». Информация о присутствии в селе эмира Мовсара Байсарова «кадыровцам» передана. Пусть ловят... У нас начать поиск эмира не было возможности...

– Ну, с таким результатом я соглашусь, назвать его успешным можно без «почти», поскольку задача вам ставилась конкретная – именно освобождение пленных... – уже более мягко сказал командующий войсками спецназа ГРУ. – Тебе из дома не звонили?

– Нет, мне обычно в командировку не звонят... А что? – спросил Раскатов, понимая, что это, возможно, и есть вторая часть разговора – неприятная.

– Я просил, чтобы не звонили... Знал, что трубка не у тебя, и не хотел, чтобы волновались... Просто сказал, что с тобой связи нет, а как только будет, ты сам позвонишь... Позвони жене... Тут неприятная история... Ночью какие-то кавказцы пытались вскрыть дверь в твою квартиру. Жена вовремя царапанье в замке услышала и подняла шум. Сосед снизу на шум высунулся из двери... Там у тебя какой-то мент живет...

– Да, подполковник из МУРа... Прямо подо мной через этаж...

– Вот, он шум услышал, хорошо, стало быть, жена у тебя шуметь умеет...

– Это точно, она умеет...

– Сосед высунулся и увидел на лестнице трех убегающих кавказцев...

– И что?

– Ничего... – сказал Мочилов. – Жена твоя позвонила дежурному...

– Она же номер не знает...

– Нашла, значит, где-то или у кого-то... Позвонила, дежурный соединил со мной... Поговорили, я выслал для охраны двух солдат из разведцентра... Спецназовцев под рукой не было... Пришлось водителями удовлетвориться. Утром уже послал двух наших офицеров. Они днем будут квартиру охранять, поскольку твои все на работе... Вечером их сменят... Охрану я приказал держать вплоть до твоего возвращения...

– Я не вижу причины, чтобы связывать попытку взлома двери со своей службой... – умышленно членораздельно сказал Раскатов, отвечая на не заданный, но уже подразумеваемый вопрос. – Думаю, разговор идет об элементарной попытке ограбления...

– В то время, когда хозяева дома? Не вяжется... – сказал Мочилов. – Смысла нет так рисковать... Все равно я пост оставляю на месте... Ты подумай, как ты в последнее время с кавказцами контактировал? По каким вопросам...

– Я подумаю... – согласился Василий Константинович.

– Что надумаешь, звони... До связи...

Не убирая трубку, Раскатов глянул на Макарова, который разговор слушал, но ничего ему не сказал, и набрал номер жены.

– Здравствуй... Что там у тебя случилось?

– Здравствуй... У меня или у нас? – Ольга до сих пор была, что называется, на взводе, и это неудивительно, любой бы человек чувствовал себя неприятно.

– Что там у нас случилось? – миролюбиво поправился Василий Константинович. – Только, пожалуйста, коротко и вразумительно. Я нахожусь на службе, и мне не до пререканий...

– Какие уж тут пререкания... На квартиру напали...

– Мне Юрий Петрович вкратце рассказал. Ты их видела?

– Только в «глазок»... Кавказцы... Они по всей Москве против нас войну ведут...

– Что-нибудь сказали?

– Что они сказать могут... Я в «глазок» глянула, такой шум на весь подъезд подняла, что бежали, наверное, без остановки до своего аула...

– У тебя это хорошо получается... – согласился Раскатов. – Только сейчас не надо... Сейчас все нормально?

– Если ты считаешь нормальным присутствие дома посторонних людей, причем постоянное присутствие, то нормально...

– Это только до моего возвращения.

– И когда же ты намерен?..

– Как только закончу дела.

– Другие бы люди все дела бросили и домой поспешили, семью защитить... – жена даже закашлялась от возмущения.

– Все, отдыхай и не кашляй...

Он отключился.

– Продолжим, Сергей Вячеславович... – сказал Раскатов и потер пальцами глаза. Они сильно болели. Мы остановились на ваших загадочных размышлениях, мне не совсем доступных из-за недостатка общей информации...

– Мы остановились на словах Умара Атагиева о «кладовщиках», – напомнил майор Макаров. – Умар сказал, еще там, около своей пещеры, что именно «кладовщики» просили расстрелять колонну и уничтожить груз, которого должно быть в три раза меньше, чем по документам.

– Груза в самом деле было немного, – согласился Василий Константинович. – Я даже удивился, что его так мало для колонны из двух грузовиков... А что там в документах значится?

– С документами мы дела не имели, товарищ полковник. Мы вообще к машинам, если вы помните, не выходили. Туда сразу комиссия из батальона выехала и бригада из прокуратуры.

– А зачем Умар это сказал?

– Во-первых, к слову пришлось... Во-вторых, как мне показалось, просто из ненависти и презрения к армии. К нам, к русским...

– Допускаю такой вариант, хотя такое высказывание Умара мне кажется странным. Он человек немногословный и просто так не болтает... Это могло быть дезинформацией?

– Могло... Будем разбираться...

– Будем разбираться...

В дверь постучали. И сразу после стука вошел старший лейтенант Тихонов.

– Разрешите? Не помешаю?

– Заходи... – сказал полковник. – Что, не отдыхается?

– Не хочу день с ночью спутать... Это в нашей службе случается... В магазин сходил... В гражданский... Там солдаты покупали машинку для консервирования и крышки, чтобы банки закатывать... Поинтересовался, где они урожай выращивали. Сказали, послал капитан Прядунько... Потом на почту сходил, получил посылку от мамочки... Она у меня заботливая и каждый месяц посылает посылку с печеньями, вафлями и конфетами полного магазинного ассортимента. Мальчонки из моего взвода каждую посылку с нетерпением ждут. Я им к посылке еще и чай покупаю...

– А что капитан Прядунько консервирует? – спросил Раскатов. – Здесь офицеры тоже на огородах заставляют солдат работать?

– Вот уж, товарищ полковник, не знаю. Но он человек основательный, хозяйственный. Сам в магазин пока не ходит по причине сломанного и распухшего носа.

Тихонов значительно почесал свой сжатый кулак. Для небольшого по габаритам старшего лейтенанта кулак был достаточно крупным. Таким можно хорошо приложиться к человеческому лицу...

– Ой-ей-ей... – что-то соображая, встал майор Макаров. – Неужели же они...

В дверь опять без стука ворвался Рубашкин. Так теперь ворвался, что дверь чуть с петель не вылетела. Сказал с порога, не дожидаясь замечания:

– Пленных отравили...

– Я как раз об этом сейчас подумал... – сознался майор Макаров. – Идем туда...