Глава одиннадцатая

Грузовик остановился, не доезжая райцентра. Но с дороги крайние дома было отдаленно видно. Однако опасаться того, что и на грузовик обратят внимание из поселка, пожалуй, не приходилось. Если на этих окраинных улицах и был кто-то, то смотрел он явно в другую сторону. Там, в другой стороне поселка, состоящего почти полностью из частных домов разной величины и разной этажности, что-то горело и сильно дымило. Вернее, уже, скорее всего, что-то догорало. Что там догорало, было всем диверсантам понятно. Подполковник из украинского диверсионного отряда ради этого пожара и поехал в райцентр раньше, чем все остальные, имея в своем распоряжении гранатомет «РПГ-7» с термобарической гранатой. Конечно, подполковнику требовалось время, чтобы узнать, где живет патологоанатом районной больницы. Пока он узнал, пока нашел место, где его будет не видно, пока произвел выстрел, пока шел активный пожар – а горело, судя по дыму, несколько близко стоящих домов, возможно, целый небольшой квартал, прошло время. Как раз то время, которое потребовалось Абу Саиду для выполнения подготовки.

Полковник Василь к заднему борту, где шла выгрузка, сразу не подошел. Он с трубкой в руках отошел в сторону от дороги и с кем-то разговаривал. И только после этого приблизился к другим диверсантам.

– Что там? – поинтересовался майор Гризли, знающий, видимо, кому должен позвонить полковник. Спрашивал по-арабски, ожидая ответа на том же языке, чтобы и арабам было понятно, и турецким диверсантам, которые арабским языком владеют. О том, чтобы стало понятно диверсантам украинским, никто не заботился.

– Пан подполковник свое дело сделал. Сейчас патологоанатом убежал домой. Морг остался даже не закрытым на ключ – взламывать дверь не придется. После взрыва гранаты сгорело несколько близкостоящих домов. В том районе живут в основном медицинские работники и просто сотрудники больницы. На пожарах вместе с детьми погибли шестнадцать человек. По местным меркам, тяжелейший случай. Просто кошмарный случай. Но жители здесь, в том числе и врачи, в основном русские. Их всех доставят в морг. Патологоанатом один с работой справиться не сможет. Ему в помощь, видимо, в ночную смену заступит напарник. Нам необходимо отработать до того, как патологоанатом вернется на рабочее место. Но он, похоже, надолго на своем пожарище застрял. Обгоревшие трупы рассортировали посемейно и готовят к отправке в морг. Но отправлять будут только тогда, когда там будет кому принимать. Пока там нет никого, даже сторожа. Пан подполковник выезжает встречать нас на край поселка. Просит в поселок входить пешком. Он проведет, куда следует.

– Зачем на такое простое дело ехали полным составом? – спросил Гризли один из равных ему ростом турок.

– Для подстраховки.

– На пожарище, кстати, – добавил полковник Василь, – работают эксперты из прокуратуры и СБУ. Есть опасения, что придется и с ними разбираться.

– По какому поводу? – спросил Гризли.

– Они, кажется, нашли следы термобарического взрыва. Да и выстрел гранатомета многие слышали. Если надумают устроить следствие…

– Проще пустить слух про патологоанатома, что он живых людей в могилу отправлял. Или торговал органами, – опять подсказал выход лейтенант эль-Габари. – Просто где-то в очереди в магазине или на базаре высказать свое мнение. Отправлял органы в Россию, в военные госпиталя. Началось следствие. Только не здесь. Надо говорить, что где-нибудь в России, чтобы не смогли здесь разобраться. Его убрали, чтобы концов у дела не было видно. Или, как версия, получил, дескать, по заслугам от кого-то из родственников невинно расчлененных людей. И все. Дело будет сделано. Стрелки окажутся переведенными. И долго будут всех родственников тех, кто недавно умер, на допросы таскать. Когда еще смогут разобраться, если вообще когда-нибудь смогут. Скорее всего дело так и останется покрытым мраком неизвестности. Тысяча и одна ночь на их крыши сядет.

– Дело твоя мудрая голова придумала, – согласился полковник Василь, вытащил трубку и снова набрал какой-то номер. Разговаривал он на украинском языке, следовательно, как нетрудно было догадаться, давал какие-то советы подполковнику из отряда украинских диверсантов. В такт его словам кивал и майор Гризли, тоже более-менее владеющий украинским языком.

Наконец полковник разговор завершил, трубку положил в пластиковый пакет, лишая себя и группу связи, потом майор Гризли по его кивку собрал все остальные трубки туда же. Пакет нашел себе место на пассажирском сиденье в кабине. Полковник сказал что-то водителю грузовика, который стоял рядом с кабиной и не сильно, чтобы ногу не отбить, раз за разом с философической задумчивостью пинал колесо. Водитель на слова полковника ответил что-то, кажется, согласно, и полез в кабину. Грузовик тут же съехал с дороги и двинулся в сторону ближайшего березового колка, на ходу вальяжно покачивая бортами на неровностях много лет назад перепаханного бороздами поля.

– Выступаем! – дал команду майор Гризли.

Команда была армейская, но диверсанты повели себя совсем не так, как полагается военнослужащим. И по дороге двинулся не строй, а толпа, возглавляемая майором Гризли. Полковник Василь, проводив взглядом грузовик, присоединился к общей группе замыкающим. Группа шла быстро. Гризли задавал темп, и «серые волки» поддерживали своего командира своим движением. Они все были парнями крепкими, физически сильными и тренированными. Трое украинских диверсантов сразу начали отставать, и это было неудивительно. Все трое, едва выбравшись из кузова грузовика, зачадили по сигарете, а с началом движения закурили уже по второй. Идти быстро с сигаретой во рту сможет, наверное, только сильно развитый физически человек, имеющий большой запас прочности в легких. Но и он не сможет долго выдержать темпа. Не выдержали и трое укродиверсантов. И произошло это очень скоро. Причем они даже не пытались показать характер. Сразу смирились с тем, что они слабее, и начали отставать. И только полковник Василь, занявший позицию замыкающего, каким-то образом сумел на них подействовать, заставил выплюнуть сигареты и идти. Укродиверсанты кривились лицами, как играющие с окурками обезьяны, дышали так, словно «серые волки» на них ехали, но все же шли, опустив бессильно головы, как измученные неволей животные.

Саудовцы как заняли позицию позади «серых волков», так ее и придерживались – и вперед не рвались, и не отставали, слегка брезгливо посматривая через плечо на укродиверсантов. Им, никогда не курящим, такой темп передвижения вначале показался нормальным и естественным, и только при приближении к райцентру оба почувствовали, что начали уставать. Но держались, чтобы другие, как они сами, почувствовали их офицерскую значительность. Абу Саиду при этом никто не помогал нести его нелегкий груз. А попросить у кого-то помощи он не решался. Перед «серыми волками» он робел, а укродиверсанты сами едва ноги волокли…

Украинский подполковник, имя которого Абу Саид несколько раз слышал, но запомнить так и не сумел – слишком оно было длинным и непривычным его уху по звучанию, а языку по произношению, вместе с двумя своими бойцами, включая и того краснощекого, что передавал отравленную водку Ивану Наскокову, поднялся из негустых зарослей рядом с дорогой. Там, где дорога из Терриконовки готовилась через два десятка шагов дойти до верхней точки, а потом нырнуть с небольшой горки, чтобы углубиться в улицы районного центра.

Подполковник приветственно поднял руку, но приветствовал он не всех, если судить по его взгляду, а только майора Гризли и полковника Василя. С Гризли подполковник перемолвился несколькими фразами и тут же сменил его на месте ведущего. Два укродиверсанта, что появились вместе с подполковником, сразу встали в конце растянувшейся группы рядом со своими соплеменниками.

Подполковник повел группу не в сам райцентр, а по его окраине, грунтовой дорогой, вокруг заборов, отделяющих огороды от степи. И так все довольно быстро и благополучно добрались до металлического низенького заборчика, выставленного между бетонными невысокими столбиками.

– Туда… – сказал подполковник и рукой показал направление движения. Переводить фразу, которая подтверждалась знаком и действием, необходимости не было. Подполковника все поняли без помощи переводчиков.

Он первым перешагнул через заборчик и вышел на какую-то тропу, петляющую между низкими кустами. Но, пройдя тридцать шагов, остановился и знаком подозвал всех к себе. Подполковник объяснял и сопровождал свои объяснения жестами, а переводчиком в этом случае выступал майор Гризли, которому и предстояло идти дальше вместе с Абу Саидом.

– Мы сейчас на территории районной больницы. Через пятьдесят шагов будет длинный барак. Это – хирургическое отделение. Его лучше обойти слева, потому что справа еще один барак – гнойное отделение. Слева никаких зданий нет. Но передвигаться там лучше ползком за кустами. Иначе могут увидеть из окон хирургического отделения. Нам «светиться» ни перед кем не следует, потому что следствие будет обязательно. Тем более при таком заметном песчаном «камуфляже»… – пан подполковник посмотрел на костюм майора Гризли и на его автоматический карабин. – Да и проползти предстоит не слишком много. Тропа чистая, грязи нет. «Камуфляж» не испачкается. И так до следующего здания. Там уже будет не барак. Здание бетонное, квадратное. Почти без окон. Это и есть цель нашего визита сюда – морг. Тела содержатся в подвале – там морозильная камера. На задание идут трое – майор Гризли, майор Хайят и рядовой Онуприк. Остальные дожидаются здесь. Кроме группы «серых волков». «Серые волки» выходят на две минуты позже первой группы, рассредоточиваются и готовятся прикрывать первую группу в случае непредвиденных обстоятельств. Вдруг кто-то войти в морг пожелает. Пускать нельзя…

– Кто такой Онуприк? – спросил Абу Саид, впервые услышавший, что с ним и с Гризли пойдет еще кто-то.

Полковник Василь подтолкнул в спину краснощекого рядового Онуприка, который шагнул вперед и остановился рядом с Гризли. Это вызвало даже возмущение профессора.

– А зачем он нам нужен? Он что, опытный анатом?

Онуприк улыбался, не понимая разговора, который велся на арабском языке.

– А ты знаешь этого Ивана Наскокова в лицо? – удивился полковник Василь.

– Не знаю, – вынужденно признался молодой профессор.

– Гризли тем более не знает.

– Можно заминировать любого. Все равно весь морг разнесет…

– А если кого-то вскрывать не будут? Лежал, предположим, человек две недели с инсультом или с инфарктом, здесь же, в больнице, лежал, потом умер. Таких не вскрывают. Только пишут в свидетельстве о смерти дату, и все. И так понятна причина смерти. А ты его выберешь. И все наши старания прахом…

С этим невозможно было не согласиться. Абу Саид согласно кивнул и шагнул вперед. Гризли и Онуприк последовали за ним. Гризли даже принял из рук профессора его сумку с грузом. Не из вежливости, а из сугубо практических соображений, которые сразу озвучил почему-то с насмешкой в голосе:

– Я смотрю, у тебя уже руки устали. Как дрожащими руками будешь взрыватель ставить? Всех нас взорвешь. В хороших группах саперам не разрешается вообще работать с большим весом. А перед операцией тем более…

– Вот он… – сразу сказал Онуприк, едва войдя в морозильную комнату морга, и показал пальцем на тело человека, лежащего на столе справа. – Я могу идти? Больше здесь не нужен?

То ли Онуприк покойников боялся, то ли запах формалина плохо переносил, то ли опасался преждевременного взрыва, но его красные щеки не побелели, а стали от волнения бордово-фиолетовыми. Абу Саиду ощущения укродиверсанта доставляли непонятное удовольствие, и он заявил категорично, опережая майора Гризли, который, кажется, намеревался Онуприка отпустить, чтобы, по крайней мере, не мешал:

– Куда собрался! Будешь фонариком мне светить. Здесь темновато. И вообще, раз выбрал себе профессию диверсанта, должен привыкать к суровости жизни…

Гризли перевел слова профессора. Но, судя по интонации, сказал почти вежливо, хотя вежливость явно не шла к его жесткому, почти зверскому лицу. Но проявил психологическую восприимчивость, суть действий профессора определил четко и улыбнулся, соглашаясь, что укродиверсанта следует приучать к суровости службы.

Онуприк в расстройстве даже голову опустил, отчего щеки его обвисли брыльцами, а Абу Саид протянул ему свой яркий светодиодный фонарик. Один этот фонарик светил ярче, чем все три слабые лампочки в этой морговской морозильной камере.

– Свети… – сказано это было по-арабски, тем не менее рядовой Онуприк понял без перевода, принял в руку фонарик и навел расширенный луч на грудь тела Ивана Наскокова. Абу Саид аккуратно, чтобы пуговицы не оторвать, стал расстегивать на этой груди камуфлированную куртку и рубашку. Вскрытие он производил, не имея в своем распоряжении медицинского скальпеля, простым боевым ножом. Вскрывал не грудь, а живот, но разрез сделал небольшим, хотя и достаточным для того, чтобы через него залить состав взрывчатого вещества. Состав заливался не быстро. Сначала вроде бы полностью заливалось пространство между стенками в месте разреза. Но очень быстро состав расползался между органами, выискивая себе пространство так, как выискивал бы его в любой трещине, в земле или даже в бетоне, заполнял поры и, видимо, растворял уже загустевшую кровь, потому что сам приобретал цвет темной крови. И тогда можно было заливать состав снова. Даже Абу Саид сильно удивился, что удалось влить в тело две трети трехлитровой стеклянной банки, то есть в два раза больше, чем сам профессор рассчитывал.

Установку активатора-взрывателя Абу Саид уже многократно успел «прогнать» в голове, и потому действовал точно и быстро, хотя не торопился. Особенно тщательно нужно было действовать при наложении шва. Взрыватель работал от силы натяжения нити. Причем мог одинаково сработать и при сильном натяжении, и при освобождении. При сильном рывке нить могла еще и порваться. Тогда тоже взрыватель неминуемо бы сработал. И обязательно должен был бы сработать, если нить просто обрежут. Тогда сразу освобождается пружина, и – все…

Руки от непривычного занятия и нервного напряжения слегка подрагивали. Майор Гризли заметил это.

– Может, я сделаю? – предложил он.

– Нет. Здесь все завязано на памяти тактильных ощущений. Я помню, с какой силой можно натягивать нить. Больше этого никто не помнит. Я с десяток раз повторил это перед выездом.

Голос молодого профессора звучал твердо, и потому Гризли больше ничего не предлагал. При этом турецкий майор понимал, что любые разговоры отвлекают и мешают выполнению точных действий, не позволяют сосредоточиться. И ничего не говорил.

Абу Саид справился…

И только после того, как застегнул последнюю пуговицу на куртке Ивана Наскокова, он понял, что действия отняли у него неимоверное количество сил. Настолько неимоверное количество, что пришлось неуверенно оглянуться, найти глазами стул, который мимоходом видел раньше, и сесть на него, опустить руки и расслабленно перевести дыхание. Напряжение стало уходить. Две минуты никто не беспокоил майора Хайята, потом майор Гризли поторопил:

– Пора уходить, профессор…

Он кивнул на дверь, и тут же в дверь выскочил рядовой Онуприк, приняв кивок за приказ.

– Стоять! – рявкнул в его спину Гризли, и укродиверсант послушно остановился уже за порогом. – Выходить будем только вместе.

Переведя дыхание, Абу Саид уложил в сумку все свои принадлежности, аккуратно поставил банку с остатками состава и кивнул Гризли:

– Я готов.

– Взрыв будет достаточным?

– Весь морг может на тот свет послать.

По крайней мере, так рассчитывал сам Абу Саид…

Обратный путь, хотя он нисколько не изменился, показался более коротким. Встать в полный рост диверсанты смогли только тогда, когда оказались рядом с полковником и другими. И почти сразу же стали возвращаться со своих постов «серые волки», страховавшие своего командира и его команду.

– Теперь осталось сделать самое сложное, – сказал полковник Василь.

– Самое сложное? – не понимая, переспросил Абу Саид. Он-то считал, что самую сложную работу выполнил он, и за это просто обязаны все его благодарить и нахваливать, как раньше нахваливали лейтенанта эль-Габари.

– Самое сложное для всех нас. А самое сложное в нашем деле – ждать. Это иногда бывает даже мучительно.

Абу Саид никогда не считал себя нетерпеливым человеком. И был уверен, что ждать он умеет. И потому воспринял слова полковника как шутку или неумелое и малоумное наставление. Кустов поблизости хватило на всех, чтобы спрятаться там и залечь в ожидании результата. Только подполковник группы украинских диверсантов что-то объяснил майору Гризли, Гризли сделал знак майору Хайяту и полковнику Василю, и вчетвером они вернулись на дорогу. Правда, перед этим Гризли на турецком языке отдал приказ своему помощнику из группы «серых волков».

По дороге украинец, саудовец и два турка прошли чуть дальше, туда, где дорога поднималась на небольшой холм. Там, рядом с дорогой, стоял большой двухэтажный кирпичный дом-коттедж. На звонок в калитку залаяли собаки, прибежали откуда-то со двора. Абу Саид с трепетом наблюдал, как во дворе, за кованой решеткой забора, метались два крепкогрудых и злобных ротвейлера, как брызгали слюной. Попасться в такую пасть никто не желал, и потому до появления хозяина дома войти во двор никто не попытался. Наконец хозяин появился. Окриками загнал собак в вольер. И только после этого открыл калитку. Хозяин ничего не спрашивал. Понятно было, что подполковник уже о чем-то с ним договорился. И согласно хозяйскому сухому, но вежливому жесту гости прошли в дом и вслед за хозяином сразу поднялись на второй этаж.

– Вот окно. А я пока внизу подожду. Что надо будет, зовите…

Фраза была сказана на украинском языке, и переводить ее специально для майора Хайята никто не стал. Необходимости особой не было, поскольку все и без того было понятно. Единственное, что заинтересовало Абу Саида, это непонятная эмблема на рукаве черной, военного образца куртки хозяина дома. Он не удержался и задал по этому поводу вопрос полковнику Василю. Вместо полковника, просто пожавшего плечами, ответил майор Гризли:

– Это эмблема «Правого сектора». Военизированная партия в современной Украине. Сильная организация, чем-то схожая по характеру с нашими «серыми волками».

– «Правый сектор», – подтвердил и подполковник, не уловивший смысла вопроса и смысла фразы Гризли, поскольку арабским языком он не владел, но название организации звучало на арабском так же, как на украинском, и он подтвердил, не зная, что подтверждает.

Из окна дома, расположенного на холме, было хорошо видно всю больницу. Там только один корпус из белого силикатного кирпича был двухэтажным. Подполковник объяснил, что это поликлиника, то есть отделение, где принимают больных до того, как отправить на лечение. Кого домой, кого в больничный комплекс. Все остальные строения, кроме морга, представляли собой типовые одноэтажные вытянутые бараки.

Гости сели у окна, стали ждать. Рядом с креслом украинского подполковника стоял пластиковый пакет, из которого подполковник вытащил свою трубку и переложил в карман. Значит, на территории поселка даже украинские диверсанты работали без связи. Как человек грамотный, Абу Саид знал, что такое биллинг, и знал, что оператор сотовой связи может определить, какие трубки присутствовали рядом с моргом больницы и неподалеку от взорванного и сгоревшего дома патологоанатома. Но это был эпизод, не оставленный без внимания только Абу Саидом. Другие были заняты ожиданием. А эпизод с трубками был всем понятен и не вызывал ни внимания, ни удивления. Но ждать тоже, как оказалось, нелегко. Это было даже странно – просто ждать, ничего не делая, и при этом напрягаться, нервничать. Кресла пододвинули ближе к окну. Потом снизу поднялась женщина в белом накрахмаленном переднике – типичная горничная, принесла на подносе чай и четыре чашки с блюдечками. На отдельном блюдечке лежали конфеты, хотя горничная принесла и сахарницу с сахаром. Но с сахаром чай пил только украинский подполковник. Пил, и у него на лбу выступали крупные капли пота. В доме было, конечно, жарко, но чай был не настолько горячий, чтобы от него вспотеть. Да и окно было открыто, и с улицы поступал прохладный воздух. Видимо, подполковник нервничал в ожидании результата такой серьезной операции. Впрочем, обвинять его никто не мог, поскольку нервничали все…

Ждать, ничего не делая, было в самом деле сложно. Сложно сидеть в компании других людей и ни о чем не говорить, потому что все произнесенные в это время слова будут совсем не о том, они будут всех просто нервировать, раздражать. Сначала Абу Саид лениво думал, почему они не взяли с собой лейтенанта эль-Габари, который раньше присутствовал даже на всех совещаниях, участвовал, можно сказать, в составлении планов. Сам майор Хайят был только рад такому. А то Амин, похоже, начал сильно возноситься после того, как придумал два хитрых варианта убийства. Теперь будет знать свое лейтенантское место. Такие размышления были молодому профессору приятны и утешали его самолюбие. Потом Абу Саид думал над словами полковника Василя о том, что ждать – сложнее всего. Вчетвером они ждали уже почти час, и пока еще было неизвестно, когда появится результат. Им еще дважды приносили чай. Потом горничная, видимо, по приказу хозяина дома, спросила, не желает ли кто выпить. Выразил желание только украинский подполковник, и ему принесли. Только не бутылку, а лишь рюмку, и на отдельном блюдечке кусок хлеба со свиным салом. Все трое мусульман, хотя особым рвением в вере никто из них не отличался, с отвращением смотрели на откровенный харам. Они не только прикасаться к жирной свинине брезговали, они брезговали даже смотреть не нее. Сказывались многовековые традиции.

Но это все отвлекло внимание от окна лишь ненадолго. Подполковник, дожевав свой бутерброд, вытер руки о штанины, подошел к окну и открыл его шире. И это действие стало словно бы командой. В воздухе что-то завибрировало, вздрогнуло, и эта дрожь атмосферы дошла до сознания диверсантов раньше, чем они осознали причину, услышали и увидели то, что происходит.

Дом тоже задрожал. И в вольере завыли обе собаки. И только потом раздался оглушающий грохот.

Диверсанты смотрели в окно, не отрывая взглядов от квадратной коробки морга. Эта коробка имела мощные, армированные металлом, бетонные стены, но слабое перекрытие, и потому основное направление взрыва пошло вверх. Взрывная волна словно бы из орудийного ствола вырвалась и выбросила в высоту все, что могла выбросить. Взрыв произошел в подвальном помещении. Крыша вместе со всем содержимым первого этажа, кабинетами, мебелью, оборудованием, людьми, которые там могли находиться – все это поднялось на пару десятков метров над землей и не рухнуло вниз, а разлетелось в разные стороны.

– Ни хрена себе, гранатка в трехлитровой банке! – в восхищении испугался украинский подполковник. – Чуть до нас не долетело. Ну, ты, профессор, даешь…

Полковник Василь перевел слова украинского диверсанта. Али Саид не понял, ругают его или хвалят. И потому переспросил. Василь, в свою очередь, переспросил подполковника.

– Я от такого просто охренел! Никак не ожидал эффекта ядерного взрыва…

Видимо, в самом морге и вокруг него было слишком много слежалой многолетней пыли, и пылевой столб поддерживал некоторое время в воздухе дымовое облако, что создавало эффект «ядерного гриба».

– Как думаешь, Иван Наскоков мог там уцелеть? – нарочито серьезным голосом спросил профессора майор Гризли.

– Если и уцелел, то все равно не даст против нас показаний. Его не мог не восхитить сам «гриб». Здесь такие никогда не росли, – за Абу Саида ответил полковник Василь.

– Ваша работа, значит… – сказал, неслышно войдя и глядя за окно через плечи диверсантов, хозяин дома.

– Наша… – признался подполковник.

Гризли тихим голосом переводил почти на ухо Абу Саиду.

– Мешали?

– Сильно мешали. Представляли угрозу!

– Хорошо бы такое повторить в районной милиции и в СБУ.

– Мешают?

– Сильно мешают.

– Когда совсем достанут, обращайся. Поможем… – пообещал подполковник.

Время уже приближалось к вечеру. Небо на востоке начало темнеть тяжелыми тучами.

– Пора ехать. Наши уже должны к машине подходить. Я приказал, – майор Гризли повернулся в сторону лестницы, словно сообщая хозяину дома, что сегодня они никого больше взрывать не собираются, ни райотдел милиции, ни районное отделение СБУ. Разве что, если попросят, займутся на досуге…

– Звони, если что… – попрощался с хозяином подполковник группы украинских диверсантов. – Нам сейчас пора возвращаться. У меня сегодня две группы должны с той стороны вернуться, – он посмотрел на часы. – С наступлением темноты я должен их на месте «перехода» встречать.

– Что, сами заблудиться могут?

– До разделительной линии сотня километров. Подошвы сносят, пока дойдут. Я их и отправлял, я их и встречу.

Он пожал хозяину дома руку. Остальные уже спускались по лестнице в просторный холл первого этажа. Во двор все вышли, памятуя, что собаки находятся в вольере. Собаки и правда были там, и лаяли в бессильной злобе, не имея возможности добраться до незнакомых людей. Недавний испуг, вызванный взрывом и вибрациями воздуха, только сильнее разозлил собак. Они тоже испуга стыдятся. Хозяин закрыл за гостями калитку и сразу прошел к вольеру, чтобы выпустить своих любимцев во двор. Это было видно сквозь решетку забора…