Глава пятая

Подъем был крут, тем не менее вполне проходим и, на мой взгляд, не создавал нам трудностей. Но это казалось только мне. Первым начал отставать, как ни странно, Ананас. Я думал, что у бывшего капитана ОМОНа должна быть хорошая физическая подготовка, тем более что выглядел он мощным и сильным. Но сила его, которая, конечно же, в его теле была, как часто случается с людьми, имела свойства короткого применения.

— Рядовой Саня! — уже в конце подъема позвал меня Ананас.

Я остановился, махнув рукой другим, чтобы продолжали движение, и дождался, когда бывший омоновец нас догонит. Он протянул мне один из своих автоматов.

— Зачем он мне? — не понял я. — Мне своего хватает…

— Ты затвор хотел выбросить.

— А сам не можешь?

— Твоя работа — твое желание. Я не брался за это. Ты взялся, вот и выполняй.

Я принял из его рук автомат, сначала снял магазин и сунул себе за пояс — лишний магазин никогда не будет лишним в наших условиях, потом частично разобрал автомат, разбрасывая детали по сторонам, и уловил заинтересованный взгляд капитана Смирнова. Этот взгляд мог означать или то, что капитан не верил в мое умение извлечь затвор из автомата, или то, что он сам этого делать не умеет и, наблюдая, учится. Но как можно поверить в то, что капитан ОМОНа не умеет разбирать автомат, который он должен был бы много раз чистить и смазывать. Что-то мне во всей этой истории не понравилось. Только я не мог понять, что конкретно.

— Ну что, перевели дыхание? — сказал Ананас. — Двигаем дальше.

Но остановка на перевод дыхания явно не пошла ему на пользу. Если я очень быстро догнал дядю Васю со стариком Василием, то Ананас как шел замыкающим, так им и остался, причем даже дистанцию отставания сохранил.

Остановились мы уже на вершине холма. Вершина была плоская и каменистая, причем не только земля была каменистой, но и большие валуны, прочно осевшие в почву. Впрочем, осматривать окрестности было сложно, потому что соседние холмы, по крайней мере, те, которые нам следовало преодолеть, были более высокими и закрывали обзор. Но в другую сторону смотреть ничто не мешало. И где-то вдалеке мягким туманом стояло плотное марево, через которое что-то проблескивало.

— Там море, — сказал я. — Может, сбегаем окунуться? Вода в Каспии теплая.

В ответ услышал три вздоха, совершенные в унисон, и понял, что вспотевших и измученных людей травить морем не следует.

— Ну, если возвращаться не желаете, предлагаю всем отдохнуть лежа. Вот так — крестом… — Я лег сам, показывая.

Старик Василий сразу повторил мою позу, перейдя из сидячего положения в лежачее. Любое упоминание о кресте делало его благим и послушным.

— А почему именно крестом? — спросил полковник Карамзин.

— Понятия не имею, — признался я. — Просто нас так учили. Говорили, что в этой позе организм восстанавливается гораздо быстрее. Может быть, из опыта это известно. Обоснования такой позе нам никто не давал. Или сами не знали, или считали лишним.

— Символика… — проворчал Ананас и лег на бок. — Не любитель я всяких христианских штучек. Это все не мое. Пусть Василий так ложится, а я лягу, как мне удобнее.

Бронежилет он, как и обещал, после первого подъема не сбросил. Но это его проблемы. Может, во время службы в ОМОНе он тоже к бронежилету привык и вообще бросать его не намеревается, просто упрямство демонстрирует.

— Придет свое время, каждый из вас к вере придет, — тихо проговорил старик Василий. Ему поза креста казалась, похоже, удобной.

— А как к ней приходят? — издеваясь, спросил Ананас. — Тоже в гору взбираться? Или с горы спускаться? Подскажи…

— Был такой великий русский философ Иван Ильин. Он утверждал, что верить и любить заставить невозможно. Это настолько сложный процесс, что человек постигает его только по собственной воле и каждый своим путем. А многие святые отцы говорили, что познать Бога можно только через страдания. Никогда не познает Бога Истины человек, живущий в достатке и роскоши.

— То есть живущий так, как современные попы живут, — вставил свое слово дядя Вася.

— Наверное, так, — согласился Василий. — Но я всегда был сторонником эвфемизма, и потому не буду ни о ком говорить плохо, хотя мне тоже не по душе, когда священники призывают народ к отказу от земных благ из окон дорогущих внедорожников.

— Василий, а ты откуда столько слов умных знаешь? — спросил Ананас.

— Учили когда-то… — ответил старик и не стал углубляться в тему.

— На какой «зоне» таким словам учат? — не унимался Ананас.

— На университетской, — произнес Василий.

— И все равно я в церковь не пойду, — твердо проговорил Ананас, словно старик уговаривал его немедленно посетить храм.

— Почему? А ты был там хоть раз?

— На «зоне» у нас храм был, и я как-то на службу заглянул. Послушал, ничего не понял, покашлял от кадила и ушел. Если бы там хоть по-русски службу вели, может, я и пришел бы. А старославянский мне неинтересен.

— Наверное, для «зоны» службу нужно вести по «фене», — ответил старик. — И Библию для зоны на «феню» перевести. Тогда бы ты пошел.

— При чем здесь «феня»? — возмутился Ананас. — Я про русский язык говорю.

— Многие так говорят, только это одно оправдание безверия. Не должна церковь до неверующих опускаться, а неверующие должны до церкви подниматься. Это истина…

Ананас махнул рукой и перевернулся на другой бок. Лежать на боку в бронежилете не очень удобно. И вообще отдыхать в нем неудобно. Но упрямство капитана Смирнова родилось, видимо, раньше, чем он сам, впервые белый свет увидев, крик подал…

Время отдыха тоже я контролировал, отведя своей группе на него полчаса. Когда все замолчали, тишину шевелил только ветер, прорывающийся между большими валунами. Захотелось уснуть надолго, но я дал себе команду проснуться через полчаса, если все же усну. И уснул — усталость свое взяла. Часов у меня не было, но время я и во сне привык контролировать, поэтому примерно через полчаса в самом деле проснулся. Обычно, когда даю себе такую команду, то просыпаюсь на пять-семь минут раньше. Я не стал сразу объявлять общий подъем, зная, какими сладкими бывают последние минуты сна, но сам поднялся, осмотрелся, привычно привел свою одежду в порядок и слегка удивился, что множественные порезы от автомобильного лобового стекла совсем не мешают мне ни сидеть, ни даже лежать на спине. Потом несколько раз наклонился, разминаясь, несколько раз присел, и этого мне хватило, чтобы восстановиться и смотреть на мир здраво и расчетливо. А мне смотреть на него необходимо было именно так, поскольку это я вызвался вести группу и она мне доверилась.

Поднимались мои бомжи совсем не по-солдатски, не слишком торопились и подолгу потягивались, разгоняя остатки короткого и явно недостаточного сна. Им, кажется, не очень хотелось снова отправляться в трудный маршрут. Я подошел к краю холма и посмотрел на дорогу.

— Идите сюда, — подозвал остальных.

Они нехотя подошли. Заинтересованность проявил только дядя Вася, понимающий, что просто так я звать не буду.

— Полюбуйтесь.

Внизу, на дороге, рядом с брошенным «Форд Фокусом» стояли две полицейские машины и две гражданские. Множество людей возились и в самом «Форде», и рядом с ним.

— Мы поднимались сюда полтора часа. Шли хорошо. Ментам понадобится столько же. Если они найдут хотя бы один след, ведущий сюда, то пошлют за нами свой спецназ. Наш капитан ОМОНа знает, что в погоне его бывшие коллеги бывают настырными. Особенно, когда дело касается их самих. А мы «положили» две небольшие кучки именно ментов. Они быстро забудут, что бандитов мы «положили» больше. Вы часто слышали, чтобы в здешних местах в столкновении с бандитами было проведено задержание?

— Ты думаешь, в каждом подвале стоит по телевизору и мы круглые сутки новости смотрим? — спросил Ананас. — Мы вообще ни о каких задержаниях понятия не имеем, если только не нас задерживают. А это тоже случается.

— Только с нас взять нечего, потому и отпускают, — добавил старик Василий.

— Тогда я вам могу сообщить, что ни менты, ни какие-то другие силовые структуры на задержание стараются не работать. Установка сразу дается на уничтожение. Если нас догонят, пусть мы лапки кверху задерем и будем встречать ментов, сидя на земле и без оружия, они нас все равно сразу пристрелят. Такова практика, и она, как говорит статистика, справедлива, потому что задержанные через месяц могут оказаться на свободе и уйдут в другую банду. Это повсеместно случается. Потому и существует негласный и неафишируемый приказ на уничтожение.

— И что? — спросил дядя Вася. — Что предлагаешь? Сесть и поднять лапки?

— Предлагаю проснуться и быстрее двигать туда, куда мы направлялись до привала. Убегать, говорят, легче, чем догонять. Страх подталкивает в спину, и инстинкт самосохранения срабатывает. Погнали?

— Погнали, — согласился старик Василий, принимая на себя решение общей судьбы…

Только через три часа мы смогли подняться на соседний, более высокий холм. Со своего, с первого, спустились быстро, но там спуск был несложным, тем более что нам предстояло спускаться не напрямую сверху вниз, а наискосок, благодаря чему маршрут делался более пологим. Я специально выбрал такое направление, понимая, что хотя это маршрут удлиняет, но делает его более безопасным и сохраняет дыхание. Исходил я при этом из самых практичных соображений. Если менты ринутся в погоню, они уже первый подъем будут преодолевать напрямую и задохнутся точно так же, как задохнулись мои бомжи. Я сам, признаюсь, от того подъема ощущал усталость. Мы же, экономя силы, сберегая дыхание, уйдем от них уже на достаточно большое расстояние. И, если обнаружим преследование, будем иметь возможность сразу взять высокий темп, тогда как наши преследователи такой темп выдержать не смогут.

Эти соображения заставляли меня часто поднимать голову и посматривать на вершину первого холма. Но все обошлось благополучно. Возможно, преследователи просто не догадались, в какую сторону мы двинули, а найти следы нашего изначального выхода на холм не сумели. Не оказалось среди них достойного следопыта, который умеет искать и читать следы. Да и более резонным было предположить другое наше поведение. Что, скажем, мешало нам остановить на дороге какую-то машину, взять водителя, грубо говоря, в заложники и на этой машине двинуть дальше в том же направлении, в котором мы и раньше двигались? Могли они и другую сторону просмотреть. Там путь идет к морю через ряды небольших и легких в преодолении холмов. Более того, там даже не обязательно холмы преодолевать, а можно просто между ними идти, петляя, и выйти к морю. А там, в каком-нибудь населенном пункте, где обязательно должны быть рыбаки, захватить лодку и двинуться на ней в любую сторону. Хоть в российские прикаспийские города, хоть в Казахстан, хоть в Азербайджан, хоть в самый Иран. Труднее всего было предположить, что мы предпочтем задержаться в Дагестане, без транспорта, без связей, всеми гонимые.

Поднявшись на второй холм, я посмотрел на первый. На его вершине никого видно не было. Преследователи или не решились на подъем, или ушли в другую сторону, или просто у полицейских дыхалка настолько слаба, что они просто не успели подняться. Но тогда, если они нас не увидят, они и не будут знать, где нас искать. Эта мысль заставила меня показать рукой направление спуска.

— Погнали дальше.

— А привал? — спросил Ананас. — Нельзя без привала.

— Ну, ты типичный мент, — возмутился я. — Соображать не научился. Если они поднимутся на холм и увидят нас на соседнем, то сразу рванут быстрее, чтобы догнать. А если не увидят, то и причины для ускоренной погони у них не будет. Привал устроим за следующим холмом.

— После следующего подъема? — не унимался Ананас.

— Следующего подъема не будет. Мы оторвались от преследования, и потому сможем идти спокойнее, виляя между холмами. Там тоже подъемы есть, но они некрутые и короткие. Спускаемся. Кто хочет быть расстрелянным, пусть остается…

— Спускаемся, — согласился дядя Вася.

И его слово стало решающим даже для Ананаса, который первым начал спуск.

В этот раз, чтобы попасть в промежность двух холмов, нам предстояло спуститься по достаточно серьезной крутизне. Можно было, конечно, совершить обход и потерять дополнительно какое-то время, как в первый раз. И ничего страшного в этом не было бы. Но когда видна цель, хочется добраться до нее быстрее. Направляющим пошел Ананас и, словно прочитав мои мысли, пошел именно так, как я и хотел. Должно быть, по неграмотности и по неумению передвигаться в горной местности, он решил, что спуск с крутого холма — это отдых, а не работа, чуть ли не такая же трудная, как и подъем на холм. Более того, взял темп, который даже я взять бы не решился из простого чувства осторожности. Я же только ухмылялся и ждал, когда его сильные ноги устанут пружинить и притормаживать на спуске.

Это произошло после первой трети пути. Ананас внезапно сел на землю, уперся ногами в камень, чтобы не съехать под уклон, и стал лихорадочными движениями срывать с себя бронежилет. А как иначе, он же так и обещал, что снимет его только после второго холма. Второй холм пройден, обещание следует держать…

— Нам долго еще идти? — спросил бывший капитан ОМОНа, когда я поднял группу после следующего привала. — Где оно вообще, это проклятое село?

— Нужно сразу решить важный вопрос, — сказал я. — И это определит скорость нашего передвижения. На что мы можем в селе рассчитывать? Как мы будем себя там вести?

— А на что мы можем рассчитывать? — вопросом на вопрос ответил дядя Вася. — И как мы можем себя вести?

— У нас есть несколько вариантов. Первый вариант, на мой вкус, самый предпочтительный. Мы не сильно торопимся, идем до наступления темноты, а уже в темноте отыскиваем подходящий огород и собираем с него все, что нам необходимо. При этом лично я вижу только один неприятный момент.

— Какой?

— Собаки. Во многих сельских дворах держат собак. Они поднимут шум. Встречаться с этими собаками лучше всего по разные стороны забора, потому что приоритетные породы здесь — кавказская и среднеазиатская овчарки.

— Кавказки — это звери… — согласился Ананас.

— Ты с алабаями не встречался, — заметил дядя Вася. — Алабаи — среднеазиатские овчарки, бывают и крупнее кавказских, и намного быстрее. Глазом моргнуть не успеешь, как алабай тебя свалит и начнет рвать.

— У меня еще один автомат остался, — отмахнулся Ананас.

— На одну твою очередь из домов выскочит с десяток человек с точно такими же автоматами. И мы вынуждены будем принять бой и отступить, не успев даже яблочка с яблони сорвать, — пообещал я. Если будет собака, предоставьте ее мне. И ни в коем случае не стрелять.

— У тебя есть нож? — спросил дядя Вася.

— Нет. Но я прошел курс борьбы с собакой.

— Много уничтожил?

— Ни одной. Я собак люблю. Но на тренажере показывал неплохой результат. Правда, для этого хорошо бы иметь хотя бы бушлат или кусок одеяла. Но, чего нет, того и нет. Придется так обойтись.

Я не пустые слова говорил. Нас, специально для поездки на Северный Кавказ, где разводят этих серьезных, сильных и мощных собак, готовили к встрече с ними. Технология борьбы с собакой, в общем-то, проста. Если собака не обучена специально другим методам нападения, она всегда бросается на то, что находится впереди. Для схватки требуется обернуть левую руку бушлатом и повернуться к атакующей собаке левым боком. Обернутая рука должна быть выставлена вперед. Как только собака прыгает, надо сделать встречный атаке шаг. Собака обычно успевает пасть разинуть, и обернутое предплечье следует совать собаке как можно дальше в рот. Затем второй рукой, свободной, делается захват за шею. Правая рука давит на шею, а левая, засунутая предплечьем в пасть, саму голову отгибает за спину собаке. При резком одновременном движении ломаются шейные позвонки. Правда, опытные кинологи предупреждали нас, что предпочтительно заканчивать схватку одним движением, потому что повторная атака может быть совсем другой. И, если кавказские овчарки будут атаковать точно так же, в прыжке, то более сообразительные алабаи в следующую атаку пойдут иначе. Как правило, если не получилась атака с верхнего прыжка, повторную атаку алабай производит в пах, который защитить сложнее. Иногда, хотя и значительно реже, точно так же пытаются атаковать и кавказские овчарки. Разница в том, что кавказская овчарка нападает с лаем, а алабай предпочитает молчаливую атаку, появляясь, как молния, из ниоткуда и стремительно бросаясь на человека. Лает алабай только тогда, когда желает не напасть, а предупредить о своем присутствии.

— Научи с собачками общаться, — то ли попросил, то ли потребовал Ананас.

— Если попробуешь роль собаки исполнить, он покажет, — засмеялся старик Василий. — Только тебе для этого надо зубы почистить. Лучше красным кирпичом.

— Могу теоретически объяснить, — предложил я и показал в движении, как все делается.

— Надо научиться. — Ананас выглядел решительным.

— Зачем тебе это? — спросил дядя Вася.

— Хочу в дом к одному цыгану наведаться. А у него во дворе как раз кавказская овчарка сидит. Днем на цепи, ночью по двору бегает.

— Тот самый цыган, который нас дагам продавал? — догадался я.

— Тот самый. Он еще наркотой торгует, поэтому опасается и полиции, и грабителей, такую собаку держит, чтобы предупреждала и защищала.

— Будет случай, возьми меня с собой, — попросил я. — Мне хочется с ним выпить…

— Вот на троих и сообразим. Только ему я буду наливать сам. И знаешь, что?

— Что?

— Уксусную эссенцию. Шикарный напиток!

— Это зря. Я бы предпочел его в рабство продать. Долг платежом красен.

— Ладно, сначала до Москвы доберитесь, мечтатели кремлевские, — осадил нашу жажду мести дядя Вася. — Ты сказал нам, рядовой Саня, про первый вариант. Подразумевается, что вариантов несколько.

— Если брать основные, то два.

— Выкладывай.

— Я уже говорил про него. Изобразить собой бандитов и ограбить магазин. Запустим первым Ананаса, у него получится. Василий при этом не должен молиться, а мы с товарищем полковником не будем говорить по-английски. Или же, наоборот, будем. В магазине наверняка найдется что выпить и чем закусить. И про запас что-нибудь возьмем. Но и в этом варианте, как и в первом, есть свои осложнения, — поспешил я добавить, потому что увидел, как заблестели глаза у моих бомжей.

— Говори, — потребовал дядя Вася.

— Я не знаю обстановку в этом месте, не знаю, чем дышат местные жители. Есть села, в которые бандиты побоятся сунуться, их там сразу перестреляют. А есть такие, где все попрячутся и будут ждать, когда перестреляют соседей. Здесь мы тоже, поскольку идти придется в светлое время, рискуем нарваться на стволы сельчан, и уходить придется с боем, может быть, и без добычи, которую мы не успеем захватить. Это первое осложнение. Есть и второе. Идти придется в темпе, торопиться, пока светло и магазин открыт. И про привалы забыть. Иначе потом взламывать придется, а это сложно без инструментов. Некоторые торговцы такие двери и ставни на окна ставят, что гранатометом не прошибешь. Уже приходилось сталкиваться. В полном соответствии со временем. Кумулятивная граната нужна. А у нас такой нет. Так что, какой вариант выбираем?

По настроению своей группы я уже чувствовал, какой вариант выберут мои бомжи, и даже пожалел, что предложил его. Впрочем, жалеть следовало раньше, когда я в первый раз упомянул об этом. Вполне может такая ситуация случиться, что они после посещения магазина позволят себе лишнее и благополучно уснут, а мне, в случае чего, придется их защищать. И в положение мы можем попасть сложное. Пьяный человек порой становится совершенно неуправляемым и излишне агрессивным. С пьяным до Москвы добраться намного сложнее, если вообще возможно. Кроме того, они ведь могут и во вкус войти. А на пути у нас еще много подобных сел…