Глава четвертая
По удобству и мягкости хода тесный ментовский «Форд» никак не мог сравниться с шикарным «Кадиллаком», хотя сравнивать автомобили разного ценового сегмента не совсем корректно. Только после завершения боя я увидел, что и дядя Вася, и Ананас укрепили свои дверцы бронежилетами и стреляли из-за них, как из-за щитов. Еще один бронежилет использовал старик Василий, а четвертый был на самом Ананасе.
— Вы что, ментовские склады взломали? — спросил я. — Откуда столько бронежилетов?
Насколько я помнил, из трех бронежилетов с убитых ментов был снят только один.
— На заднем сиденье валялись. Специально для нас, наверное, приготовлены, — довольно усмехаясь своей удаче, за всех ответил Ананас. — Не воспользоваться ими было бы большим грехом, ведь так, Василий?
Ананас, похоже, считал старика Василия, поскольку тот часто молился, знатоком всего, что относится к греху и к праведности и вообще к любой вещи, касающейся Бога и веры православной. У меня, правда, было в этом вопросе большое сомнение. И не потому, что я считал себя в этом вопросе энциклопедией, а в основном из-за цвета лица старика. Я, конечно, не слишком хорошо знаком с законами вероисповедания и нормами поведения православных христиан, однако, однажды услышав, хорошо запомнил слова из Священного Писания о том, что пьяницы не унаследуют Царствия Небесного.
— Конечно, — согласился старик Василий. — В мой бронежилет, по крайней мере, пять пуль точно ударило. Дверцу пробили — и в бронежилет. Если бы не он, меня уже можно было бы хоронить, правда, если доведется быть похороненным. А то ведь я больше всего на свете боюсь умереть и быть выброшенным на помойку. Умру, отпеть меня никто не отпоет, а хотя бы похороните в земле, лицом на восток. Прошу всех. А умереть в нашей жизни недолго. Человеческая жизнь сейчас ничего не стоит, и никто ее не ценит. Последние времена приближаются…
— Не каркай, Василий, — остановил его дядя Вася. — Мы еще прорвемся и вернемся. Не знаю только куда, но вернемся…
— Скорее всего куда-нибудь поближе к вокзалу, — весело проговорил Ананас. — Я, товарищ полковник, хочу до того цыгана добраться. Не поздоровится тогда ему. А его искать следует рядом с вокзалом. Найду и по асфальту размажу…
— А я хотел бы Дауда найти, — сказал я. — Он все организовал и он цыганам платил.
— Где ты его найдешь… — высказал сомнение дядя Вася.
— Наш хозяин сказал, что Дауд в Москве живет. Дауд Магометов. Найти можно. Может, и вы, товарищ полковник, по своим старым связям поможете.
— Может быть, — согласился дядя Вася. — Полковник Карамзин не любит, когда его продают в рабство. И не любит, когда других продают.
— Карамзин — это ваша фамилия? — спросил я.
— Да. Только не знаю, являюсь ли я потомком великого русского историка. Может, и являюсь. И мой отец тоже не знал.
— Историк Карамзин был главным врагом русской истории, — неожиданно твердо произнес старик Василий. — Он подтасовывал факты в угоду немецкой точке зрения и ненавидел все русское. Его обличил сначала обрусевший немец и русский патриот Егор Классен, его современник, доказавший отдельные подтасовки фактов, допущенные Карамзиным, а потом и полностью размазал по грязи великий русский историк начала девятнадцатого века Николай Сергеевич Арцыбашев. Не путайте его с писателем Михаилом Арцыбашевым, жившим в начале двадцатого века и писавшим порнуху. Это автор романа «Санин», если помните такой. А книга Николая Арцыбашева вызвала шок в русском обществе, где Карамзина считали великим. Доводам Арцыбашева пытались возразить, но голословно и неумно. Против фактов возразить было сложно. А современные историки и издатели выпускают Карамзина, но не выпускают Николая Арцыбашева. Кому-то, значит, выгодно российскую историю пачкать.
— Интересная история, товарищ полковник, получается, — сказал я.
— Что тебе интересно? — не понял дядя Вася.
— История… Дело в том, что моя фамилия — Арцыбашев. Рядовой Арцыбашев. Но ни к историкам-критикам, ни к писателям-порнушникам отношения, насколько я знаю свою родословную, не имею и вас размазывать по грязи не собираюсь. Обещаю. Можете не опасаться. Тормозите, тормозите, товарищ полковник…
Нам навстречу двигалась колонна из трех боевых машин пехоты и грузовика. Я увидел на передовой БМП флаг с изображением летучей мыши над земным шаром и парней, сидящих на броне. Флаг нес символ спецназа ГРУ. Это была колонна нашего спецназа, на базу которого я так стремился попасть. Но ехала колонна на высокой скорости, очевидно, спешила, и полковник Карамзин, имея реакцию уже немолодого человека, начал тормозить только тогда, когда первая БМП уже миновала нас. А когда «Форд Фокус» полностью остановился, нас миновал уже и грузовик с солдатами. Колонна, видимо, торопилась туда же, в поселок Строительный. Бой там развернулся, судя по всему, достаточно серьезный, если взвод спецназа внутренних войск не сумел еще справиться и запросил подмогу. Хотя, скорее всего, там случилась обычная ситуация, какая всегда случается при подобных делах. Бандиты не пожелали принимать длительный тяжелый бой и, понеся потери, уже отступили через поселок куда-нибудь в горы, до которых отсюда не так и далеко. И пока позволяло светлое время суток, следовало их блокировать и уничтожить. А у «краповых беретов» собственных сил для блокировки такой большой банды не хватало, поэтому срочно вызвали еще и спецназ ГРУ, судя по тому, что я увидел на дороге, в составе двух взводов. Один взвод на боевых машинах пехоты, второй на грузовике. А если до наступления темноты бандитов блокировать не удастся, то ночной поиск будет вести тоже специально обученный спецназ ГРУ. Спецназ внутренних войск неплохо воюет днем, но ночью «краповые» предпочитают если уж не спать, то просто отдыхать.
— Разворачивайтесь! Догоняйте их, товарищ полковник! — Я, кажется, почти кричал.
— Зачем? — не понял дядя Вася.
— Это спецназ ГРУ. Это наше спасение. Они нас не сдадут, наоборот, помогут. Я гарантирую.
Карамзин резко рванул вперед, попытался развернуться с ходу, но радиус разворота «Форд Фокуса» оказался большим, чем ширина дорожного полотна, и только тормоз не дал нам свалиться под откос. Дядя Вася включил заднюю скорость, попытался сдать назад, но машина, совершив короткий рывок, тут же заглохла. Заводилась она с непонятным трудом, но все же завелась. Однако, как только полковник включил заднюю передачу, снова заглохла.
— Пустите меня за руль, — потребовал я.
— Давай, Арцыбашев, ты хорошо ездишь, соглашусь… — Дядя Вася покинул водительское место чуть ли не с удовольствием. А я тут же сел за руль и попробовал дать задний ход. Результат был точно таким же, и я обратился ко всем троим:
— Толкайте машину! Задний ход не пашет…
Они без труда справились с задачей. Я поставил рычаг на нейтральную передачу. «Форд Фокус» развернулся в обратную сторону, и все расселись по своим местам. Я включил стартер, поставил первую передачу, отпустил сцепление и тронулся с места. Но опять последовал какой-то рывок, потом несколько метров мы проехали нормально, и снова — рывок и остановка.
— У меня такое впечатление, что бензин кончился, — сказал дядя Вася.
Я коротко глянул на указатель.
— Чуть меньше половины бака. Не в бензине дело.
— Может, бензонасос полетел?
Я снова завел «Форд» и на нейтральной передаче начал давить на акселератор. Двигатель гудел протяжно и ровно. Но стоило включить передачу, обороты сразу начинали резко падать и двигатель чихал и умирал. Несколько попыток ни к чему не привели.
— Аккумулятор стартером посадим, — предрек Карамзин.
— Он нам уже не так и важен. Машина дальше не поедет, — сделал я вывод. — Кажется, полетел датчик холостого хода.
Я дернул ручку замка капота, вышел, посмотрел на пулевые пробоины и только после этого поднял его. Пуля повредила не сам датчик, а сложную многоконтактную клемму соединения его с электроникой машины, поэтому он подавал на «мозг» неверные команды. Менять следовало не только сам датчик, но и клемму вместе с кабелем. А сделать это где-то в горах, даже просто запчасти достать, было просто невозможно.
Спецназ ГРУ от нас уехал.
А мы приехали. Дальше предстояло взять ноги в руки и передвигаться своим ходом…
— Что делать будем? — спросил дядя Вася.
— Уходить куда-то надо, — предложил капитан Смирнов. — Только куда? Я бы предпочел туда, где покормят. Никто не видел по дороге приюта для бомжей?
— Ты часто такими пользовался?
— Перекусить несколько раз заходил. Я обычно после трех дней голода звереть начинаю до того, что готов даже в приют сдаться. А как поем там, и все, опять на свободу рвусь. Натура такая, и это уже никакими цепями не изменить…
— У нас, к счастью, только первый день идет, товарищ капитан, — заметил я.
— Ты о чем? — не понял Ананас.
— Про три дня голода, после которых вы звереете.
Обращаясь к Ананасу по званию, я, сам об этом даже не думая, непроизвольно перешел на «вы». Естественная реакция рядового. Привычка, за год службы прочно въевшаяся в кровь. Оказалось, это был нужный ход. Ананас от такого обращения даже приосанился и, кажется, почувствовал себя большой величиной. Он просто не понимал, что одно дело — сознание рядового, и совсем другое — его кулак, который глаз не имеет и звездочки на погонах не различает.
— Навигатора, жалко, у нас теперь нет, — посетовал я.
— А разве навигатор показывает, из какого окна вкусно пахнет? — удивился старик Василий.
— Он показывает населенные пункты. А в каждом сельском населенном пункте есть огороды. Это смогло бы нас подкрепить. Есть и магазины. С автоматом можно и в магазине подкрепиться. Просто разыграть из себя бандитов и хотя бы бутылку водки прихватить… — Я вдруг увидел, как одновременно заблестели, проявляя ярую заинтересованность, глаза моих спутников. Всех троих. И, усмехнувшись, добавил: — Чтобы при необходимости ранение обработать. Хотя бы мою задницу…
Мое объяснение надежду из их глаз не убрало. У них были собственные соображения, у меня собственные. Каждый мечтает о своем, но если предмет мечтаний совпадает, то опять же каждый видит его по-своему. Это старая истина.
— Еще один прокол в твоих действиях, рядовой, — менторским тоном проговорил Ананас, уподобляясь дяде Васе. Но уподоблялся он полковнику вовсе не тоном, не желанием подчеркнуть мизерность моих заслуг перед коллективом, а только стремлением провести какой-то анализ. Полковник анализ проводил грамотно и с пользой, чтобы в будущем избежать повторения. У Ананаса цель была другая — самому себе показать свою значимость и мою ничтожность. Так я понял его слова. — Ты поехал на машине с навигатором, ты разбил машину. И не подумал, что следовало снять навигатор заранее. Не сообразил! А должен был бы…
— Отчего же? Сообразил. Продумал этот вопрос, — ответил я совершенно без ехидства, даже с наигранной простотой. — Навигатор снять можно было без проблем. Только подумал, что ты, Ананас, двадцать с лишним килограммов веса потащить на своем горбу не захочешь.
Для самозащиты я снова перешел на «ты» и уже не называл бомжа капитаном.
— Откуда в нем двадцать килограммов! Электроника же…
— Сам навигатор и килограмма не весит, но питается он от автомобильного аккумулятора. Иначе его и снимать смысла нет, только вместе с аккумулятором.
— Откуда в аккумуляторе двадцать килограммов? Не больше двенадцати, — попытался скрасить благой порыв Ананаса дядя Вася, переводя разговор с укоров на другую тему.
— Смотря для какой машины. Если для «Лады», то — может быть. А в «Кадиллаке» аккумулятор на семьдесят ампер-часов. Здоровенный. Никому не пожелал бы с таким по горам скакать.
Дядя Вася молча покачал головой. Старик Василий вообще к нашему разговору, кажется, прислушиваться перестал, думая о чем-то своем. Ананас тоже промолчал. Я уже обратил внимание на его манеру. Если он словесно проигрывает в каком-то споре, то просто перестает разговаривать. При этом непонятно, что же он все-таки думает, соглашается или остается при своем мнении. Но таким образом бывший капитан ОМОНа пытался сохранить самоуважение. А что ему оставалось, если он не мог сохранить в какой-то момент уважение других? Только самоуважением и упиваться…
— Хотелось бы общее мнение выслушать, в какую сторону нам податься. Может, хоть кто-то помнит, — снова заговорил дядя Вася.
— Я помню только одно, — произнес старик Василий, — нам всегда следует идти на север. А север определяется легко, хотя бы дорогой, которая туда ведет.
— Если на дороге будут кормить, я согласен, — продолжал гнуть свою линию Ананас.
— Оружие собираем всё, до последнего пистолета, даже если он и без патронов. Если надоест лишние железяки по горам таскать, скажите мне, я вытащу затвор, заброшу в одну сторону, а оружие в другую. Нельзя здесь оружие просто так оставлять, иначе оно, если не по нам, то по другим, нам подобным, стрелять будет.
Я начал распоряжаться, как распоряжался вначале, когда считал себя единственным в группе военным человеком. Раз уж ни полковник, ни капитан взять ответственность на себя не желали, приходилось брать ее рядовому.
— Есть мысли, куда податься? — спросил дядя Вася.
— Есть. Перед тем как в поселок поехать, навигатор рассматривал, как все вы, наверное, видели. Карту изучал. Примерную конфигурацию помню. Хотя бы направление, если не расстояние, знаю. Но только на небольшом участке в пределах дня пути для вас. Расчет скорости группы всегда ведется, как товарищ полковник подскажет, по самому медленному его члену. Значит, исходим из передвижения в течение дня. Сейчас мы уйдем с дороги, идите за мной, я поведу. Через пару километров отсюда с дороги поворот налево должен быть, и мы попадем в большое село. По дороге не пойдем, это, наверное, для нас опасно. Просто через холмы перемахнем и путь сократим, и дыхание себе нагрузкой очистим. Надеюсь, нам не встретится на пути непреодолимых препятствий.
— А что, твой навигатор, рядовой, препятствия не показывает? — ехидно спросил Ананас.
— Он показывает непреодолимые препятствия в виде автомобильных пробок на дорогах и рекомендует варианты объезда. Так все автомобильные навигаторы работают.
— А они бывают и неавтомобильными?
Ананас что-то снова начал ко мне придираться, понял я по тону. Наверное, скула у него зажила. Неплохо бы ему сознание подновить. При случае не премину это сделать, невзирая на офицерское звание, тем более что оно ментовское, а не армейское.
— Бывают. Бывают и туристические, и судоходные, и авиационные, и просто военные. Военные отличаются тем, что в них заряжены топографические карты. Иногда туристические навигаторы имеют такие же карты, но только карты местности, где нет военных или других важных жизнеобеспечивающих объектов. Топографическая карта отличается от других тем, что на ней обозначена с точностью до метра каждая высота. В некоторых люксовых автомобилях иногда ставится альтиметр, это прибор, показывающий высоту над уровнем моря. Не знаю, правда, для чего он в автомобилях нужен, разве что в высокогорье. Там, где кислородное голодание, там двигатели без кислорода могут задыхаться. Но на таких высотах, кроме как на Памире, и дорог не прокладывают. Наверное, просто игрушку ставят. В дорогих машинах много игрушек, чтобы цену поднять. А военный навигатор сам высоту показывает. По карте. По нему удобно ходить. Наши ГЛОНАСС-навигаторы, кстати, работают лучше американских GPS-навигаторов.
— Пользовался и теми, и другими? — с интересом спросил полковник Карамзин.
— Доводилось. Одновременно, для сравнения. На одном планшетном компьютере были установлены. Открывали два «окна» и сравнивали.
— Здесь? На Кавказе?
— Нет. В Краснодарском крае. На учебных занятиях. Планшеты только появляются в армии. Их испытывали в условиях полигона, сравнивая наши возможности с возможностями американцев. Военная программа GPS более ограниченна. У них спутников меньше и угол обзора другой. Поэтому часто возникала путаница.
— А здесь ты бывал, как я понял?
— Как вы это поняли, товарищ полковник?
— Ты говорил, что отведешь нас на базу спецназа ГРУ под Махачкалой.
— Понятно. У меня было две командировки сюда. Первая постоянно в Дагестане, а во время второй по всему Северному Кавказу гоняли. И в Кабардино-Балкарию, и в Ингушетию, и сюда. Но база все равно была здесь.
Пока мы разговаривали с полковником, Ананас со стариком Василием забрали из машины все оружие. Старик Василий надумал было, по примеру Ананаса, бронежилет нацепить.
— Бросьте, — посоветовал я. — Ананас после первого же подъема сбросит.
— Из природной вредности и из чувства естественного противоречия брошу только после второго, — клятвенно пообещал капитан Смирнов.
Полковник Карамзин забросил за плечо «тупорылый» автомат, считая, что ему этого оружия хватит, правда, за пояс своих грязных штанов засунул пару запасных рожков. Рожками запасся и я, и Ананас. Ананас еще и второй автомат прихватил. Только старик Василий, не пожелавший взять автомат, набил карманы пистолетами. Но я был уверен, что скоро он их выбросит. То, что старик бежал утром к «Кадиллаку» достаточно быстро, еще не говорило о его хорошей физической форме. Там присутствовал элемент аффекта, психологический взрыв. А аффект никогда не бывает долгоиграющим, и боевой запал старика Василия скоро пройдет, и оружие он предпочтет бросить, поскольку склонности стрелять, особенно в людей, даже в желающих убить его, ни разу еще не продемонстрировал. Может быть, это было обыкновенное христианское смирение и исполнение заповеди «Не убий», может быть, просто характер у человека такой, я не мог этого знать, а сам старик к откровениям пока не стремился.
В дополнение к своему грузу я еще тащил два боекомплекта гранат «ВОГ-25» для «подствольника», один, правда, уже неполный, и четыре ручные гранаты «Ф-1», в своей боевой форме был уверен. Кроме того, без бронежилета идти было легко, даже, я бы сказал, непривычно легко, потому что за время службы в армии приходилось не только марш-броски в нем совершать, но учиться ползать, вообще расставаться с такой тяжестью доводилось только в столовой и во время теоретических занятий в классах.
Оглядев свою группу и убедившись, что все готовы к выступлению, я первым перепрыгнул через узкий и неглубокий кювет и полез на склон холма напрямую, не заботясь о том, чтобы выбрать путь более пологий, что было бы, несомненно, на пользу моим спутникам. Я по наивности полагал, что лишние нагрузки им не повредят и вместе с потом выгонят из организма годами накопленные токсины. О том, что они могут устать или попросту задохнуться, я почему-то не подумал. Хотя мне давно уже следовало привыкнуть к мысли, что нельзя всех людей одинаково оценивать по своим способностям. Мои способности переносить физические нагрузки подкреплены девятилетними занятиями спортом и годом службы в спецназе ГРУ. Они же, может быть, почти столько же лет убивали свой организм всякой гадостью и условиями жизни. Хотя я не знал, сколько каждый из них бомжует…