Эпилог

Рассвет наползал медленно. Так же медленно текли минуты ожидания. Все мы сознавали, что это не какое-то ожидание проходных событий, а ожидание собственного конца. Разве что я в глубине души надеялся, что капитан Смолянинов сможет что-то сделать. Да и Василий, которого я уже даже мысленно не называл стариком Василием, не выглядел сильно удрученным. Но он молился. Повесил на большой камень свой нательный крест, встал перед ним на колени и шептал слова молитвы. Мы старались ему не мешать, не вставали в это время и не ходили. И как-то смущенно отворачивались, не умея сами положиться на Бога, но не мешая человеку полагаться, если он это может. Сам я давно был в себе уверен и знал, что отношусь к вере с уважением, но от своих спутников-бомжей я такого не ожидал. Думал даже, что они будут насмехаться над Василием, и готов был прикрикнуть или кулаки в ход пустить, чтобы защитить молящегося. Они же оказались гораздо более деликатными, чем я думал раньше. Может быть, близкая угроза смерти так влияла, может, от природы были такими, и долгое время бомжевания не вытравило из их душ то, что туда было заложено свыше.

Василий закончил долгую молитву и залег между камнями, наблюдая за своей восточной стороной. Пока он молился, его сторону вместе со своей южной взял под наблюдение и я. Вытащил свой бинокль из футляра и положил перед собой. Однако, когда нет определенной точки наблюдения, лучше биноклем не пользоваться. Он сильно сужает пространство и показывает только незначительный участок окружающего мира, тогда как опасность может прийти с любой стороны, и вовсе не обязательно, что из точки, которую в бинокль рассматриваешь. Если уж заметишь что, тогда можно и к биноклю прибегнуть. Так и получилось.

— Рядовой Арцыбашев! — тихо сказал дядя Вася.

— Я!

— С биноклем ко мне!

Я поспешил к западной стороне. При этом понимал, что на любом из высоких холмов может сидеть другой человек с биноклем и наблюдать окрестности. И вполне может оказаться, что смотрит он как раз в нашу сторону, поэтому передвигался я, пригибаясь за камнями, не высовывая голову и тело выше их уровня.

Когда оказался рядом с дядей Васей, он даже приподнялся, чтобы лучше рассмотреть что-то интересное вдали, и пальцем мне показал.

— У тебя глаза помоложе моих и всяким дерьмом не затуманены. Присмотрись-ка вон туда. Промелькнуло что-то на пару секунд, я сослепу разобрать не успел.

Я с удивлением увидел, как дядя Вася, покопавшись в кармане, вдруг вытащил очки и нацепил их себе на нос. Ни разу его в очках не видел. И лицо у него стало совсем другое.

— Жалко, очки чужие… Подобрал в машине. Эти — минус, а у меня старческая дальнозоркость. Так еще хуже вижу.

Он снял их и снова показал мне пальцем. Я поднял бинокль и стал всматриваться в указанном направлении. По мере расширения сектора обзора обнаружил шестерых бойцов полицейского спецназа, которые только-только вышли в пространство между холмами и сразу же скрылись за другим холмом.

— Шестеро ментов. Идут, носы к земле, следы нюхают. Но мимо нас движутся, даже слегка от нас удаляются.

— Спасибо, рядовой! — проявил дядя Вася неожиданную интеллигентность.

Я так же аккуратно вернулся на свое место и занялся наблюдением.

Глаза от постоянного всматривания в рассеянное пространство начали уставать минут через сорок, когда уже совсем почти рассвело и вот-вот должно было взойти солнце. Именно тогда подал голос Ананас:

— «Краповые», кажется. Саня, ко мне с биноклем.

К Ананасу мне было проще перекатиться, чем идти, что я и сделал, оставив автомат в своей бойнице.

— Вон та ложбинка между холмами. Наискосок мимо нас тянется, — пальцем показал Ананас.

Я поднял бинокль, присмотрелся. И увидел, удивившись зоркости взгляда Ананаса, что в ложбинке, привалившись спинами к крутому склону холма, сидят четверо бойцов. Один из них был в «краповом» берете, другие в обычных зеленых. Видимо, группа только что спустилась с холма, а до этого на холм по крутизне взбиралась и наверху не отдыхала, поэтому дыхание у бойцов было тяжелым. А спецназ внутренних войск славится своей физической подготовкой. Видимо, подъем им выдался в самом деле крутой, если пришлось отдыхать после спуска.

— Четыре спецназовца. Только один из них «краповый». Отдыхают. Следи за ними, Ананас. Скажешь, куда двинут…

— Скажу, — пообещал Ананас. — Уже двинули. От нас. На следующий холм полезли.

— Присматривай за ними, — подсказал Василий. — Тот холм выше нашего. Могут нас оттуда в бинокль увидеть. Понаблюдай. Они, наверное, и лезут на него, чтобы оттуда по сторонам посмотреть. Соображают.

— Соображай не соображай, а наилучшее для нас, наверное, было бы где-то в ложбинке отлежаться. Между холмами, — проворчал дядя Вася. — Там на нас только случайно наткнуться можно, а здесь с разных мест увидишь.

— «Краповые» и менты тоже так думают, — не согласился я. — Они по ложбинкам и шарят, а наверх почти не смотрят.

— Есть в нашем варианте один неприятный момент. Камни. Они должны внимание привлечь, за ними легче спрятаться. При этом, если бы мы устроились на лысом холме, увидеть нас было бы совсем просто. Значит, из двух зол следует выбирать меньшее. Меньшее мы и выбрали. Но это только время оттягивает. Они все равно сюда пойдут. Просто посмотреть отсюда захотят.

— И что? — спросил Ананас. — Будем драться?

— Будем драться, наверное, — твердо решил Василий. — Нам только до прихода спецназа ФСБ продержаться, а они уже выехали. Значит, пару-тройку часов. Если, конечно, нас найдут раньше. А если не найдут, спецназ ФСБ тоже не будет знать, где им нас искать.

— А при чем здесь спецназ ФСБ? — спросил я. — Почему мы должны их ждать?

— Потому что они не подчиняются майору Алимпашаеву и не имеют приказа на наше уничтожение. Значит, рассчитывать можно только на них.

— Спецназ ГРУ тоже Алимпашаеву не подчиняется, — заметил я.

— Подчиняется, — не согласился со мной дядя Вася. — Алимпашаев командует операцией, значит, подчиняются. Сейчас послушаем… Давно не слушал…

Он вытащил переговорное устройство и включил. Вовремя включил, потому что до нас дошел разговор о найденной среди холмов разбитой машине. Естественно, кроме нашей машины, найти здесь разбитую, как и целую, невозможно. Не ходят сюда машины, по причине отсутствия дорог. И докладывал о машине какому-то капитану Агзамову старший лейтенант спецназа ГРУ Родионов. Значит, спецназ ГРУ уже почти подобрался к нам. По крайней мере, прошел большую часть пути. Потом разговор зашел о вертолетах. Специальные поисковые вертолеты МЧС, оборудованные аппаратурой для поиска людей, должны были вылететь из Каспийска с минуты на минуту. Время их полета отмеряло и наше относительно спокойное время. Про спецназ ФСБ пока не было сказано ни слова.

— Товарищ полковник, — попросил я. — Продолжайте постоянное прослушивание. Аккумулятора надолго хватит?

— Индикатор показывает три четверти заряда. На наше время хватит. Буду слушать, — пообещал дядя Вася. Он тоже отсчитывал время на наше и на не наше. Не наше начнется, когда нас обнаружат…

У меня было нехорошо на душе. Нет, я не боялся принять бой и погибнуть в нем. Пусть и уволенный в запас, я оставался все еще солдатом спецназа ГРУ. Мне было нехорошо на душе, когда я думал о маме. Ей будет трудно перенести весть о моей гибели. И наверняка это все будет преподнесено так, что погиб я как бандит среди других таких же бандитов. Никто не захочет обнародовать правду. Майор Алимпашаев все сделает для того, чтобы правду не узнал никто. А я ведь даже не попрощался с мамой по-человечески. Звонил ей по необходимости. И сейчас, имея возможность взять трубку и набрать номер, все еще сомневаюсь. Конечно, будь я полностью уверен, что мне выкрутиться не удастся, я обязательно позвонил бы ей. Но где-то в глубине души надежда все же жила и властвовала над моими поступками. После слов дяди Васи о разделении времени на наше и не наше я совсем было уже собрался позвонить маме, но стал «прогонять» в уме предполагаемый разговор и понял, что звонить не следует. Я могу, конечно, сказать ей последние свои слова, могу сказать, как люблю ее, но что она будет после этого чувствовать? Сын попрощался, а она никак не может ему помочь. Одним таким звонком я доведу маму до инфаркта, она никогда крепким здоровьем не отличалась. А потом окажется, что я остался жив, а мамы уже не будет. И не будет ее по моей вине. Нет, лучше уж пусть о смерти сына, если такое произойдет, сообщат ей как положено. Пусть даже обманут, если правда не откроется, а открыть ее может тот же капитан Смолянинов, которому я даже фамилию майора Алимпашаева называл. Не все потеряно, когда «колеса крутятся и машина едет». Все еще может перевернуться с ног на голову. Мне хотелось верить в возможности капитана Смолянинова, хотелось верить в возможности спецназа ГРУ, и потому я верил. Верил, что нам помогут и я останусь в живых, что все мы останемся живы…

— Арцыбашев, а ты не знаком с этим старшим лейтенантом? — спросил дядя Вася.

— С которым?

— Как его фамилия? А… Родионов, кажется… Который нас ловит… Спецназ ГРУ…

— Нет, товарищ полковник, не встречались. У нас в батальоне такого не было. Может, он и из нашей бригады, но в бригаде старших лейтенантов — пруд пруди… Всех солдату и знать не положено.

— А что он все интересуется, где ему найти майора Алимпашаева? На связь его в который раз уже вызывает. А тот разговаривать, похоже, не хочет. Они что, друзья с этим оборотнем?

— Не могу знать, товарищ полковник. Но сомневаюсь в такой дружбе, в спецназе ГРУ обычно порядочные офицеры служат.

Дядя Вася цыкнул и приложил переговорное устройство к уху. Он звук убавил до такой степени, что нам даже эфирного треска не было слышно. Это последствие реакции полицейского спецназа на храп Ананаса. Отставной полковник КГБ боялся громким эфирным треском привлечь внимание к нашему убежищу. И, конечно, перебарщивал, потому что говорили мы между собой громче, чем звучала «переговорка». Но, как говорится, обжегшись на молоке, на воду дуют. Вот Карамзин и дул…

— Дядя Вася, а у тебя предки татарами были? — спросил Ананас.

— Не помню таких, — сердито бросил Карамзин. — С чего ты взял?

— Слышал где-то, что тот Карамзин, который историю переписывал, был потомком перешедшего на службу к царям Кара-Мурзы, черного мурзы, то есть. Наверное, мусульманин… А ты теперь против мусульман…

— В Средние века, — со знанием дела сказал Василий, — среди татар христиан было не меньше, чем мусульман. И когда Русь силу набрала, многие целыми городами на поклон к царю шли, просили принять под свою руку. Особенно православные татары. Мы просто свою историю не знаем. А татары и башкиры даже в Бородинском сражении важную роль играли. Их стрелы пробивали нагрудники французских кирасиров, а пуля не всегда пробивала. Арцыбашев, иди сюда с биноклем…

Я перекатился теперь уже к его посту наблюдения. Он показал мне пальцем направление:

— Какое-то движение, но не разберу по слепоте. Глубокое межхолмье правее черных камней. Посмотри внимательно.

Я поднял бинокль. Долго смотрел, но ничего путного не увидел. Потом заметил человека в камуфляжной одежде, с автоматом в руках. Но у человека была такая большая борода, какую не носят даже в полицейском спецназе, не говоря уже о спецназе внутренних войск и спецназе ГРУ. Потом и второй, и третий человек появились, а за ними — четвертый и пятый. Все пятеро бородатые, как один. Передвигались они пригнувшись и откровенно оглядывались с опаской. Потом все пятеро резко встали, перебежали метров на пятьдесят в нашу сторону и залегли в боевую позицию. Только уже с более близкой дистанции во время перебежки я сумел рассмотреть на лысой голове одного из них зеленую повязку поперек лба. Я видел такие повязки на головах убитых. Эти повязки украшались какими-то надписями, выполненными арабской вязью. Я видел даже повязку с вышивкой золотом. Как правило, писались отдельные суры из Корана. Эти пятеро были боевиками. Нам только такой встречи и не хватало.

— Бандиты, — сказал я.

— Из ментов или с гор? — переспросил Василий.

— Скорее с гор. Бороды лопатой. Бронежилеты и «разгрузки» на них армейские.

— Понял. Продолжай наблюдение.

Василий командовал мной, как я недавно командовал им и остальными, и словно не сомневался в своем праве отдавать команды. Меня это не задевало. Я продолжал внимательное наблюдение за бандитами, но упустил из вида место, где они недавно были, откуда перебежали, и потому не сразу понял, что произошло, когда раздался взрыв и в межхолмье поднялось облако пыли. Это облако и не позволило мне рассмотреть, что там происходит. Понятно было, что бандиты что-то взорвали или кого-то взорвали. Но активная автоматная стрельба показала, что бандиты устраивали засаду и теперь расстреливали пылевое облако, даже не видя, похоже, противника. Патронов они не жалели.

От нас до бандитов дистанция была великоватая для обстрела, тем не менее попасть в них можно. Я посмотрел на Василия. Он мои мысли прочитал в моем взгляде и спокойно произнес:

— Мы уже поддержали ментов в селе и вызвали на себя преследование. Не стреляем. Пусть все развивается само собой.

— Откуда здесь столько бандитов! — только и нашел я что сказать.

— Думаю, это остатки тех, что собирались в Строительном, — подсказал дядя Вася, подобравшись к нам со спины и выглядывая через мое плечо.

— Слушайте, товарищ полковник, слушайте, — кивнул я на переговорное устройство в его руке. — Скажут, может, что там случилось.

Дядя Вася послушно поднял «переговорку» к уху. Слушал внимательно, потом, так же продолжая слушать, сказал:

— Менты попали в засаду. Просят помощи. Думают, что это мы. К ним стягиваются «краповые» и свои тоже. Спецназ ГРУ уже на подходе. Просят завязать бой и выставить заградительный огонь, чтобы мы не ушли. Это спецназ ГРУ просит. Не стрелять на поражение, а держать нас заградительным огнем. А у ментов потери большие. Много раненых. Взорвалась противопехотная мина. Сил для заградительного огня нет. Но попытаются.

Я бинокль от глаз не отрывал, переводя его с активно стреляющих бандитов на оседающее уже облако пыли. Оно наполовину осело и уже должно было показать головы тех, кто стоял. Но стоящих не оказалось. Это естественно, какой дурак под таким плотным огнем стоять будет и ртом пули ловить? Меня удивило только то, что, несмотря на обещание создать заградительный огонь, никто из полицейских, попавших в засаду, не стрелял по бандитам. Можно было подумать, что они не знали, куда им стрелять, не видели места, откуда их обстреливают. Но ведь шел полицейский спецназ межхолмьем, и направление все знали, только по этому направлению их и можно было бы обстреливать. Если бы обстреливали сверху, со склона, эффект был бы совсем иным, да и звук выстрелов показывал, куда необходимо стрелять. И только тогда, когда облако пыли полностью осело на это самое межхолмье, когда пыль покрыла низ склонов и тела убитых и раненых полицейских, стало понятно, что произошло. Остальные сразу и резко отступили, попросту говоря, бежали с поля боя и скрылись за склоном. И стрелять бандитам, по сути дела, было не по кому, расстреливали они только пылевое облако.

Бандиты тоже стрелять перестали. Они чего-то ждали. Наверное, попытки полицейских прорваться. И даже стали прицелами ощупывать склоны двух прилегающих к месту взрыва холмов, думая, что полицейские попытаются подняться выше и атаковать оттуда. Но атаки и оттуда не последовало.

— Ментов только четверо уцелело, — сказал дядя Вася, слушая «переговорку». — Говорят, что заперли тропу, но атаковать такими силами не могут. «Краповые» уже рядом. И спецназ ГРУ на подходе.

В подтверждение слов полковника Карамзина со склона соседнего с нашим холма с восточной стороны раздалось с десяток одновременных автоматных очередей. Бандиты сначала вжались в землю, потом стали перебегать, удаляясь от обстрела и пытаясь использовать как защиту естественный поворот холма, нашего холма. Бой приближался к нам уже вплотную. Перебегали бандиты грамотно, используя зигзаги и рваный ритм бега. Попасть в них было сложно, да и расстояние для прицельной стрельбы было великоватым. Я поднял бинокль и посмотрел на холм, откуда стреляли. Туда уже поднялись «краповые» и рассыпались по склону, чтобы расширить сектор обхвата.

Почти одновременно, с разницей разве что в полторы минуты, начался обстрел и с другого холма. Я перевел бинокль туда и увидел людей в стандартной армейской форме. Многие из солдат были в банданах. Банданы в армии носят только в спецназе ГРУ, где допускается некоторая вольность в форме одежды.

— О! — воскликнул дядя Вася, перекрикивая уже сильную стрельбу. — Майор Алимпашаев объявился. Визжит, зараза, требует от «краповых» уничтожить нас. Запрещает вступать в переговоры, никакой сдачи в плен! Только уничтожение. Говорит, это приказ сверху!..

— Он сам где? — спросил я.

— Уже на подходе. Старший лейтенант Родионов говорит, что у него приказ захватить всех живьем. Алимпашаев орет на него. Запрещает. Родионов требует, чтобы майор сам на место прибыл, так как работать на уничтожение будет только по письменному приказу. Ругаются. Пусть ругаются. Знали бы, из-за кого ругань идет. Но капитан из «краповых» говорит, что он приказ получил от командующего операцией и будет работать на уничтожение. Родионов на капитана ругается, обещает выставить заградительный огонь и не подпустить «краповых» близко. Пусть ругаются. Нормально — это война между своими. С чего бы, не пойму…

Василий оглянулся на меня. Подошел и Ананас, посмотрел, стоя на четвереньках, вниз.

— Рядовой Арцыбашев, это твой командир взвода постарался!

— Я тоже так думаю, — согласился я.

Действия отряда спецназа ГРУ в самом деле выходили за стандартное взаимодействие различных силовых структур. И никто из участников операции не понимал, наверное, что происходит, кроме меня. А я тоже мог только догадываться, что мой бывший командир взвода проявил активность и подключились какие-то силы, желающие устроить «разбор полетов» в этой ситуации и найти виновного. Но это означало, что майор Алимпашаев стал бы официальным обвиняемым. Но пока Алимпашаев командовал операцией по нашему задержанию, или, точнее, уничтожению, в его интересах было провести все так, чтобы нас просто не стало и некому было бы указать на майора пальцем.

— Там конфликт серьезный назревает. Никто уступать не хочет. «Краповые» уперлись, говорят, что у них еще два отряда на подходе. И заградительный огонь будет воспринят как враждебные действия и пособничество бандитам.

Определенно, сам старший лейтенант Родионов не взял бы на себя ответственность за подобные действия. Значит, приказ идет сверху. Значит, капитан Смолянинов добрался до верхов. Это вселяло в нас надежду.

А бандиты уже засели среди камней на склоне нашего холма и готовы были к активной обороне. Атаковать их в лоб — это, значит, нести большие потери. Хотя количество «краповых» вместе со спецназом ГРУ позволяло создать плотный заградительный огонь, не позволяющий бандитам отстреливаться в то время, когда группа захвата будет прорываться на дистанцию ближнего боя. Не знаю, как два отряда спецназа после серьезного спора выяснили отношения, но они сошлись между двумя холмами в месте, невидимом бандитам, и обсуждали дальнейшие действия. Причем кто-то не выключил свое переговорное устройство, и оно передавало в эфир отдаленные голоса. Старший лейтенант Родионов настаивал, чтобы захват осуществлялся спецназом ГРУ, а спецназ внутренних войск прикрывал прорыв армейских разведчиков. Командир отряда «краповых» хотел, чтобы все было наоборот.

Мы с дядей Васей и с Василием прислушивались к голосам в переговорном устройстве, когда Ананас сказал:

— Вертолеты, матерь их!

Вертолеты еще не появились на горизонте, но уже слышался шум их двигателей. Все мы невольно вжались в землю и постарались стать прозрачными и невидимыми. Тем не менее я быстрее других сообразил, что, пока вертолетов нет, следует продолжать наблюдение, тем более что переговорное устройство доносило до нас какие-то возбужденные голоса. Место, где сконцентрировались спецназовцы, не было видно с нижней позиции на нашем холме, то есть с точки, где сидели бандиты, но прекрасно просматривалось от нас. И я в бинокль хорошо рассмотрел, как между холмами на соединение с «краповыми» и армейским спецназом подошел большой отряд полицейского спецназа.

— Товарищ полковник, звук добавьте, — попросил я.

Карамзин добавил в переговорном устройстве звук, хотя на полную мощность его все же не включил, и мы отчетливо услышали знакомый уже нам голос майора Алимпашаева. Майор при разговоре слегка повизгивал, но чувствовал себя, похоже, очень уверенно.

— Ты кто такой, старлей, чтобы здесь свои условия ставить?

— А вы кто будете, товарищ майор? — спросил в ответ старший лейтенант Родионов.

— Я командую операцией по ликвидации банды.

— Вы — майор Алимпашаев, я правильно понял?

— Да, я — майор Алимпашаев. И если ты, старлей, будешь пытаться здесь командовать, я тебя просто отстраню от участия в операции и поставлю над твоими людьми своего человека.

— Невозможно, товарищ майор, — проговорил Родионов спокойно и с какой-то уверенностью в голосе, которая даже мне передалась.

— Ты так думаешь? И почему же невозможно?

— Потому что вы уже не командуете операцией.

— Кто это меня отстранил, хотел бы я знать? Мне приказал лично заместитель министра внутренних дел республики. Я сам с ним по телефону разговаривал.

— Человек, содержащийся под стражей, то есть задержанный, не может командовать боевой операцией.

— Ты о чем говоришь, старлей? Кто находится под стражей? Кого задержали?

— Вы, товарищ майор, под стражей. Вас задержали, скоро предъявят обвинение и, я думаю, арестуют. Поэтому попрошу вас сдать оружие.

Я слушал разговор, не отрывая глаз от бинокля, и хорошо видел, как два автоматных ствола уткнулись майору Алимпашаеву в спину, а старший лейтенант армейской разведки снял с его плеча ремень «тупорылого» ментовского автомата. Другие бойцы спецназа ГРУ встали стеной между командирами и полицейским спецназом. Автоматы смотрели на полицейских.

Но Алимпашаев, хотя физического сопротивления не оказывал, все еще не сдавался.

— Что за херню ты тут городишь, старлей? Я тебя здесь же уничтожу! Кто ты такой, чтобы меня арестовывать?

— Я выполняю просьбу спецназа ФСБ о задержании преступника.

— Я не принимаю твоих полномочий. Где твой спецназ ФСБ? Пусть появятся тут и сами арестуют, а на твое желание я плевал! Сейчас прикажу своему спецназу, и… Аллахбердыев! — позвал майор. — Быстро…

Бинокль был слабым, но я все же увидел короткий удар, который заставил Алимпашаева замолчать и сесть на землю.

— Старлей, ты не перебарщиваешь? — спросил командир «краповых».

— Я выполняю приказ. При этом не допускаю, чтобы преступник дал команду полицейскому спецназу. Он уже не имеет на это право.

— Я в твоих правах сомневаюсь, старлей, — недоверчиво произнес «краповый» капитан.

— Слышишь вертолеты?

— Слышу. Их давно обещали. Вертолеты МЧС. Но надобности в них уже нет.

— Это не вертолеты МЧС, это два боевых вертолета «Ночной охотник» подчинения спецназа ГРУ и военно-транспортный вертолет. Он доставляет сюда спецназ ФСБ. Мои полномочия подтвердятся сразу, как только этот вертолет приземлится.

— А зачем «Ночные охотники»?

— На случай какого-то конфликта. Прикрытие для моего взвода.

В это время капитану позвонили. Он отвечал грубо и коротко, и разговор долго не длился.

— Старлей, твои полномочия подтверждены. Мой отряд передан в твое подчинение. Операцией дальше командуешь ты.

«Переговорка» донесла какие-то возмущенные крики. Бинокль показал, что кто-то из полицейского спецназа хотел было силой прорваться к Алимпашаеву, однако солдаты спецназа ГРУ никогда не стеснялись проявлять жесткость, тем более против ментов, и не смотрели на звания. Мне не было слышно, что сказал своим бойцам «краповый» капитан, но он дал, судя по жесту, какую-то команду, и его бойцы встали в разделяющий строй вместе с солдатами.

В этот момент зазвонила трубка в кармане у Василия. Он вытащил ее, ответил и отошел для разговора в сторону. Слов нам слышно не было. Мне казалось, что Василий в трубку молится. Но это, конечно, только казалось, потому что с Небесами, насколько я знаю, не существует сотовой связи. Разговор был короткий. Убрав трубку, Василий подошел к краю нашей крепости, взобрался на камень и стал пальцем показывать вниз, на позицию бандитов. Из трех вертолетов, что появились над нами, два легли на свои короткие крылья, сделали по кругу, наклонили хищно «номы» и без всякой подготовки, без пикирования, начали расстреливать ракетами бандитскую позицию. Земля под нашими ногами задрожала…

Так вот плавно, но быстро, без резких телодвижений, без стрельбы и драки, все нехорошее — настроение, положение, предчувствия — перешло во вполне приличное. И даже стыдно стало своего недавнего желания позвонить маме и попрощаться с ней. Что бы сейчас с ней было? От нее бы «Скорая помощь» не отъезжала, а я в это время чувствовал бы облегчение. Конечно, облегчение только временное, поскольку впереди еще было долгое следственное разбирательство, и неизвестно еще, к чему оно может привести. Но дышалось уже вполне свободно.

Спецназ ФСБ высадился на соседнем холме, потому что на нашем холме приземлиться вертолету мешали камни, а прыгать с высоты спецназ ФСБ, наверное, не приучен. Я вообще заметил, что там офицеры, большей частью, возрастные. Причем весь отряд состоит, судя по возрасту, из офицеров. В худшем случае прапорщиков, но тоже, в сравнении со спецназом ГРУ, немолодых. Они быстро спустились со своего холма и перешли на наш.

— Не понял я, что происходит… — первым опомнился дядя Вася.

— Не понял? А я понял, «вязать» сейчас будут… — сказал Ананас, вытащил, словно выхватил из чужих рук, свою запасную бутылку водки, открыл зубами и стал выливать содержимое в рот. Не пить, а именно выливать. И только тогда, когда пустую бутылку отбросил, сказал: — А то ведь отберут…

— Успокойся, в камеру тебя не запрут, — пообещал старик Василий.

— А ты откуда знаешь?

— Знаю. И имею полномочия обещать. Я провожу операцию по ликвидации банды работорговцев и знаю, что говорю.

— Ты?.. — не понял Ананас.

Не понял и никто другой. Дядя Вася сохранял нейтральное молчание, ожидая дальнейших событий. Я что-то раньше подозревал, но подозревал противоположное. Я подумывал, что старик Василий хочет выкрутиться из положения за счет того, что нас сдаст. Тем не менее кто он такой в действительности, я так и не понял. Но спросить постеснялся.

— Оружие можно в кучу сложить, — сказал старик Василий и первым бросил между камней свой автомат и два пистолета. Мы последовали его примеру. Стрелять в своих нам уже порядком надоело, а вести войну против государства в наши намерения не входило.

Спецназ ФСБ достаточно быстро поднялся на наш холм. Мы молча наблюдали за ними. Первым за «стены» зашел широкоплечий капитан, козырнул и, широко улыбаясь, обратился к старику Василию:

— Товарищ полковник, отряд спецназа прибыл в ваше распоряжение.

— Спасибо. Вовремя прибыли, — приобнял капитана Василий. — Хотя там, внизу, уже спецназ ГРУ постарался. Алимпашаева задержали.

— Я в курсе, товарищ полковник. Мы со старшим лейтенантом Родионовым постоянную связь поддерживали. Он по моей просьбе не выключал свою «переговорку», и мы слышали, что там происходит. Чуть было столкновение между «грушниками» и «краповыми» не произошло. Причем не из-за вас, а из-за бандитов. Если бы вы нам не сообщили, мы бы прямо под бандитов и высадиться могли. А так их «Ночные охотники» накрыли.

— Я в курсе, — сказал старик Василий. — У нас точно такая же «переговорка» имеется, и мы тоже все слышали. Поблагодари старшего лейтенанта Родионова. Как остальные вопросы?

— Дауда Магометова вчера в Москве взяли вместе с цыганами, когда они людей в контейнер загружали. Новую партию готовили к отправке. Пятнадцать человек. Провел чистку дорожной полиции по всему их маршруту. Одиннадцать инспекторов уволены. Командиры подразделений сняты с должностей и понижены в звании. Здешней полицией занимается служба собственной безопасности МВД Дагестана. К вашей группе претензии есть, но, как вы просили, уже собирается доказательная база, и, думаю, никакого обвинения предъявлено не будет.

Старик Василий посмотрел на нас.

— Я же обещал…

В нашу «крепость» поднялся старший лейтенант Родионов с отделением солдат. Козырнул, приветствуя капитана, кивнул старику Василию и сразу ко мне шагнул, безошибочно выделив среди всех. Видимо, по возрасту.

— Арцыбашев? — спросил он.

— Так точно, товарищ старший лейтенант.

— Говорят, хорошо себя показал, не посрамил наш мундир. Спасибо, Саня!

— А кто говорит? — не понял я, откуда у него информация.

— Данные от какого-то полковника ФСБ Старикова. Так мне сказали.

— Это я, — шагнув к нам, представился старик Василий.

Старший лейтенант вытянулся по стойке «смирно».

— Хороших солдат у вас воспитывают, — похвалил полковник. — Таких бы во всей армии…

Домой уехать мне сразу опять не удалось. И к отцу уехать не удалось. Полковник Стариков сказал, что придется задержаться в Москве на время следственных действий. Не полностью, но хотя бы на несколько дней. Общежитием он обещал нас обеспечить.

В Москву мы ехали поездом, но в купейном вагоне. Давно я в купейных вагонах не ездил. Там спокойно, никто не мешает. Я ехал с полковником Стариковым, капитаном Василевским, помощником полковника и еще с одним старшим прапорщиком. Ананас с дядей Васей ехали в другом купе, но в нашем же вагоне. Ананас из тамбура не выходил, курил сигарету за сигаретой, радуясь, что его снабжают сигаретами. Дядя Вася постоянно спал. Я несколько раз заходил к ним в купе и только один раз застал дядю Васю пьющим чай. Наверное, это был не чай, а чифирь, потому что, взяв пять стаканов чая, дядя Вася пять пакетиков положил в один стакан. Но это дело его вкуса.

Уже на подъезде к Москве я остался в купе наедине с капитаном Василевским и, не удержавшись, спросил его:

— А что, товарищ капитан, с нашими мужиками будет? Я про Ананаса и дядю Васю…

— А что с ними должно быть? Мы не можем насильно вернуть их к нормальной жизни. Они уже привыкли бомжевать, много лет этим занимаются и иной жизни не желают. Думаю, вернутся к старому. Да и нет у нас рычагов влияния на их родственников, которых Ананас с дядей Васей сами отвергли. Ананаса дочери разыскивали, пытались домой вернуть, но он не захотел. К твоему дяде Васе жена из Подмосковья иногда приезжает, зовет его домой. Он категорически против.

— Но они же когда-то были уважаемыми людьми.

— Что такое уважаемый человек? — не понял Василевский.

— Дядя Вася, Карамзин, был когда-то полковником ПГУ…

— Никогда он им не был. Он служил когда-то лейтенантом в подмосковном управлении КГБ, попался на взятке. В советское время это жестоко преследовалось, не как сейчас. Получил срок. На «зоне» стал авторитетным человеком. Освободился, вскоре еще один срок получил… После освобождения с уголовным миром не дружил, но последние пятнадцать лет уже и дома жить не захотел. Странный он человек. Сам не знает, чего хочет.

— Но человек он хороший. Сам вызывался на бандитов идти.

— Хороший человек — не профессия. А Карамзин даже пенсию себе не заработал.

— А Ананас?

— Слышал я, он капитаном ОМОНа представлялся?

— Представлялся.

— Никогда он в ОМОНе не служил. Был младшим сержантом милиции, служил во вневедомственной охране. Выехали с напарником на ограбление магазина. Напарника застрелили, а Смирнов испугался и сам оружие бандитам отдал. На коленях перед ними валялся. Продавщицы магазина видели это. После этого случая, конечно, Смирнова из милиции уволили. Чем-то и где-то он несколько лет промышлял, потом поехал на заработки, неплохо заработал, а его на вокзале обокрали, и даже документы украли. С тех пор и бомжует. Тоже около пятнадцати лет, как и Карамзин.

— Но полковник Стариков-то — хоть настоящий полковник? — спросил я.

— Не просто полковник, а полковник на генеральской должности. После нынешней операции, скорее всего, станет генералом. Гордись, рядовой, говорят, ты здорово будущим генералом командовал…