Глава шестая

Крановщик работал так, что смотреть было приятно. Быстро и точно. Укладывал плиты прямо на землю и перекрывал траншею. Ширина плит вполне это позволяла. И хотя работать он начал намного позже экскаваторщика, скоро почти догнал того, несмотря на то что начальнику передвижной механизированной колонны Алексею пришлось еще дважды гонять свой автопоезд вместе с краном за плитами, чтобы всю траншею укрыть.

Работа была завершена в срок. Плит хватило. А ветер все усиливался, и уже можно было занимать места в траншее и обживаться. Первыми ушли в укрытие солдаты спецназа ГРУ, но не потому, что подполковник Устюжанин берег своих солдат больше, чем местных жителей и даже детей, а потому, что у всех солдат были с собой фонарики, и они могли распределиться по всей продолжительности траншеи, чтобы подсвечивать путь тем, кто последует за ними. Солдаты просто спрыгивали в самом конце, где оставалось полметра неукрытой ямы, которую специально оставили, да и прикрыть ее уже было нечем. К сожалению, никто не подумал вовремя и не позаботился о лестнице. Но высота была небольшая. Двое солдат снизу принимали по одному сначала детей, потом уже и взрослых, женщин и мужчин, помогали им спускаться и отправляли дальше вместе с сумками, набитыми съестными припасами и емкостями с водой. Классический старшина роты, старший прапорщик Шевченко, всю свою жизнь прослуживший в спецназе ГРУ, следил за всеми, как обычно следил за солдатами. В сумки ко всем, правда, не лез, но каким-то внутренним наитием определил, что одна женщина и один мужчина припасли с собой и по трехлитровой банке самогона. Самогон он отобрал и поставил в стороне, посчитав, что в случае какой-то травмы эту жидкость можно будет использовать в качестве антисептика. Собственники банок несильно возражали, видя суровое лицо старшего прапорщика.

В траншею спускались вперемежку и русские, и дагестанцы. Хотя Устюжанин уже слышал разговоры о том, что между ними в поселке не все ладится в отношениях, в условиях приближающегося урагана на национальность никто не обращал внимания, каждый готов был помочь другому и, даже более того, стремились друг другу помогать.

— Николай Иванович, — при жителях поселка подполковник называл молодого директора школы только по имени-отчеству, — сколько всего вы привели детей?

— Восемьдесят три, товарищ подполковник.

— Я насчитал восемьдесят два, когда они спускались. Спуститесь, если нетрудно, и пересчитайте внизу, чтобы никого не потерять.

Директор школы легко и без посторонней помощи спрыгнул и попросил у кого-то из солдат фонарик. Фонарик ему не дали, но по цепи передали команду осуществить подсветку. Кажется, эту команду дал старший лейтенант Логвинов, командир взвода. Устюжанин узнал его голос и позвал:

— Логвинов!

— Я! — раздалось из траншеи.

— Ко мне!

Солдаты снизу подсадили старшего лейтенанта, и через пять секунд он стоял рядом с командиром. Сначала отряхнулся от земли и грязи, прилипшей к мундиру, привел себя в аккуратный вид, подобающий при разговоре со старшим офицером, и только потом вытянулся по стойке «смирно», ожидая распоряжений.

— Я слышал, ты у нас опытный автомобилист.

— Не испытывайте мою скромность, товарищ подполковник. Но я вожу любую марку машины и вообще все, что ездит. Говорят, что вожу на уровне раллийного мастера спорта, хотя сам с мастерами спорта не сталкивался.

— И хорошо. Подполковник Изжогин с мегафоном все еще по поселку разъезжает. Понравилось ему речи толкать. Во вкус, похоже, вошел, пятый круг делает, если по звукам судить. Его «уазик» здесь стоит. Возьми «уазик», ключи должны быть в машине, проскочи по улицам, найди подполковника и напомни ему, что пора бы и его подчиненным в траншею забираться. Самого тоже пригласить не забудь. Если кого-то из ментов на улицах встретишь, посылай сюда. Их немногим больше двадцати человек, от силы, двадцать пять вместе с подполковником. Места на всех хватит?

— Поместимся. В тесноте, да не в обиде, товарищ подполковник. Вот с «краповыми» уже не поместились бы, но они куда-то уехали. Не знаю, к счастью или к несчастью — в такую погоду ездить.

— К несчастью. Они попали в бандитскую засаду. Почти всех перебили. Оставшиеся ищут укрытие. Поезжай.

— Понял, товарищ подполковник.

Логвинов залихватски щелкнул каблуками, козырнул и побежал к «уазику».

— Возвращайся быстрее… — напутствовал его командир.

«Уазик» тут же, едва успела захлопнуться дверца, резво стартанул с места. Причем так резво, что даже Устюжанин удивился. Вообще-то, у этой машины с разгоном всегда было слабовато, но, видимо, разгон тоже во многом зависит от навыков водителя, тем более с механической коробкой передач. А автоматической коробки на «уазиках» не бывает.

Старший лейтенант Логвинов в самом деле умел хорошо ездить на любом транспортном средстве, от легкового автомобиля и грузовика до боевой машины пехоты и танка. Тем не менее подполковник Изжогин сам приехал раньше старшего лейтенанта. Его привез какой-то местный житель, который сразу же и уехал. А следом за подполковником и команда полицейских бегом к траншее устремилась, двумя группами с разных концов площади. Изжогин сделал им знак, требуя не тянуть время и спускаться в траншею. Но Виталию Владиславовичу сразу поговорить с полицейским подполковником не удалось, потому что из-под земли выбрался директор школы. Его растерянное лицо явственно выражало беспокойство.

— Пересчитал всех, товарищ подполковник, дважды. Восемьдесят два ребенка. Где-то одного я потерял. — Николай Иванович оглядел площадь, но это был не конкретный поиск, а просто рассеянный блуждающий взгляд обеспокоенного человека. — Побегу искать.

— Солдат возьми. Шевченко, отправь с Николаем Ивановичем пять человек.

Старший прапорщик что-то ответил из траншеи, и почти сразу же за ответом один за другим выбрались пятеро солдат. Вместе с директором школы, понимая опасность предураганной ситуации, все быстро зашагали в тот квартал, откуда директор недавно вывел детей.

Изжогин со вздохом вернул Устюжанину мегафон. Видимо, не хотелось с ним расставаться.

— Вещь хорошая, полезная, — заметил Виталий Владиславович, рассматривая не мегафон, а небо над поселком. Тучи собрались уже тяжелые и быстрые, но не тянулись куда-то прямо, как обычно бывает, а шли непонятным полукругом и порой даже зигзагами, и ветер все усиливался. Уже и говорить приходилось громко, чтобы собеседник тебя услышал. — Но лучше оставьте себе. Это имущество местного отделения полиции. Будут восстанавливать, передадите им. От подполковника Завалило новости были?

— Звонил, — с непонятной и не к месту проявленной радостью закивал Изжогин. — Уже дважды разговаривали. Сообщил обстановку. Они вышли из зарослей на дорогу в надежде найти попутную машину. На мосту так и остались сгоревший БТР и грузовик, на них не уехать. Бандитов не нашли, но там были свежие следы. Бандиты уехали, видимо, совсем недавно. В какую сторону, неизвестно, но, скорее всего, удалялись от «краповых» и от нас. Из-за погодных условий даже преследовать раненых не стали. Это было, я про осмотр стоянки говорю, как раз во время моего звонка. Я рекомендовал поискать убежище в связи с ураганом. А тут, сразу после осмотра, машина подвернулась. Грузовая. Правда, не в нашу сторону ехала, и ехать в обратный путь не пожелала. У водителя свои дела, а урагана он, по глупости, не боялся. Сказал, что знает неподалеку расщелину среди скал, если что, там спрячется. Пригласил «краповых» с собой, и они уехали. С дороги Завалило уже сам мне позвонил и сообщил номер машины, на которой они поехали. Подстраховался, — вздохнул он, демонстрируя свое отношение к действиям «краповых».

— Сколько их человек?

— Четверо, вместе с подполковником. Все ранены. Легче всех — Завалило. Ему пулей просто кожу со лба срезало, прямо над бровями, лицо кровью залило. Но умылся в ручье, сделал перевязку — и, говорит, в бой готов. У остальных раны тяжелее, но тоже несмертельные. У всех только поражение мягких тканей, легко отделались. Пармедол у них есть. Могут передвигаться и даже вести боевые действия.

— Отделался подполковник легче других бойцов отряда, — мрачно прокомментировал Устюжанин, — тех, кто в овраге остался. Нашли… Возвращаются…

— Кого нашли? — спросил Изжогин. — Кто возвращается?

Виталий Владиславович кивком головы показал. Через площадь торопливо шли пятеро солдат и директор школы. Николай Иванович нес на руках девочку-дагестанку. На руках самой девочки была рыжая кошка, на голове платок того же цвета, что и кошка. Обычно дагестанские девочки носят на голове черные платки, и потому на рыжий платок сразу обращалось внимание. Но повязан он был так же, как все повязывают черные.

— Нашлась пропажа! — сказал Устюжанин вместо приветствия, когда группа подошла к лазу в траншею. — И слава богу. Где вы ее потеряли?

— Домой за кошкой побежала. Хотела и кошку в безопасное место притащить.

— А родители ее где?

— Дома. Не хотят дом оставлять. Окна забили досками, дверь наполовину — тоже. Только ребенку и можно войти, а взрослые — на четвереньках. — Николай Иванович передал девочку на руки солдатам в траншее. Один из солдат, что ходил с директором школы на поиски ребенка, передал туда же сумку девочки с запасом продуктов. Запас был небольшой, чисто детский. — Уходить из дома не желают, но дочь со мной отправили. Сами надеются, что дом выдержит. У них там небольшой подпол есть, я посоветовал туда спуститься.

— Это правильно. Крыши сегодня у многих домов посрывает, — согласился Виталий Владиславович, рукой удерживая свою утепленную офицерскую кепку. Ледяной ветер стремился сорвать головной убор с головы. — Спускайтесь в траншею. Всем уже пора спускаться. Я понимаю, что интересно посмотреть, что ураган натворит, но когда он подойдет вплотную, все сразу спрятаться не смогут. Алексей, а ты что стоишь? В тракторе отсидеться хочешь? С трактора кабину сорвать может. — Последнюю фразу, обращенную к начальнику передвижной механизированной колонны, пришлось прокричать, потому что налетел новый сильный порыв ветра.

— Я спросить хотел товарища подполковника, — посмотрел на Изжогина Алексей. — Ваш «уазик» могу к себе в гараж отогнать, здесь его перевернет и по земле размажет.

«Уазик» как раз подъехал, резко остановился неподалеку, и старший лейтенант Логвинов вышел из машины, покручивая на пальце брелок с ключами. Следом за ним с заднего сиденья еще двое полицейских вышли.

— Пешком домой идти в ветер не хочется? — спросил Изжогин Алексея. — Ну-ну… Тогда отгоняй. Только назад пригнать не забудь, машина служебная.

— Хорошая машина, — согласился Логвинов, передавая полицейскому подполковнику ключи. — Я бы на месте товарища, — последовал кивок в сторону Алексея, — такую возвращать не стал. Но здесь она в любом случае пропадет, если ураган нас все же накроет.

— А что, есть такая возможность, что и не накроет? — с надеждой спросил Изжогин.

— Край поселка уже рвет в клочья. Крыши с домов снимает. Там высоченный смерч гуляет. Да вон он… Сюда двинулся… — показал Логвинов.

Черный, ломающийся в движении смерч, соединяющий тучу и землю, и в самом деле уже виднелся над поселком, но двигался он не прямо в сторону центра, а по большой дуге. Однако, как Устюжанину показалось, траектория движения по кругу, если это движение будет иметь характерный для ураганов спиралевидный маршрут, именно на площадь его и приведет. На площади ветру есть где разгуляться без помех.

— В укрытие! Быстрее все в укрытие! Витя, — обратился командир к Логвинову, — проверь, все ли солдаты на месте.

— Я уже дважды проверил, — ответил из ямы старший прапорщик Шевченко. — Все здесь. Можно не дублировать.

— В укрытие! Изжогин, своих подчиненных не растеряли?.. — повернулся Устюжанин к полицейскому подполковнику.

— У меня многие по домам местных жителей разошлись. Помогали дома к урагану готовить. Кто-то там и остался. Считать буду после. Сейчас это невозможно… — ответил тот.

Пользуясь преимуществом человека, который взял на себя заботу о происходящем вокруг, подполковник Устюжанин остался около самого выхода. Старший прапорщик Шевченко, как настоящий старшина роты, проявил предусмотрительность и припас для командира крепкий дощатый ящик, на который можно было встать так, что глаза только-только над уровнем земли поднимались. И Виталий Владиславович сразу взобрался на ящик.

Преимуществом своего положения представителя не существующей в поселке власти хотел воспользоваться и подполковник Изжогин. Но ящик был слишком мал, чтобы два человека на нем поместились, и старший прапорщик Шевченко без стеснения сделал полицейскому подполковнику замечание:

— Извините… Вы, товарищ подполковник, толстоваты для такого ящика. Подполковника Устюжанина он еще выдержит, а с вами вместе развалится. Он и просто под вами развалится, даже без подполковника Устюжанина.

Изжогин поморщился, покраснел шрамами, но ничего не сказал в ответ и остановился рядом, чтобы услышать, что Виталий Владиславович скажет. А тот комментировал то, что видел:

— Мне кажется, смерч этот основательные разрушения устраивает, по крайней мере, шиферные крыши абсолютно четко разбирает. Только что шифер листьями летел. Как в листопад…

— Силища жуткая… — из глубины траншеи прогудел старший лейтенант Логвинов, который уже успел полюбоваться смерчем. — Я видел, как он какой-то сарай рубленый целиком поднял и метрах в десяти бросил.

— Сараи рублеными не бывают, — заметил кто-то из временных обитателей убежища, скрытый темнотой. — Это баня. Моя, наверное. У нас здесь всего две бани рубленые — у меня и на другом конце поселка. Похоже, я намылился, а вымыться не успел. Баня кончилась.

— Придется холодный душ принимать, — спокойно проговорил старший лейтенант Логвинов.

— Всем, и нам тоже, придется такой душ принимать, — согласился Устюжанин. — Дуэт Чингисов нам это удовольствие обеспечил в полном объеме. — Он не оборачивался, но говорил громко — специально для тех, кто за его спиной стоял, и ветер уносил голос подполковника далеко в убежище. — Я раньше никогда фильмы ужасов и всяких катастроф не смотрел. Мне не интересно было. Но теперь представляю, что там показывают. Впечатляет…

Откуда-то из глубины траншеи донеслись вдруг испуганные крики. И одновременно по всей траншее прошло едва уловимое движение, хотя никто там не бегал, не суетился. Тем не менее общая тревога, похожая на ветерок, явственно почувствовалась. Виталий Владиславович обернулся, осмотрел площадь у себя за спиной, покачал головой и сошел с ящика, уступив место Изжогину. Несмотря на уверения старшего прапорщика Шевченко, ящик Изжогина выдержал. Но сам полицейский подполковник не выдержал наблюдения. Он был на полголовы выше Устюжанина, и ветер сильно бил ему в лицо. Мотая головой, Изжогин тоже слез с ящика и наклонился вместе с Виталием Владиславовичем.

— Что там произошло? Что за крики? — Устюжанин не знал, кого спрашивать, потому что сам дальше входа не проходил и не имел информации о том, кто и где расположился. Но ответ пришел откуда-то издалека, слегка напоминая игру в «глухой телефон». Передавали, видимо, слова и фразы друг через друга, причем не сосед соседу, а через определенное число людей. Информация при этом неизбежно должна была исказиться, но проверять ее смысла, времени и, главное, возможности исправить положение не было.

— Там, говорят, поверху смерч прошел. В щель между плитами ворвался, женщину и ребенка с ног сбил, а потом бетонную плиту приподнял и с места слегка сдвинул.

— Не может ветер бетонную плиту поднять, — не поверил Изжогин. — Ему зацепиться не за что. У лежащей плиты парусности нет. Ни ветер, ни смерч…

— Смерч нашу траншею, действительно, перешел, — сказал Устюжанин. — Не самый широкий, но самый быстрый. Их над поселком четыре штуки прогулялось. Этот был узким, но передвигался быстрее всех. Он какой-то, я бы сказал, внешне более сконцентрированный на разрушениях. Резкий, злой и мечется из стороны в сторону. Невозможно траекторию просчитать. А что он может поднять и что не может — не знает никто. Я как-то слышал, что в Ираке смерчем танк на сто метров перебросило. Лет так двадцать назад это было. Наш старый танк «Т-72» вместе с экипажем, а он весит не одну тонну. Что касается «зацепиться»… Плиты не настолько плотно лежат, чтобы ветру не было возможности прорваться. Плиты пустотные, за пустоты и цепанулся, как крюком. Стоило бы посмотреть, но траншея людьми набита, придется чуть не по ним идти.

Старший прапорщик Шевченко, человек, в общем-то, вполне самостоятельный по возрасту и по характеру, воспользовавшись тем, что подполковники отвлеклись и наружу выглядывать больше не стремились, решился сам посмотреть на ураган. Любопытство, бывает, даже старым воякам свойственно. Он встал на ящик, старательно вытянул шею, компенсируя недостаток роста, и тут же чуть не упал с него.

— Что-то там страшное прямо на нас летит…

— Что? — обернулся Изжогин.

— Черная стена… В полнеба…

Устюжанин стоял спиной к старшему прапорщику. Тот говорил негромко, а ветер свистел, врываясь в наспех сделанное укрытие. Тем не менее Виталий Владиславович каким-то образом услышал и, одним движением обогнув любопытствующего, но небыстрого в движениях подполковника Изжогина, вскочил на ящик, выглядывая наружу. И тут же соскочил назад, замахал обеими руками, требуя немедленного действия:

— Все… Быстро… В глубину, под плиты, хотя бы на десяток шагов… Лица закрывайте, кто чем может… И осторожно, детей не передавите… Детям лица закройте… Первые тридцать метров, закройте детям лица… И себе… Старайтесь дыхание задержать как можно дольше…

Устюжанин сам снял с головы мягкую кепку от полевой формы и плотно прижал ее двумя руками к лицу, хотя уйти в глубину, как другим советовал, не поспешил, видимо, опасался создать толкотню, в которой могут придавить детей.

И Изжогин рядом с ним остался. У этого мягкой кепки не было, полицейская фуражка закрыть лицо не могла, как кепка от полевой армейской формы, поэтому подполковник просто прикрыл лицо двумя ладонями. Но ладони у него были такими, что даже его широкое лицо смогли прикрыть.

— Иван Иваныч! — позвал Устюжанин, показывая на место между собой и Изжогиным.

Старший прапорщик Шевченко тут же занял его, тоже встал спиной к выходу и закрыл лицо почти такой же, как у подполковника, кепкой от полевой формы.

Черная и горячая пыль ворвалась в траншею тугой струей, ответвившейся от общего мощного широкого потока. Головы двух подполковников и старшего прапорщика, хотя рост Изжогина был никак не меньше ста девяноста сантиметров, не доставали, конечно, до плит перекрытия, дрогнувших под ветром, и потому они не могли своими телами полностью перекрыть поток пыли, тем не менее, пошатнувшись под резким ударом в спину, выстояли и частично поток перекрыли. Но все же значительная часть его прорвалась и пронеслась дальше. Из глубины траншеи послышался множественный кашель, далеко не все сумели закрыться вовремя. Кто-то просто долго раздумывал, кто-то хотел узнать необходимость такого действия, кто-то просто ничего подходящего под рукой не имел, а кто-то свое обычное легкомыслие проявил.

Но черный и тугой поток пыли достаточно быстро прекратился, и следом за ним ливанул громкий, звучный, яростный дождь. Даже не дождь, а ливень, который превосходил по своей силе и интенсивности все понятия людей о ливне. Гром в небе грохотал постоянно, и где-то в стороне протрещала скрипучая молния. Свет ее вспышки проник в траншею, показывая, что небо разбушевалось не на шутку. Но уже можно было перевести дух.

Подполковник Устюжанин первым опустил кепку. Шевченко последовал примеру своего командира. Изжогин просто отвел ладони от лица. Его фуражку черным потоком сорвало с головы и унесло куда-то внутрь траншеи.

— Что это было? — переводя дыхание, спросил Шевченко. — Мне шею ветром обожгло… — Он потрогал свою крепкую шею ладонью и покачал головой.

Подполковник Устюжанин объяснил, что увидел в тот короткий миг, на который высовывался из траншеи:

— Ветер принес черное облако со сгоревших складов. Там еще не все полностью прогорело, вот тлевшие угли и летели. Поселку повезло, что следом за этим облаком дождь пришел. Если что-то и загорелось, дождь все сразу залил.

— Это не дождь, это море на нас упало, — заметил Изжогин, глядя себе под ноги.

Или экскаваторщик слегка не рассчитал и выкопал окончание траншеи чуть глубже, или просто вода протекала под внешне рыхлую землю, но под входом в убежище собралась глубокая черная лужа. Пепел складов смешался с дождем. Но дальше, хотя дождь и проникал под крышу укрытия между плитами, луж видно не было.

— Надеюсь, нам здесь плавать не придется? — усмехнулся Изжогин. — Я плохо плаваю, а бронежилет от спасательного, мне кажется, слегка отличается…

— Кто бы сказал мне, что нам придется делать, а что не придется… — философски произнес подполковник спецназа ГРУ…