Глава двенадцатая

– Виктор Валентинович!

– Я! – Старший лейтенант Логвинов оказался рядом.

– Командуй занятиями. Где майор Валентинов?

– К снайперам ушел.

– Хорошо. Ты остаешься за старшего.

Таким образом, передав руководство занятиями старшему лейтенанту Логвинову, Устюжанин решил заняться другими делами и ушел к себе в канцелярию. И там застал своего начальника штаба. Майор Валентинов собирался проверить качество стрельбы снайперов и готовился с ними к выезду на дальнее стрельбище, для чего, как сообщил командиру, заказал в гараже мотострелков автобус. На вопрос подполковника, почему автобус, а не грузовик, майор только плечами пожал и ответил обтекаемо:

– Претенциозные приборы…

Сам Виталий Владиславович почему-то всегда предпочитал грузовой транспорт более комфортабельным автобусам, но, поскольку и в грузовиках он ездил не в кузове, а в кабине, осуждать начальника штаба не стал. Тем более при группе снайперов, разбирающих свои приборы, каждый из которых был помечен персональным знаком, чтобы избежать путаницы.

Николай Павлович со снайперами быстро освободил кабинет. И только оставшись в одиночестве, подполковник достал мобильник и набрал номер командующего войсками спецназа ГРУ. Полковник Мочилов ответил быстро:

– Я сейчас с полигона в управление возвращаюсь. Буду на месте через сорок минут. Как в свое кресло сяду, сразу позвоню, – пообещал полковник.

– Буду ждать, – пообещал Устюжанин.

Виталий Владиславович не успел убрать мобильник в чехол, как он зазвонил.

– Подполковник Устюжанин. Слушаю…

– Виталий Владиславович? – переспросил незнакомый голос.

– Да-да, слушаю вас.

– Меня зовут Бадрулла Багдасарович. Фамилия моя Искандаров. Майор Искандаров из аналитического центра республиканского управления ФСБ. Меня к вам направил подполковник Крикаль. Сказал, у вас есть какие-то вопросы.

– Понятно, Бадрулла Багдасарович. Мне хотелось бы встретиться с вами, чтобы обсудить кое-что…

– Товарищ подполковник, а вы не можете сформулировать по телефону что именно? Тогда я бы конкретно сказал, смогу ли быть вам полезным. И если решу, что смогу, то я хотел бы иметь возможность подготовиться. Любой вопрос по психологии – это запрос на мнение узких специалистов. Само понятие психологии слишком широко, чтобы один человек мог знать все. И потому я обычно беру время на подготовку к разговору.

– Резонно, – согласился Виталий Владиславович. – Вопрос мой такой… Вы, очевидно, уже слышали об амире Герострате…

– О нем сейчас весь город говорит.

– Вот-вот. А я нахожу, что амир выбрал себе странный псевдоним.

– Чем он вам не нравится? На мой взгляд, все логично. Герострат – поджигатель. Амир Герострат – тоже поджигатель.

– Вопрос не в профессиональных предпочтениях, Бадрулла Багдасарович. Здесь чисто человеческая психология играет роль. Только мне трудно понять, в какую сторону она играет. Сам принцип, ради которого настоящий Герострат, тот, древний грек из Эфеса, сжег храм Артемиды, сводится к тому, что человек желал увековечить свое имя. И имя его в самом деле вошло в историю. То есть этот человек искал славы себе и своему имени. Однако, когда человек прикрывается псевдонимом Герострат, он ищет славы не себе, а имени того же древнегреческого торговца. Можем ли мы в этом случае применять понятие «комплекс Герострата», если он не ищет славы собственному имени? Насколько я понимаю, индивид, одержимый подобным комплексом Герострата, как правило, пустой и вздорный человек…

– Да. «После нас хоть потоп»…

– А если человек только прикрывается этим принципом? Как мы должны его расценивать?

– Я должен подумать, прежде чем дать конкретный совет. Нам в аналитический центр уже заказали из антитеррористического комитета психограмму амира Герострата. Но ваша точка зрения, насколько я знаю, в разработках не присутствовала. А она может оказаться существенной. Я посоветуюсь с коллегами и перезвоню вам через какое-то время.

– Хорошо. Я буду ждать звонка.

Убрав мобильник, Устюжанин некоторое время сам думал, пытаясь представить себе психологический портрет Герострата, его психограмму, как называют это профессиональные психологи-аналитики. Что-то получалось, но все это было не то, что могли бы сделать специалисты. Офицеру не хватало профессиональных знаний специалиста-психолога, хотя каждый человек имеет склонность считать себя психологом и надеется, что он в состоянии понять других так же хорошо, как понимает себя. В действительности каждый человек далеко не всегда в состоянии самого себя понять и обосновать собственные поступки. И потому не стоило терять зря время, если есть возможность прибегнуть к помощи специалистов аналитического центра ФСБ.

Еще одна задача, которую взял на себя Устюжанин, оказалась не такой уж простой, как представлялась вначале. Как определить номера, которые следовало передать полковнику Мочилову для контроля со спутника управления космической разведки ГРУ? Кого можно отнести к подозреваемым, кого к пострадавшим? Подполковник слышал, что такие услуги дорого обходятся бюджету ГРУ, тем не менее составить список необходимо. Но из всех, кто так или иначе соприкасался с террористическими акциями, проводимыми Геростратом, Устюжанин знал только номера телефонов полковника Исмаилова и майора Луценко. Их он первыми и внес в список. Хотелось добавить туда же номер телефона майора Чередниченко, но Виталию Владиславовичу этот номер был не известен, и потому следовало надеяться на список, который предложит подполковник Крикаль. Подумав, Устюжанин внес в свой короткий список и номер мобильника Урзаева, водителя Исмаилова. Но только потому, что если сам полковник все же имеет какое-то отношение к Герострату, то его можно контролировать через водителя. При этом сам Виталий Владиславович почему-то упорно не хотел считать Исмаилова причастным к террористической деятельности. Этот полковник вызывал какую-то симпатию. Но служебные дела есть служебные дела, и примешивать к ним симпатии и антипатии Устюжанин не имел привычки, и потому номер телефона Исмаилова попал в его список. Осталось только дождаться приезда подполковника Крикаля, чтобы составить полный список.

Подполковник ФСБ ждать себя не заставил и появился сразу после того, как Устюжанин подумал о нем. Виталий Владиславович узнал короткие быстрые шаги Виктора Львовича еще до того, как раздался стук в дверь.

– Входите, Виктор Львович, входите. Я вас как раз и жду.

Крикаль в этот раз не стал удивляться, что его узнали по шагам, сразу прошел к столу, пожал Устюжанину руку и положил на стол перед ним лист компьютерной распечатки, до половины заполненный телефонными номерами.

Виталий Владиславович только головой покачал:

– Не слишком мало?

– Хватит.

– Это съест годовой бюджет управления космической разведки. Кого вы сюда навтыкали?

– Всех, кого можно было. Вплоть до лидеров националистов, которых мы пока еще не задержали. Всех, кому звонили от имени Герострата, предупреждая о готовящемся нападении…

– Я думаю, лидеров националистов нужно убрать по той простой причине, что они, если люди честные, уважают своих соотечественников и предпочитают избегать террористических методов, от которых гибнут мирные, ни в чем неповинные люди.

Подполковник Крикаль вздохнул, но промолчал.

– Идем далее. Люди, которым звонили от лица амира Герострата, скорее всего, вообще не могут иметь к нему отношения. Он делал, если обещал. В этом его обвинить сложно. Он делал и тогда, когда не обещал. Но я хочу обратить ваше внимание на одну тонкость работы спутников управления космической разведки. Если они берут под контроль какой-то номер, то автоматически регистрируют все связи, произошедшие с момента становления контроля. Кому-то жена позвонила, и ее номер уже ставится на контроль. А эта жена известная болтушка и половину бюджета семьи тратит на услуги сотовой связи. И начинает, как обычно, обзванивать всех знакомых. В итоге спутник возьмет под контроль и всех ее знакомых, и их знакомых и родственников, которые будут звонить или которым будут звонить. Как правило, в среднем один номер обрастает за сутки восьмьюдесятью новыми номерами. Представляете, какая нагрузка для спутника! И избежать этого нельзя, поскольку номера включаются автоматически, программу изменить невозможно, да никто и не знает, как ее изменить, и потому громадное количество людей вынуждено сидеть на контроле и вручную, после прослушивания разговоров, отключать несущественные номера. Учтите еще и тот момент, что в данном случае разговоры ведутся на дагестанском языке, который не все наши специалисты знают. Не все – это примерное соотношение одного к десяти тысячам. А переводчиков во всей Москве не наберется столько, чтобы помогать контролировать все разговоры. Вот потому я и предлагаю оставить в списке минимальное количество людей. Я лично написал только троих – полковника Исмаилова, его водителя Урзаева и майора Луценко. Хотел бы еще записать номер майора Чередниченко, но у меня этого номера нет.

Подполковник Крикаль вздохнул еще раз, сел за стол с торца, придвинул к себе список, но вычеркивать никого не стал, хотя и подчеркнул три номера:

– Вот номер майора Чередниченко. У него, кстати, жена дагестанка и прочные родственные связи в республике. И потому его до результатов проверки отстранили от должности.

– Спугнули, короче говоря, – оценил Виталий Владиславович действия службы внутренней безопасности ФСБ. – Боюсь, теперь и его номер можно в список не вносить. Но ладно. Чередниченко пока оставим. Хорошо бы еще и номер его жены раздобыть. Но это, возможно, сам спутник, как я вам говорил, сделает.

– И еще два номера телефонов людей, которых мы подозреваем. Это необходимый минимум.

– Уже легче. Осталось дождаться звонка командующего.

И полковник Мочилов сам позвонил…

– Шесть номеров… Думаю, Виталий Владиславович, можно, – выслушав просьбу Устюжанина, согласился командующий войсками спецназа ГРУ. – Только я попрошу тебя вместе с номерами прислать и запись того разговора, где Герострат участвует. Ты же докладывал, что такая запись есть? Или это было отмечено в материалах, которые мне передали…

– Я, кажется, не сообщал, товарищ полковник.

– Не важно. Главное, запись есть?

– Есть. В ФСБ.

– Пусть мне отправят. Только не на электронный адрес, естественно, а через шифровальный отдел. Я не думаю, что при перешифровке качество записи сильно исказится. Но у нас тут новую программу недавно испытали. Идентифицирует в автоматическом режиме человеческие голоса. Определенные голоса перекладывает в память в оцифрованном виде, а потом, во время проведения контрольных прослушиваний, имеет возможность сверить с теми новыми голосами, что предоставили программе. Пока, правда, идет отладка программы, но уже сейчас она дает гарантию идентификации от сорока до восьмидесяти процентов. Несколько раз дала даже стопроцентную гарантию, и безошибочно. Хотя сами создатели программы говорят, что стопроцентной гарантии быть не может. Но ты позаботься, подполковник, чтобы запись прислали. Адрес в ФСБ знают. Через сколько сделаешь?

– Рядом со мной сейчас сидит подполковник Крикаль из республиканского управления ФСБ. Он сейчас сразу поедет и перешлет.

– И хорошо. Я пока схожу в соседний подъезд к «космонавтам» – это мы так управление космической разведки зовем. Поговорю не в отделе, а сразу с руководством. Шесть номеров – это немало. Но я объясню ситуацию. Думаю, пойдут нам навстречу. Если не согласятся, придется идти по инстанции. Но я скажу, что и как будет обстоять. Позвоню.

– Спасибо, товарищ полковник, я буду ждать звонка.

– Когда вы планируете проведение операции?

– Минутку. Спрошу смежника. Мы еще не обговаривали конкретные сроки.

Устюжанин убрал трубку от уха:

– Виктор Львович, командующий спрашивает, когда мы планируем проведение операции?

– Зависит от московских чиновников. Как только они сообщат о прилете, сразу включимся в разработку. Обычно сообщение приходит за час до их выезда на аэродром.

– Товарищ полковник, мы начнем работать, как только получим сообщение из Москвы, – сообщил Виталий Владиславович командующему. – Министр внутренних дел и директор ФСБ, думается, полетят одним рейсом. Нас они пока в известность не ставят. Поэтому работать будем оперативно по команде «Тревога!».

– Обычный режим, – вздохнул Мочилов.

– К сожалению, обычный, – согласился Устюжанин.

– Мне тоже, думаю, что-то узнать не удастся. ФСО такие вещи, как правило, не афиширует, а лично я не знаком ни с министром, ни с директором ФСБ. Короче говоря, давай так договоримся. Как только у тебя будет сообщение о часе икс, сразу позвонишь мне и поставишь в известность. Я больше чем вдвое увеличил количество переводчиков на расшифровке телефонных разговоров. Мы собрали всех переводчиков, которых смогли найти.

– Понял, товарищ полковник. Обязательно сделаю. До связи…

– До связи…

Едва Виталий Владиславович отключился от разговора, как его мобильник вновь зазвонил. Определитель показал номер майора Искандарова, психолога аналитического центра ФСБ Дагестана.

– Подполковник Устюжанин. Слушаю вас, Бадрулла Багдасарович.

– Я, товарищ подполковник, по вашему обращению. У нас уже готов психологический портрет амира Герострата. Составлен на основе его действий и на основе лексической экспертизы состоявшегося разговора. Единственного, когда мы имеем полную уверенность, что участвовал в нем именно Герострат. Все остальные записи не идентифицированы с этой записью. Там говорят другие люди. Их разговоры мы даже на экспертизу не отдавали, поскольку там террористического акта не совершалось, а экспертиза – дело сложное, долгое и, чего уж греха таить, не дешевое для республиканского управления. Это не наши специалисты работают, а все специалисты со стороны считают, что наш бюджет измерить невозможно.

– Как мне получить ваши материалы, Бадрулла Багдасарович?

– Я передам для вас экземпляр подполковнику Крикалю, как он появится в управлении.

– Он сейчас у меня сидит. Я попрошу его забрать как можно быстрее. Спасибо.

– Не за что. Мы не специально для вас работали. Просто вам сделали один лишний экземпляр. И я от себя несколько строчек приписал по вашему персональному запросу. До встречи, если встретимся.

– До встречи, Бадрулла Багдасарович.

Подполковник Крикаль вопросительно поднял брови, ожидая объяснения, и Виталий Владиславович уже хотел было начать говорить, как раздался следующий звонок. На сей раз, как показал определитель, звонил Исмаилов. Пришлось только руками развести, прося подождать.

– Подполковник Устюжанин. Слушаю.

– Список я вам, Виталий Владиславович, так и не подготовил, – со вздохом сообщил Исмаилов, – но спешу сообщить, что он уже пополнился еще одним событием, объяснить которое я при всем желании не смогу.

– Говорите. Попробуем разобраться. Если не сразу, то хотя бы со временем.

– Ситуация тут такая, что с ума сойти можно. И все предпосылки к этому имеются. У нас сейчас заканчивают работать эти парни… Из ФСБ… Целый день народ мучают. Меня несколько раз из кабинета выдергивали, чтобы я на месте ту или иную ситуацию обрисовал и предложил им свою версию случившегося. Я выходил, естественно, закрывал кабинет на ключ, как привык это делать. И вот, возвращаюсь снизу после очередного вызова и надумал было жене позвонить. Она у меня в Махачкале осталась. Ищу мобильник и не могу найти. Мысли о воровстве у меня не возникло. Решил, что я трубку дома оставил, потому что всегда утром ее на зарядку ставлю и иногда забываю. И я не поленился домой съездить. Действительно, мобильник на зарядном устройстве. Поехал назад. И уже в кабинете сообразил, что вы мне сегодня звонили на этот телефон. А я домой не ездил и оставить телефон мог только утром. Дубликата мобильника у меня, естественно, нет, тем более с аналогом сим-карты. Вот я и думаю, то ли черти балуются, то ли я с ума потихоньку схожу. Допускаю и то и другое. Но со стороны, может быть, виднее. Не подскажете, Виталий Владиславович, что происходит? Про белую горячку можете не говорить. Я знаю, что это такое, но у меня даже запоя не было. Бутылка коньяка из здорового мужчины больного алкоголика не сделает. А я всегда был на выпивку крепок. Не проберет меня такая доза.

– Я думаю, товарищ полковник, это событие из разряда предыдущего. Я говорю про инцидент с оторванной пуговицей. Но мы с этим тоже должны разобраться. И разберемся.

– Мне бы только до пенсии доработать и в психушку не попасть…

– По мере сил, постараемся вам помочь.

– Ладно. Тогда у меня все! А что там в столице делается? Говорят, переполох какой-то?

– В столице – это в Москве?

– Москва – это для вас столица. Для нас тоже, но у нас и своя есть. Я про Махачкалу говорю. Что там происходит?

– Трудно сказать, поскольку я за забор воинской части сегодня не выбирался. Наверное, после вчерашнего теракта Герострата идут положенные в таких случаях мероприятия. Вы слышали о теракте?

– Не в горах живу. Да и там, думаю, уже слышали. Говорят, несколько сотен человек сгорело? И все от одного огнемета?

– Разные данные по свету гуляют. Не могу сказать точно, сколько именно. Не интересовался.

– Еще говорят, президент приехать должен или премьер-министр? Не в курсе?

– Меня о таких вещах предупреждать не будут. Извините, но быть вашим информатором не могу в силу объективных причин.

– Тогда – до встречи.

– Всего доброго…

– Вот видите, Виктор Львович, народ уже вопросы мне задает, – улыбнулся Устюжанин.

– Важные?

– Наверное, для кого-то чрезвычайно важные. Исмаилов интересуется, кто приезжает, президент или премьер-министр.

– Прямо так, напрямую, и спрашивает?

– Да. И любопытства своего не скрывает.

– Вы уверены, что это простое любопытство?

– Мне так показалось. Вполне я могу быть уверен только тогда, когда мне на театральной сцене показывают пьяницу из соседнего подъезда и пытаются уверить меня, что это король Лир. Я тогда вполне уверен, что меня пытаются выставить дураком. В данном же случае я могу только предполагать, что это было простое любопытство.

– А как он свое любопытство обосновал?

– Никак не обосновывал.

– Но вы до разговора о подготовительных мероприятиях в Махачкале довольно долго слушали полковника.

– У него очередной эпизод из череды странностей.

– Снова пуговица?

– Нет. Теперь мобильник. Полковник имеет привычку по утрам заряжать его и время от времени забывает дома. В этот раз хватился, а мобильника с ним нет. Домой съездил. Телефон оказался на зарядном устройстве. Забрал его, поехал назад и только в кабинете вспомнил, что я утром уже звонил ему на мобильник и он разговаривал со мной из своего кабинета. Домой полковник в течение дня не ездил. Тем не менее трубка оказалась там. Думаю, кому-то понадобились данные с мобильника. Чей-то номер или даже несколько номеров. Телефон взяли, а потом не смогли вернуть в кабинет и отвезли домой к полковнику. Отвез тот, кто имеет ключ и от дома, и от кабинета.

Как человек более опытный в делах сыска, Крикаль сразу среагировал:

– Позвоните полковнику. Пусть проверит, не стерли ли в мобильном какие-то данные.

Виталий Владиславович кивнул и нажал кнопку вызова на своей трубке. Исмаилов ответил сразу:

– Пришла в голову хорошая мысль?

– Пришла. Проверьте, не стерли ли с вашего телефона какие-то важные данные. Например, номер, по которому вы можете позвонить в сложный момент. Или еще что-то. И последние звонки проверьте. Вас могли с этой трубкой подставить, позвонив с нее кому-то, скажем, от имени того же Герострата. Впрочем, последние звонки можно и стереть.

– Мне эта мысль в голову пришла сразу, как я хватился. Еще до разговора с вами. Проверил. Все последние звонки стерты. Но я их не стирал. И еще с диктофона стерта запись разговора с Геростратом. Это я проверил уже после разговора с вами. Но, в принципе, это и не суть важно, потому что запись майор Чередниченко продублировал.

– Тогда вопрос, что называется, «на засыпку», товарищ полковник. У кого, кроме вас, есть ключи от вашего кабинета?

– Был у уборщицы, которая уволилась. Я спрошу, сдала ли она ключ. Но мыть ей разрешалось только в рабочее время, то есть когда я на месте и могу проследить за ней. Впрочем, я никогда не следил, и это вообще не обязательно. Это было обязательно, когда я в МЧС работал. Там у меня секретные документы хранились. Сейчас ввел этот порядок по привычке. Еще есть ключ в сейфе дежурного, но в коробке, опечатанной моей личной металлической печатью. Это тоже привычка со времен МЧС. Здесь такого правилами не предусмотрено, тем не менее… Сейф дежурного бандиты Герострата пытались вскрыть, но не сумели. Только дверцу помяли гранатометом.

– А сам дежурный? Он что, без ключей от сейфа был?

– Он вместе с другими закрылся в комнате с металлической дверью.

– А эта дверь гранатомет выдержала?

Полковник несколько секунд помялся, медля с ответом. Потом все же сказал:

– Вы же сами видели, в нее только из автомата стреляли. Пули автомата выдержала…

– У жены есть ключи?

– Только от дома. От кабинета нет, конечно.

– А еще у кого от дома имеются?

– Ни у кого… Впрочем, есть у моего водителя… Я его несколько раз домой посылал с мелкими поручениями. Потом предложил снять с моего ключа дубликат, чтобы на всякий случай у водителя был. Это не долго. Пять минут, и ключ готов. Но от кабинета у Урзаева ключа нет.

– Позвоните жене. Пусть ключи проверит. Если на месте, можете мне не сообщать. Если нет, позвоните. Только сделайте это срочно.

– Хорошо. Сейчас же и позвоню ей…

Полковник позвонил через пять минут:

– Виталий Владиславович, от жены сообщение. Не смогла найти связку. На связке ключи и от дома, и от ворот, и от гаража, и от котельной, и от бани. Все вместе были. Связка большая, и потому она в сумке ее не носила. Лежала в ящике кухонного стола. Сейчас нет на месте. Обыскала другие места. Нигде нет.

– Хорошо. Если найдутся…

– Я позвоню…