ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Когда маленький вертолёт с красным крестом в белом круге поднимается над небольшим горным селом, Талгат что-то говорит пилоту на незнакомом языке. Тот радостно смеётся и машет рукой, изображая нечто. Но пленникам не до смеха. После такого труднейшего перехода, что выпал на их долю, до конца исчерпав их не слишком великие силы, они проваливаются в сон, едва сомкнув веки. Падают в него, словно в яму.

Во сне время идёт незаметно, но у уставшего человека и во сне продолжается и действует затвердевшая в голове ситуация, из которой, оказывается, не так-то легко и вырваться, хотя так мечтаешь об этом – белая тьма идёт и идёт на них, пересекает все сновидения. И ноги ступают и ступают по глубокому снегу. Бесконечно долго, безостановочно. И всё... И больше ничего...

Миша Каховский просыпается первым. От тишины. Миша осматривается, не шевеля головой. Вертолёт стоит на какой-то площадке, напоминающей теннисный корт. Пилота на месте нет. Талгат в кабине. Смотрит куда-то в сторону. Не спит, хотя устал, наверное, тоже основательно. Но он вообще кажется железным человеком, который и не должен знать, что такое усталость. Слышны голоса. Говорят не по-русски и не по-английски. По запаху Миша догадывается, что машину заправляют.

– Где мы? – тихо спрашивает он Талгата.

Тот оборачивается, пару секунд смотрит, потом улыбается, как здоровается. Приветливо.

– Это сынок, опять Абхазия... Побегали по горам и вернулись...

Мише всё равно... Он тут же, даже не вдумываясь в ответ Талгата, закрывает глаза и засыпает. И опять видит перед собой только секущие тугие белые ленты пурги. Ленты путаются, рвут друг друга, кромсают, больно колют лицо. А он опять переставляет непослушные ноги. И всё это без конца, и всё это без другого действия, без человеческих лиц... Без сюжета и без перспективы выйти хоть когда-нибудь из этого мучения. Изматывающий сон продолжается, как явь, не давая отдохнуть.

И даже во сне Миша чувствует, как он зол, как ожесточён и как ненавидит всё, его окружающее. Все те силы, которые обманом вырвали его из-за привычного компьютерного столика, стоящего около окна в его комнате дома, заманили туманной перспективой, приподняли довольно высоко и бросили так, что падение кажется бесконечным. Он понимает, что предел должен быть у всего, наверное, даже у Вселенной, но конца падению не видит, как не видит конца своему убивающему, а не лечащему сну...

Лёня Борман просыпается, когда снова начинает чихать двигатель, а следом за этим хлопают, раскручиваясь, винты. Вертолёт взлетает. Лёня сидит в середине, между Георгием и Мишей. Ему плохо видно то, что остаётся внизу. Но он хорошо видит горы, серым уходящим кошмаром остающиеся где-то сбоку. А с другой стороны чистый простор, среди которого не просматривается до самого горизонта ни одной вершины, хотя простор этот точно такой же серый, как горы. Вертолёт взлетает, слегка завалившись набок, делает круг, и открывается взору чистая сторона. Лёня видит море – свинцово-серое, неспокойное на ветру, зимнее. Он сразу вспоминает, как беспокоило его это же штормовое море, когда они плыли из Турции в Абхазию на утлом баркасике, и как черно плескалась за иллюминатором волна. Куда сейчас несёт их? Зачем? Что за ветер такой странный поднялся и бросает людей, как неодушевлённые предметы, по своей прихоти?

Георгий Проханов, ещё устраиваясь в вертолёте, подумал, что никогда в жизни не уставал так, как устал сейчас. И больше так уставать не хочет. Он хочет только спать... Только спать, и больше ничего ему не надо... Если бы ему сейчас предложили бежать и даже возможность такая представилась, он всё равно бы отказался. Сказал бы, что не может, потому что хочет спать... И, засыпая, решил, что больше не проснётся никогда...

Он просыпается, когда вертолёт уже летит над морем. Горизонт впереди не показывает ему таких опостылевших гор, и это сразу радует. Но Георгий приподнимает голову, чтобы увидеть впереди что-то ещё, и видит море, только море. Смотрит по сторонам – там тоже море. А горы виднеются где-то слева – вдалеке, в свинцовом тумане. Он сразу понимает, что летят они в Турцию, и начинает анализировать ситуацию. Он не может не анализировать, потому что у него мозг аналитика, и он привык анализировать всё, с чем сталкивается. И сейчас не может уловить в происходящих событиях логики.

Само одновременное похищение трёх программистов давно уже объяснило Проханову, что цель этого похищения – отнюдь не меркантильная. Некому платить за них большие деньги. Да и узкая специализация каждого из собратьев по несчастью подсказала – их хотят использовать по профессиональному профилю. Наверное, именно для этого им оставили их ноутбуки. Каждый программист, усаживаясь за чужой компьютер, чувствует дискомфорт. И мысль не так работает, как привыкла работать, – менее продуктивно. Георгий помнит, что даже в лаборатории сотрудники не любят работать за чужими компьютерами. Решение об оставлении персональной техники принимал понимающий человек. Пока ни один понимающий хоть что-то в программировании им не попался. Пока их просто гоняют с места на место. Самое главное – непонятно, зачем гоняют? Прибыли из Турции в Чечню. Сделали такой трудный переход через несколько перевалов, чтобы попасть в нужное место. Потом эти страшные часы... сутки... годы... Непонятно, сколько длился их переход сквозь пургу... Потом уход от преследования... Казалось бы, всё обошлось благополучно, ушли... Задача выполнена... Но их опять отправляют в Турцию. Зачем? Чтобы чуть-чуть погодя снова пробираться в Чечню?

Георгий понимает, что во всех поступках и событиях непременно присутствует логика. Даже в тех, что не поддаются на первый взгляд принципам логического следования. Не может вообще быть события, где отсутствует логика. Даже игра в лотерею поддаётся логическому исчислению, о чём говорит хотя бы теория случайных чисел американца Неймана. Георгий пытается найти логику в происходящем. Но не видит таковой. Впечатление складывается, будто их просто возили на тренировку. Проверяли способность к выживанию. Но способность выживать в экстремальных обстоятельствах – это не их профессия. Для этого существуют боевики и спецназовцы. Кто кого... Они пусть и проверяют такую способность друг у друга. При чём здесь компьютерщики-программисты? И вообще – а может быть, это и есть главное? – какое отношение имеют компьютерщики к боевикам? Кто такие чеченские боевики? Может быть, и есть среди них борцы за свободу, но название у них одно – террористы! Как он сразу не догадался! Их хотят использовать для проведения террористического акта. Так? Так! Использовать, а потом убить... Потом они будет отработанным материалом... Что сам Георгий делает с отработанным материалом? Он удаляет его их компьютера, чтобы не мешал и не занимал память. Точно так же должны поступать с отработанным материалом и террористы.

Проханов даже удивляется, как он не додумался до этого раньше. Их обязательно убьют, как только исчезнет в них надобность.

Берег показывается издалека. И тоже не рисунком береговой линии и пенистого прибоя, а горами на горизонте – синими, хмурыми... Снова горы... Наверное, одного посещения хватило бы на всю жизнь... Но их опять везут неизвестно куда и снова в горы... Короткое время спустя появляется уже и пена прибоя. Участок берега не слишком оживлённый. По крайней мере издали трудно рассмотреть на берегу большие поселения, хотя небольшие рыбацкие деревеньки наверняка есть.

Пилот ведёт с кем-то переговоры. Должно быть, на турецком языке, если предположить, что они прилетели всё-таки в Турцию.

Георгий, проснувшись, так и не засыпает больше, хотя только несколько часов назад думал, что вообще никогда не сумеет больше проснуться. Словно чувствуют приближение берега Миша с Лёней. Шевелятся, просыпаются, вертят головами, шеи тянут, чтобы увидеть береговую линию.

Оборачивается Талгат. Смотрит чуть насмешливо. Но глаза у него тоже сонные. Значит, и железный человек не чужд ничему человеческому. Он тоже какое-то время спал.

– Некоторое время, молодые люди, вы будете моими гостями... Осмотр местных достопримечательностей я вам не гарантирую, но необходимые удобства предоставить смогу... Не обижайтесь, что вы будете постоянно под присмотром охраны...

– Это Турция? – спрашивает Лёня.

– Это Турция...