Мы были готовы встретить именно такую неожиданность. Выключенный лифт насторожил меня, и насторожил не напрасно. Лифт обычно выключают, чтобы случайно не открылись не вовремя двери и не преподнесли неприятную неожиданность в виде свидетелей. Свидетелей никто не любит… Включить лифт и привести его в рабочее состояние просто не нашли нужным, опять пренебрегая правилами или даже просто мелочами. Они не посчитались с тем, что работают против опытного человека. Они просто никогда не работали против опытных, специально обученных людей, умеющих прочитать опасность в малейшем несоответствии фактов. Другой бы, обычный человек, на моем месте посчитал, что лифт ремонтируют, и это дорого обошлось бы ему. Я предпочел проверить. И подумал, что ремонтники, во-первых, работали бы в подъезде, во-вторых, открыли бы лифтную клетку, а не пользовались бы палкой, чтобы нажать на кнопку магнитного пускателя. И вообще ремонтникам иногда свойственно вывешивать табличку с надписью: «Лифт не работает»…

– Кого надо? – спросили из-за двери.

– Это сосед снизу… Ты, брат, нас затапливаешь… – с легким возбуждением и возмущением сказал старший прапорщик Волосняков. Когда человека затапливают, он обязательно так говорить будет, и не иначе.

– Никого я не затапливаю… – Теперь в голосе явственно слышался кавказский акцент, и вопрос наших дальнейших действий уже более-менее прояснился. – Чего надо?..

– Выйди, сам посмотри… – Олег уже говорил грубо, с напором. – Слышишь, ты… Иди… Сам посмотри… – И в подтверждение того, что зол, еще и ладонью в дверь стукнул.

Тот или те, кто находился по ту сторону двери, легко сообразили, что если тон становится агрессивным, то может подняться шум. А ему или им никак не хотелось поднимать шум. Теоретически всегда кажется, что с одним человеком легче справиться тихо, чем с целым подъездом. Но это только теоретически. В действительности все может оказаться совсем не так…

В замке звучно зашевелились детали. Непривычная к нему рука не сразу смогла справиться с простейшим механизмом. Но это нормально. Я сначала, когда у Антона остановился, тоже не мог с ним справиться, только на второй день привык. Но дверь, несмотря на капризный замок, все же открылась. Какой-то человек средних лет, высокого роста и с сердитым взглядом хотел было шагнуть за порог, но тут увидел, что вместо одного человека перед ним оказались трое. Эта картина его сильно, как мне показалось, смутила. Но больше он ничего увидеть не смог…

Поднятая на уровень груди левая рука Олега, казалось, не выпрямилась, а выстрелила – основание ладони ударило открывшего дверь в середину груди, в межреберье, в самое слабое место грудной клетки. Перелом грудной клетки от такого удара обеспечен, обеспечен в лучшем случае и ушиб сердца. Но нам на лучший случай долго надеяться не пришлось. Наш случай оказался из ряда худших, потому что изо рта упавшего на руки к капитану Ламберту чеченца пошла кровь. Значит, сердце такого резкого удара не выдержало…

Ламберт с телом шагнул в сторону, освобождая дорогу.

Волосняков, как ударная сила, первым шагнул в квартиру, я поспешил за ним, но при всей спешке мы не издали ни звука. Из кухни, сбоку от нас, выходил второй человек, так и не успевший вытащить пистолет, хотя руку подмышку все же засунул. Теперь уже я успел ударить – тоже левой, тоже основанием ладони, но в лоб. Чтобы бить в межреберье, следует быть на сто процентов уверенным в точности и силе своего удара. Я не был уверен. И потому бил в лоб. Этот удар более эффективен даже при меньших боксерских талантах, но менее опасен. Он обещает только сотрясение мозга и временную потерю сознания. Но обещает твердо. Второму противнику я уже позволил упасть со звуком, потому что теперь стесняться было нечего, а задерживаться на месте, чтобы поддержать человека, я не хотел, и мы со старшим прапорщиком быстро осмотрели всю квартиру.

Бандитов больше не было.

Но не было дома и Антона…

А ведь брат обещал меня дождаться, и времени в запасе у меня было около часа…

Всегда невероятно аккуратный, капитан Ламберт, стараясь не испачкать руки и собственную светлую рубашку чужой кровью, занес в квартиру первого встретившего нас чеченца и положил его не на светлый палас, а на линолеум, с которого потом можно легко смыть кровь. Проявил уважительную щепетильность по отношению к чужому имуществу. И самого чеченца положил тоже прямо, почти по стойке «смирно», если можно принять эту стойку в лежачем положении. Мы с Волосняковым, не согласовывая действия, но тем не менее работая слажено, обезоружили и связали второго бандита и даже со всеми удобствами усадили в мягкое кресло. Так он не будет сильно шуметь, когда надумает по какой-либо из предполагаемых нами причин падать. Кресло глубокое, из него просто так, да еще связанный, не вывалишься. И я даже не побрезговал небритую физиономию ладошками по щекам «погладить», чтобы в сознание привести. Так, несколько легких шлепков, от которых синяков почти не остается… Но он глаза долго открывать не желал, прикидывался, будто «в полной глубокой отключке» пребывает. Пришлось ударить посильнее, не побоявшись ладонь о щетину ободрать… И он очнулся…

Олег тем временем склонился над первым мужчиной, пощупал пульс, потом ладонью закрыл его распахнутые, в ужасе застывшие глаза. Помощь уже была не нужна… Вообще-то она была не нужна уже сразу после удара… И потому старший прапорщик решил воспользоваться психологически напряженным моментом и ко второму бандиту повернулся резко, словно готовый к прыжку хищник. И даже наклонился слегка хищно… Тот в сознание уже пришел окончательно и с испугом смотрел на окровавленный рот своего собрата по несчастью. Жалкая, испуганная физиономия… У меня, однако, жалости не возникло. Эти подонки ни к кому и никогда жалости не испытывали. Не испытали бы и ко мне, повернись ситуация по-другому. Они знали, кого ждали. Но дождались совсем не того, чего хотели добиться. Почему я должен испытывать жалость к ним?..

– Тебе он нравится? – спросил старший прапорщик, потирая кулак. – Ах, тебе, сучонок, не нравится… Но он легко умер. Сразу… Ты так не умрешь, обещаю… Ты у меня, подлюка, долго мучиться будешь… До-олго…

– Если не будешь говорить… Говорить много, по делу и честно… – добавил я, тоже резко и с нажимом включаясь в разговор. – Первый вопрос… Слушай, козел, внимательно и отвечай быстро, без запинки… Где Антон?

– Кто?

Ах, невинное недобитое создание… Еще и харю удивленную строит. Я, конечно, не такой спец, как старший прапорщик, но тоже кулаки имею…

– Мой брат… Хозяин этой квартиры… – Голос мой, честное слово офицера, хорошего обещал мало, и пленник это понял. Тем более что я и кулак, с которым он уже успел познакомиться, впечатляюще поднял. – Где он?..

– Его… – Чеченец слова произносил с трудом, словно я не в лоб его перед этим ударил, а в челюсть. – Его эмир увез…

– Какой эмир? Имя! – прикрикнул я.

– Гочияев…

– Шарани? – переспросил я, потому что из всех чеченских, ингушский и дагестанских настоящих и бывших полевых командиров, которых подчиненные в Чечне и Ингушетии уважительно именовали эмирами, а в Дагестане амирами, я знал только Шарани Гочияева. Не лично, естественно, знал. Я даже против его банды, когда она у Шарани еще была, не воевал. Только знал имя по сводкам и, кажется, видел фотографию в материалах по розыску. Такой тип, помнится, с неаккуратно сломанным горбатым носом… Впечатление такое, будто ему нос наш старший прапорщик сломал…

– Шарани… – подтвердил пленник. – Шарани… Он… Эмир Гочияев…

– Куда увез? – Следующий вопрос был логичным, но от этого не менее грозным.

– Этого я не знаю. – Пленник испуганно перебегал глазами с Ламберта на Волоснякова, потом на меня, и обратно. Поскольку мы все были в гражданском, он не знал, кто здесь старший по званию. Капитан Ламберт вроде бы отпадал, мы со старшим прапорщиком были одного возраста, и пленник не знал, с кем ему следует общаться с наибольшим почтением. А он, кажется, именно к этому стремился. – Нас сюда привезли… Эмир нам навстречу попался, он ничего не говорил… Велел только ждать здесь брата того, кого увезли… Застрелить велел… Оружие дал…

– Дал оружие… А своего оружия ты в жизни не имел… – не спросил, а сказал я утвердительно, заранее зная ответ.

– Мамой клянусь, никогда не было…

И здесь тоже начинается… Такие клятвы я слышал много раз. Однажды в Чечне задержали человека. Подозревали, что он из банды, обстрелявшей милицейскую колонну. Тоже мамой клялся, что никогда в жизни с бандитами дела не имел, и даже стрелять не умеет… Потом сняли с него рубашку. У него весь бицепс на правой руке синий – приклад руку отмолотил отдачей. Чтобы такой синяк заработать, надо не менее пяти магазинов один за другим выпустить. С того раза я эту клятву всегда воспринимаю как характерный признак обмана.

– А откуда вы знали, что брат должен приехать? – вовремя сориентировался Ламберт.

– Шарани сказал… Эмир то есть… Он знает…

Этот вопрос меня интересовал особо, потому что я хотел удостовериться, что уши у знания Шарани растут не из нашей бригады, где за моим отъездом наблюдали многие. И многие участвовали в боевых действиях в Чечне, и многим еще предстоит в них участвовать, потому что порядка там и в соседних республиках, похоже, не предвидится долго. Плохо, если едешь в Чечню и не знаешь, есть ли среди твоих подчиненных предатель. А если такой есть и ты не знаешь, кто он, то это втройне неприятно и опасно для всего отряда.

Виброзвонок моего мобильника прервал разговор. Я глянул на определитель. Звонил, как ни странно, Антон. Вернее, звонила его трубка, поскольку я не предполагал, что Антона могут так быстро и без проблем отпустить. Для разговора, кивнув коллегам, я вышел в подъезд. Там я мог говорить свободнее.

– Слушаю… – сказал я сдержанно, не зная, чей голос я сейчас услышу, и по-прежнему слегка беспокоясь.

– Андрей… – Брат говорил почти официально. – Здравствуй…

– Здравствуй, Антон…

– Ты сегодня ко мне не приедешь?

Он отлично знал, что по времени я уже должен был приехать. Я понял все…

– Вообще-то я не собирался, но могу… Нужно что-то?

– Разговор есть… Серьезный… Тут у меня неприятности назревают… Твоя помощь требуется… Но разговор не телефонный… Приезжай обязательно…

Я включился в игру, предложенную братом. Естественно, никому со стороны, кто слушал этот разговор, такая игра непонятна, поскольку никто не слышал наш предыдущий разговор.

– Хорошо… Я постараюсь… Ближе к вечеру, после семи… Может быть, даже позже, ближе к ночи, если меня задержат тут… Я вообще-то позвоню тебе обязательно… У меня сейчас дел много… Из отпуска отзывают… Хотят снова в Чечню отправить, на замену… – Я сам не знал, для чего сказал это, но вспомнилась фраза первого из покушавшихся, и захотелось для яркости и ясности подлить масла в огонь. И при этом я хорошо знал, кому я говорю эту фразу… Я знал, кто стоит рядом с Антоном и внимательно вслушивается в каждое слово.

И эта моя фраза, если меня в самом деле не желают допустить в Чечню, обязательно активизирует действия бандитов и заставит их в срочном порядке искать меня. В то же время я буду искать их. Но, по крайней мере, до вечера у меня время есть. И я постараюсь использовать его с толком.

– Я буду ждать… Позвони… – Антон тоже понял, что до вечера его не тронут…

Таким образом, моя задача получила четкие временные рамки – до вечера…

– И как давно ты с Шарани работаешь? – поговорив с братом, спросил я бандита, продолжая прерванный допрос и стараясь не показать тоном, что я уже слегка успокоился, и этим не дать успокоиться ему.

А мне успокоиться было отчего. Больше всего меня волновало положение брата. После звонка оно стало, несомненно, лучше. По крайней мере, стало более определенным. Теперь я знал, что он в руках у Шарани, и его не тронут до того, пока я не приеду туда, куда я уже приехал. Второй вопрос, который волновал меня не меньше – откуда бандиты знали, что я должен приехать? Наличие предателя в бригаде было чревато последствиями в случае попадания такого предателя в очередную группу, отправляющуюся в Чечню. Теперь я понял, что эмир Гочияев информатора не имел. Он не знал, что я выехал, и только с помощью Антона надеялся выманить меня сюда, на квартиру.

Но пленник не должен знать, что именно в моей голове изменилось. Он должен чувствовать прежнее, если не большее, напряжение. И я взглядом стремился это напряжение показать.

Он, кажется, понял, наконец, кто здесь старший, и уже не отрывал от меня преданного собачьего взгляда. Почти влюбленного взгляда, призванного доказать, что он за меня готов и в огонь и в воду. Так смотрят на обожаемых вождей, а не на противников. Странно, я никогда не претендовал на роль чеченского вождя.

– Нас только вчера познакомили…

– Надо же, и сразу такая преданность, что по одному слову готов пойти убивать…

– Вы меня тоже поймите… Вам хорошо… У нас и дом, и служба… А я только вчера приехал… Я в другом городе жил, но там работы теперь нет… Сюда посоветовали, сказали, работа будет… Дома-то тоже работы нет… Приходится ездить, скитаться, по углам ютиться… С женой, с детьми… Моему старшему сыну в первый класс пора, а где он в школу пойдет, если у нас своего дома нет и у меня работы нет…

Бандит откровенно давил на жалость. И того, кто положения вещей не знает, такая плаксивая исповедь пронять может. Трудно не согласиться с тем, что в Чечне с работой постоянная напряженка. Однако и там люди работают. И в других городах они работают. Но работу находит только тот, кто хочет ее найти. А кто не хочет, тот жалуется на ситуацию, а не на себя. Но есть еще и иная категория, которая ситуацией пользуется…

– И эмир Шарани Гочияев дал тебе работу…

– У меня денег нет, мне жену с сыновьями кормить нечем… Мне за квартиру платить нечем…

Волосняков раскрыл лежащий на столе большой бумажник, который он вытащил из кармана бандита, и стал пересчитывать тысячные купюры. Не досчитал до конца.

– Шестьдесят с лишним тысяч… Конечно, с голоду пухнет парень… Для него это не деньги… Шестьдесят тысяч простой работяга зарабатывает за полгода…

– Это эмир Гочияев дал… – сразу сознался чеченец.

– Оплата убийства подполковника Буслаева… – сказал я.

– Это на устройство… Квартиру снять… Сразу заплатить… Мы пока у знакомых остановились… Там тесно… Всем негде жить…

– Снять квартиру, а потом уехать… – Из того же бумажника старший прапорщик извлек железнодорожные билеты – четыре штуки, со страховыми квитанциями и еще какими-то копиями. – Со всей семьей уехать…

Пленник, похоже, о билетах забыл, и их появление на свет стало для него ударом. Он опустил голову.

– Где сейчас твой эмир Гочияев? – спросил Волосняков. – Быстро… Быстро отвечай… Внятно и без нытья…

Он поднял кулак. Пленник это движение заметил и сжался.

– Повторить вопрос? – Я тоже поднял кулак.

Он сжался еще сильнее и стал похож на ребенка.

– Я не знаю, где он живет… Мы в кафе встречались… В чеченском кафе… Два раза, вчера и сегодня…

– «У горного ручья», – сказал я. – Только мне казалось, что это ингушское кафе…

– «У горного ручья»… Ингушам там нечего делать… Мне сказали, туда подойти…

– Кто сказал?

– В другом городе… Знакомые… Сказали прийти и спросить эмира Гочияева… Эмир работу даст и с квартирой вопрос решит…

– А он? – показал я на убитого.

– Он тоже… Приехал… Он не со мной… Он сам… К эмиру…

Меня, впрочем, мало интересовал второй бандит. Пусть он интересует подполковника Капустина, которому вести расследование и связывать концы с концами. Мне важно найти и выручить брата и с эмиром Шарани Гочияевым разобраться. Очень уж я человек от природы любопытный и ни за что не откажусь от мысли выяснить, за что меня стараются убить. Это, кстати, и последующие покушения предотвратит. По крайней мере, я на это надеюсь…

– Нам пора ехать… – решил я.

Пленников, однако, оставлять без присмотра неприлично. Чтобы не создавалось впечатления неуважительного к ним отношения, я решил передать их на руки Капустину, о котором вовремя вспомнил, и вытащил трубку, чтобы позвонить. И в этот момент позвонил наш командир, полковник Баргузинцев. Я снова вышел в подъезд и оставил включенным «подснежник», чтобы наш с командиром разговор был доступен Ламберту и Волоснякову.

– Андрей Васильевич, у меня к тебе просьба есть… – Полковник, верный своей манере, не спрашивал, а сразу начал с дела. Он всегда так общается.

– Слушаю, Валентин Георгиевич…

– Мне сейчас звонил начальник областного управления ФСБ генерал-лейтенант Рябушкин. Он очень просит тебя найти и спрятать поглубже, чтобы бандиты до тебя не добрались и чтобы ты не помешал им работать…

– Поздно. Мы уже увязли в бандитском болоте… Работа в самом разгаре… Это, на мой взгляд, уже достаточная причина для продолжения работы.

– Понял. Выйти безболезненно возможности нет?

– Они похитили моего брата и устроили в его квартире засаду для меня…

– Классическая «мышеловка»…

– Да. Два человека. Нас трое. Одного мы не уберегли, второго сейчас допрашиваем. Я знаю, где искать человека, который все организовал. Ты тоже про него должен слышать. Он проходит и по федеральному, и, кажется, по международному розыску. Некий эмир Шарани Гочияев…

– У меня нет сводок по розыску. Но я буду рад, если ты до него доберешься. Что с братом? Есть след?

– Есть… И упустить этот след я не могу…

– Могу тебя понять… Короче говоря, дело так обстоит… Я даю тебе полную свободу действий. У меня нет с тобой официальной связи. Хотя ты позванивай по мере необходимости, и вообще, чтобы я в курсе дела был… С ФСБ постарайся не конфликтовать. Там еще московская бригада приезжает… Я так понял, что просьба «придержать» тебя идет от москвичей… И еще… Не сильно афишируй, что тебя из отпуска отозвали… Нехорошо получится, если этот факт всплывет… Тогда твои действия можно будет рассматривать как операцию, проводимую бригадой спецназа ГРУ в противовес операции, проводимой «Альфой»…

– Я понял… Не переживай, Валентин Георгиевич. Мы будем работать аккуратно и в полной «автономке»… Но оставить брата у них в лапах я не могу, сам понимаешь…

– Понимаю… Работай…

Осмыслив ситуацию, я все же хотел позвонить Капустину, чтобы он пленника забрал, труп из квартиры брата увез, пока он вонять не начал. В такую жару процесс разложения быстро начнется. Но Капустин позвонил сам…

Я вернулся в квартиру.

Видимо, старший прапорщик допрос продолжал, потому что пленник встретил меня радостным взглядом, словно я нес ему избавление от многих бед, которыми ему грозил Волосняков.

– А за что ты Асланбека Тагиева убил? – спросил я, присаживаясь перед пленником на краешек стула и наклонившись вперед, чтобы смотреть глаза в глаза.

– Это не я… – Пленник испугался. – Это он… – И показал кивком на тело.

Но по его глазам я понял, что он не только испугался, а еще и лжет.

– Это не важно – кто… – сказал я, пока не обостряя ситуацию. – Важно – за что?

– Гочияев приказал… Эмир Гочияев… Асланбек – мент… Он приехал тебя предупредить, что тебя убить хотят…

– А вот теперь я подхожу к самому главному вопросу! За что меня хотят убить?

– Этого я не знаю… Эмиру Гочияеву так приказали… Тебя нельзя пускать в Чечню… Больше я ничего не знаю…

Теперь по его глазам я прочитал, что он говорит правду…

Подполковник Капустин почувствовал себя лучше. На Буслаева, кажется, можно положиться… Вообще-то Игорь Евгеньевич не любил перекладывать ответственные дела на других и надеяться, что кто-то другой придет и сделает за него то, что сделать необходимо. Он предпочел бы сам найти этого эмира Шарани Гочияева. Но при этом понимал и то, что подполковник Буслаев вынужден сделать это сам, поскольку брата похитили именно его, и в такой ситуации лучше Буслаева с делом никто не справится. А справившись со своим делом, Буслаев автоматически решит и вопрос безопасности семьи Капустина. Оставалось самое сложное в данной ситуации – самому не мешать спецназовцу работать и не позволить другим помешать. Вот эта, последняя задача вызывала у Капустина опасения. Но все опасения таковыми только и остаются, пока не будет каких-то конкретных действий или решений. А они будут только с приездом московской оперативно-следственной бригады.

Прежде чем доложить о результатах беседы с Буслаевым, Капустин включил компьютер и нашел в базе данных досье на Гочияева. Быстро прочитал и еще больше уверился в том, что угроза, прозвучавшая в адрес его семьи, не беспочвенная. Гочияев, согласно всем характеристикам, отличался особой жестокостью и жалости не знал. Он не пощадил даже собственного отчима, когда тот попытался противостоять ему. Не щадил своих помощников, если те смели ему возразить, хотя всегда заботился о других, кто подчинялся ему беспрекословно. И потому за Шарани многие шли до конца. По крайней мере никто не выдал его, когда на Гочияева была объявлена охота в Гудермесе, где он скрывался. Тем больше оснований у Капустина вести двойную игру. Подчиняться своему командованию, но помогать при этом Буслаеву, которому в одиночку с такой задачей справиться трудно.

Но время терять было нельзя, пора выезжать по адресу, а перед этим все же было необходимо доложить полковнику Сазонову о новом обострении ситуации. Игорь Евгеньевич взялся за телефонную трубку. В кабинете Сазонова не оказалось, не отвечал и номер в приемной. Должно быть, полковник еще не вернулся от начальника управления. И потому Капустин позвонил полковнику на мобильник, что вообще-то делал редко, только в случае крайней срочности.

– Буслаев нашелся? – без предисловий спросил Иннокентий Станиславович.

– Буслаев только обозначился, товарищ полковник, – ответил Капустин.

– Каким образом? Докладывай коротко, я в кабинете генерала…

– Мне позвонил какой-то человек от подполковника Буслаева. Сообщил, что у нас в городе работает банда под руководством эмира Шарани Гочияева, находящегося в федеральном и международном розыске. Именно эта банда и готовила покушение на спецназовца. А сейчас захватила в заложники брата подполковника. На самого Буслаева в квартире брата была устроена засада из двух боевиков. Один из боевиков убит, второй связан и оставлен в квартире. Нас просят забрать его и допросить…

– Ой-ей… Наворочал дел этот Буслаев и еще, похоже, наворочает… – проворчал полковник. – Ты спросил, как его найти?

– Так точно… Спросил… Добраться до него можно, только когда он сам пожелает, а Буслаев, кажется, не слишком желает… У подполковника нет мобильника. Буду ждать, когда выйдет на связь… А пока поеду на квартиру. Дверь оставили открытой… Боюсь, боевики могут заехать, чтобы своих проведать…

– Позвони оттуда… Мы будем ждать… – сурово приказал полковник. – Здесь, вместе с товарищем генералом… Как, говоришь, фамилия эмира?

– Гочияев… Шарани Гочияев… Я уже просмотрел его досье… Не слишком приятный тип… К нашему счастью, в боевой подготовке не слишком умелый…

– Познакомимся…

Капустин вызвал дежурную оперативную группу, еще раз проверил адрес по материалам уголовного дела и выехал. Уже на половине дороги его застал телефонный звонок с незнакомого номера.

– Слушаю, подполковник Капустин.

– День добрый, коллега… – раздался незнакомый бодрый молодой голос. – Подполковник Ларичев, оперативно-следственная бригада антитеррористического управления ФСБ России. Мне приказано связаться с вами, чтобы вы ввели меня в курс дела…

– Извините, мне дали ваш номер… Другой… У вас далеко вторая трубка?

– Под рукой… Перезвоните на нее… – согласился Ларичев, понимая, что подобная проверка необходима, и не возражая против нее.

Капустин точно номер не помнил, и потому пришлось достать из кармана листок, выделенный ему полковником Сазоновым. Карман был под бронежилетом, и добраться до него сразу было сложно. Наконец Игорь Евгеньевич набрал номер. Подполковник Ларичев ответил сразу.

– Меня зовут Артем Сергеевич… Вас, насколько я помню, Игорь Евгеньевич…

– Память вас не подвела… – Капустин сохранял в разговоре хладнокровие, стараясь не показать ни восторга, ни неприязни…

– Игорь Евгеньевич, мы с ситуацией до вылета знакомы. Что-то изменилось?

– Да. Ситуация обострилась.

– Обрисовать по телефону можете?

– Без проблем. Выяснилось, что террористов возглавляет некий эмир Шарани Гочияев…

– Он сам здесь? – В голосе Ларичева послышались радостные нотки.

– Мне сказали, что он здесь…

– Это удача… Мы его по всей России ищем, а находим случайно… Мы сюда едем искать его следы, а находим его самого… Это не некий эмир… Это достаточно опасный и хитрый человек, хорошо нам известный…

– Я уже прочитал досье на него…

– Прекрасно. Что еще? Я слушаю вас…

– Вас интересовал подполковник Буслаев из спецназа ГРУ…

– Да… Желательно на время изолировать этого подполковника, чтобы не мешал… Не захочет добровольно, нужно найти причину, чтобы изолировать принудительно…

– Это невозможно… – возразил Капустин. – Во-первых, это непорядочно, и я не собираюсь принимать участие в таких мероприятиях, во-вторых, Буслаева так же трудно найти, как Гочияева… если не труднее… Гочияев похитил его брата, чтобы заманить спецназовца в ловушку… Буслаев в эту ловушку хочет пойти сам… Это пока все, что мне известно…

– Где вы сейчас? В управлении? – Голос Ларичева потерял недавний юношеский задор и стал после обвинения в непорядочности жестким.

– Я еду на квартиру брата подполковника Буслаева. Там была засада, которую Буслаев ликвидировал. Один боевик убит, второй оставлен связанным…

– Говорите адрес… Мы выезжаем туда же…

Капустин неохотно продиктовал адрес. Ларичев повторил и сразу после этого отключил телефон…

Когда подъезжали к дому, Капустин вспомнил совет Буслаева и снова позвонил Ларичеву.

– У меня к вам просьба, Артем Сергеевич…

– Слушаю… – Московский гость был недоволен.

– У вас бригада большая?

– Двенадцать человек.

– Не хотелось бы, чтобы все во дворе светились. Гочияев не знает, что его парни так «влипли», и может прислать к ним или подмогу, или замену… Я планирую после осмотра оставить на месте засаду…

– Хорошо… – Ларичев легко вошел в деловой ритм. Я поднимусь один… А что, у Гочияева не было со своими людьми связи? Это выглядит странно…

– Мобильников у бандитов не было…

– Тогда – до встречи…

На тот случай, если к оставленным в засаде боевикам Гочияев уже отправил подмогу, Капустин отправил впереди себя троих автоматчиков, предупредив их, чего можно ожидать. Затруднения вызвала дверь в подъезд с домофоном, но это затруднение легко разрешилось обычным способом – поочередно набирали номера квартир, в третьей по счету ответили и дверь для «слесаря» открыли. С собой подполковник взял только двух экспертов, всех остальных, приехавших на трех машинах, расставил в разных концах двора, чтобы контролировали подходы и предупредили, если пожалуют нежданные гости. Лифт не работал. По лестнице поднимались быстро, из-за чего перед дверью пришлось остановиться и перевести дыхание.

Дверь в квартиру открылась от легкого толчка. Значит, на замок изнутри никто не закрылся. Если бы новые боевики вошли в квартиру, они скорее всего закрылись бы там. Но все же Капустин опять пустил вперед автоматчиков, а сам вошел за ними. А эксперты вошли уже за ним.

Прямо за дверью из полутемного коридора, в стороне от светло-рыжего паласа, неподвижно лежал, залив вышедшей из горла кровью линолеум, человек. Рядом с креслом лежал второй. Руки связаны за спиной, петля прочного двойного шнура шла от рук, захватывала подогнутую к пояснице правую ноги и дальше поднималась, перехлестывая горло. Если бы человек попытался встать или выпрямить ногу, он задушил бы себя.

– На «бабу ягу» связали… – отметил один из автоматчиков. – Фирменный стиль спецназа ГРУ. Они, похоже, здесь побывали…

– Они или он… – согласился Капустин.

Один из экспертов склонился над трупом, пытаясь понять, отчего бандит умер. И поставил руку на грудь мертвеца. Тело слегка продавилось, и из горла вырвалась новая порция крови, уже загустевшей и оттого почти черной.

– По этому парню, похоже, танк проехал… – сказал эксперт. – Прямо по грудной клетке… Это даже не перелом, а пролом в районе межреберья и, соответственно, разрыв сердца. Аорта в клочья… Чем, интересно, его били?..

– Думаю, что кулаком… – предположил подполковник.

– У нас тоже есть пара парней… – согласился автоматчик. – Грудь одним ударом проламывают… Только не кулаком бьют, а основание ладони…

Два других автоматчика развязывали едва живого от страха второго чеченца.

Осмотрев комнату беглым взглядом, Капустин вышел в подъезд, не зная, что повторяет действия Буслаева. И только в подъезде набрал номер спецназовца.

– Андрей Васильевич…

– Слушаю вас… – отозвался Буслаев, опять переходя на «вы». – Вы добрались до квартиры?

– Добрались… Я в подъезд вышел, позвонить… В квартире все по-прежнему. Думаю, все так, как вы оставили… А я спешу сообщить вам принеприятнейшее известие… Типа того самого, про ревизора… Короче говоря, московская оперативная бригада приехала. Сейчас сюда едут… Уже по телефону предлагали мне вас отыскать и изолировать. Я сказал, что вас найти так же трудно, как Шарани Гочияева. Между тем, я догадываюсь, что вас в данный момент интересует кафе «У горного ручья»… – Капустин невольно тоже перешел с дружеской на вежливую форму общения.

– Вы правильно догадываетесь…

– Я боюсь, что и москвичи проявят сообразительность. У них допуск ко всем материалам дела. И они наверняка уже готовы к активным действиям… Как я понял, им нужен только Гочияев… На него идет большая всероссийская охота… «У горного ручья» – это проявленная нить… Следовательно, они наверняка устроят за кафе скрытное наблюдение. Будьте готовы к возможной встрече. Они люди опытные и сразу определят, что кто-то наблюдает за тем же самым объектом, что и они… Могут возникнуть эксцессы…

– Спасибо за предупреждение, Игорь Евгеньевич… Я думаю, что вам тоже следует ждать гостей, потому что здесь, мне кажется, зашевелелились… Я не думаю, что это кафе настолько популярно… Один из моих помощников…

– Так вы не один?

– Нет, я с опытными помощниками…

– Это уже легче… Продолжайте…

– Один из моих помощников хотел зайти в кафе на разведку, чтобы перекусить и присмотреться. В кафе семь столиков. И все заняты… Он насчитал двадцать три человека… И они не торопятся уйти… Впечатление такое, будто чего-то ждут… Чего они ждут?

– Команды?

– Допускаю… Но я сразу выскажу еще одно мнение и дам дополнительную информацию… Для чего Гочияев захватил моего брата? Чтобы меня выманить… Как выманить? Он заставил брата позвонить мне и попросить приехать… Дескать помощь нужна… Я обещал приехать после семи… Но перед этим я должен позвонить брату… И до моего звонка с сообщением о том, что я еду, Антон будет пребывать в безопасности. А хитрость вот в чем… Гочияев не знал, что я разговаривал с братом за полчаса до захвата и уже сообщил ему, что подъезжаю к городу… Понимаете ситуацию?

– Они ждут вашего звонка?

– Есть у меня такое предположение… Это как вариант…

– Но двадцать три человека на одного… – возразил Капустин. – Это не слишком ли много даже для вас, Андрей Васильевич?.. Может быть, у них есть еще какие-то планы?

– Возможно… Я не настолько высоко себя ценю… Но я обещал еще дополнительную информацию… Информация такого плана. Мы допросили того парня, что остался связанным в квартире. Он сообщил нам, что есть приказ ни в коем случае не допускать меня в Чечню… Памятуя, что это уже во второй раз звучит, я в разговоре с братом пожаловался на занятость, связанную с тем, что меня собираются в Чечню опять отправлять… Гочияев наверняка разговор прослушивал и потому торопится… Я предполагаю, что им руководит кто-то оттуда, из Чечни… Хотя по-прежнему не могу знать причину такого интереса к собственной особе… Но у меня есть опасения, что именно эта моя фраза и заставила Гочияева собрать такие большие силы, чтобы многократно перестраховаться… Я не думаю, что они всей толпой засядут в квартире Антона… Они обложат все дворы кругом… Перекроют дороги… Запустят меня в круг и постараются не выпустить… Как зовут командира московской следственной бригады?

– Подполковник Ларичев, Артем Сергеевич…

– Сообщите подполковнику, что я звонил вам с таксофона и выложил свое видение событий. Я позвоню позже, может быть, в течение двух часов, чтобы уточнить ситуацию. Если я прав, то вам вместе с москвичами предстоит самим перекрыть весь район, куда выступят бандиты. И там, когда они уже разделятся и разберутся по постам, захватывать их партиями…

– А что мешает нам захватить их всех в кафе? – не понял Капустин. – Больше вероятность, что мы никого не упустим.

– Во-первых… Двадцать три человека, пусть сейчас и не имеющие автоматов – а мы не знаем, где у них автоматы хранятся, может быть, в самом кафе! – это серьезная сила, способная оказать длительное сопротивление. Кафе располагается, как вы знаете, на оживленной улице. Невозможно перекрыть людской поток незаметно. Значит, могут быть жертвы со стороны мирного населения и заложники… Кроме того, мы не знаем, где содержится мой брат, и еще: мой человек, который помнит Гочияева по фотографии в сводке, уверен, что его в кафе нет… Эмир может управлять событиями из другого места… Но вот убедиться в том, что подполковник Буслаев ликвидирован, он, возможно, пожелает лично… Следовательно, его необходимо там ждать… У Шарани характерная и броская примета – сломанный орлиный нос. Такое лицо легко запоминается и узнается… Дополнительно моя категоричная просьба… Никому не соваться к кафе… Можете просто спугнуть их раньше времени…

– Я согласен, Андрей Васильевич, – сказал Капустин. – Я предложу подполковнику Ларичеву ваш вариант. Гарантировать согласие не могу, но лично я вижу резон в вашей разработке ситуации… Это, наверное, лучший вариант… Я возвращаюсь в квартиру… Кто-то идет по лестнице… Я жду вашего звонка в течение двух часов…

Убрав трубку, Игорь Евгеньевич прислушался к шагам и посмотрел на часы. Ларичеву появиться было еще рано. Наверное, поднимался кто-то из жителей подъезда…

То, что Буслаев предложил Капустину передать свое видение событий и собственный план действий подполковнику Ларичеву, автоматически не запрещало передать то же самое и полковнику Сазонову, и генерал-лейтенанту Рябушкину, в кабинете которого по-прежнему сидел полковник Сазонов в ожидании вестей, там же сидел и прокурор области. Каждый из ответственных лиц знал, кто и за что с него может спросить, и таким образом, все ждали новостей одинаково, превратив серьезный рабочий кабинет в оперативный штаб пусть не по управлению операцией, но хотя бы по собиранию информации.

Капустин позвонил полковнику Сазонову на мобильник, и услышал, как тот, прерывая говорившего, передавал его сообщение генералу и прокурору. Изредка качественная и чуткая трубка доносила реплики, и Игорь Евгеньевич даже различал голоса, хотя слов разобрать не мог.

– Сколько человек у подполковника Буслаева? – спросил, наконец, Сазонов. – Как они вооружены, какой уровень подготовки?

– Товарищ полковник, – удивился вопросу Капустин. – Вы меня спрашиваете так, будто я рядом с группой Буслаева нахожусь… Откуда я могу знать такие тонкости? Единственное, что он мне сообщил, что он с опытными помощниками. Меня это, признаюсь, слегка успокоило, потому что помощники в таком деле необходимы. Они и спину прикроют, и не дадут всех перебить, грубо говоря, оптом…

– Ладно… – согласился полковник после непродолжительной паузы, когда Сазонов докладывал генералу мой ответ. – Что у тебя на месте?

– У меня на месте один труп и один задержанный. Первоначально я собирался труп отправить на экспертизу, а задержанного в камеру, но, поразмыслив, решил оставить их, во-первых, до прибытия подполковника Ларичева, во-вторых, не «светить» их во дворе, чтобы не спугнуть возможного наблюдателя.

– А ваш приезд наблюдатель видеть мог? – спросил полковник.

– Мы, Иннокентий Станиславович, невидимками становиться еще не научились. Иначе нам никак не попасть в подъезд. Но мы прошли быстро и небольшой группой. Подполковник Ларичев вообще обещал в одиночестве к нам подняться, а свою бригаду из машин решил не выпускать. Маскируемся, как можем… Риск «засветиться», конечно, есть, но он небольшой и необходимый… Там, где можно не рисковать, мы рисковать не будем… Извините, товарищ полковник, кажется, пришел подполковник Ларичев. Быстро же он добрался…

– Поговори с ним, Игорь Евгеньевич, потом нам о результатах сообщи… Нас просили не вмешиваться и помогать только по прямой просьбе подполковника… Попросит – мы поможем… Так и скажи…

Капустин убрал трубку и вышел в коридор, откуда слышались приглушенные голоса. Сухощавый молодой человек в помятом джинсовом костюме шагнул к нему навстречу и протянул руку:

– Подполковник Ларичев… Документы показывать? – В интонации слышалась легкая насмешка и намек на то, что Капустин около часа назад проверял телефонный звонок москвича.

– Не надо… Я узнал голос… – слегка удивленно ответил Капустин.

Ему казалось, что подполковник «Альфы» должен быть постарше и, следовательно, поопытнее. Впрочем, в нынешние неспокойные времена опыт определяется не количеством лет, которые носишь погоны, а количеством проведенных операций. А то, что возраст подполковника такой же, как у капитана Аристархова, еще не говорит о неопытности, а даже, скорее, наоборот, сообщает, что человек это заслуженный, если сумел в такие годы стать подполковником.

– Я оставил бригаду, как и договаривались, в машинах… Все переоделись в цивильное, так что человек со стороны не определит, что это за люди…

– Когда вы переодеться успели? – поинтересовался Игорь Евгеньевич.

– В машинах… На ходу… Рассказывайте, что тут у вас… Фу, в такую жару трупы начинают быстро пахнуть… – заметил Ларичев лежащее тело боевика. – Открыли бы окно, что ли… Или условия маскировки не позволяют?

– Позволяют. Откройте окно… – Капустин, как ни старался, запах почувствовать не мог. Но его это не удивило, он всегда запахи начинал чувствовать последним.

Ларичев прошел в большую комнату, поднял за подбородок голову связанного бандита, с интересом заглянул в глаза, но интерес к чеченцу быстро потерял и сел на диван в свободной позе. Игорь Евгеньевич чувствовать себя так свободно с новыми людьми не умел, но и скованность старался не показывать, и потому сел на широкий подоконник, прикрыв свою спину шторой от взгляда снизу. И начал рассказывать, что произошло за это утро. Но весь его рассказ сводился не к собственным действиям, а исключительно к пересказу переданных подполковником Буслаевым сведений. Игорь Евгеньевич сам поймал себя на этой мысли, почувствовал себя не совсем приятно, но с мысли не сбился и выложил заодно все, что просил Буслаев во время последнего разговора.

– Со своим руководством я уже советовался. Оно оставляет право решения за вами, Артем Сергеевич, и обещает по первой вашей просьбе оказать возможную помощь…

Ларичев думал недолго.

– Я так и не понимаю, почему нельзя всех сразу заблокировать в кафе?

– Улица там, можно сказать, самая оживленная в городе… Много людей… Любая блокировка потока пешеходов будет из кафе заметна… Кроме того, Буслаев говорит, что там нет Гочияева… А он нам кажется главной фигурой…

– Вам виднее… Вы местные условия лучше знаете… – неожиданно легко согласился Ларичев. – Значит, нам остается только ждать звонка подполковника Буслаева…

– Пока необходимо подготовить в близлежащих дворах и на улицах посты блокировки, – предложил Капустин. – Для этого нам понадобятся дополнительные силы, и силы, я думаю, большие. Бандитов двадцать три человека, как сообщил Буслаев. Необходимо просчитать вариант, при котором блокировать их будем частями…

– Звоните своему руководству… Лучше на самый верх… Как вашего генерала зовут?