Комиссар Костромин не пожелал сам выходить на связь с управлением ФСБ.

– Здесь, в Москве, ты хозяйничаешь, – сказал Басаргину. – Мой звонок будет выглядеть так, будто я приехал помогать и контролировать. Лучше веди все переговоры сам. Авторитет нарабатывай. Если будет необходимость, можешь, конечно, и на меня сослаться.

Несмотря на довольно естественное объяснение, Басаргин понял, что Костромин уловил его нелюбовь к переговорам, обычно с трудом преодолеваемую, но тщательно скрываемую, и неназойливо помогает ему перебороть это качество. В самом деле, часто, когда возникала надобность в звонке, Александр просил сделать этот звонок или Тобако, или Доктора Смерть, которого Костромин обязал помогать новому российскому бюро до полного становления на ноги. Почти в таком же положении, как Доктор, оказался и Тобако. У Тобако был свой участок работы в Грузии, где он занимался пресечением потока героина в Россию. И сделал это так успешно, что вынужден был до некоторых пор уехать в Россию, чтобы избежать преследований со стороны грузинских властей, замешанных в наркоторговле самыми верхушками нынешней власти. Помощники Басаргину достались лучшие из тех, кого можно было пожелать. И он этим пользовался.

Слияние двух направлений в деятельности Интерпола – борьбы с наркоторговлей и борьбы с терроризмом – обусловливалось еще и новой концепцией отношения к терроризму, финансирование которого осуществлялось, в основном, как раз за счет наркоторговли. В этом случае годилась для работы и уже существующая, годами создаваемая сеть осведомителей и волонтеров, как называются в Интерполе внештатные сотрудники, время от времени привлекаемые к операциям. Но в этот раз Доктор в Уфе столкнулся с другой схемой, когда террористы противопоставляют себя наркоторговле. Это вызвало дополнительные препятствия в поиске. Предстояло искать новых помощников или привлекать официальные органы, с которыми не всегда удается договориться о равноправной совместной деятельности.

Сам Александр всегда испытывал некоторые трудности в умении договариваться. И знал за собой эту слабость. Ему проще было с кучей фактов совладать – проанализировать, выстроить их в цепочку и сделать правильный аналитический вывод. Но это качество его ума, оцененное сначала в ФСБ, а потом и в Интерполе, не могло заменить всей текущей оперативной работы, которую требовалось проводить. И Костромин, надо полагать, по подсказке Тобако и Доктора, легкими посылами направлял руководителя бюро к более выявленной самостоятельной деятельности. Тобако и Доктор, помогая новому бюро, продолжали вести свою работу в секторе борьбы с незаконным оборотом наркотиков, и эта работа никак не касалась деятельности Басаргина. И каналы связи с комиссаром имели свои. Так что никто не мог им помешать высказывать о руководителе бюро мнение и коллегиально обсуждать его. Более того, так должно быть, чтобы сделать деятельность бюро более эффективной. Александр сам понимал существующие правила и положение вещей как человек, не первый год имеющий отношение к спецслужбам.

Басаргин сел за стол, вздохнул и набрал номер генерала Астахова из штаба Управления антитеррора «Альфа». Когда ответили, включил спикерфон, чтобы разговор был слышен всем.

– Добрый день, Владимир Васильевич. Басаргин беспокоит.

– Рад слышать, что вы в добром здравии, Александр Игоревич. Я полагаю, что вы вспомнили обо мне не для того, чтобы обсудить итоги нашей минувшей совместной операции. У вас, насколько я помню, всегда были важные сообщения. Слушаю вас внимательно.

Астахов, понял Александр, сильно занят. И сейчас в трубку доносились отдаленные голоса из его кабинета. Там, очевидно, шло громкое обсуждение каких-то важных вопросов – вопросами не важными «Альфа» не занимается.

– Возможно. Хотя я и не берусь утверждать это категорично.

– Странное начало. Слушаю продолжение…

– Помните Зарему Бадамову?

– И даже маленького Арчи не забыл. Я тут ненароком купил для него игрушку. Лежит у меня в ящике стола, но все недосуг передать. Так в чем дело?

– У погибшего мужа Заремы есть сестра – Мадина Хамидовна Бадамова. Микробиолог, доктор наук, профессор. Преподает в МГУ и работает в какой-то закрытой лаборатории. Они с Заремой в хороших отношениях. Мадина Хамидовна – единственная из семьи, кто поддержал ее в браке с Зурабом. Так вот, вчера вечером, уже почти ночью, на квартиру к Мадине Хамидовне пришли несколько чеченцев и потребовали передать код доступа к сети лаборатории, когда поступит запрос. В противном случае пригрозили неприятностями Зареме и Арчи. Мы не знаем, чем занимается лаборатория. Но микробиология наука такая, что интерес к ней террористы проявить могут.

– Александр Игоревич, если я правильно вас понял, Интерпол интересуется, чем занимается закрытая лаборатория микробиологии, где работает Мадина Хамидовна Бадамова?

Вот оно, началось…

Басаргин переглянулся с комиссаром. Оба они хорошо поняли, как устроен тормоз, мешающий двум ведомствам плодотворно сотрудничать.

– Вы меня неправильно поняли, товарищ генерал. У нас есть основания предполагать, что запрос через электронную почту придет из-за границы.

– Это уже интереснее. Что за основания? Насколько они серьезны? Кроме того, если у вас есть основания к такому предположению, значит, вы передали мне не всю информацию.

– Информацию, Владимир Васильевич, я вам передал всю. А основания выведены из логических умозаключений. Причем одновременно к согласному мнению пришли и я, и Тобако.

– Это уже убедительно. Спасибо. Я пошлю человека для проверки.

– Мы предполагаем, что Мадина Хамидовна уже обратилась в режимный отдел своей лаборатории. И ваше режимное управление, вероятно, в курсе вопроса. Можете у них полюбопытствовать.

– У вас все?

– Все, товарищ генерал.

– Тогда у меня есть встречный вопрос. Комиссар Костромин прибыл в Москву именно по этому делу?

– Вы знаете о приезде комиссара…

– Мы стараемся, по возможности, знать как можно больше. Но за комиссаром мы не следим, пусть не сомневается. Просто он летел в самолете вместе со своим бывшим сослуживцем, которого не узнал или не заметил. Так вы можете удовлетворить мое любопытство?

– Любопытство удовлетворить могу. Он прибыл по другому вопросу. Вполне возможно, что по вопросу, интересующему комиссара Костромина, к вашим коллегам в ближайшие часы обратится Доктор Смерть. Но он сейчас не в Москве.

– Хорошо. До встречи, Александр Игоревич.

– До свидания, товарищ генерал.

Басаргин отключил спикерфон и встал из-за стола, словно место за телефонным аппаратом было для него не очень удобным. Самому ему разговор с генералом явно не понравился, и Александр подумал, что Костромин был прав, настаивая на самостоятельной работе бюро.

– Вот так всегда… – сказал он почти обиженно.

– Что – так всегда? – не понял Костромин.

– «Альфа» настолько значимая величина, что не проявляет охоты к совместной деятельности до тех пор, пока не убедится в необходимости нашего использования, то есть когда не может без нас обойтись. В прошлую операцию Астахов долго раскачивался и давал нам сведения только тогда, когда я звонил ему напрямую с вопросом. И лишь в завершающей стадии он раскачался. Начал самостоятельно сообщать и задавать вопросы нам, стал советоваться и планировать совместные действия. Сейчас все начинается сначала. Впрочем, мы пока ничего и не начали. Только Доктор работает в Башкирии.

– Давайте займемся списками, что Доктор прислал, – сказал Костромин. – Андрюша, надо эти файлы перешифровать и отправить в штаб-квартиру. Пусть проверяют через министерство иностранных дел, кто получал въездную визу. Отправляй за моей подписью. Так быстрее пойдет в работу.

– Сейчас займусь. Саня, – попросил Тобако Александру, – проконтролируй, если тебе нетрудно, двор под окном кухни. Должны приехать две машины. Одна из них та, на которой твой муж ездил в прошлую операцию. Маленький красный джип. Это прибудет прикрытие для Заремы и Арчи, но сюда они не поднимутся.

Проконтролировать двор можно было только из квартиры, потому что окна офиса выходили на улицу, где нет места для автомобильной парковки.

– Кстати, забери наших гостей с собой, – добавил Басаргин, кивая в сторону Заремы с сыном, – и накорми.

Телефонный звонок не дал Басаргину договорить. Он обернулся к аппарату и посмотрел на табло определителя номера. Это заставило его хмыкнуть, значительно окинуть взглядом собравшихся и включить спикерфон раньше, чем ответить.

– Должно быть, наш вопрос задел генерала за живое… – вполголоса сказал Тобако, который тоже увидел номер.

– Слушаю, Владимир Васильевич.

– Александр Игоревич, как у вас со свободным временем? Можете сейчас, срочно, приехать ко мне и забрать мой подарок маленькому Арчи?

– Могу. Нужен я один или подарок так велик, что я должен прибыть с комиссаром в качестве грузчика?

– Если комиссар прибыл в Москву не по этому делу, он может остаться. Вы уже получили постоянный пропуск?

– Получил.

– Прекрасно. Я жду вас. Хотя вот мне тут подсказывают товарищи, что было бы неплохо взять с собой Зарему и Зураба, если они при вас.

– Они здесь.

– Им пропуск выписывать мы не будем. Просто дежурный офицер спустится к вашей машине и попросит их рассмотреть несколько портретов на предмет опознания. Все-таки они лучше нас знакомы с положением в республике и хорошо знают тамошних людей. Хорошо бы предъявить эти портреты Мадине Хамидовне, но этим… Этим займутся наши сотрудники.

– Мы едем.

Басаргин положил трубку и опять оглядел всех. Разговор подтвердил мнение – у «Альфы» есть дополнительные данные, и она желает произвести взаимоинтересный обмен.

– Конечно, поезжайте, – сказал Костромин. – Александра останется дежурить у компьютера, а мы с Андрюшей съездим пока в мою гостиницу. Я заказал номер на одну ночь, но там еще не появился.

Комиссар традиционно останавливался в гостинице ЮНЕСКО, где в номере существовал прекрасно оборудованный офис, непонятно как используемый в другое время. Это Александр знал по предыдущему приезду Костромина. Впрочем, можно было предположить, что останавливающимся в этой гостинице специалистам ЮНЕСКО офисы нужны не меньше, чем сотрудникам Интерпола.

Избавиться от своего старенького «Москвича», который почти не ездил, Басаргин, за повседневными делами по организации бюро, еще не успел, хотя только неделю назад нашел время приобрести себе служебную машину. Это тоже был джип «Тойота-RAV-4», так понравившийся Александру в прошлую операцию, только теперь уже не трехдверный и красный, а более комфортабельный пятидверный и серебристый. Сам Басаргин желал сначала иметь более управляемую и верткую трехдверную модель, но Тобако дал дельный совет:

– Верткий – это хорошо… Но это не решающий фактор. Бывает, что в оперативной обстановке следует выпустить из машины одновременно несколько человек. При этом чем больше дверей, тем лучше.

Александр мнение Андрея учел. Впрочем, не согласиться с этим мнением было трудно.

Время, когда отставной капитан вместе с Зурабом и Заремой потребовался генералу, оказалось удачным для быстрого проезда через половину Москвы. И скоро Басаргин остановился у знакомого подъезда. Чуть в стороне остановились две машины прикрытия, которые Тобако вызвал для охраны чеченки с сыном. Они в городе умудрились не отстать, что говорило о хороших водительских навыках охранников.

У дверей стоял капитан Рославлев с аккуратной кожаной папочкой в руках. В мундире, что неназойливо сообщало – он опять дежурит по управлению антитеррора, хотя и снял повязку при выходе на улицу. Рославлев поджидал красный укороченный джип, в котором они беседовали с Басаргиным три недели назад, и не обратил внимания на новую машину Басаргина. Пришлось просигналить. Только после этого капитан подошел и сел на переднее сиденье, потому что Зураб с Заремой и Арчи устроились на заднем. Здесь, в Москве, Арчи приходилось много ездить на машинах, и он уже почти потерял перед ними страх, вызванный взрывом, когда мальчик впервые в жизни оказался в подобном транспорте.

– День добрый, – поздоровался Рославлев с улыбкой и пожал руки Басаргину и Зурабу. И сразу раскрыл папочку. – Александр Игоревич, генерал ждет вас, а мы пока здесь побеседуем.

Басаргин кивнул Зурабу с Заремой.

– Из машины не выходите.

Он хотел выйти сам, уже открыл было дверцу, но замер, добавив громкость радиоприемника. Передавали выпуск международных новостей.

Это заняло меньше минуты.

– Ну, я пошел. А новости иногда слушать полезно. Рекомендую!

И не стал выключать радиоприемник, надеясь, что музыкальная программа не очень помешает капитану Рославлеву предъявлять для опознания фотороботы террористов.

Квадратные футуристические фонари на перроне вокзала Ле-Крезо светили ярко, но неестественным, болезненным светом. И потому не просто удивленным, а болезненно удивленным и даже более синим, чем раньше, показалось Гольдрайху лицо проводника вагона, когда Джошуа неожиданно вышел на станции вместе со своим маленьким саквояжем, показывая намерение прервать поездку раньше времени.

– Месье нас покидает?

– Покидаю.

– Вам так не понравилось в нашем поезде, что вы выходите, не доехав до своей станции?

– У меня в этом городе есть старая знакомая. Захотелось вдруг навестить ее. Имею я на это право как человек, не обремененный семьей и сопутствующими заботами?

– О да, месье, конечно… Женщины – святое дело… Но вы можете закомпостировать билет и в течение двадцати дней продолжить путь.

– Спасибо за подсказку. Я непременно так и сделаю.

Проводник только головой покачал, то ли осуждая поступок, то ли восхищаясь свободой, которая позволяла пассажиру поступать так, как ему заблагорассудится. Сам он такой свободой никогда, похоже, не обладал.

Кроме Джошуа, в Ле-Крезо вышло еще более десятка пассажиров. Он присмотрелся к дальней двери соседнего вагона. Там вышли двое – мужчина и высокая женщина в брючном костюме. Не та ли, что показалась похожей на арабку? Вышедших встречали три человека. Один сразу взялся за багаж. Должно быть, шофер. Двое других отнеслись к приехавшим с почтением. Так служащие встречают хозяев. Нет… Это, конечно, кто-то из местных. Кто здесь будет встречать арабов?

Другие пассажиры, доверив услужливым носильщикам багаж, с двух сторон двинулись к центру перрона на выход. И потому, пользуясь отсутствием багажа у себя и не испытывая желания нанять носильщика для своего легкого саквояжа, Джошуа поспешил к стоянке такси, которая на всех вокзалах находится недалеко от выхода. В ночное время такси может быть не так много, как днем, и лучше уехать сразу, пока не подошли другие.

Он прошел сквозь сонное здание вокзала, где ожидающих пассажиров почти не было, только уборщики катали по залу свои гудящие чистящие машины, оставляющие позади громоздкого, неуклюжего корпуса полосу влажной и прохладной чистоты.

– До Клюза едем? – спросил пожилого и очень усатого водителя первой машины. Казалось, такие усы должны закрывать ему видимость на дороге и создавать аварийную ситуацию.

– Вам лучше на поезде добраться до Экс-ле-Бена, месье, – ответил водитель рассудительно. – А потом уже пересесть на такси. Так будет в четыре раза дешевле.

Гольдрайх на совет только ухмыльнулся.

– Мне надоели поезда. Я хочу на машине прямо в Клюз. Могу оплатить вам даже обратный путь.

– Если вас не волнует цена, мне это может только понравиться. Где ваш багаж?

– Со мной.

Водитель, довольный таким выгодным рейсом, потянулся и открыл дверцу заднего сиденья, после чего достал сотовый телефон и стал кому-то объяснять на почти непонятном для американца швейцарском диалекте, что ему подвернулся дальний рейс и он уезжает надолго. Джошуа сумел разобрать только отдельные французские и отдельные немецкие слова с примесью каркающе-картавых ретороманских, с трудом уловил смысл и вообще не понимал, как можно разговаривать на смеси этих разных наречий. В конце концов водитель смачно поцеловал трубку, довольно, как кот, шевельнул усами и повернул в замке ключ зажигания.

Вокзал в Ле-Крезо находится вне города, и они выехали на шоссе, сам город оставив справа, так и не заехав в него, хотя и захватили несколько кварталов рабочих окраин. Насколько Гольдрайх помнил, в этом бургундском городе какие-то крупные предприятия, кажется, вагоностроительные, с которыми имела дело компания «Гольдрайх и сын». Впрочем, он не всех деловых партнеров помнил достаточно хорошо, потому что не со всеми имел дело лично. Но тех, с кем дело имел, помнил. Помнили его и они. И даже лучше, чем он их, потому что щепетильностью в делах Джошуа не отличался и считал партнера хорошим только тогда, когда за его счет можно провернуть какую-нибудь хитрую комбинацию, первоначально выгодную для двух сторон.

Ночная дорога во Франции существенно отличается от ночной дороги в Америке. В Америке чувствуется простор, и даже ночью осознаешь его по отсутствию огней. Во Франции же, особенно в плотно населенной Бургундии, въезжаешь в следующую деревеньку еще до того, как кончилась предыдущая. И все они похожи одна на другую. Смотреть в окно скучно. Джошуа откинулся на спинку и закрыл глаза. В машине спится ничуть не хуже, чем в поезде, только здесь, в дополнение, не мешает стук колес.

Когда было уже совсем светло, Джошуа проснулся от тяжелого и протяжного сигнала грузовика, который просил какого-то автомобилиста-тихохода уступить ему дорогу. Грузовик ехал прямо перед такси и держал тоже приличную скорость.

Джошуа бросил взгляд по сторонам. Пейзаж за окном изменился резко, дорога, кажется, уже углубилась в альпийские отроги, как в лабиринт забралась, и неуклонно, с каждым поворотом, поглощалась горами все с большей и большей ненасытностью. Пасти ущелий раскрывались навстречу ритмичному вращению колес, и если бы сейчас стояла облачность, было бы ощущение того, что въезжаешь в туннель.

– Скоро въедем в настоящие горы, – сказал Гольдрайх.

– Мы, месье, давно в них уже въехали, – усмехнулся усами водитель – так это выглядело при взгляде на него со спины. – Дело в том, что мы сейчас едем на приличной высоте – приближаемся к перевалу, потому вам и кажется, что мы внизу. Если бы мы ехали по долине, вы поняли бы, как далеко мы забрались. Еще около часа осталось. Вам куда в Клюзе надо? В сам город?

– Нет, на станцию дельтапланеристов. Знаете?

– Знаю. Хотите полетать?

– Хочу.

– Завидую вам. А я вот высоты с детства боюсь. Никогда бы не рискнул полететь сам, чтобы видеть землю под ногами. На самолете проще. Там глаза закрыл и спи. Да и то, как подумаешь, ужас охватывает. Но дельтаплан… Даже если бы необходимость заставила, то обязательно со страха упал бы. Кто боится, говорят, обязательно падает. Мысль, как моя жена утверждает, материальна!

– У вас жена швейцарка?

– Почему вы так подумали?

– Вы по телефону разговаривали по-швейцарски. Там, на вокзале.

– Это я не с женой, – самодовольно сказал водитель, и усы его опять игриво, как у кота, зашевелились.

Грузовик впереди наконец-то обогнал тихохода и добавил скорость. Следом за ним, едва втиснувшись в поворот перед встречными машинами, проскочил и усатый таксист. Тихоходом оказался длинный «Кадиллак», у которого, похоже, что-то случилось с двигателем.

– Ночью он нас на бешеной скорости обогнал, – сказал водитель, глянув в сторону «Кадиллака». – Я еще подумал, что, если так же будет и в горах гнать, на первом же повороте в пропасть угодит. Не угодил. Повезло кому-то, что движок подвел, забарахлил.

Теперь усы шевельнулись осуждающе. Джошуа следил за их движением со спины – закрученные кончики выступали по обе стороны водительской головы передающими эмоции антеннами.

Джошуа посмотрел в сторону «Кадиллака». С заднего сиденья их машину кто-то разглядывал. Женщина. Показалось, что промелькнули знакомые черты. Но откуда здесь могут быть знакомые? Слишком быстро они проехали мимо, чтобы можно было рассмотреть. И Джошуа отвернулся.

– А вы не любите высокую скорость? – Разговор хотелось опять перевести на интересующую тему: что такое риск и как разные люди к нему относятся.

Водитель, кажется, понял.

– Рисковать бывает приятно только тогда, когда риск оправдан.

– Оправданного риска не бывает, – не согласился Джошуа. – Риск – это всегда чуть-чуть за грань оправданного и безопасного. А иногда даже больше, чем чуть-чуть.

– Не знаю, месье. Все, наверное, зависит от характера. Я, в соответствии со своим характером, могу рисковать тогда, когда вижу большую удачу в результате выигрыша. Иначе в риске нет смысла.

– Это скучно. В соответствии с моим характером. Мне кажется, что риск, это когда: или – или… Когда меньше половины шансов на успех. Когда все чувства вибрируют. Тогда риск приятен. Тогда чувствуешь себя в итоге победителем, даже если не победишь. Вернее, ты все равно побеждаешь. Побеждаешь себя! Добавим скорость?

– Нет. Мы – наверху. Наверху дорога сложная, – усы смотрели в стороны неподвижно и непоколебимо.

Джошуа стало скучно, и он закрыл глаза.

– Клюз, месье…

Джошуа проснулся.

Они въезжали в город. Типичный альпийский городок, каким его изображают на рождественских открытках, только сейчас лишенный снега на дороге и сугробов вокруг нее. Крутые скаты крыш светятся умытой дождем черепицей, беленые стены невысоких домов. Здесь людно бывает, наверное, только зимой, когда в разгаре туристический сезон. Горнолыжники со всего света осаждают местные отели. Летом городок заспанный и спокойный, даже ленивый.

– Мне нужно газеты купить. Где увидите, остановитесь.

– Понял, месье.

Водитель свернул с шоссе в городские кварталы и через два поворота остановился возле газетной стойки. Джошуа вышел и купил наугад несколько газет, потом добавил к ним ту, в которую звонил ночью из поезда. Он даже на первые полосы не посмотрел, потому что знал – материал про взрыв в казино обязательно будет опубликован в каждой газете, и опять будет множество снимков, способных сделать психически больным любого ребенка, который пожелает посмотреть отцовские газеты. Да что о ребенке говорить, когда и взрослых, у кого нервы послабее, от таких видов стоит оберегать.

Джошуа не стал читать сразу, когда снова сел в машину. Просто сунул газеты в саквояж. Посмотрит на досуге в спокойной обстановке.

– Интересуетесь политикой или бизнесом? – спросил водитель.

– И тем и другим мало. Мне интереснее спорт.

– Бокс любите?

– Только профессиональный. Но в Европе хорошего бокса нет.

– Это еще как сказать, – водитель даже обиделся от такого утверждения и замолчал.

И только когда выехали за город и чуть в стороне показалась группа строений по склону горы, он спросил:

– Вам куда – в отель или сразу на станцию?

– Что ближе?

– От станции до отеля сто шагов.

– Тогда в отель.

– И до отеля от города всего четыре километра. Место там очень живописное. Хорошо отдохнете.

– Алло. Мне нужен майор Тихонов. – В трубку кто-то сухо кашлянул.

– Я слушаю. Только я уже майор в отставке. Кто это?

Виктор Петрович ждал звонка из Москвы от журналиста Кольцова, определитель номера показал вроде бы именно такой звонок, хотя с междугородними звонками на мобильник всегда можно ошибиться. Кроме того, он отлично помнил, что представился только как бывший старший оперуполномоченный, не называя своего звания. А сейчас его назвали по званию и строго официально.

– Полковник Колесников. Московский уголовный розыск.

Интересно, какой стороной он коснулся уголовного розыска?

– Я слушаю вас, товарищ полковник.

В дверях соседней комнаты остановился, занимая большим телом весь дверной проем, Алексей Владиленович. Стал прислушиваться к разговору.

– Вы разыскивали журналиста «Комсомольской правды» Юрия Кольцова…

Ситуация прочиталась сразу и однозначно. Значит, в Москве тоже что-то случилось. Оттуда позвонили в Екатеринбург, поинтересовались Тихоновым, убедились, что такой в самом деле существует, узнали его звание и только потом позвонили ему самому.

– Да, мне необходимо с ним поговорить.

– Дело в том, Виктор Петрович, что вчера вечером в Москве было совершено покушение на гражданина Кольцова. Он сейчас в тяжелом состоянии находится в реанимации. Разговаривать, естественно, не может. Четыре пули в грудь. Пятая по касательной задела голову. Состояние тяжелейшее. На жизнь не больше пяти шансов из ста. Чем вас заинтересовал Кольцов?

– Вот теперь, после вашего сообщения, я могу предположить, что это одно дело с произошедшим здесь, которое местным следователям откровенно не по зубам. И, очевидно, товарищ полковник, это даже не ваш, извините, уровень.

– То есть? – Голос полковника показал обиду и непонимание. – Что вы хотите этим сказать?

– Делом должна заниматься ФСБ. Я рекомендую вам передать материалы управлению «Альфа». Это их епархия, а вы просто наживете себе неприятности с этим расследованием и будете не в состоянии его завершить.

– При чем здесь, товарищ майор, «Альфа»?

– Дело напрямую касается бактериологического оружия.

Тихонов сказал и осекся… Только сейчас ему пришла в голову шальная мысль о том, что он, возможно, вовсе и не против террористов начал работать. И он испугался этой мысли сам настолько, что даже Столбов-младший, кажется, этот испуг заметил, потому что выдвинулся шифоньером из проема и встал рядом, через стол, чтобы дождаться окончания разговора и спросить.

– Да, нам говорили нечто подобное в редакции. Хотя за рабочую версию принята другая.

– Какая?

– Дело в том… Что преступник задержан.

– И кто он?

– Милиционер. Старший лейтенант из вневедомственной охраны. Шакиров Наиль Федорович. Ревнивый муж одной из сотрудниц редакции. Горячая восточная кровь. Башкир. Кольцов с работы возвращался вместе с этой сотрудницей. Муж попался навстречу. Имел при себе табельное оружие. Состояние аффекта. Стрелять начал без разговоров. Словно давно что-то подозревал. После задержания он сознался сразу.

– Башкир, вы говорите?

– Башкир.

– Это только лишнее подтверждение. Тогда точно передавайте дело «Альфе». У нас тут тоже ходят по касательной башкиры.

– Хорошо. Я созвонюсь с ними. И оставлю ваши координаты. Вы мне ничего не сообщите?

– Договорились, товарищ полковник. У меня все.

Виктор Петрович убрал трубку и посмотрел на Алексея Владиленовича.

– Что? – спросил тот.

– Надо быстрее искать машину с башкирским номером.

– Заяц этим занимается. Может, его самого в Уфу отправить?

– Не надо. Мы в Уфу, скорее всего, сами поедем.

– Так что произошло? Кто тебе звонил?

– Это из Москвы. Полковник из МУРа.

– Какое отношение к похищению отца имеет МУР? Как они на тебя вышли?

– Владилен Юрьевич, – Тихонов пододвинул к Столбову-младшему газеты, которые он отложил, – должно быть, пытался связаться с журналистом из «Комсомольской правды». Есть там некий Юрий Кольцов, занимающийся проблемой уничтожения и утилизации бактериологического оружия. Постоянно об этом пишет. Вот здесь, в газете, обведены номера телефонов. Это ваш батюшка обвел. Просто ради развлечения такие вещи не делают. Это делают, когда собираются звонить. Я попытался связаться с Кольцовым. Сказали, что он болеет. Я оставил свой номер, чтобы передали ему.

– Я слышал это. Дальше…

– И позвонил мне не Кольцов, а полковник Колесников из МУРа. Причем этот полковник наверняка сначала связался с Екатеринбургом, где навел обо мне справки.

– Почему так думаешь?

– Я по званию не представлялся. А он назвал меня по званию. И рассказал, что Юрия Кольцова вчера, когда тот возвращался с работы вместе с одной из своих сотрудниц, расстрелял муж этой сотрудницы, старший лейтенант вневедомственной охраны. Башкир по национальности. Кольцов жив, но в очень тяжелом состоянии. Почти безнадежен. Версия – попытка убийства на почве ревности.

– И что? Разве это имеет отношение к похищению?

– В двух разных регионах России происходит попытка убийства одного человека и похищение другого. Эти люди, как мы предполагаем, связывались друг с другом. Кстати, надо опять на почту съездить. Пусть Заяц проверит телефонные разговоры вашего отца с Москвой. Переговорный пункт на почте?

– Рядом. Только Заяц там договориться не сможет. Ему подавай «самых великих» на съедение. Это его уровень. А договориться… Я сам поеду. Так что дальше?

– Мы предполагаем, что Владилен Юрьевич и Юрий Кольцов как-то контактировали. Делились информацией, хотя и не знаем сам уровень этой информации. В Москве убийство пытался совершить башкир. У нас присутствует машина с башкирскими номерами. Одно совпадение уже требует проверки. А два совпадения – это уже почти рабочая версия. Хотя…

– Что?

– Хотя национальность ничего не говорит.

– Я тоже так думаю. Но следует проверить.

– Я не о том. Я боюсь, что мы столкнулись с еще более серьезной угрозой для своей безопасности, чем террористы. – Виктор Петрович вернулся к мысли, что посетила его голову и ударила по мозгам во время разговора с полковником Колесниковым.

– Ну-ну… – словно сам угрожая, хмуро сказал Столбов-младший.

– Я боюсь, что мы столкнулись с обыкновенной и бездушной государственной машиной. Это самая безжалостная машина-убийца из всех, которые бывают, независимо от того, какому государству она принадлежит. Сталин давно ушел, а мысль его действует не менее действенно, чем прежде. Впрочем, эта мысль совсем не нова и известна со времен Древнего Рима. И в любой стране она является главенствующей. Каждый человек – это, с точки зрения государства, только винтик. Если винтик в какой-то момент мешает государству, его убирают. Без всякого сожаления.

– Ты меня, Виктор Петрович, с толку не сбивай. То одно, то другое «вешаешь». Кто посмеет нас убрать? Пусть и террористы. Мы за себя постоять сумеем. На каждого террориста у нас отдельный ствол найдется. И не один даже. Покажи мне кавказца, который в Екатеринбурге вес имеет. Я его сам похудеть заставлю. У нас не Москва. Это там они рожи кверху держат. У нас свои порядки. Помнишь историю на рынке? Ты тогда еще служил, должен помнить. Если надо будет, весь город в этот рынок превратим. И государственной машиной нас не напугаешь.

– Вы, Алексей Владиленович, просто не знаете, что я имею в виду. Для вас вся государственная машина сводится к налоговой инспекции и управлению по борьбе с организованной преступностью. А помимо этого у каждого государства есть скрытые рычаги регулировки ситуации в стране. Как вы думаете, почему большинство из заказных убийств остается нераскрытыми? Следственные органы плохо работают? Нет. Не в этом дело. Государство продолжает регулировать ситуацию. Этого даже простые сотрудники ФСБ не знают. Только слухи изнутри выплывают временами. Но есть и в самом ФСБ несколько очень закрытых управлений. По крайней мере, процентов тридцать всех заказных убийств совершено по заказу государственных органов. Так поговаривают. И люди часто пропадают бесследно. Тоже по аналогичному заказу. Бывает, успел человек шум поднять, его уже поздно трогать. Не успел – ему не дадут пошуметь… Ваш батюшка пошуметь хотел…

– И ты считаешь, что это государство…

– У меня нет данных, чтобы считать так. К тому же не одно наше государство может иметь к этому отношение. Остров Возрождения на Аральском море, где, насколько я понимаю ситуацию, и служил ваш батюшка, сейчас территориально разделен между Казахстаном и Узбекистаном. И в каждой из этих стран может найтись сила, которой очень даже невыгодно поднятие шума из-за захоронений бактериологического оружия. Точно так же, как в России. И в каждой из этих стран могут быть свои террористы, заинтересованные в приобретении этого оружия. Опять точно так же, как в России. И единственная ниточка, которая у нас имеется для зацепки, это башкирский след.

– А при чем здесь «Альфа»?

– Нам очень выгодно вмешательство в ситуацию «Альфы». Если «Альфу» в дело не пустят, это будет значить, что мы столкнулись с силовыми структурами государства. А машина с башкирским номером и выстрелы милиционера-башкира являются умело организованной провокацией, чтобы сбить следствие со следа и создать очередной «висяк». Кроме того, если в деле замешаны спецслужбы Казахстана или Узбекистана, то их «Альфа» быстро поставит на место. И от террористов сможет прикрыть. При этом я все-таки замечу, что у нас нет следственного аппарата, которым располагает ФСБ. Их поиски могут быть гораздо более эффективными. А нам, чтобы сохранить жизнь вашему батюшке, очень важно работать быстрее. Но быстрее «Альфы» у нас все равно не получится.

– Я согласен, хотя из вашего брата уважаю только одного человека, – сказал Столбов-младший. – Того, что сидит передо мной.

– Значит, договорились. А пока следует накопать как можно больше материала. Чтобы предложить подготовленную версию.