ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Сохно радовался, как ребенок, что «сплавил» уже утомившую его «попутчицу» полковнику Согрину. Пусть тот теперь объясняет девчонке, как следует ставить ступню, чтобы передвижение было неслышимым. И от ощущения свободы подполковнику казалось, что он научился летать. Ноги сами несли его к дну ущелья, и он не слышал не только своей легкой поступи, но даже и своего дыхания. При этом прекрасно слышал и видел все, что происходит вокруг. Правда, видеть становилось все труднее и труднее, поскольку темнота сгущалась, а внизу ущелья она становилась совсем уже непроглядной, и, кажется, там начал скапливаться туман, который пришелся бы ему весьма кстати. Именно темнота и туман и требовались подполковнику Сохно.

Времени прошло немного, а событий, наоборот, много, чтобы «чайники» успели похоронить первого убитого и предположительно второго. Но второй мог бы оказаться и просто раненым, что еще лучше, потому что раненый мешает быть мобильными всем остальным, его еще следует перевязать, приготовить для него носилки или волокушу. И рытье могилы, и помощь раненому, при соблюдении максимальной осторожности и тишины, – все это требует времени и сил. Если там, внизу, сидят настоящие китайские спецназовцы, они не бросят тело своего товарища на растерзание шакалам. Обязательно закопают поглубже. Бросить тело товарища не позволит воинская честь. Они вытащили его, чтобы похоронить. И тут же устроили засаду на победителя. И потом еще кто-то пострадал на растяжке, так вовремя сооруженной подполковником. Все эти события становятся обузой и помехой для «чайников», задержкой в выполнении задачи. И Сохно решил эту задержку растянуть как можно дольше, воспользовавшись моментом. По его расчетам, все «чайники» или часть их в настоящее время находятся все в тех же кустах, откуда они наблюдали его вместе с «попутчицей». Скорее всего, часть, потому что остальные должны в это время следить за группой Абу Обейды, точно так же, как следила раньше группа отпетого уголовника Хусея Ювелира. Пока группы не объединены, подполковник Сохно посчитал, что имеет полное право вообще не позволить им объединиться, избрав для этого самый простой и верный вариант: уничтожить их по отдельности. Ночное время и дополняющий тесноту туман существенно упрощали эту задачу, поскольку ночью Сохно всегда чувствовал себя словно волк более уверенно. Эта уверенность опиралась на чрезвычайно развитое умение терпеть. Так, никто не мог соревноваться с Сохно, в умении стоять без движения несколько часов. Просто стоять и ждать возможности, когда следует нанести удар. Он же умел это в совершенстве и не только благодаря своим природным качествам, а еще и благодаря долговременным тренировкам.

Склон был и здесь крут, но не настолько, как противоположный. Если бы Сохно спросили, как он при спуске умудряется, не глядя, ухватиться именно за тот куст, который не заскрипит и не сломается, он бы не ответил. Точно так же, как не ответил бы на вопрос, почему он, не видя, наступает только на те камни, которые никогда не вылетят из-под ноги и не посыпятся, увлекая за собой другие камни. Все действия человека, отдавшего спецназу тридцать с лишним лет, давно стали автоматическими. А если о своих действиях начнешь задумываться, то обязательно ошибешься – это уже проверено неоднократно.

В этот раз подполковник заходил к зарослям кустов и небольших деревьев, где предполагал застать группу «чайников», не с той стороны, где его уже успели лицезреть, и даже не с противоположной, откуда его могут ждать, а с середины. С середины склона кусты спускались на дно ущелья и продолжались до тех пор, пока не упирались в берег ручья в четыре шага шириной. На противоположном берегу ручья высилась скала.

Снайпер «чайников» подполковника беспокоил мало. Если китайцы уже больше месяца находятся в горах, то у них наверняка кончился заряд в аккумуляторах. И прибор ночного видения, если он есть на винтовке снайпера, и тем более «тепловизор», требующий больше энергии, давно уже не действуют, точно так же, как и бинокли с встроенным прибором ночного видения. Тем не менее Сохно внимательно всматривался в темноту, чтобы не пропустить появления характерного зеленого ободка на окулярах бинокля или прицеле – кто знает, вдруг у «чайников» есть какие-то каналы снабжения…

Но ничего подозрительного на глаза не попалось. И, спустившись до пологого уровня, Сохно вообще улегся на землю, чтобы приложить к камням ухо. И лежал так без движения, почти без дыхания, искусственно сдерживаемого, не менее пяти минут. Конечно, это не самый верный способ обнаружения противника. Почва на дне ущелья местами состоит из мелких камней, местами из земли, поросшей травой, и все это сырое, а сырая почва, как известно, гасит звуки. Но когда образуется туман, звуки, напротив, разносятся так далеко, как никогда не разнеслись бы в сухом воздухе. И даже осторожный шепот, произнесенный вдалеке, кажется громким разговором, который происходит рядом.

И терпение подполковника увенчалось успехом.

Что-то стукнуло о камень. Достаточно звонко, хотя и коротко. Чуть подумав, Сохно пришел к выводу, что кто-то поставил на землю приклад автомата, как ставят его, стволом вверх, присаживаясь на камень. А еще через несколько мгновений до его уха донесся старательно сдерживаемый стон. Но не все умеют стон сдерживать. Это тоже целая наука. Если напрягаться, стон все равно проявится коротким звуком. Конечно, самому крепкому мужчине не грех застонать, когда его тело нашпиговано осколками от гранаты. А если человек без сознания, то его вообще обвинять не в чем. Впрочем, человек без сознания стонет открыто, не стесняясь. Но если стон стараются сдержать, значит, человек в сознании и с трудом, но с болью справляется. И именно этот звук Сохно уловил. И определил направление, откуда туман звук принес. Конечно, показалось, что застонали в пяти шагах впереди. Но это акустический обман обволакивающего все тумана. На самом деле, как подсказывал опыт, расстояние может быть метров в тридцать – тридцать пять. Но теперь ждать у моря погоды не стоило. Кивнув самому себе, словно разрешая действовать, Сохно пополз со всей осторожностью, предполагая, что кто-то из «чайников» тоже имеет привычку прикладывать к земле ухо.

Едва слышный звук…

Явно, человек что-то сказал. По интонации подумать – это просто короткое утверждающее слово. И раздался звук неподалеку. Легко представилось: кто-то задал вопрос жестом, ему ответили коротким словом. И это рядом… Значит, надо готовиться к действию… Сохно привычно протянул руку за спину. Клапан чехла лопатки был расстегнут еще в самом начале спуска со склона, потому что клапан имеет способность слегка щелкать при открывании. В тумане это щелканье будет напоминать передергивание затвора автомата. Лопатка в руке, и сама рука готова одинаково и к нападению, и к защите.

Новый звук…

Это вода булькает. Но не в ручье, не о камушки плещется. Кто-то пьет из фляги. Или же поит раненого… Того, что стонал… Скорее всего – второе, потому что в туманной сырости самому пить не слишком хочется, если тело не горит от воспаления.

Вперед… Приблизиться максимально… Ползти, не поднимаясь над землей, но и чуть касаясь ее, чтобы производить как можно меньше шума.

Бугорок встал невеликой преградой. Перемешанная с камнями земля. Но земля рыхлая, сырая. И камушки на поверхности, не вдавились в землю. Подполковник чуть отодвинулся, чтобы присмотреться в темноте к преграде. Это могильный холм. Кто-то из его противников, уже так, уже с того света пытается помешать его передвижению. Можно и через холмик переползти. Но это не очень-то порядочно. И Сохно, уважая дух погибшего воина, лежа козыряет, отдавая честь могиле, и делает небольшой круг через густые кусты, которые всегда готовы выдать вторжение человека треском. Но Сохно осторожен. И кусты его, не выдают…

Птичка где-то рядом зачирикала… Это что-то тихо говорит китаец. Должно быть, раненый. Ему отвечает более низкий шепот. Интересно, сколько здесь человек? Если они охотятся за Абу Обейдой, то нескольких человек должны были отправить в преследование. Более того, в преследование должно было уйти больше людей, чем осталось здесь. Это в том случае, если первоначально они были собраны все в одну группу. А если они были уже первоначально разделены? Тогда должны были кого-то отправить с информацией в группу преследования. Или же за помощью…

Нет… Здесь не может быть много противников. Впрочем, проверить это не трудно. Спичка чиркнула. С сырым шипением загорелась. По звуку легко понять, что спичка фосфорная. И какое-то новое шипение пошло… Уже не от спички… А вот и свет стал виден. Зажгли что-то похожее на примус… Готовят питье для раненого – это понятно и вызывает сочувствие. Для себя готовить не стали бы. В боевых условиях спецназ любой страны умеет обходиться тем, что под руку попадется, и не выдаст себя, как сейчас выдает огнем.

Сохно подполз ближе. Присмотрелся к огню через кусты. Видно плохо. Еще ближе, но не напрямую, потому что там, в кустах, случись что, он не сможет сразу и резко выпрямиться, и будет ограничен в маневре и в движении. Лучше сбоку, где кусты реже, и нижние их ветви не такие толстые, чтобы помешать продвижению человека.

Так, теперь видно лучше. Еще бы не было видно, если расстояние всего в три шага…

«Чайников» было двое, и один из них раненый. Сохно на всякий случай подождал еще пять минут, прислушиваясь, – вдруг еще кто-нибудь есть, и он ушел к ручью за водой. Но ни шагов, ни вообще движения поблизости слышно не было. Только после этого, опять не издавая ни звука, подполковник поднялся, и темной тенью из белесого тумана сдвинулся за спину тому, что дремал, сидя на камне и обняв свой автомат. Между раненым и здоровым на подстеленном бронежилете здорового стоял маленький походный примус, и в кружке грелась вода. Вода стала закипать, и этот булькающий звук заставил раненого открыть глаза. Он увидел Сохно и вздрогнул всем телом. Только сейчас подполковник разобрал, кто лежит перед ним. Это был чудом оставшийся в живых после падения его противник в схватке на склоне горы. На обеих руках и на ногах плотно привязанные лубки из обычных веток. И спина привязана к таким же прочным веткам. Должно быть, и конечности сломаны, и поврежден позвоночник. Скорее всего, он не жилец на белом свете, но товарищи не бросили его и не добили, хотя такая обуза не может не помешать им выполнить задание, каким бы оно ни было. Снайперской винтовки с глушителем здесь не было. А стреляли в Сохно из снайперской винтовки с глушителем. Значит, где-то есть еще один китайский спецназовец. И, скорее всего, он отправился с докладом и за помощью к остальным.

Раненый увидел Сохно. Узкие глаза его округлились, и из глубины горла вырвался громкий хрип. Резкое напряжение беспомощного тела вызвало боль, и заставило его громко застонать. Проснулся второй, все еще не ощутивший присутствия у себя за спиной врага. Сказал что-то на птичьем языке. Но раненый не мог ничего ответить. Он только стонал и таращил глаза.

Проснувшийся снял с примуса кружку, и положил в нее сухие листочки каких-то растений. Накрыл кружку широкими лопухами, чтобы листочки заваривались. Кружка с кипятком – тоже оружие, и потому Сохно дал китайцу закончить операцию и с этим оружием расстаться, и только после этого едва слышно кашлянул. Китаец не обернулся, а просто вскочил, стремясь увеличить дистанцию и обезопасить себя от удара. Правильно сделал, но и Сохно, не желающий вести бой с подготовившимся к защите противником, шагнул вперед и ударил лопаткой вдогонку. Удар угодил прямо в позвоночник, и лезвие глубоко ушло в спину.

Сохно обернулся:

– Если ты думаешь, что я намерен тебя выносить отсюда, то ты глубоко ошибаешься, – сказал он, и склонился над раненым.

Но тот уже смотрел в небо, будто бы сквозь туман можно было различить хоть одну звездочку. Глаза его за какое-то мгновение остекленели, и продолжали стекленеть прямо на глазах. Усилие, предпринятое раненым, стремящимся предупредить товарища, стоило ему жизни.

– Вот и решен вопрос… – Подполковник осмотрелся. – И не надо никого выносить. Но и хоронить вас я, извините уж, не буду. Ваших в округе еще шесть человек болтается. Они и похоронят, если я до них раньше не доберусь.

А добираться было необходимо. И Сохно с ухмылкой посмотрел в ту сторону ущелья, куда ему предстояло идти. Идти, зная, что навстречу могут попасться один или несколько «чайников», спешащих к своему раненому. Хорошо бы, чтобы встреча произошла до утра. Рассвет в ущелье наступает поздно, и это Сохно на руку.

Осмотрев карманы убитого, Сохно взял только пачку долларов, документы на грузинском языке и переносную коротковолновую рацию. Но пользоваться рацией время еще не подошло. Для этого предстояло китайский язык выучить.

Пока полковник Доусон досматривал утренние сны, которые, как известно, обычно бывают самыми сладкими, капитан Дэвид Дэн выпил двойной крепости кофе, на треть разбавив его выдержанным грузинским вином, как научил его один старый мегрел, посмотрел на часы и, в ожидании звонка, сел за телефонный аппарат.

Звонок раздался с небольшим опозданием.

– Дато, это Гиви… – Собеседник говорил на хорошем английском. – Я еле-еле добрался в ночное время до документов Министерства иностранных дел. С дежурным поругаться пришлось. Есть у нас два группы китайцев. Трое ученых. Эти сейчас должны быть в Тбилиси, но по указанному адресу никого из них не нашли. Квартира закрыта. Соседи никогда в ней китайцев не видели. Есть еще группа спортсменов, мастеров восточных единоборств. У этих виза еще и в Турцию. Парни выступали с показательными боями в Тбилиси, потом поехали в Турцию. Скоро должны вернуться. Я запросил Турцию, прибыли ли они на место, но ответа пока не получил.

– А торговцы на рынке? На рынке китайцев больше, чем грузин… Я сам видел…

– Это самый сложный вопрос. Там люди прибывают не группами. По крайней мере, не регистрируются, как группы. И больше половины вообще не зарегистрированы и живут нелегально. Если ваши друзья из той когорты, то найти их будет проблематично. Это все, что я сумел для тебя сделать.

Во время этого разговора телефонный аппарат подал сигнал, что еще кто-то пытается дозвониться капитану. Дэвид распрощался с Дато, коротко ударил по рычагу аппарата. И сразу соединился с новым абонентом.

– Дато, это Вахтанг. Мы нашли труп. Пуля в шее, две пули в плече, четвертая разнесла бедняге голову. Прошла через затылок и вышла через верхнюю часть лица. Выходное отверстие размером с кулак.

– Китаец?

– Сразу определить трудно. Из какого пистолета ты стрелял?

– «Майами». Калибр девять миллиметров.

– Да, калибр девять миллиметров. Надо идентифицировать твой ствол. Я подошлю человека, отдашь ему пистолет.

– Я через три часа уезжаю в командировку. Без оружия ехать не хотелось бы.

– Мы вернем. Отстреляем тройку патронов, и вернем.

– Договорились. Посылай, я предупрежу охрану.

– А мы пока идентифицируем кровь погибшего и кровь в найденной машине.

Капитан положил трубку и опять посмотрел на часы. До следующего звонка оставались полчаса. До пробуждения полковника два часа. Можно еще кофе заварить.

Но выйти из кабинета он не успел, потому что раздался новый звонок.

– Дато, это опять Гиви. Мне сейчас доложили про ту девятку…

– Сообщили из Турции?

– Нет. Они не поехали, судя по всему, в Турцию. Им не нравится турецкий климат. Этих парней видели на границе с Россией среди чеченцев. Я опасаюсь, что они отправились отсюда прямиком в Чечню. Там у китайцев, говорят, торговля идет плохо. Надо отлаживать.

– Чем они торгуют?

– У наших парней есть подозрение, что товар для Чечни ходовой, и не залеживается на прилавках – торгуют оружием.

– Дело прибыльное. Но какое это может иметь к нам отношение?

Гиви долго молчал, потом ответил тихо и невнятно, словно стесняясь сказанного:

– Сомневаюсь, что имеет, и при этом не имею возможности проверить. И потому не скажу ни да ни нет. По моим каналам в настоящее время такая информация, к сожалению, пройти не может. Я с чеченцами не дружу. Это личные отношения, я знаю, что они вредят работе, но ничего не могу с собой поделать. У тебя много друзей. Поинтересуйся у них.

Совет был дельный, и, хорошо зная местный менталитет, капитан Дэн сразу сообразил, кому следует позвонить для прояснения ситуации. Однако звонить в это время суток не решился, понимая, что не все работают по ночам, даже те, кому только ночи приносят прибыль. К тому же после некоторых раздумий Дэн понял, что ему не просто могут не ответить, он может своим звонком поставить под угрозу и свою жизнь, и жизнь полковника с Клер.

Между тем подошло время последнего звонка, которого так ждал капитан Дэн. И звонок раздался вовремя – минута в минуту, что говорило о пунктуальности звонившего.

– Это Георгий… Понимаешь, Дато, у меня возникли некоторые финансовые проблемы. Ты не мог бы выплатить мне авансом обычную сумму, но за два месяца?

– Я через пару часов уезжаю в командировку. Когда вернусь, позвоню, и решим твои вопросы. Я не думаю, что могут возникнуть трудности. А что с моими вопросами?

– Есть человек, который берется выяснить. Он мне позвонит утром с устным отчетом. Правда, мне пришлось еще сказать, что материал нужен для моей газеты. Тогда он обещал не позже обеда выслать мне по электронной почте фотографии. Я так понял, что он уже знает о деле и желает только уточнить детали. А не сообщает сразу, чтобы повысить за информацию цену. Обычная практика. Если тебе нужны фотографии, я перешлю тебе.

– Обязательно, – поторопился сказать Дэн. И сразу пожалел о сказанном. С агентами надо разговаривать иначе. Получая материал – им необходимо показывать кислую мину – дескать, это слишком старо. Тогда цена бывает в два раза ниже. – И не забудь позвонить. Информация нужна мне срочно. Звони на «мобильник», потому что я могу быть в дороге. Если не будет связи, звони на спутниковою трубку. У тебя есть номер?

– Есть. Значит, до утра.

Капитан положил трубку. Теперь есть, что сказать полковнику Доусону.

Полковник повел себя вполне предсказуемо – сдержанно, если не сухо. Обещанная информация, как он сказал, еще не есть полученная информация, и оценку ей можно будет дать только после того, когда она будет получена. Но миссис Клер очень обрадовалась перспективе увидеть фотографии российских самолетов. И своих чувств сдержать не могла, за что удостоилась строгого взгляда полковника. Впрочем, сама Клер этого взгляда не заметила или не посчитала нужным заметить. Она человек независимый, как понял Дэн, и не подчиняется напрямую полковнику Доусону. И потому может игнорировать мнение. Его же положение совсем иное, и от слова полковника там, в руководстве, будет зависеть вопрос передвижения на более перспективную должность, в более интересную с точки зрения карьерного роста страну. И потому капитану Дэвиду Дэну необходимо стараться угадывать каждое движение, каждое желание полковника Доусона и при этом необходимо показывать свои высокие организаторские способности. Это в современной разведке сейчас котируется гораздо выше, чем умение стрелять.

Если судить по часам, то до рассвета всего-то ничего осталось. А если судить по небу, ночь только-только началась, и просвета на горизонте не видно. И это радовало подполковника Сохно, давало надежду, что хотя бы пара «чайников» решит вернуться к оставшимся в тылу бойцу и раненому, чтобы помочь им соединиться с остальными. На худой конец, пусть никого со снайпером не отпустят, потому что все могут быть заняты, каждый на своем участке, и без них выполнение основной задачи будет под угрозой срыва. Пусть даже один снайпер вернется. Вдвоем тащить носилки тоже можно, можно и не менять поочередно одного из носильщиков, а отдыхать сразу двоим, когда пальцы будут уже не в силах сжиматься, чтобы удержать ношу…

Но кто-то вернуться должен…

И чем дальше от места первой схватки Сохно отойдет, тем ближе он будет к остальным «чайникам». Подполковник спешил навстречу противнику, но спешил он умело, понимая, что против него сейчас выступают не доморощенные чеченские боевики, а, скорее всего, хорошо подготовленный спецназ китайской военной разведки. То есть противник почти равный. Хотя равных спецназу ГРУ и в российском спецназе найти трудно, и в любом зарубежном тоже. Это Сохно знал хорошо по нескольким совместным учениям, проводимым и с иорданцами, и с французами, и с англичанами. Спецназовцы других стран удивляются системе подготовки спецназа ГРУ. Удивляться есть чему. Нигде, например, учебный рукопашный бой не идет в полный контакт, только в спецназе ГРУ. Нигде не уделяется такое внимание скрытным действиям, как в спецназе ГРУ. Нигде спецназовцам не приходится непрерывно по нескольку часов ползать, протирая штаны на коленках и куртки на локтях, километр за километром, километр за километром – только в спецназе ГРУ. И в боевых условиях система обучения дает о себе знать. Правда, с китайским спецназом Сохно сталкиваться не приходилось. Тем интереснее…

Манеру передвижения он выбрал оптимальную для сложившейся ситуации. Короткие рывки для преодоления отрезка пути, затем остановка, чтобы прислушаться, не стремится ли кто-либо таким же манером ему навстречу. Рывки неравномерные по продолжительности, чтобы не попасть в ритм чужому передвижению. А путь не самый легкий. Низина всегда остается низиной, и если в этой низине есть ручей, то обязательно есть и сырость. Да и не будь ручья, сырость здесь присутствовала бы обязательно. А туман позволяет услышать то, что далеко впереди происходит. И Сохно, сам передвигаясь с троекратной осторожностью охотящейся кошки, услышал. Это была не разница в уровне подготовки спецназа. Просто Сохно знал, что должен кого-то встретить. А «чайники» этого не знали.

Вели они себя не слишком хорошо, именное поэтому подполковник Сохно определил приближение противника. Не часто, но обменивались короткими фразами. Туман усиливал и доносил их голоса до подполковника. А он тем временем подыскивал удобное место для атаки. Идут по крайней мере двое. Это он определил. Может быть, максимум трое. В этом случае, с двумя или с тремя противниками, устраивать представление мало резона. Надо быть конкретным и бить конкретно, чтобы тебя не ударили. И каждый удар должен быть последним. Естественно, для того, кто его получает.

…Однажды, перед очередной командировкой проходя подготовку на базе одной из бригад спецназа ГРУ, группа Согрина познакомилась с новым инструктором по рукопашному бою. Седоватый старший лейтенант, по возрасту давно уже выросший из своих погон, но не получающий очередное звание из-за занимаемой должности, а должности в спецназе ГРУ традиционно низкие, не был знаком с офицерами группы Согрина и не знал их послужной список. Вообще отдельные мобильные офицерские группы обычно готовятся по самостоятельной программе. Только в этот раз Согрин решил привлечь нового инструктора. Потому что каждый инструктор привносит в обучение что-то свое.

– Я не буду учить вас драться, – сказал старший лейтенант. – Драться вы все с детства умеете. Но я не буду учить вас и защищаться. Ни одного блока не покажу, учтите. Я буду учить только бить. Особо любопытным могу сказать, почему.

– Почему? – спросил любопытный Кордебалет. Когда-то, до службы в спецназе, Кордебалет был мастером спорта по боксу и даже входит в молодежную сборную СССР. И ко всем единоборствам относился трепетно.

– Потому что ваша задача – незаметно подкрасться к противнику и уничтожить его одним ударом, чтобы он не успел издать ни звука. Если вы затеете драку, может подняться шум. Зная, что вы не умеете защищаться, вы будете бить наверняка… На счет «раз»!.. Не уметь защищаться, но бить – это важный психологический момент. У вас включается внутренний механизм самосохранения, который не позволит вам промахнуться или нанести слабый удар.

В этом была глубокая правда работы спецназа. Спецназ должен избегать эффектных схваток, которых порой так хочет душа и которые, что уж греха таить, подполковник Сохно порой себе позволяет. Он, артист в душе, иногда позволяет себе даже поединки с противником и радуется очередной победе. Но в серьезной обстановке надо считаться не с тем, что душа требует, а с суровой необходимостью ведения боя.

Место Сохно нашел вовремя – здесь ущелье сходилось к ручью тесно. И так же тесно сходились кусты. И на протяжение семи-восьми метров идти можно было только по узкой, в полметра, полосе камней на берегу ручья. А вплотную к этой полосе подступали разлапистые ели и густые колючие кусты ежевики. Только сейчас Сохно догадался, что название «ежевика» происходит от слова «еж». Кусты чрезвычайно колючие. И подполковник позволил себе послабление.

Как растут молодые ели, Сохно знал хорошо. Корни никогда не уходят глубоко под землю, а расстилаются тонкими нитями под самой поверхностью земли, переплетаясь с корнями других деревьев, цепляясь за них и, если можно, вытягивая соки. Поэтому вырвать молодую елку можно без проблем руками, не производя шума. Сохно вырвал сразу три, подрезая, а не подрубая, – опять таки, чтобы избежать шума, – нити корней лопаткой. Деревца доходили ему до груди. Все три елки поставил чуть не в ручей – благодаря плоским корням они держались стоя, и присел за ними, присмотрелся – годится… После этого, в трех метрах от засады, перед расширением тропы, где молодые елки стоят с двух сторон, к стволу одной привязал конец веревки, на самой тропе переложил веревку камушками, чтобы в глаза не бросалась, и перебросил через другой ствол, как через блок. Только после этого вернулся к своим трем елочкам. Они стояли, хотя и неуверенно. Пришлось придерживать левой рукой деревца, ухватившись сразу за три лапки. Но молодая елка не настолько колюча, как ежевика, и правая рука привычно прятала за спину лопатку и конец веревки. Прятала для того, чтобы остро отточенный край лопатки случайно не блеснул под случайным лучом света.

А свет, как и полагал Сохно, появился… Два «чайника» шли торопливо, и время от времени включали слабый луч желтого фонарика, чтобы не споткнуться в темноте и в тумане. Расчет правильный – в тумане этот луч издалека не заметишь. И, одновременно, неправильный, потому что спецназовцам положено предполагать встречу с противником там, где ее быть не должно. Что, собственно, и произошло. Один из «чайников» нес под мышкой, как палку, снайперскую винтовку, второй автомат держал за спиной. Сохно дыхание задержал, как перед выстрелом, хотя сердце не заколотилось учащенно – к засадам привык. И с невидимой противнику улыбочкой, вообще-то похожей на страшную гримасу, пропустил китайцев мимо себя. И только в последний момент подполковник натянул веревку, которая, высвободившись из-под камушков, зацепила за левую ногу идущего впереди снайпера, тогда как правая нога веревку уже переступила. Снайпер ткнулся носом в землю. Второй «чайник», не успев из-за скорости движения вовремя остановиться, наступил на ногу снайперу, и сам потерял равновесие, хотя и не упал.

«Чайники» даже не выругались, как выругался бы русский офицер. Но даже обменяться мнениями по поводу происшествия им не удалось. Лопатка Сохно поднялась в первый раз – и попутчик снайпера упал товарищу на спину, лопатка поднялась во второй раз – и Сохно через мгновение выпрямился, прихватывая с собой снайперскую винтовку, и вытащив из подсумка китайца два набитых магазина к ней.

– И совсем это не больно, – сказал Сохно. – А вы боялись.

Короткий обыск, как и в первый раз, много времени не занял. Еще две коротковолновые радиостанции, деньги, поддельные грузинские документы.

И теперь – вперед, в поиск. Туда, где остались еще четыре противника.

Уже на тропе, выбравшись из густых зарослей и чуть-чуть отдалившись от ручья, где по-прежнему висел густой туман, Сохно поднял голову. Очертания хребта, прикрывающего ущелье с востока, стали отчетливо видны в чистом небе. Розово-голубая каемка очерчивала каждый изгиб траверса, каждую неровность. Утро торопилось. Следовало поторопиться и самому подполковнику Сохно.

– Рапсодия, я – Бандит!

– Слушаю. Толя…

– В природе остались четыре «чайника». Постараюсь не дать им выкипеть. Как там моя любовь?

– Ждет тебя, и, похоже, рвется тебе помогать. Перекомандировать тебе такую помощницу?

– Спасибо, я слишком быстро для нее бегаю. Что с Обейдой?

– Недавно устроили привал. Пока отдыхают. У нас уже рассветает. Скоро двинутся.

– «Чайников» не видели?

– Что-то было непонятное, – сообщил Кордебалет. – Шевеление в кустах на противоположном склоне, неподалеку от стоянки Абу Обейды, и на том же примерно уровне по высоте. Но я не уверен – не успел рассмотреть. Возможно, наблюдатель.

– На склоне или внизу? Я не знаю, где спит Обейда.

– На склоне, но не высоко.

– Понял. Пойду, пожалуй, по склону.

Уже во время разговора Сохно бросил взгляд налево, чтобы отыскать наиболее удобное место для перехода ручья. Но выбрал он не такое место, где можно перейти, а такое, где можно перепрыгнуть, чтобы не замочить ноги. Простудиться подполковник не боялся, но предпочитал не оставлять сырых следов.