В одном генерал был безусловно прав, хотя и в остальном неправым тоже не был: выводы делать предстояло именно мне. Но для этого у меня сейчас не было возможности; а быстро сделать их предстояло в момент, когда я с Гамидом – если это действительно он летает – встречусь в воздухе и смогу атаковать его. Дельтаплан в боевых действиях чем хорош? На него обычно не реагируют радары. И малое количество металла, и поверхность крыла поглощающее, а не отражающее волны радара, и, что самое важное, возможность полета на малой высоте, что делает радар бесполезным. Одновременно с этим нельзя не заметить, что против дельтаплана бессильны все современные боевые самолеты, потому что у них слишком высокая полетная скорость, и они пролетают мимо, не успев среагировать. Да и не могут они быть в воздухе такими маневренными, не в состоянии совершить в нужный момент разворот так же быстро, как это делает дельтаплан. Разве что вертолет в состоянии не только выследить его, но и преследовать. Но «вертушка» не всегда есть под рукой; кроме того, летать на ней в условиях Кавказа среди скал почти по дну ущелий – занятие весьма рискованное. Дельтапланерист может позволить себе такие полеты и даже имеет возможность заманить вертолет в ловушку, сам где он пролетит, а вертолет может зацепиться за что-нибудь винтами. Да и способность к посадке в любых условиях у дельтаплана можно считать большим преимуществом. В общем, охотиться на дельтаплан всерьез и с высокой надеждой на успех можно только на мотодельтаплане. Чем мы и намеревались заняться.

Наконец я освободился и согласовал с бригадиром сначала само устройство обучающего модуля, а потом и цену, в которую вошли и материалы, которые бригадир взялся привезти из домашней мастерской, сказав, что у него в гараже эти материалы «пропадают зря». Торговаться меня в детстве мама с папой не научили, чем я существенно отличался от человека, выросшего на Востоке. Бригадир хотя и был русским, но вырос среди восточных базаров и потому торговаться любил. И, как мне показалось, даже расстроился, когда я сразу согласился на предложенную им цену. Но у меня на торговлю и времени-то не было. Бригадир уехал в кабине трактора, непонятно как поместившись там вместе с трактористом и своим помощником. А мы с Никифорычем поздоровались с Алексеем, вышедшим из стоящего неподалеку «кунга», где он, кажется, ночевал, выполняя роль дежурного охранника техники, и отправились к своей группе, чтобы проверить собственную способность к координации движений в условиях отсутствия трения…

Найти группу оказалось не так и просто. Майор Желобков, как я и предполагал, поступил мудро, решив убраться подальше от посторонних взглядов, и нашел небольшую асфальтированную площадку между складским железобетонным забором и кирпичной трансформаторной будкой. Обзор был прикрыт с трех сторон, а четвертую сторону контролировали сами бойцы группы. Тем не менее мы сумели отыскать их по возбужденным голосам и смеху.

– А я-то все в небо поглядываю, – сказал майор Желобков. – Думал, ты уже полетел и будешь сверху нас, как школьников, контролировать.

Это он зря. Я своих офицеров на занятиях обычно не контролирую. Знаю, что они всегда подходят к делу с полной ответственностью. И Геннадию Викторовичу это известно лучше других.

– Так и думал сделать. Но вот Никифорыч говорит, что сверху все не увидишь и Желобков начнет сачковать. Лучше уж быть рядом и прикрикнуть по-командирски в случае чего… – сказал я, шагнул вперед – и тут же свалился на бок, правда, успев правильно сгруппироваться и перекатиться так, чтобы ничем не удариться до боли. Впрочем, привычка группироваться при падении у всех нас отработана до автоматизма.

– И как? – спросил Желобков.

– Наверное, товарищу подполковнику детство вспомнилось, – добавил старший лейтенант Мальцев, неподдельно радуясь падению командира.

Я не стал отлеживаться и пытаться найти удобную опору, как все они делали на крыльце. Я просто сразу просчитал, на какое расстояние попал в зону отсутствия трения, и одним напряжением тела совершил кувырок через голову, а ноги мои приземлились уже на нормальной поверхности. Впрочем, на самой грани ее с зоной скольжения, потому что руки, которые я выставил вперед, чтобы упереться в землю перед тем, как встать, заскользили. Я рассчитывал выйти на нормальную поверхность значительно дальше. Видимо, и простейший кувырок на суперлубриканте имеет совсем другие характеристики. То есть я перевернулся почти что на месте и сдвинулся едва-едва. Но этого хватило, чтобы встать на ноги.

– Учитесь, дети, – сказал я нравоучительно.

– Учи, командир, – сказал капитан Ванечка Поповский, сидящий на обработанном суперлубрикантом асфальте в полутора метрах от меня и не рискующий в очередной раз попробовать выбраться, потому что не любил, когда над ним смеются.

– Представь, что ты в безвоздушном пространстве, – предложил я.

– Не был там, командир. Не могу представить.

– А плавать ты, я полагаю, не умеешь, – съехидничал майор Желобков.

– Пробовал как-то, когда тебя приходилось спасать тонущего, – не остался в долгу Поповский. – Ты же только по-собачьи плаваешь, а течение сильное было. Вот я, не умея, и полез…

Они вспоминали давнюю историю, случившуюся в командировке в Венесуэлу, где проводились совместные учения, когда пришлось переходить частично вброд, частично вплавь реку, кишащую пираньями. Желобкова тогда и правда подхватило сильным течением, но Поповский среагировал вовремя, и вдвоем они выбрались на мелководье. Хорошо, пираний рядом не оказалось. Вообще-то они, хотя и кровожадные, но не настолько агрессивные, как рассказывают легенды. И не всегда нападают сразу. Однако у нас был один раненый из местных венесуэльских солдат. Рана не боевая – просто напоролся бедром на острый сук, – но в условиях сельвы она загнивала несмотря на постоянную обработку, и запах от нее мог возбудить пираний. Слава богу, обошлось…

– Ты полез не столько неумеючи, сколько неразумно. Забыл лыжи снять… – Это намек на лыжное прошлое капитана.

– Я боялся, что ты кулаком меня стукнешь за то, что я с лыжами вожусь, – прозвучал ответ в сторону бывшего боксера.

– Прекратить базары! – приказал я. – Майор правильно советует. В воде состояние почти такое же, как в невесомости. Мне один знакомый космонавт по секрету сказал. Чувствуй себя, как в воде, когда дна достать не можешь, и переворачивайся. И не старайся, как я, через голову. Можешь просто аккуратно через бок.

Поповский покатился – и сразу удачно преодолел двухметровую дистанцию до края обработанной площадки. Попробовал асфальт сначала рукой, только потом поднялся на ноги и с облегчением перевел дыхание. Я тоже почувствовал облегчение. Не так страшен черт, как его малюют. Можно и с суперлубрикантом справиться. И у меня получилось, и у Поповского. Главное, что мы начали вырабатывать систему движения на поверхности, не имеющей трения. А из этой системы движения уже можно было выводить систему поведения, и даже в боевой обстановке.

После обретения основных навыков нам предстояло отправиться на стрельбище, отыскать там площадку, которую можно обработать суперлубрикантом, и обрести навыки дополнительные. И никто не мог даже предположить, насколько удачной окажется стрельба на скользкой поверхности. Помнится, я однажды стрелял, стоя на скользком льду, и отдача сдвигала меня назад. Правда, работал я тогда с ручным пулеметом, а у него отдача чуть больше, чем у автомата; но и поверхность не была настолько скользкой, чтобы по ней невозможно было ходить. У меня, признаться, были опасения, что подобная стрельба будет очень сложной. Но отправиться с группой на стрельбище я планировал только на следующий день. Пока же следовало научиться кувыркаться без оружия, а это тоже было не таким уж простым делом…

Я какое-то время тоже кувыркался вместе со всеми и не мог не заметить, что у меня получается даже лучше, чем у других. Но это не потому, что я лучше подготовлен физически. Я уже давно заметил, что авторитет командира часто и действенно оказывает психологическое воздействие на самого носителя этого авторитета, а подобный настрой, как правило, значительно мобилизует организм, причем не только в экстремальных ситуациях, но в любых случаях и при всех видах ответственности. За примером ходить далеко не надо. Тот же майор Желобков много раз рассказывал мне, что ему, в пору его активных занятий спортом, удавалось побеждать боксеров, которые были значительно выше его по уровню и таланту. Но он мог настроиться на бой с сильным противником. Однако при этом уже в следующем бою мог проиграть заведомо более слабому – только потому, что не сумел настроиться. То же самое обычно происходит на занятиях с любым командиром. Он чувствует, что обязан выглядеть лучше других для того, чтобы командовать. И именно потому, что это помогало мне поддерживать свой авторитет среди подчиненных офицеров, у меня получалось лучше, чем у других. Все просто. Но, даже сам убедившись, что у меня получается, даже ощутив удовлетворение, я не стал на этом останавливаться и вместе со всеми продолжил занятия, намереваясь кувыркаться до такой степени, пока правильное поведение тела в условиях отсутствия трения станет автоматическим, почти идеомоторным актом, хотя добиваться конечного результата требовалось до полного исчезновения понятия «почти». То есть мы должны и при скольжении управлять телом так же, как делаем это без скольжения, – не раздумывая, не прикидывая, как двигаться лучше. Мы должны так же вести себя, как ведем при обыкновенной ходьбе, когда не задумываемся, куда и как поставить ногу, но ставим ее правильно. Часовой тренировки для этого мало, но если посвятить новому навыку несколько занятий, то его вполне можно сделать устойчивым.

Устойчивый навык спецназа ГРУ давно уже стал притчей во языцех. Обычно как пример рассматривалась ситуация, когда группа идет через покрытый палой листвой осенний лес. Такой лес – это лучшая возможность для противника поставить на пути группы мины-ловушки. Летом среди травы заметны будут остатки земли. Зимой снег обнажает вообще все следы до следующего большого снегопада, а то и до нескольких снегопадов. А осенью мина или «растяжка» легко прячется под листву. В спецназе ГРУ в таких случаях принято ходить только по корням деревьев, которые выступают из листвы. На корне не установишь невидимую мину. Но если учесть обычную высокую скорость передвижения спецназа ГРУ, то недостаточно тренированный человек будет думать перед тем, как поставить ноги, и искать взглядом корень, на который ему следует наступить. Так всегда бывало, когда в операциях вместе с нами участвовали представители любых других видов войск или менты. Объяснишь им, как следует идти, – они идут, слушаются. Но скорость при этом выдержать не могут. А в спецназе ГРУ нога ставится автоматически туда, куда ее следует поставить. И все благодаря многочисленным тренировкам. У нас в бригаде на полосе препятствий есть специальный участок, где в землю вкопаны корни. Сколько каждый из офицеров группы прошел этот участок, прежде чем научился ходить по корням «вслепую», никто не считал. Но теперь так ходят все, сами того не замечая, – точно так же, как меняют, не замечая этого, зимнюю походку на летнюю. Все автоматически, и все благодаря тренировкам. Вот и поведение на лишенной трения поверхности тоже должно стать автоматическим. Опять же только благодаря тренировкам.

Бригадир рабочих пока еще не звонил. А обещал он позвонить, когда закончит работу. И потому я проводил занятия вместе с группой, совсем забыв о мотодельтаплане. И так продолжалось до обеда…

Мы находились в столовой, когда мне позвонил генерал. Я вежливо сообщил, что нахожусь за столом, и попросил разрешения позвонить через пять минут. Генерал не возражал. Значит, особой срочности не было. Я спокойно закончил обед и вышел на крыльцо столовой первым из группы. Там стояли офицеры комендатуры и курили. Я демонстративно поморщился от дыма. Переносил я его спокойно, но вести при посторонних разговор с генералом не хотелось. Потому я отошел, якобы избегая дыма, и нажал кнопку вызова.

Генерал, похоже, ждал моего звонка и ответил сразу.

– Мы с тобой, Тридцать Первый, можем на старости лет в аналитики податься. Поздравляю. Мы все правильно вычислили.

– Московский Абдурагимов сдал сообщников? – предположил я развитие событий, зная, какие методы допроса могут применить московские следаки и дознаватели, если дело проходит по статьям закона об антитеррористической деятельности.

– Пока еще нет, но этого и не требуется. Мы начали работать сразу с двух направлений. В Дагестане поиски пошли через жену Гамида. И вот что интересно: у нее, как оказалось, и девичья фамилия тоже Абдурагимова, и даже отчество с мужем совпадает – она тоже Баталовна. Хотя с мужем они разных, как говорится, кровей. Но Асият Баталовна, как нам удалось выяснить, родная сестра нашего местного Гамида Баталовича. То есть вместо брата она отправила в Москву мужа. А теперь вопрос к тебе. Как считаешь, Тридцать Первый, имеем мы право предположить, что этим уже устанавливается связь между бандой на Северном Кавказе и бандой на Минском шоссе?

– Я бы, товарищ генерал, не торопился с категоричным утверждением, но предположить мы право имеем. Как правило, такая связь не может быть случайной. Рассматривать версию как рабочую – это самое реальное. И мне кажется, что вы принесли мне хорошую весть.

– А теперь принесу плохую. Готов выслушать?

– Как правило, хорошего без плохого не бывает. Я к такому положению вещей привык уже давно.

– Утром я сообщал тебе о том, что нам удалось опросить двоих людей, знающих Абдурагимова как дельтапланериста…

– Так точно, товарищ генерал. И они дали характеристику его полетам.

– Так вот, одного из них – инструктора, который обучал Гамида, – убили через сорок минут после нашего визита. Зарезали прямо в родном подъезде. Удар ножом в сердце со спины. Смерть наступила мгновенно. Мои оперативники хватились, сумели прикрыть и спрятать второго, но у них появилась мысль о следующей паре, которую найти и опросить не удалось. Стали смотреть сводку происшествий. Одного нашли в морге в качестве неопознанного трупа; документов у него не было, но жена опознала без проблем. Убит непонятно при каких обстоятельствах и непонятно чем. У него проломлена грудная клетка в области сердца, и ребра ушли во внутренние органы. Само сердце не выдержало такого удара – разрыв двух сосудов и стенок левого желудочка. Врач-патологоанатом говорит, что встречался с подобным только однажды, когда пьяный водитель на грузовике врезался в столб, и ему повредило грудь рулевой колонкой. Наш погибший водителем не являлся, ни одной серьезной аварии в том районе зарегистрировано не было. На момент смерти был абсолютно трезв, хотя в жизни злоупотреблял. Но факт смерти есть, и мы мимо него пройти не можем. Причем смерти при загадочных, можно сказать, обстоятельствах. Нужно искать…

– Обычное дело, товарищ генерал. И никаких загадочных обстоятельств. У нас в спецназе ГРУ есть несколько человек, владеющих этим ударом. Наносится, как правило, от уровня собственного живота прямо вперед, бьется чуть выше солнечного сплетения основанием ладони. Разрыв сердца часто является результатом такого именно удара. И ребра в грудь входят – это тоже оттуда. Кажется, у меня в группе майор Желобков таким ударом владеет. Но его в Москве не было, и подозрению он не подлежит.

– Понятно. Я вообще-то нечто подобное и предполагал, только подумал, что ногой били. Какой-нибудь каратист.

– Нет. После удара ногой такого результата быть не может. У нее нет необходимой резкости удара. Нога обычно наносит повреждения при попадании в голову. А что со вторым?

– Со вторым… Того нашли в больнице. Слава богу, жив. Его нынешней ночью сбила машина – и скрылась с места ДТП. Возможна и случайность, но в нее плохо верится. Сомнения возникают потому, что не добили. Но, возможно, кто-то помешал. Скажем, внезапно появился свидетель… наверное, тот, что вызвал «Скорую помощь». Кто-то там проезжал мимо, но номер виновной машины рассмотреть не успел. Вот теперь и соображай. Что это все может значить?

– Зачистка идет, товарищ генерал, – уверенно заявил я. – Это однозначно. И теперь уже мы имеем право почти без сомнений предположить вариант, согласно которому Абдурагимов-младший – назовем его так, чтобы не путаться – и есть тот самый дельтапланерист. Это похоже на последнюю точку в обвинении. Убираются свидетели, способные что-то сказать про него и про его способности дельтапланериста. Следовательно, и мы можем сделать для себя вывод, что у нас откуда-то идет к бандитам утечка информации. Те знают, что мы интересуемся Абдурагимовым, и заметают следы. Правда, говоря по-честному, я не понимаю, за что ему такая честь. Дельтапланерист – не такая уж великая фигура, чтобы на нем все замыкалось. Он – простой рядовой исполнитель. Для чего его настолько серьезно прикрывать?

Генерал ответил без раздумий, из чего я сделал вывод, что и он сам думал о том же:

– Этого я не могу сказать, хотя сам очень хотел бы это понять. Возможно, он не просто исполнитель, но действительно значимая фигура. Хотя все его характеристики говорят о том, что этот человек быть фигурой не может. Поступил в институт, скорее всего, с помощью взятки. Учился плохо, умом не блистал и был отчислен. Основное, в чем он преуспевал во время своей учебы в Москве, – имел успех у противоположного пола. Но для бандита это не достоинство, а слабость, на которой его можно поймать. Не тянет он на руководителя. И я тоже не понимаю мощности прикрытия. Слишком солидное для исполнителя.

– Может быть, нам стоит рассматривать это прикрытие в качестве отвлекающего маневра? Может быть, младшего Абдурагимова не прикрывают, а только хотят показать нам, что прикрывают? А это автоматически значило бы, что сам дельтапланерист – действительный, который летает здесь – фигура достаточно значимая. Возможно, он даже является командиром банды или по их иерархии стоит выше командира. И его берегут. Но, опять же, местная банда, особо ничем не примечательная – не имела раньше на своем счету крупных дел, как и прочных связей по стране, – и вдруг сумела организовать такое мощное прикрытие в Москве? Я бы даже сказал, профессиональное… Это тоже вызывает вопросы.

Генерал некоторое время молчал, и мне подумалось, что он опять разминает в пальцах сигарету, как было в день нашего первого знакомства. Наконец сказал раздумчиво и нетвердо:

– Иностранная разведка?

– Не исключаю такого варианта. Тем более что мы с вами начали говорить о суперлубриканте именно касательно событий в Иране.

– Да, я озадачу своих оперов, – согласно сказал генерал. – Но я тебе еще не все сообщил. Поторопился после хорошей вести преподнести плохую, а хорошую до конца не рассказал. Это тебя, по большому счету, не касается, но я сообщаю для информации, чтобы ты в курсе дела был. Кто знает, какая информация в нашей действительности может понадобиться…

– Я слушаю, товарищ генерал. Только у меня деньги на трубке, как я полагаю, вот-вот кончатся. Если разговор прервется, вы мне сами перезвоните…

– Я прикажу положить на твой номер сумму. И лучше уж сразу перезвоню. Не убирай трубку далеко…

Я предполагал, что он так сделает. Деньги на счете у меня были, но из столовой вышли мои офицеры, и я хотел отдать распоряжения, а сам продолжить разговор с генералом. И только успел отправить всех на занятие, а капитана Волоколамова – в ангар, чтобы тот узнал, что так долго возится бригадир, как позвонил генерал…

– Слушаю, – я махнул рукой, отправляя офицеров по своим делам.

– Тридцать Первый, я распорядился, чтобы тебе на номер перевели пять тысяч. На первое время этого хватит.

– Спасибо, товарищ генерал. Я практически только с вами и разговариваю. Домой из командировки никогда не звоню… Я слушаю вас.

Вообще-то для личных звонков у меня существовала вторая трубка, которую я вытаскивал из рюкзака только вечером. Днем же предпочитал вообще забывать о ней, чтобы не отвлекаться на разные посторонние мысли.

– Можешь, наверное, и домой позвонить, только не на все пять тысяч. Значит, я тебе не все рассказал по первому делу. Касательно Асият Абдурагимовой. Мы знали, что она приезжает, подняли железнодорожные данные по регистрации, нашли номер вагона и место и решили отследить, куда Асият Баталовна подастся в случае, если муж ее не встретит. И даже сумели за ночь добыть ее фотографию для опознания. «Повели» ее от вокзала. Но Асият, как казалось, совсем не удивилась тому, что муж ее не встретил. Вышла с перрона – и сразу отправилась на стоянку машин. Там ее ждал человек на стареньком «БМВ». Земляк, хотя машина с московским номером. Как обычно, она в собственности у женщины, даже не имеющей прав, а он ездит по доверенности. Две сумки, большую и поменьше, забросил в багажник и повез… куда бы ты думал?

– Понятно, на квартиру к Абдурагимову-младшему. К его жене то есть.

– Слушай, Тридцать Первый, я что-то не видел в газетах твоей рекламы. Ты где ясновидящим подрабатываешь?

– Тут, товарищ генерал, не нужно ясновидения. Она не знала об аресте мужа и поехала к нему. А сам он, как я предполагаю, договорился с кем-то из своих друзей, чтобы Асият встретили. Хотя не понимаю, почему бы ему самому не встретить. Но, видимо, у него были какие-то свои дела.

– Да, она поехала к нему. Но сама уже имела билет в обратную сторону. Сразу покупала два билета на один и тот же поезд. Ты опять догадаешься, что она должна была увезти с собой?

– Драгоценности из магазина.

– Точно. Молодец, соображаешь. Она, конечно, в этом не призналась, но зато раскололась жена Абдурагимова-младшего.

– А что она привезла с собой? – на всякий случай спросил я, хорошо представляя все происшедшее.

– Точно говорю – ясновидящий… – усмехнулся генерал в трубку. – Думаю, ты даже догадался, что именно.

– Суперлубрикант, – сказал я наигранно равнодушным тоном.

– Я тоже так думаю, хотя точно сказать не могу – не знаю. И как хитро сделано было… – начал было рассказывать генерал.

– Сумку в багажнике машины оставила. Скорее всего, маленькую. У нее же было две сумки, а осталась одна?

– Что-то не припомню, чтобы я тебе уже рассказывал об этом. Или тебе кто-то другой рассказал?

– Это обычная система передачи груза, товарищ генерал. Не одни они так работают. Примитивно, но в глаза не бросается. Обычно человек видит, как фигурант ставит в багажник две сумки, но не видит, что из багажника выгружают только одну, поскольку выгрузка происходит в другом месте. По теории, на заднем сиденье «БМВ» должен сидеть кто-то, который опустит одно из трех сидений и вытащит сумку из багажника. А потом выйдет из машины вместе с сумкой где-нибудь в людном месте, лучше у входа в метро.

– Значит, они работают по теории, – сделал вдруг вывод генерал. – Тогда напрашивается вопрос: бандиты из леса могут знать теорию и методологию работы разведки?

– Не должны бы, – вяло согласился я.

– И я так думаю, – сказал генерал. – И теперь думаю, что мы правильно сделали, что не поторопились и не стали «брать» и водителя, и человека с сумкой. Но отследили и того, и другого. Кстати, они сошлись в одной квартире, и она теперь под наблюдением.

– Если есть возможность вести негласный контроль, «брать» их было нельзя, – согласился я. – Это сократило бы работу «уголовке», и следаки могли бы отчитаться о раскрытии дела, но обрубило бы основные «хвосты». А нас должны интересовать именно они. И саму Асият трогать нельзя. Она вернется домой, и с нее потребуют отчета. Кто-то заявится к ней, чтобы спросить. Это уже «хвост» банды. А кто знает, дадут ли что-то полеты на мотодельтаплане? Может так статься, что Асият будет нашей единственной зацепкой.

– Так точно, Тридцать Первый. Я рад, что ты со мной согласен. Вот теперь у меня все. Отдыхай… Или чем ты там занимаешься?

– Пока мне готовят мотодельтаплан, я, товарищ генерал, учусь без коньков кататься. Вернее, кувыркаться. Фигурное кувыркание.

– По суперлубриканту?

– Так точно.

– Катайся. Если я выберу время, заеду посмотреть. Тоже хочу научиться. Я в детстве фигурным катанием занимался – на коньках, конечно. Может, и без них сгодятся старые навыки…

Ко мне торопливо возвращался от ангара капитан Волоколамов, и потому я пошел не за трансформаторную будку, где продолжала занятия группа, заодно перекатывая по желудку обед, чтобы не откладывался в организме жирком, а навстречу Никифоровичу. Капитан торопился и выглядел озабоченным.

– Дельталет без нас улетел? – спросил я, когда мы встретились.

– Хуже, товарищ подполковник. Что-то там с бригадиром случилось. Поехал домой за металлическим профилем, чтобы выполнить наш заказ, заехал по дороге в магазин хлеба купить… Рядом с магазином его, говорят, то ли избили, то ли убили. Напарник сказал. Я сейчас сбегаю к дежурному, тот получил данные от ментов. Потом доложу коменданту и скажу пару слов бригаде рабочих – на случай, если менты допросить их приедут, чтобы не разбегались далеко.

Честно сказать, мне эта ситуация совсем не понравилась. Не то чтобы я увидел какую-то связь между нашей операцией и внешней помехой к ее осуществлению. Просто я привык всегда проверять и учитывать подобные помехи, чтобы разобраться, где случайность, а где злой умысел.

– Иди к группе, занимайся. Я сам к коменданту схожу.

Здание комендатуры находилось в другом конце городка. Светило солнце, и впечатление создавалось такое, будто весна готовится сесть на нос. Поэтому прогуляться было приятно. Но мешали невеселые мысли. Мда, пробный полет снова откладывается… Все другие направления поиска уже были задействованы и давали результат. А спецназ ГРУ оставался на казарменном положении, почти ни в чем не участвуя, не считая визита к матери предполагаемого дельтапланериста. Было даже обидно: хотелось и свой профессиональный уровень показать, и репутацию службы поддержать.

Комендант был на месте, как сказал дежурный, и я сразу прошел в кабинет.

– Здравия желаю, товарищ полковник.

– Здравствуй, Тридцать Первый. Добавил ты нам хлопот…

– Дело наше военное хлопотливо, – обтекаемо ответил я. – Краем уха я уже слышал, что произошло. Хотелось бы узнать подробности.

– Подробности я сам не знаю. Слышал только, что наш бригадир сцепился по какому-то поводу с неким азиатом – то ли узбек, то ли калмык, то ли еще кто-то, свидетели определить не смогли. Еще в магазине у них перепалка началась. Вышли вместе. Свидетели говорят, азиат его кулаком в грудь ударил, у бригадира пошла кровь из горла. Упал на спину, и все…

В грудь ударил? А вот это сообщение меня сразу насторожило.

– Ударил кулаком в грудь? Кулаком или основанием ладони? Вот так? – спросил я, показывая, как наносится подобный удар.

– Я там не присутствовал, – сухо ответил полковник, сам расстроенный происшедшим. – Хочешь узнать, поезжай в ментовку. Там расскажут.

– Это серьезный вопрос, товарищ полковник. И, вполне вероятно, имеет отношение к нашей операции. Кстати, подобный удар в этой операции уже присутствовал. Правда, в Москве и вчера; тем не менее слишком много совпадений, чтобы оставить это дело без внимания. Можно взять «уазик», чтобы не гонять «КамАЗ»?

Я хотел было даже позвонить генералу, чтобы он указал коменданту на важность моей миссии. Но тот и сам долго не думал.

– Скажи дежурному, что я разрешил. Потом расскажешь мне подробности.

От коменданта я отправился к группе, чтобы предупредить о своем срочном отъезде. И едва успел это сделать, как к нашей казарме подъехал «уазик». Я поспешил к машине…

Дежурный по городскому отделу полиции никак не мог понять, что привело к ним этого подполковника спецназа ГРУ. Он, возможно, даже не понял, что я представляю спецназ ГРУ. И вообще мне сначала показалось, что он знает русский язык настолько плохо, что не в состоянии понять мои вопросы. Оказалось, понимает и просто размышляет, имею ли я право знать то, что желаю узнать. Не найдя ответа на свой вопрос, дежурный позвонил начальнику и доложил ситуацию. Тот через дежурного пригласил меня к себе на второй этаж. По дороге я позвонил генералу и доложил ситуацию.

– Я сейчас позвоню туда, – пообещал генерал.

Позвонил он, видимо, сразу же, потому что начальник райотдела даже из кабинета вышел, чтобы меня встретить, хотя обычно эти мелкие чинуши на Северном Кавказе считают себя царьками и ведут себя соответственно. Я много раз сталкивался с задранными носами мелких местных начальников разного уровня, всегда испытывал желание хорошенько ткнуть эти носы в пол. К сожалению, моя должность не позволяет этого делать…

Начальник местного горотдела был готов поить меня чаем, пока не придет следователь. От чая я отказался, да и следователь пришел почти сразу – немолодой капитан с умными глазами и очень угрюмым грубым лицом.

– Вообще-то все дела, связанные со «сто пятой статьей», ведет Следственный комитет, – объяснил капитан, вполне сносно владеющий русским языком. – Я веду только предварительное следствие, осмотр места происшествия, опрос свидетелей; и все прочее выполняется как оперативные действия. В этот раз задержать убийцу по горячим следам не удалось. Свидетели говорят, что он спокойно и даже неторопливо ушел пешком вверх по улице. Дежурная машина была на месте через пять минут после происшествия и сразу выехала в указанном направлении. Никого найти не удалось. Выделили два наряда с машинами, опрашивали жильцов близлежащих домов, не проживает ли у кого-то из них человек с азиатской внешностью, или, может быть, кто-то просто видел такого человека на улице… Никаких следов. Подозреваю, что за углом стояла машина, в которую убийца и сел. Там действительно стоял какой-то автомобиль – женщина, проходя мимо, видела. Красного цвета, темно-красного, почти бордового. Это все, что она смогла сказать о машине, потому что не разбирается в них.

– Город у вас небольшой, – сказал я, – наверное, люди знают всех представителей азиатской внешности, что здесь живут.

– Есть у нас такие. И строители-узбеки работают, и таджики на кирпичном заводе, и ресторан есть «Узбекская кухня». Много калмыков, поскольку Калмыкия недалеко, а простые люди могут легко спутать калмыка с узбеком. Мы еще не успели проверить, но обязательно сделаем это. В любом случае Следственному комитету придется помогать. На нас это, думаю, и возложат.

– Что говорят свидетели? – поинтересовался я. – На какой почве возникла ссора?

– Вот это совсем непонятно. Дело в том, что одна женщина видела, как они вместе входили в магазин и разговаривали вполне по-дружески. Так ей показалось, по крайней мере. Погибший встал в очередь, перед ним было человек пять. А его напарник, похоже, куда-то торопился и стал ругаться на всех подряд. Причем ругался очень грубо. Погибший сделал ему замечание. Тот не отреагировал, он просто рвался поскандалить. Причем не с погибшим, а с женщинами из очереди. Там ни одного мужчины не было. Одна из них ответила ему – и чуть не получила удар в лицо. Тогда погибший, которого в этом магазине все знали, поскольку он живет рядом, подхватил под руку своего спутника и вывел на улицу. Снаружи тоже было много свидетелей. Но разговор между мужчинами никто не слышал. А потом последовал удар, и все.

– Кто-то может описать удар? – спросил я настойчиво. – Были там мужчины? Могут сказать, профессионально он нанесен или нет?

– Один мужчина был неподалеку, жену ждал, она в магазин зашла. Он азиата со спины видел. Говорит, тот сначала левой рукой оттолкнул пострадавшего от себя, потом правой ударил в грудь. После этого повернулся и спокойно пошел за угол. Неторопливо так… И по сторонам с вызовом поглядывал, словно спрашивал, кого еще ударить. Но на погибшего не оборачивался.

– Бил с размаха?

– Нет, коротко. Ударом, которым и убить-то, кажется, нельзя. Но корпусом вперед подался. Свидетель показал, как…

Следователь изобразил удар кулаком. Вообще-то этот удар можно выполнять и так, только в этом случае легко повредить сам кулак. И потому обычно он наносится основанием ладони. А место такое, что разницы нет, какой частью руки нанесен удар. Главное, чтобы он был резким и с обязательным доворотом бьющей поверхности. Этот доворот, похожий на ввинчивание руки в тело противника, дает значительную и ощутимую дополнительную резкость. Но, судя по показу, удар был нанесен именно такой. А это почерк профессионала, причем обладающего высокой степенью тренированности. Я вот, например, тренируюсь постоянно, но наносить этот удар так, чтобы он стал смертельным, не могу. Не получается. Хотя знаю людей, умеющих так бить. В общем, если работал профессионал, то бил он целенаправленно, стремясь убить, и уходил спокойно, зная, что дело свое сделал. Причем убийца и его жертва пришли в магазин вместе и выглядели по крайней мере приятелями. Если бы один намеревался убить другого, он бы мог сделать это и раньше, и позже, и вовсе не обязательно на виду у посторонних людей, способных потом его опознать. Не боялся… Значит, был уверен, что не опознают. Не смогут еще раз увидеть, чтобы опознать. То есть, несмотря на знакомство с нашим бригадиром, его убийца был человеком не местным и, скорее всего, не намеревался больше показываться в городе. Впрочем, мои предположения мало что могли дать следствию, и я даже не стал их высказывать. Все равно они будут искать. И пусть ищут. Обычно любой поиск, даже неудачный, дает значительный побочный результат. Например, когда в городе объявляют операцию «Перехват» и, чтобы найти какое-то определенное лицо, «трясут» всех подряд. А попутно находят несколько человек, что давно уже числятся в розыске; обязательно реквизируется определенное количество оружия, наркотиков и прочего в этом роде.

– Вскрытие уже проведено?

– Я только-только прочитал заключение. Смерть наступила в результате разрыва аорты. Одновременно была проломлена грудная клетка. Причем так проломлена, что ребра ушли в грудь. Даже если бы аорта выдержала, сломанные кости все равно нанесли бы человеку травмы, не совместимые с жизнью.

– Это почти все, что я хотел узнать, – сказал я.

– Почти – это значит, что не все… – верно заметил капитан полиции.

– Да. Среди вещей убитого должна быть трубка мобильника. Я сегодня видел, как он разговаривал. Была трубка?

– Есть такая, – согласился следователь.

– Могу я попросить вас на время уступить ее мне? Мы по своим каналам проверим все сегодняшние звонки погибшего. Может быть, сможем и на убийцу выйти.

– Все номера стерты, словно он сегодня не звонил. И не только сегодня. Я не знаю, сколько записей хранит его трубка, но нет ни одного звонка – ни входящего, ни исходящего номера. Я уже смотрел.

– Мы сумеем проверить, – пообещал я.

– Через оператора? – спросил капитан. – Для этого требуется решение суда. А у вашей службы нет следственных функций. Суд не даст вам такого решения. Это лучше оформлять через прокуратуру.

– Официальные каналы – хорошо, но они всегда слишком медленны, – заметил я. – Мы имеем возможность пользоваться неофициальными.

– Мне бы ваши возможности, товарищ подполковник, – мрачно сказал капитан. – Не уступите хоть один канал? Просто по-дружески…

– Обращайтесь напрямую в Управление космической разведки ГРУ, – посоветовал я. – Может быть, они войдут в положение и помогут вам, хоть и не уверен в этом. Но лично я буду обращаться именно туда.

– Пойдемте спустимся на первый этаж. Трубка у меня в сейфе. Одно условие – возврат.

– Думаю, смогу вернуть ее вам через несколько часов.

– Я, скорее всего, уеду. Оставьте у дежурного. В том же конверте, в котором получите. Конверт можно не заклеивать.

– Договорились, – сказал я и на прощание протянул руку начальнику горотдела.

Тот попрощался со мной очень вежливо. Должно быть, очень уважает московских генералов. Тем более если они представляют ФСБ…

Чтобы не разговаривать с генералом из машины в присутствии водителя, я сошел с крыльца, где стояло несколько полицейских, и, остановившись в стороне, набрал номер. На сей раз генерал ответил не сразу.

– Слушаю тебя, Тридцать Первый.

– Почерк тот же самый, что и в Москве. У убитого разрыв аорты и сломана грудная клетка. Концы ребер углубились в грудь. Врач-патологоанатом в заключении написал, что если бы аорта и выдержала бы удар, ребра нанесли бы организму травмы, не совместимые с жизнью. Убийца знал, что делает. Это специалист.

– Ночью в Москве, сегодня у нас… – проворчал генерал. – Летун…

– Предполагаю, что это разные люди, товарищ генерал. Более того, когда в рамках одной операции мы дважды встречаемся с одним и тем же ударом, нанесенным разными людьми, я считаю, что мы имеем полное право предположить, что имеем дело с какой-то группой коммандос, хорошо обученной и профессионально работающей.

– Значит, думаешь, что мы имеем дело не с простыми бандитами?

– Я в этом уверен, товарищ генерал.

– Мне бы твою уверенность, когда я буду руководству докладывать, – тяжко вздохнул мой собеседник. – А докладывать пока нечего… Ты-то хоть когда летать начнешь?

– Сегодня, – пообещал я твердо. – При любом раскладе, если только не перероют канавами футбольное поле в комендантском городке, я взлечу. Но это будет еще не поисковый, а пробный полет. Я давно не летал; и к технике нужно привыкнуть, и напарника проверить. Он с дельталетами вообще дела не имел, только с простыми дельтапланами. Однако и это можно доложить. А ночью мы еще раз проверим сарай Абдурагимовых – настоящий там дельтаплан или нет, вчера не было возможности рассмотреть все в деталях. Это – подготовительная работа. Можно так и докладывать, что таковая ведется полным ходом. Это поймут.

– Ладно. Коли что будет, звони.

– Что-нибудь будет обязательно. Я взял у следователя трубку убитого; сейчас озадачу свое командование просьбой выйти на Управление космической разведки, чтобы проверить все разговоры с этого номера. Тогда, может, и результат появится…