Честно говоря, у меня еще по дороге было такое чувство, что поездка окажется «пустышкой». Редко случается, что удача следует за удачей. Захватили пленников очень удачно, без единого выстрела, если не считать двух выстрелов из лазерной винтовки, отработали всю операцию. Конечно, хорошо было бы, напади мы на действительный след. Но неудача тоже, как говорят армейские мудрецы, приближает к удаче. По крайней мере, один след мы отработали и уже на него не собьемся. Это, конечно, служило слабым утешением – например, для того же генерала, – но от реалий никуда было не деться. Единственное, что я сделал на обратном пути, это набрал по памяти московский номер, полученный от пожилой женщины. В Москве мне тоже женщина ответила. Я попросил позвать Гамида. Через несколько секунд низкий голос с кавказским акцентом ответил:

– Слушаю.

– Гамид Баталович? – спросил я.

– Да. Я. Кто это?

– Что-то голос ваш не узнаю.

– Погода холодная. Простыл, охрип…

Я отключился от разговора. Гамид Абдурагимов в самом деле находится в Москве, и этот вопрос можно было больше не обсуждать, если бы не одно «но», которое заставило меня не обойтись простым звонком генералу, а заехать к нему, чтобы обсудить тему.

Я сам много раз сталкивался с ситуацией, когда мелкая и, казалось бы, пустяковая недоработка была в состоянии сорвать большую и хорошо проработанную, тщательно спланированную операцию. У нас же операция, по большому счету, и не началась. Более того, она еще и не проработана полностью и могла бы сразу пойти в неверном направлении. И подготовку мы до конца не закончили, а любая подготовка предполагает тщательный и кропотливый поиск, не терпящий суетливости и не знающий второстепенных деталей. Любая такая деталь была способна сорвать все последующие мероприятия. И потому нельзя было оставлять без внимания даже мельчайшую возможность для получения максимальной полноты данных. Из кучи фактов всегда легче выбрать соответствующие, чем в случае, когда выбирать не из чего. И потому я всегда предпочитаю иметь данных как можно больше.

– Товарищ генерал, можно еще раз попросить дознавателя обратиться к Набиеву?

– С Набиева как раз сейчас снимают его панцирь. Еще не поздно говорить.

– Пусть дознаватель поинтересуется, когда он в последний раз видел Гамида Абдурагимова. И где видел. Пусть скажет предельно точно. Если можно, пусть назовет свидетелей. Для подтверждения. И еще: необходимо проверить в Москве по адресу, действительно ли там находится сам Гамид. За него вполне мог отвечать другой человек. Причем эту проверку требуется провести тщательно, потому что человек может проживать там по документам Абдурагимова.

– Расстроил ты меня своим сообщением, но ладно… Следы не всегда ведут в нужном направлении. У нас и возможности не было выбирать эти следы; идем по тем, которые есть. И нужно искать новые. А проверку устроим. Я сейчас же позвоню. Пусть попытаются найти фотографии этого Гамида. Наверняка, когда он был студентом, фотографировался среди своих сокурсников. Можно проверить… Правда, время уже позднее, и сегодня едва ли что успеют. Мы тоже всю ночь ждать не будем. Поезжай пока, отдыхай с группой. Если что будет, я тебе позвоню. Но без дела постараюсь не беспокоить.

Отдых требовался всем, тем более что утром я намеревался опробовать мотодельтаплан. И пусть в воздухе не такое интенсивное движение, как на автомобильных дорогах, все же летать лучше со свежей головой и выспавшимся…

Генерал обещал не беспокоить до утра и слово свое сдержал. Но утром позвонил в половине шестого, как раз тогда, когда я обычно просыпаюсь в штатных обстоятельствах. Правда, умыться еще не успел.

– Ну что, Тридцать Первый, могу тебя поздравить. Нюх у тебя, надо заметить, отменный. Впрочем, я не должен удивляться, поскольку ты профессиональный разведчик.

– Я тоже привык уже этому не удивляться, товарищ генерал, – ответил я скромно.

– И хорошо. Значит, дело обстоит так. Набиев, которого допросили повторно, сообщил, что случайно встретился на улице с Абдурагимовым полтора месяца назад. Не полгода назад, а полтора месяца. Значит, мать пыталась ввести нас в заблуждение.

– Я так и предположил.

– И правильно предположил. Вчера, уже поздно вечером по моему приказу наши оперативники в Москве проверяли Гамида Баталовича Абдурагимова. Человек, которого они застали в квартире гражданской жены Абдурагимова, предъявил паспорт и даже водительские права на это имя. Ни один из двух документов подозрений не вызвал. Права тут же проверили по базе данных ГИБДД, они оказались действительными. Подозрение вызвал только возраст. Этому Абдурагимову сорок три года. Оперативникам показалось, что многовато для вчерашнего недоучившегося студента. Запросили нас. Мы к тому времени уже имели местные данные. Нашему Гамиду Баталовичу должно быть двадцать восемь лет. Московского Абдурагимова задержали на трое суток до выяснения личности. Утром проведут дополнительную проверку, опросят студентов, с которыми вместе учился наш Гамид. Они сейчас только-только заканчивают институт. Заглянут, кстати, и в клуб дельтапланеристов при МАИ, где занимался Гамид. Может быть, там что-то знают, может, фотографии имеются. Клуб это известный, с устоявшимися традициями…

– Я знаю, товарищ генерал, репутацию клуба МАИ. Кстати, мотодельтаплан «Пегас», который мне доставили, – их производства. Правда, мы его переименовали в «Полкан», но это сути дела не меняет. Значит, мы можем надеяться, что все-таки вышли на дельтапланериста. Если здесь летает именно он, пусть оперативники поговорят с дельтапланеристами в Москве, знающими Гамида. Неплохо было бы знать его стиль полетов. Может, вспомнят что-то особенное. Обычно у каждого дельтапланериста есть свой стиль, как, скажем, у боксера или футболиста. Мне это сгодится при охоте. И у меня сразу возникает дополнительный вопрос по поводу второго Гамида Баталовича. Я понимаю, что это, возможно, простое прикрытие. Но не такая уж величина Абдурагимов, чтобы его прикрывать. И вообще, какой в этом смысл? Слишком уж дорогое и чересчур сложное мероприятие для простых бандитов. Я думаю, там что-то иное. Хотя наверняка есть связь между нашим Абдурагимовым и московским, а следовательно, между бандитами, испытывающими или даже использующими суперлубрикант, и московским Гамидом. Невольно напрашиваются вопросы относительно происшествия на Минском шоссе. Пусть оперативники поволнуются по этому поводу.

– Это ты, Тридцать Первый, верно заметил. Я уже похвалил твой нюх. Но и нюх наших оперативников тоже похвалить следует. Именно исходя из такого предположения, они и задержали Абдурагимова. Тоже предположили такую связь… Наши парни работать умеют. Но за подсказку спасибо. Как только будут данные из Москвы, я тебе сообщу. Держи трубку под рукой.

– Она у меня всегда под рукой, товарищ генерал, даже когда заряжается. Можете звонить в любое время. И даже тогда, когда я буду в воздухе. Мы намереваемся опробовать дельталет, как только рассветет.

– Хорошо. Потом доложи мне результат испытаний.

– Обязательно, товарищ генерал.

Высунувшись в дверь, я вызвал к себе в штабную комнату, которая была у меня одновременно и кабинетом, и спальней, капитана Волоколамова. Он в отличие от меня уже успел умыться и явился на зов сразу. Я встретил Никифорыча с полотенцем в руках.

– Пока я умываюсь, вспомни хорошенько вчерашний осмотр сарая и скажи мне точно: это был дельтаплан или нет? Есть у меня сомнения. Подумай хорошенько.

– Я всю ночь думал. Сам себе этот же вопрос задавал, – признался Никифорыч. – Транспортировочная упаковка, без сомнений, от дельтаплана. А вот сам каркас вызвал у меня сомнения. Трубки, мне показалось, слегка толстоваты. Не намного, но толстоваты. Кроме того, нам была видна лишь та часть каркаса, где должны быть, по логике, только крупные крепления. А там куча мелких отверстий. Меня именно отверстия с толку и сбили. Что может туда крепиться? Не обшивка – это гарантированно, отверстия под мелкие болты. Что тогда?

– И что предполагаешь?

– Я предполагаю, что там просто куча какого-то металлолома. Трубки от неизвестной нам конструкции, которые человек, никогда не видевший подобные устройства, может принять за разобранный дельтаплан. На это, очевидно, и был расчет. Хотя ткань на кухонном столе похожая.

– Ну, ткань – это вопрос второстепенный. Ткань для обшивки всегда можно сменить. Меня сам каркас интересует. Значит, считаешь, старуха нас за нос водила?

Капитан Волоколамов в сомнении подергал себя за нос.

– Не знаю. Но предположить такое могу. Мне бы еще раз посмотреть… Хорошо бы при свете дня, но это едва ли получится. Но я и ночью могу понять, только упаковку следует снять. Тогда все ясно станет.

– Ладно, – решил я. – Ночью сгоняем туда, проверим. Не приходилось быть взломщиком чужих сараев?

– Даже взломщиком своих сараев, товарищ подполковник, не приходилось. Вот армейские склады на учениях взламывать доводилось. Под вашим, кстати, руководством.

Это и я помнил. Мы тогда струей из газового баллончика усыпили часового так, что он даже и не понял, что с ним произошло, отключили сигнализацию и вытащили с армейского склада то, что нужно было вытащить. И все закрыли, полностью уничтожив следы своего пребывания. Часовой ничего не помнил и проснулся только тогда, когда пришел разводящий со сменой. Я узнавал, парню здорово влетело за то, что уснул на посту. А он и не мог не уснуть, потому что человек против такого сильного препарата бессилен…

– Ладно, Никифорыч. Опыт у тебя есть, у меня тоже; значит, два старых взломщика ночью отправятся на дело. А для маскировки днем они займутся мотодельтапланеризмом. Будь готов…

Обычно в период проведения боевой операции я не провожу в группе плановые занятия. Но боевые действия спецназ ГРУ, как правило, ведет в полевых, а не в казарменных условиях. Да и в само дело мы еще основательно не вступили, проводя только отдельные мероприятия. Вечерний захват пленников тоже трудно было отнести к боевым операциям. И потому я проводил с группой занятия по полной программе. В это время к нам подошел Владимир Андреевич Кочергин, некоторое время понаблюдал за ведением рукопашного боя и, как все нормальные люди, не мог не высказать своего удивления, даже смешанного с возмущением.

– Жестоко вы друг к другу относитесь… Надолго ли вас хватит?

– Нас надолго не хватит, Владимир Андреевич, если мы будем друг друга по головке гладить и утешать после каждого удара.

Упражнение было предельно простым. Один офицер стоял прямо, широко расставив для сохранения равновесия ноги, а двое других, справа и слева от него, со смаком пинали первого: один в область живота, второй в область спины. Задача первого была вовремя напрягать пресс, принимать удар, не падать от него и подставлять под ногу только тренированные мышцы, не допуская, чтобы нога попала в печень, в селезенку или угодила в «плавающее ребро». Когда удар наносился в область спины, отражать его лучше всего было так называемой широчайшей мышцей спины, а если это не получалось, то сдвоенными крестцово-остистыми мышцами, и не допускать удара по почкам. У тренированного офицера эти мышцы так «набиты», что его невозможно бывает запинать целой роте каратистов. А набиваются мышцы именно таким образом, на тренировках. Чем больше ударов получишь на занятиях, тем легче будешь принимать их в боевой обстановке. Но я с возмущением наблюдателей встречался много раз. Особый гнев вызывали упражнения, когда солдаты – и срочники, и контрактники – разбивали о свою ничем не прикрытую голову бутылки и только улыбались, когда по лицу стекала кровь. Если бы такое упражнение видела какая-нибудь солдатская мама, она бы люто возненавидела всех на свете офицеров и все на свете армии. Но это упражнение тоже необходимо. Оно приучает солдата – как, впрочем, и офицера – не бояться боли и вида крови. И воспитывает настоящего воина.

Я не стал объяснять все это Кочергину, как никогда не объяснял никому другому. Но именно в таких методах и содержится основная суть и соль подготовки бойцов спецназа ГРУ, именно потому в нашей армии ни один вид спецподразделений не может сравниться с ним в боевой обстановке. На этом мы и стоим.

– Я не мешаю? – спросил Кочергин, думая, наверное, что наши занятия составляют государственную тайну.

– Если вы будете мешать, я не постесняюсь вас попросить отойти.

– Вы к себе в кабинет когда вернетесь?

– А вы что-то хотели рассказать мне?

– Показать, – пообещал Владимир Андреевич.

– Через пять минут.

– Я могу подождать в вашей казарме?

– Бога ради. Что вам на холоде стоять? Не лето… Кабинет закрыт, но казарма в вашем распоряжении. Можете даже выспаться, пока мы занимаемся.

– Я уже выспался.

Кочергин направился к казарме. Краем глаза я заметил, как он словно споткнулся на крыльце и тут же стал шарить по нему руками, будто бы искал что-то оброненное. Затем выпрямился и вошел в помещение.

Вскоре таймер на моей трубке дал сигнал к окончанию занятий. Нужно сбросить напряжение и слегка отдохнуть перед завтраком, иначе после полученных ударов в корпус никакую пищу в организм не загонишь. Разве что еще более сильным ударом.

Как капитан последним покидает корабль, а тренер – спортивный зал, так и командир, отправив своих офицеров на отдых, уходит с площадки позади всех. Офицеры группы не солдаты и не ходят по комендантскому городку строем. Но узкая дорожка позволяет идти колонной не более чем по двое. Так и шли – кто по двое, кто в одиночестве. Последним – я. И потому сразу увидел, что на крыльце происходит нечто непонятное и даже нелепое. Никто не смог войти в казарму. Сначала упали двое, потом – один, который засмеялся над первыми двумя, потом еще двое. И самое смешное, что встать никто сразу не смог, потому что любые попытки подняться были обречены на неудачу. Хорошо хоть, падали со знанием дела, не позволяя себе травмироваться при приземлении. Но «собираться» и «группироваться» при падении обучен каждый офицер и даже солдат спецназа ГРУ. Тем не менее пять человек смешно, по-пьяному барахтались на крыльце, заняв его полностью и не давая другим дороги.

Я сразу все понял…

Владимир Андреевич Кочергин не зря «искал» что-то на крыльце и выглядел при этом предельно сосредоточенным. Он походя полил чем-то крыльцо, чтобы продемонстрировать действие препарата, который нам предстояло разыскивать. Вернее, разыскивать людей, использующих этот препарат. Получилось наглядно, эффективно и убедительно. Но я уже успел увидеть, что падали офицеры даже не на ступенях, а только на самом крыльце, да и то ближе к двери. Потому я обошел крыльцо, поднялся по ступеням с противоположной стороны до верхнего уровня и опробовал поверхность около самой стены. Нога не скользила. Тогда я нашел скользкую поверхность. Она начиналась в двадцати пяти сантиметрах от стены. И я, лишь слегка задевая плечом кирпичную стену, спокойно прошел до двери и открыл ее, словно приглашая всех пройти моим путем. Что и было аккуратно сделано.

Владимир Андреевич стоял неподалеку от двери почти по стойке «смирно» и с любопытством смотрел на меня, словно надеялся, что это я упаду первым. Я вошел, ничего не сказав Кочергину, и просто прошествовал мимо него к расположенной рядом двери в свой кабинет. Владимир Андреевич, слыша шум и смех, так, кажется, и не понял, упал ли кто-то из моих офицеров, или по какой-то не понятной для него причине они умудрились устоять на ногах. Открыв дверь, я сделал рукой пригласительный жест, и Кочергин, еще раз оглянувшись в сторону веселых офицеров, вошел ко мне.

– Суперлубрикант? – спросил я кратко.

– Суперлубрикант, – улыбнулся он. – Демонстрация возможностей. Опробовали, Вадим Александрович?

– Стороной обошел. Но мои офицеры опробовали.

– Что сказали?

– Посмеялись хором.

– Но, как я понимаю, кому-то было здесь же, на Кавказе, не до смеха после встречи с таким препаратом…

– Не успели посмеяться, как я думаю. Хотя утверждать категорично не могу. Зато знаю старую формулу: хорошо смеется тот, кто смеется в последний раз. Может, кто-то и успел во время падения в пропасть. Но там не очень высоко, насколько я помню, смех не мог быть долгим.

Следом за Кочергиным, не закрывшим за собой дверь, в кабинет вошли майор Желобков со старшим лейтенантом Мальцевым. Оба с удовольствием покатались по крыльцу, и их лица до сих пор хранили развеселое выражение.

– Что нам подложил ученый мир? – спросил Мальцев.

– Свинью, – сделал вывод Желобков.

– Не понравилось? – Владимир Андреевич поставил на мой стол небольшой аэрозольный баллончик, показывая орудие своего подлого труда.

– Вообще-то забавно… – сказал Желобков.

– А вот тем людям, которые из-за этого погибли, не понравилось, – сказал я серьезно, прекращая улыбчивые настроения…

Пауза длилась недолго.

– Это, как я понимаю, и есть объект нашего предстоящего поиска? – спросил Геннадий Викторович, повертев баллончик в руках и поставив его на место.

– Аналог, товарищ майор, – поправил Владимир Андреевич. – Отечественный аналог. Многие из наших соотечественников проявили бы удивление, услышав, что наш препарат превосходит большинство зарубежных аналогов; тем не менее это так. Суперлубриканты возможно делать и без нанотехнологий, и Россия – единственная страна, производящая его так. И это дает значительный отрыв в качестве.

– А применение? – сразу поинтересовался любопытный старший лейтенант Мальцев.

Он у нас в группе считается главным специалистом по количеству заданных вопросов. Не всегда они к месту, и, как мне кажется, Серёня даже ответы не слушает, потому что они ему мало интересны, а сам в это время продумывает очередной вопрос.

– Пока суперлубриканты у нас разрабатываются только по программе оружия несмертельного действия. Вспомогательные, так сказать, средства для ведения боевых действий. И в какие-то критические моменты способные стать решающим фактором. Предполагаю, что скоро нечто подобное поступит на испытания в спецназ ГРУ. Кстати, для снайпера готовится отдельная разработка. Выстрел из винтовки наподобие снайперской будет посылать вперед гранату, которая будет способна делать невозможным продвижение, например, преследуемого. Одного выстрела хватит, чтобы противник оказался в беспомощном состоянии. А чтобы выйти из него, нужно понимание происходящего и умение владеть своим телом в условиях отсутствия трения. Вы сегодня на крыльце не понимали, что происходит, и не знали, как себя вести. А можно было просто перекатиться в сторону ступеней, и все. Там уже можно было твердо вставать на ноги. Вопросы же промышленного применения препарата пока находятся на стадии обсуждения. Но это не есть дело моей компетенции. Я только слышал, что рассматриваются варианты обработки самолетов и автомобилей препаратом, чтобы не просто снизить, а практически свести к нулю коэффициент лобового сопротивления воздуха. В массовом порядке такое использование, естественно, невозможно из-за дороговизны. Но, скажем, для какого-то отдельного полета – скажем, самолета или космического корабля, чтобы скользить в атмосфере, – можно использовать суперлубрикант. Не знаю точно, что там еще рассматривается. Японцы, например, пытаются использовать препарат в качестве смазки ответственных механизмов. Но пока не хватает долговременной устойчивости к окружающей среде. И зарубежным препаратам, и нашим. Я же, повторю, занимаюсь только военным применением суперлубриканта и консультации могу давать только в этой области.

– А можно этим… – не унимался старший лейтенант, – как его… суперлубрикантом, например, полить тормозные диски на автомобиле?

– Если есть доступ к дискам, – без проблем. Кажется, у легкосплавных колес всегда тормозные диски доступны. Такая обработка вообще лишит машину возможности тормозить.

– Не всегда диски доступны, – из-за косяка, невидимый нам, сказал майор Казионов. – И легкосплавные колеса бывают разными.

Его мнению можно поверить. Казионов у нас специалист по автомобилям, участвовал во многих любительских ралли, пока не попал ко мне в группу. Здесь ему уже стало не до спорта. Но если нам предстояло куда-то ехать быстро и, как иногда случается, в безаварийном режиме, за руль сажали Николая Федоровича. Он ездил всегда по самой кромке, отделяющей риск от нормальной езды, и это позволяло добиваться результата.

– Может быть, – легко согласился Владимир Андреевич. – Не буду возражать, потому что собственной машины не имею и даже не умею ездить.

– А вообще, – продолжил старший лейтенант, – я представляю ситуацию. Обкладываем со всех сторон группу бандитов, но умышленно оставляем им заранее подготовленный коридор для бегства. Пусть бегут. Только до определенного места. И там – «стоп машина», приехали!

– Возможный вариант, – предположил Владимир Андреевич. – Но для этого понадобится несколько таких баллончиков, как этот, – он постучал пальцем по стоящему на столе. – У нас есть некоторый запас. Здесь осталось, скажем так, чтобы еще раза четыре полить крыльцо тонким слоем. Такой слой выветривается быстрее, минут за сорок. Есть у нас в запасе и три больших баллончика с экспериментальным составом, который я вам на себе испытывать не рекомендую. Может вызвать ожоги кожи – там состав с ядовитыми добавками. У него устойчивость, можно сказать, достигла мирового рекорда, держится около шести часов. Я пока вам только этот оставлю. Понадобится, еще спросите, выделю. Товарищ генерал приказал выделять по необходимости.

– Для проведения операции? – спросил Мальцев.

– Для тренировки, – резко пресек я его желание завладеть баллончиком и тут же убрал его в свой стол. – Нам предстоит работать с противником, который имеет суперлубрикант, – правда, неустойчивый во времени, но и кратковременного действия хватит, чтобы кто-то пострадал. Уже хватило… И потому необходимо предположить, что суперлубрикант может быть применен против нас. Я просил генерала, чтобы нам предоставили препарат для тренировок. Будем учиться быстро выбираться из зоны отсутствия трения, используя только энергию собственного тела; будем учиться стрелять, находясь в такой зоне, и даже «рукопашку» там же будем отрабатывать. Все может сгодиться.

– Да, мне генерал так и сказал, что вы просили, – согласился Кочергин с моим объяснением. – Я, правда, не знаю, насколько возможно управлять своим телом при отсутствии трения, но мне будет любопытно посмотреть, что вы сможете.

– Может быть, и на машине проехать сможем, – опять из-за косяка сказал майор Казионов. – Только особая техника вождения нужна, и все.

– Сомневаюсь, но спорить не буду, – Владимир Андреевич в очередной раз показал себя сговорчивым человеком. – Вопросы есть?

– Не по существу… – сказал я.

– Слушаю.

– Где можно здесь достать анемометр? На время полетов. С возвратом.

– Если с возвратом, могу дать свой. У меня в «кунге» лежит. Небольшой, как трубка мобильника. Фирма «Kestrel». От разработок по другой теме остался, тогда испытания ограничивались ветром. Удобная штука. Нужно только аккумулятор подзарядить. Но и зарядное устройство к нему есть. Зайдите, выделю.

– Спасибо. Обязательно зайду.

Разрешилась благополучно еще одна проблема, которая меня, признаться, доставала. Полагаться только на данные, что предоставляют метеослужбы, рискованно. Всегда следует иметь собственное обеспечение безопасности полетов. Рядом горы. Они могут выносить на метеостанцию в месте наблюдения один поток воздуха, а уже через километр есть риск встретиться с другим, более мощным. И потому скорость ветра лучше измерять самому – в том месте, где намереваешься взлетать.

Оставалось еще подыскать это самое место для взлета. Признаться, меня сильно смущала указанная в документах длина разбега в сто пятьдесят метров. Это условия уже не для мотодельтаплана, а для самолета. Хотя я, в принципе, знал, что данные в документах всегда ставят перестраховщики, и обычный двухместный мотодельтаплан легко обходится шестью-семью десятками метров разбега. Но для первого полета я все же хотел бы иметь площадку, более близкую по длине к указанной в инструкции. Мало ли что? Главное, чтобы ветер был встречным. При взлете он может достигать скорости до десяти метров в секунду и будет только помогать набирать высоту. Попутный же ветер скоростью больше двух метров в секунду уже вообще не позволит взлететь и будет прижимать крыло к земле.

Кочергин ушел.

– Кто у нас первым поскользнулся? – спросил я, зная ответ заранее, поскольку все происходило перед моими глазами.

– Кажется, я, – покаянно признался майор Желобков.

– Значит, у тебя самый большой опыт во всей группе, – сделал я вывод под улыбку старшего лейтенанта Мальцева. – Тебе и разрабатывать систему тренировки. Предусмотри все, что возможно, все мыслимые ситуации. При необходимости препарат нам еще выделят.

Я поставил баллончик на стол, и Геннадий Викторович тут же переложил его в карман «разгрузки», при этом подозрительно посмотрев на Серёню как на отъявленного конкурента. Но пожалел старшего лейтенанта и позвал:

– Ты вместе со мной кувыркался. Пойдем вместе и думать.

– Волоколамова ко мне пришлите. Мы с ним пойдем технику осматривать.

До прихода капитана я просто пробежал глазами инструкцию. А когда Никифорыч пришел, вручил ему скрепленные степлером страницы.

– Постарайся до завтрака прочитать. После завтрака у нас предполетная подготовка.

– Сегодня полетим?

– Сегодня. Сначала по земле покатаемся, потом небо опробуем…

Небо в это утро мне, честно говоря, откровенно понравилось. Оно было почти чистое, а легкие облачка тянулись по открытому взгляду простору не быстро и не метались из стороны в сторону. Конечно, зимнее небо не может быть голубым даже на Кавказе. Оно отдавало холодом и отливалось льдом в глазах, стоило только подумать о том, что по мере подъема над уровнем земли понижается температура окружающего воздуха. А нам никто не позаботился прислать, например, дельталет многоцелевого действия «Ветер», имеющий закрытую кабину и даже внутрисалонное автономное отопление. «Ветер», как я слышал, часто используют для обследования дальних участков северных газопроводов; значит, он приспособлен и с ветром бороться… В общем, закрытая кабина была бы нам кстати. Впрочем, она несет и ряд неудобств. В случае применения оружия из открытого дельталета вполне можно стрелять, а вот из герметически закрытого… Значит, наша машина, в качестве наполовину боевой, имеет в сравнении с «Ветром» не только недостатки, но и преимущества.

Рассмотрев небо с крыльца столовой, я молча направился в сторону ангара, зная, что капитан Волоколамов пойдет за мной следом, а остальная группа отправится сначала в казарму, чтобы общим обсуждением и путем арифметического сложения мозговых извилин просчитать все варианты тренировки в условиях отсутствия трения. А потом, когда просчитают варианты и возможности, когда уляжется в животе пища после завтрака, отправятся искать место, где можно будет потренироваться. Я даже не стал предупреждать майора Желобкова. Он сам сообразит, что место это не должно просматриваться со всех сторон. Никто не должен видеть, чем группа занимается на тренировке, тем более на такой необычной. В этом залог нашего успеха в будущем. А мы с Никифорычем присоединимся к ним позже, когда разработается первая методология тренировочного процесса.

Распахивать ворота ангара мы с капитаном не стали – зачем выстуживать и без того не самое теплое помещение? Сразу выкатывать мотодельтаплан мы не намеревались, да и трудно было сделать это вдвоем. Двоим необходимо контролировать хотя бы концы крыльев, чтобы они прошли в подготовленные рабочими прорезы во входных колоннах. Но пока следовало подготовить машину к полету. В комплект поставки входили емкость для смешивания бензина с маслом и мерки, чтобы не ошибиться в пропорциях. Специальное масло от производителя двигателя тоже входило в поставку. Вопросами заправки мы и занялись. Это, впрочем, много времени не заняло. Бак вмещал всего пятьдесят шесть литров. Если летать, используя способность мотодельтаплана к планированию, то можно отдать этому делу целый день – и не истратить весь бензин. При этом, находясь в сидячем положении, пилот не уставал бы так, как устает дельтапланерист, который держит вытянутое тело в постоянном напряжении.

Бак мы заполнили полностью и даже приготовили запас уже смешанного с маслом топлива в канистре, которую пристроили за заднее сиденье. Правда, это место не прикрывалось бронежилетом, и пуля могла бы пробить «запасной бак», но главное, что она не могла повредить основной. Это вселяло уверенность. Наш мотодельтаплан превратился в летающий танк.

Мне внезапно пришла в голову мысль. Конечно, я доверял Волоколамову, как самому себе, но это я носил прозвище Тридцать Один Выстрел В Минуту, а не он. Капитан умел стрелять не просто неплохо, а даже хорошо, однако с моей скорострельностью сравниться не мог. И потому в случае обнаружения бандитов мне лучше было бы оказаться на заднем сиденье, чтобы иметь возможность использовать свои способности.

– Летать учиться будешь?

– А иначе для чего я, командир, здесь нахожусь? – вопросом на вопрос ответил Никифорыч. – Я мог бы заниматься вместе со всеми…

Хотя наш мотодельтаплан носил название учебно-туристического, он не имел учебного модуля, позволяющего пассажиру брать на себя функции управления. Теоретически пассажир мог протянуть руки через мою голову и в какой-то мере справиться с управлением, но при этом ему пришлось бы животом вдавить мне в плечи мою голову. Такой вариант сгодился бы на случай, если бы я вдруг потерял сознание. Но я в данном случае просчитывал другой вариант. Мне было необходимо иметь возможность стрелять в то время, когда второй пилот будет управлять «крылом». И наиболее подходящим вариантом в этом случае виделась смена мест. То есть я садился бы на заднее сиденье с автоматом на изготовку, а Никифорыч управлял бы дельталетом. Хотя возможно было бы и самим сделать какое-то подобие учебного модуля, чтобы капитан имел возможность управлять полетом над моей головой. Все-таки заднее сиденье у нашего мотодельтаплана значительно выше переднего, и, если устроить такое сооружение, что позволяло бы Волоколамову взять управление на себя, он мог бы делать это надо мной на такой высоте, что я имел бы возможность стрелять без помехи. Такие учебные модули я видел в природе. Просто в нашем варианте не предполагалось, что в группе есть еще один офицер, способный летать, и потому модуль не включили в комплектацию. Но в принципе сделать его не слишком сложно.

– Сможем соорудить для тебя систему управления? Или будем местами меняться? – спросил я мнение своего «второго пилота».

– Поменяться местами не всегда есть возможность. Лучше систему управления. Нужно пригласить вчерашних рабочих. У них бригадир толковый, что-нибудь придумает.

– Кто вчера привел рабочих?

– Серёня.

Я вытащил трубку, набрал номер старшего лейтенанта Мальцева и поставил ему задачу. И уже через пять минут стал слышен звук тракторного двигателя. Видимо, бригадир не любил ходить пешком и носить инструмент на руках. Теперь вопрос состоял в том, найдет ли он подходящий материал, из которого можно сделать учебный модуль.

Я ждал бригадира, соображая, как лучше все сделать, когда мне позвонил генерал.

– Как дела, Тридцать Первый?

– Осваиваем технику, товарищ генерал. Делаем кое-что дополнительно, чтобы обеспечить выполнение боевой задачи. А группа отрабатывает поведение в условиях отсутствия трения. Подготовку не прерываем.

Я умышленно сделал акцент на том, что мы не прерываем подготовку, чтобы генерал не вздумал опять сунуть нас в какую-нибудь постороннюю операцию типа вчерашней. Конечно, вчерашнее дело дало нам хоть какой-то след, и пусть он еще не отработан полностью, пренебрегать им все равно нельзя. Но и отвлекаться на посторонние дела тоже не хотелось. Однако генерал и сам все прекрасно понимал. Он звонил по другому вопросу.

– Мне позвонили из Москвы, там раскручивают эту историю. Конечно, московский и местный Абдурагимовы – это разные люди. Мы уже нашли здесь и следы московского. Он воевал в Чечне, потом сдался вместе со всем отрядом и попал под амнистию. Объяснить, что он делает в чужой квартире, где зарегистрирован наш Гамид Баталович, внятно не может. Говорит, что просто остановился там на время приезда в Москву. Цель приезда объясняет, как и все они, – ищет работу, чтобы обеспечить семью. Семья у него осталась дома, в Дагестане. Вроде бы придраться было не к чему, и нашим оперативникам стоило большого труда добиться санкции на обыск в квартире, где застали Абдурагимова. Рассчитывали найти там какие-то следы суперлубриканта. Такового, к сожалению, не нашли, но обнаружили целлофановый мешочек с драгоценностями, похищенными, предположительно, в ювелирном магазине, и пистолет-пулемет «Скорпион», который фигурировал во время ограбления, хотя там из него и не стреляли. Значит, идентифицировать невозможно. Но и одних драгоценностей хватило для оформления ареста. На всех них сохранились ценники с эмблемой магазина. Теперь стоит задача выйти на сообщников Гамида. Кстати, по нашим данным, к нему в Москву выехала поездом жена. Она пока находится в дороге, прибудет только завтра. Приезд жены – это один из вариантов давления на арестованного. Сам по себе он не слишком разговорчив, потому ожидать от него признательных показаний и сдачи сообщников не приходится. Но это все для тебя не важно. Главное, что наш местный Гамид Абдурагимов находится здесь и, по всей видимости, летает.

– А про него, товарищ генерал, что известно? – спросил я, делая одновременно знак бригадиру рабочих, чтобы тот подождал.

Но капитан Волоколамов сам знал, что следует делать. Он и стал объяснять бригадиру, показывая прямо с заднего сиденья дельталета. Бригадир еще накануне показался мне человеком сообразительным. Сейчас он осмотрел управляющий треугольник и сразу же стал проводить собственные замеры. Причем измерял не только части машины, но и руки самого капитана, которые заставил его согнуть в локте так, чтобы управлять треугольником было удобно. Потом все-таки возник вопрос ко мне, и, как я понял, он касался моего роста и посадки на сиденье. Бригадир хотел поставить учебный модуль так, чтобы он не стучал мне по голове. И я, не выпуская из рук трубку, забрался на сиденье и сел, позволив бригадиру разворачивать рулетку над моей головой.

Генерал между тем продолжал говорить, а я успешно совмещал два важных дела – внимательно слушал генерала и одновременно знаками давал бригадиру дополнительные указания об установке распорок, которые создавали бы учебному модулю дополнительную жесткость.

– Оперативники посетили дельтапланерный клуб МАИ, – говорил генерал. – Нашли адреса четырех людей, которые хорошо знали нашего Гамида Баталовича, а один из этих людей даже был его инструктором. Но в настоящий момент смогли застать только двоих. Двое других не живут по прежним адресам, и их ищут по месту работы. Инструктор и бывший сокурсник самого Гамида хорошо знает и помнит. Что касается его «полетного почерка»… Есть у него такой почерк. Пренебрежительно отзывался о высоких полетах, считая, что высоко летают только трусы, которые боятся столкновения, и сам всегда предпочитал летать на предельно низких высотах; любил выделывать различные фигуры пилотажа, что-то типа воздушного слалома. Рисковый человек, обладающий хорошей реакцией и умением рассчитывать скорость и расстояние. За счет этого у него и получался слалом. Кстати, над дорогой у нас, в момент использования суперлубриканта, неизвестным дельтапланеристом было продемонстрировано нечто подобное слалому. Летел низко, переваливаясь с крыла на крыло…

– У дельтаплана одно крыло, товарищ генерал, – напомнил я.

– Ну, мне так сказали неспециалисты, и я, как неспециалист, передаю тебе суть дела. Это расхожая фраза, и можешь не придираться.

– Я не придираюсь, товарищ генерал. Я слушаю.

– А что слушать! Я все сказал. А ты выводы делай…