Глава восьмая

Занятия с офицерами спецназа продолжились, но, кажется, результата ждать не приходилось. Как профессору не хватало элементарных навыков ведения войны, так спецназовцам не хватало элементарных знаний в области электроники, а простыми моторными навыками в данном случае обойтись было нельзя. Игорь Илларионович все больше грустнел.

За остаток рабочего времени в кабинет дважды заглядывал начальник первого отдела, выбравший для себя должность курьера для обмена сообщениями между профессором и ФСБ. В первый раз Артур Владимирович принес информацию, которую не пожелал озвучить при всех, и отозвал Страхова в сторону:

— Их нашли. Это действительно китайцы.

— Арестовали?

— Нет. Нельзя.

— Дипломатический статус?

— И это тоже. Дипломатический иммунитет защищает от уголовного преследования. Статус у них есть, но дело не в этом. Убийц легко объявить персонами нон грата, но пока торопиться не следует. Предполагается, что у них много «хвостов». Обоих взяли под наблюдение, чтобы отследить сферу интересов и связи. Плотный контроль, в основном — электронный. И от визуального тоже не отказались.

— Не спугнут?

— Работает официальная «наружка». Это же профессионалы. И раньше многое умели, а сейчас, когда кругом электроника, намного легче. Причем «наружка» может произвести и задержание, если потребуется.

Во второй раз информация была еще более интересной. И опять докладывалась вполголоса и в стороне от других.

— Этот ваш Борис, оказывается, был еще тот субчик…

— О покойниках говорят или хорошо, или ничего, — слабо возразил расстроенный профессор. С обучением офицеров дело двигалось плохо. Как от такого не расстроишься! А одно расстройство на другое просто накладывалось, и получалось общее состояние неудовлетворенности, от которого бывает трудно избавиться разом.

— Следствие выкладывает факты. И никуда от них не денешься. Стало известно, что Борис сам позвонил в китайское посольство и предложил услуги. Естественно, не бесплатно. Как журналист, причем журналист, работающий над темами, близкими к армии, он имел навык проникать туда, куда посторонних нечасто пускают. После первого обращения его телефонное предложение было засечено аппаратурой прослушивания. Я не открываю вам секрет, что все посольские телефоны постоянно прослушиваются, это международная практика. Но тогда не удалось определить, что за человек звонил. От услуг Бориса китайцы сначала отказались. Видимо, подозревали провокацию. Через три месяца он лично пришел в посольство. Его зафиксировала камера видеонаблюдения, и сейчас из архивов извлечены эти видеоматериалы. Туда приходят разные люди по разным вопросам. Журналист мог прийти и по каким-то редакционным делам. Поэтому сразу после момента посещения на это особого внимания не обратили, тем более даже не знали, к кому он приходил. И только сейчас стали проверять. Никакого материала после этого посещения посольства Китая в газете опубликовано не было. Но накануне сам Борис был в поездке по уральским заводам военно-промышленного комплекса. Привез оттуда несколько материалов, касающихся вооружения, и опубликовал их. Военных тайн публично не раскрыл, но мог что-то привезти оттуда и такое, что должно было бы заинтересовать, скажем, китайского военного атташе или его помощников, которые непосредственно занимаются разведкой. По данным ФСБ, в посольстве у военного атташе три помощника из разведки. Как правило, такие пропорции соблюдаются во всех крупных посольствах. После этого с двумя из этих трех помощников Борис довольно часто встречался. Они даже дома у него бывали. И именно они, видимо, дали ему задание каким-то образом вклиниться в вашу семью. По крайней мере, ФСБ так предполагает. Именно тогда Борис начал наводить о вас справки, а потом стал искать общих знакомых с вашей дочерью, чтобы иметь возможность неназойливо познакомиться. Также была попытка устроиться работать в наш институт, но с оформлением допуска дело у Бориса сразу затормозилось из-за биографии. Мама гражданка двух стран — России и Израиля. Вот он и активизировался на частных отношениях.

— Значит, Алину он рассматривал только как инструмент?

— Видимо, так. Помимо этого, правда, неизвестно, по просьбе китайской стороны или по собственной инициативе, Борис дважды посещал посольство Ирана. Есть подозрения, что он и там хотел пристроиться на работу по совместительству. Меня бы не удивило, если бы Борис через маму попытался подрабатывать и в «Моссаде». Он — человек гиперактивный и работоспособный.

— Гиперактивность — это психическое заболевание, чаще всего детское, и оно обычно не позволяет больному сосредоточиться на чем-то конкретном.

— Я говорю не про детскую болезнь, а про то, что он мог везде бегать без остановки. Наверное, в любой редакции такому сотруднику должны быть только рады. Хотя журналисту необходимо еще и уметь писать, а это не всем дано. И работоспособность не заменяет талант.

— Это так. Но в принципе, Артур Владимирович, вы меня ничем не удивили, — после короткого раздумья сказал Игорь Илларионович. — Я интуитивно чувствовал в Борисе фальшь. Исходило от него ощущение ненадежности. Конечно, я не думал, что он готов так вот сразу продаваться и чуть ли не на аукционе себя выставлять. Мы с вами не будем активно лезть в суть вещей, которые выходят за рамки нашей компетенции. Заниматься следует только теми вещами и процессами, на которые можешь повлиять. А здесь поднимается вопрос внутренней культуры и воспитания, заброшенный на пару десятилетий. Поколение наших детей потеряло все ориентиры в жизни, кроме денег. Им настойчиво насаживался подобный образ жизни. Иногда и сейчас насаживается через телевидение, через прессу. И очень немногие смогли устоять. Надеюсь, что устояла моя дочь. Хотя уверенности стопроцентной у меня нет даже в ней. Однако сейчас соответствующим государственным институтам уже следует думать даже не о них, не о наших детях, потому что их исправить будет чрезвычайно сложно, если вообще это возможно. Сейчас уже стоит обращать внимание на следующее поколение — на наших внуков. И не просто обращать внимание, а бороться за них, потому что с другой стороны, со стороны родителей, будет оказываться противоположное давление. Но если я и вы, если мы будем плотно заниматься этими вопросами, то кто будет работать на нашем месте? Китайцы? Арсен Эмильевич, кстати, идет целенаправленно к нам, и с таким видом, словно он поймал за хвост жар-птицу. Вы что-то хотите сообщить, коллега?

Профессор Торсисян блеснул горящими глазами:

— Только попробуйте теперь сказать, что я не гений, обижусь до последнего своего дня. Я — гений! И переубедить меня в этом невозможно. Я — гений!

— У моего старшего сына есть попугай Яшка, — сказал Казионов. — Он так и кричит: «Яша гений!» Потом рубит крылом воздух и добавляет только одну завершающую фразу: «И все тут…» Гениальность, уважаемый Арсен Эмильевич, следует доказывать делом, а не фразами. Если докажете делом, разве мы будем возражать? Мы будем только гордиться тем, что сотрудничали с гением. Наверное, от этого можно получать удовольствие.

— Мы готовы тебя выслушать, если ты по существу вопроса, — сказал Игорь Илларионович, делая вывод о существе вопроса из того, что Торсисян упорно смотрел на разбитый генератор спецназовцев. — Вижу, ты что-то придумал своим изворотливым умом.

Торсисян излучал радость.

— Короче, Ларионыч, что ты мучаешься! Скажи лучше, сколько мне времени нужно, чтобы сделать новую панель? Говори, ты же все знаешь…

— Все зависит от того, как часто тебя будут отвлекать твои друзья из ФСБ. Ты же всегда в первую очередь выполняешь их заказы. Не будут мешать, за три-четыре месяца уложишься. Будут доставать, полгода проковыряешься.

— Какой ты злой!

— Станешь злым с такими коллегами. Сколько ты мне уже обещаешь сделать? А? Моя лаборатория давно ждет, и я лично ждать устал.

— Ладно. Ты ведь свой. Ты — последний в очереди. Как сапожник, который без сапог. Знаешь, да, как бывает? Мой дедушка всю жизнь обувь ремонтировал. Будка у него своя была. Постоянные клиенты были. И никогда себе отремонтировать не успевал. Всегда с дырявыми подошвами ходил. Так и умер от простуды, когда ноги промочил.

Страхов искренне рассмеялся.

— Ты мне этого, Арсен Эмильевич, желаешь?

— Нет, не надо, не умирай, пожалуйста, от удара электрическим током. Но ты сам с руками. Ты сам вручную управлять можешь. А эти ребята из ГРУ не могут. Значит, что надо?

Вопрос был адресован всем, и Торсисян, подтверждая это, окинул присутствующих взглядом.

— Надо сделать панель. И очень быстро, — подсказал подполковник спецназа, что обедал вместе с Торсисяном в столовой.

— Надо, Арсен Эмильевич… — согласился и заместитель генерального директора по научной работе.

— Если надо, сделаю…

— Через полгода? — спросил Страхов.

— Через две недели, — радостно заявил Торсисян.

— Ты одни детали делаешь три с половиной месяца, — выразил Игорь Илларионович свои сомнения. — А потом еще ползком сборку проводишь.

— Не ползком, а тщательно. Не для Китая делаем, для себя…

В свете недавнего разговора между профессором Страховым и начальником первого отдела института такая фраза прозвучала по крайней мере странно. Хотя о китайском качестве, вернее, об отсутствии такового, любит заикнуться каждый, кто с этим встречался. А встречались все.

— Не тяни, говори дальше, — поторопил Страхов.

— У меня на тренажере есть все детали. И разбитую панель разберу. Там тоже кое-что можно вытащить. Поставим на тренажер. Заменим. Подлатаем, и снова будет работать. Две недели… Устроит, спецназ?

Весть, конечно, была радостной, но не для всех.

— Нам, Арсен Эмильевич, обязательно нужно в начале следующей недели, — сказал подполковник. — Срывать боевую операцию мы не имеем права. Готовились к ней несколько месяцев, и не мы одни. Собирали бандитов с разных сторон в одно место, чтобы уничтожить всех сразу. И теперь никак уже нельзя отступить. Если ничего с генератором не получится, будем обходиться без генератора. Собственными силами. Правда, от некоторых дальнейших планов тогда придется отказаться, но это уже обстоятельства, которые выше нас.

— Пусть я и гений, — сказал Торсисян, — но не сверхзвуковой истребитель. Я и так считал, что придется работать почти круглосуточно. Ночевать здесь собрался, думал раскладушку с дачи привезти. Но за пять дней я никак не успею, только за две недели.

— Может, мы все-таки хоть чему-нибудь научимся? — с надеждой спросил капитан спецназа и посмотрел на старших лейтенантов, надеясь на их способности, потому что в своих уже слегка разочаровался. Но старшие лейтенанты промолчали. Они к собственным возможностям в незнакомой им области тоже относились с определенным сомнением.

И тут, воодушевленный самоотверженным порывом Торсисяна, Игорь Илларионович, причем даже неожиданно для самого себя, решился.

— Делай, Арсен Эмильевич, как успеешь. Лучше было бы поторопиться. Я попробую обучить ребят, хотя это и рискованный вариант. Они из-за отсутствия навыков могут, как ты когда-то, запороть и сам генератор. Если ничего у них не получится, я сам с ними поеду. Генеральный директор так в приказе и написал: прикомандировать, вот я и прикомандируюсь. Не все же в кабинете штаны протирать. Возьмете? — спросил профессор спецназовцев.

— Возьмем, — ответил за своих подчиненных подполковник.

— И не просто возьмем, — в тон ему добавил капитан. — Где не сможете пройти, товарищ полковник, на руках понесем. А мы всегда по таким местам ходим, где другие не пройдут.

Естественно, до конца дня никаких сдвигов в обучении не произошло. Игорь Илларионович подумал, что они и завтра не произойдут, и послезавтра тоже. Если нет у людей склонности к такому делу, то никакое обучение не сможет эту склонность привить. Плавать можно научить любого человека, но даже самый лучший тренер из случайного пловца с улицы не сделает рекордсмена мира. Это уже было ясно, ручное управление генератором требовало интуиции, а интуиция вырабатывается только за годы занятий. Самостоятельных занятий, а не в результате скоропалительного обучения.

Снова в лабораторию зашел Артур Владимирович.

— Игорь Илларионович, мы готовы заглянуть к вам в гости. Специалисты сидят в моей машине. Вы скоро освободитесь?

— Я уже. Мы на сегодня закончили.

Спецназовцы, измученные больше профессора, с облегчением вздохнули.

— Устали? — спросил Страхов.

— Им бы сейчас марш-бросок на полсотни километров в полной выкладке. Тогда бы в себя пришли, — решил за подчиненных комбат.

— Я бы и на стокилометровый согласился, — тихо проворчал капитан.

— У вас и такие бывают? — удивился профессор.

— Однажды на совместных антитеррористических учениях во Франции был случай — сто пятнадцать километров. Не из нашей бригады, но тоже спецназ ГРУ. Тогда пришлось бросить французских спецназовцев — «не потянули»… А больше на моей памяти такого не было, — признался подполковник.

— Ладно. На сегодня все. Вам есть где ночевать?

— В ГРУ имеются свои апартаменты.

— Своим ходом доберетесь?

— У нас еще один микроавтобус остался, — сказал подполковник.

— На всякий случай… — сказал профессор Страхов. — У меня завтра с утра пара лекций в университете. Я попытаюсь договориться о подмене, если не получится, я позвоню. Оставьте номера своих телефонов. Хотя бы парочку.

Подполковник и капитан продиктовали номера, Игорь Илларионович занес их в память своего мобильника. На этом, пожав друг другу руки, и попрощались. Страхов ушел в свою лабораторию, чтобы снять халат и одеться. Машина ждала его за воротами. За рулем был сам Артур Владимирович. Два сотрудника с маленькими чемоданчиками устроились на заднем сиденье. Поехали, как только пришел профессор, и раньше институтского автобуса.

По дороге Игорь Илларионович позвонил своему коллеге, преподавателю университета, и договорился, что тот подменит его на лекциях в ближайшие две недели. Этого преподавателя Страхов сам подменял не так давно, когда тому требовалось куда-то уехать, и потому осложнений не возникло. А двухнедельный срок был обговорен заранее потому, что Страхов, обдумав ситуацию, уже не сомневался, что ему придется ехать на Северный Кавказ и принимать участие в боевых действиях. Без пульта управления спецназовцы не смогут управлять генератором, более того, им не хватит навыков сохранить генератор в целости и не сжечь все составляющие. А если, помимо этого, не смогут справиться с потоком излучаемых импульсов, то могут быть и сами поражены выбросом, и своих солдат под него подставят. Это уже чревато серьезными последствиями как для самого проекта, так для всей лаборатории: могут прекратить финансировать текущий проект, да и на другие проекты будут смотреть косо. Значит, рисковать нельзя.

В отличие от Бориса, который предпочитал оставлять машину на Новом Арбате, Казионов проехал сначала на Гоголевский бульвар, оттуда свернул на Сивцев Вражек, дальше по Староконюшенному переулку добрался до самого Серебряного переулка и даже во двор въехал. Вообще Артур Владимирович хорошо знал старую Москву и легко ориентировался в узких улицах и переулках, а навигатор вовремя подсказывал ему, где одностороннее движение, потому что улиц с односторонним движением в Москве стало много.

— Папа… — воскликнула Алина, едва открылась дверь, и выбежала в прихожую, но остановилась, увидев за спиной отца посторонних. — У нас сегодня гости? Вовремя я за чаем сходила. Только что вернулась.

— Заваривай. Но мы сначала займемся делом, — Игорь Илларионович посмотрел через плечо на Казионова и его спутников, Владимира и Алексея, сотрудников службы охраны института.

— Наверное, сразу от двери и начинать надо, — предположил Артур Владимирович.

— Я думал, осмотрим только кабинет.

— Нет, всю квартиру. Это обязательно.

Владимир с Алексеем повели себя вежливо, не как вечером оперативники ФСБ, и разделись, и разулись, чтобы не наследить. Затем раскрыли свои чемоданчики, извлекли оттуда продолговатой формы рамки, повесили на себя пояса с приборами, рамки подсоединили к блоку приборов. И начали работать, дециметр за дециметром «прозванивая» все, даже поверхность стен под обоями. Сразу начали поступать гудки, но специалисты на них не реагировали.

— А что там звенит? — спросил профессор.

— То ли гвозди, то ли арматура металлическая в стене. Обычное явление, — объяснил Алексей. — Вот теперь — электропроводка.

— А вот теперь не проводка… — отреагировал на гудок совсем иного тона Владимир, осматривающий пространство около вешалки. Он протянул руку, и за полкой для головных уборов с треском оторвал что-то от стены. Показал Казионову. Тот, рассмотрев сперва сам, передал находку профессору.

— Что это? — спросил Страхов.

— Не встречали? Это и есть тот самый «жучок». Крепится на «липучке» к любой поверхности. Желательно, не к металлической. Активируется от звука голоса.

— Они нас сейчас слышат?

— Думаю, не в прямой трансляции. Где-то неподалеку установлен декодер с картой памяти. На эту карту все разговоры и пишутся. Потом берут, прослушивают и принимают меры.

— Какие меры? — спросила, проявив любопытство, Алина, только что вышедшая из кухни.

— Например, меры по ликвидации Бориса, своего активного помощника. Поняли, что мы на него вот-вот выйдем и он без стеснения их «сдаст». Он вообще был человеком не стеснительным. И потому приняли решение ликвидировать его.

— Значит, это Борис похитил ключи?

— Он самый. Я не успел еще сообщить вашему отцу. Дома у Бориса был обыск. Мать разрешила без проблем, хотя постановление суда на обыск зачем-то отсканировала. Нашли посуду, в которой он плавил на восковые пластины церковные свечи.

— Зачем плавил? — не поняла Алина.

— Чтобы сделать слепок с ваших ключей. Экспертиза легко, за две минуты установила, что состав воскопарафиновой смеси в посуде совпадает с остатками той же смеси на ключах. Кстати, вам вернули ключи?

— Еще утром привезли, когда я был дома, — сказал Игорь Илларионович.

— Отлично. Мы работаем дальше. Предполагаю, что, если есть «жучок» на вешалке, будут такие же на кухне, в комнате дочери, в спальне профессора и обязательно несколько штук в кабинете. Обычно так поступают. Иногда ставят в ванной комнате, но там слишком много металла, он экранирует, и потому слышимость записи бывает отвратительной.

Закончили осмотр коридора. Больше «жучков» не нашлось. Пока Алина занята на кухне, быстро осмотрели ее комнату. Там тоже отыскался «жучок» над самой дверью. Осмотрели и спальню профессора. Один «жучок» нашелся, как и в комнате Алины, наверху над дверью, второй под подоконником. После этого сделали перерыв перед самым трудным объектом, каким виделся кабинет. Попили чай. И снова взялись за рамки.

Сначала сам Артур Владимирович развинтил поочередно две крышки трубки стационарного телефона и без всякой дополнительной аппаратуры вытащил и из-под микрофона, и из-под наушника по крошечному «жучку». Положил на стол перед профессором.

— Это значит, что у них не все в порядке или с техникой, или с людьми, умеющими эту технику обслуживать. «Жучки» в телефонные трубки ставили в шестидесятые годы прошлого века. Может, еще и в семидесятые, и, по инерции, в начале восьмидесятых. В середине восьмидесятых уже начали вставлять прибор в телефонный щиток на улице и считывать разговоры оттуда. А здесь — какая-то самодеятельность на уровне советских детективных романов. Тогда писателям запрещали писать о существующей технике, даже если они ее знали. Можно было упоминать только устаревшее и неиспользуемое оборудование. Впрочем, может быть, у них не получилось наладить связи в телефонной компании, и они просто не знают, где находится телефонный щиток вашего дома.

За десять минут Володя с Алексеем сняли еще три «жучка» в разных местах кабинета…