1. ОНУФРИЙ
По нашу грешную душа приехал другой майор, с Петровки... Спокойный и вдумчивый, не суетливый... По фамилии Лиходеев. Наверное, большой любитель всяких лиходеев ловить... Мы издали услышали его приближение. Майор так торопился, что машина ехала с включенной сиреной. Боялся, наверное, нас на месте не застать. Однако застал и удовлетворенно кивнул майору Николаеву. Потом долго и утомительно допрашивал нас относительно подполковника Петрова, но больше относительно капитана Петрова, поскольку о капитане Петрове мы могли сказать гораздо больше, и он это понимал отлично.
– Давайте будем более конкретно говорить... Почему вас так интересует капитан Петров? – не выдержал в итоге Волк. – Вы выскажете свои соображения, и мы, может быть, сумеем вспомнить как раз то, что вам надо... Про такого человека многое можно вспомнить, но не все сразу... Договорились? Что же нам ходить вокруг да около...
– Может быть, вы и правы, – согласился майор Лиходеев. – Суть вопросов в том, что с интервалом в один день гибнут два брата, капитан и подполковник. Совпадение допускается, но обязательно проверяется. По официальной версии, пока сомнению не подлежащей, капитан сам из окна выбросился. А кто, кроме жены, видел это? Вот потому сомнения и возникают...
– Глупости... – сказал я убежденно. – Больше в квартире никого не было. Не она же его выбросила... Она все последние годы его поддерживала, заботилась о нем... Капитан был слишком беспокойным человеком... А она заботилась, как о ребенке... Никогда не поверю, чтобы Людмила Евгеньевна... Кроме того, она просто физически не смогла бы это сделать. Несмотря на инвалидность, Леонид Михайлович оставался физически крепким мужчиной, с которым сильная женщина не справится, не то что Людмила Евгеньевна... Вы бы сначала на нее посмотрели, прежде чем утверждать... Она на цыпленка похожа...
– Я и не утверждаю... – не стал спорить майор. – Но что-то произошло... Что-то его подтолкнуло к такому неординарному способу самоубийства...
– Чем он неординарный... Обычный... – опять возразил Волк.
– Четырнадцатый этаж... – вздохнул майор Лиходеев. – Лететь долго. И страшно... С пятого еще прыгают... С седьмого... С более высоких – редко... Как раз самого процесса полета боятся... Страх не в приземлении, страх в полете...
– С Эйфелевой башни прыгали... – подсказал я. – Много раз... Потом специальную сетку сделали – защита для самоубийц... Перестали прыгать... А лететь не страшно... Завтра на похороны приходите... На подушечке будут нести ордена и медали капитана... Большинство наград с Афгана... И знаки тоже будут нести... Там знак будет – парашют... И снизу маленькая латунная бляшка... Полюбопытствуйте...
– И что там? – спросил майор.
– «1313» – тысяча триста тринадцать прыжков... Не слишком много, но нормально для офицера спецназа ГРУ... Высоты капитан не боялся... Это был его последний прыжок... В никуда... Без парашюта...
– Прыжок из времени волчьего... – добавил Волк, которому не понравилась формулировка «в никуда». – Мы все сейчас в таком времени живем... А он больше не захотел...
– Ну, пусть так... Хотя совпадение слишком уж, как бы это сказать, откровенное... И заставляет задуматься, даже не имея фактов на руках... А его брат? Здесь уже не самоубийство...
– Здесь, естественно, другой вопрос... Кто-то не захотел, чтобы жил в это время волчье его брат... – Волк сел на своего любимого конька, начал о времени волчьем размышлять. Если его не остановить, он скоро договорится до того, что в это время он должен стать президентом страны. Фамилия обязывает... – Но связывать эти два события, мне кажется, смысла нет... Тут только два вероятных момента существуют – или подполковник Петров кому-то мешал, или он кого-то крупно «кинул», и ему решили отомстить...
Я все же решил аккуратно подсказать, и, если Волк решится, он мысль разовьет:
– Может быть, он знал что-то, что ему знать не полагалось...
– Все может быть... – Волк меня не поддержал, и я понял, что он не желает называть имя подполковника Угарова. Даже понял почему. Если назовет, у него заберут тетрадку капитана Петрова как вещественное доказательство. А он отдавать ее ментам не желает...
– Возможно... Покушение было, скорее всего, именно на одного подполковника Петрова. В вас не стреляли... Повторных выстрелов не было... – сказал Лиходеев. – Скорострельность винтовки позволяла сделать несколько прицельных выстрелов подряд... Правда, говорят, вы из поля обзора быстро выпали... Хорошо тренированы... «Оптика» вообще движущиеся мишени теряет быстро... И киллер собровцев дожидаться не стал...
– Нашли, из чего стреляли? – спросил я.
– Да... «Винторез», калибр девять миллиметров, патроны «СП-5»... На чердаке винтовка осталась... В доме напротив...
Мы с Волком переглянулись. «Винторез» вообще-то не является только спецназовским оружием, но офицеры спецназа любят с ним работать.
– Но меня все равно вопрос мучает... – продолжил майор Лиходеев. – Я уже знаю эту версию с переживаниями после плена. Комплекс вины и прочее... Но почему именно сейчас? Двенадцать лет не прыгал, а сейчас прыгнул...
Мы плечами пожали.
– Созрел... Закипало, закипало и закипело... Все созревает не сразу и с разной скоростью... Ну, может быть, какой-то толчок был...
– Вот это я и хотел услышать... Толчок... Не толчок в окно, как я понимаю, а толчок к нравственным мучениям...
* * *
Обыск у меня дома хоть и с опозданием, но все же провели. Майор Николаев после некоторых откровений и задушевных бесед почерствел вдруг, словно мы его купить хотели, а не жалели от души. Внимательно осмотрел компьютер.
– Не здесь ли баксы печатал?
– Не-а... Я баксы не печатаю... – сказал я. – Я их зарабатываю.
– На чем зарабатываешь?
– Акции... Получаю дивиденды... Мне на жизнь хватает, и даже остается, чтобы другие акции прикупить...
– А второй компьютер приобрел зачем? – Майор в коробки заглянул. – В четыре руки работать?..
– В деревню хочу отвезти... Подарить своей школе... Сельские школы у нас бедные...
– Ты молодец... – вздохнул майор. – А настоящие баксы, значит, не отдашь?
– У меня свои баксы, у тебя свои баксы... Свои я отдавать не собираюсь... А ты свои сам ищи... Это справедливо...
– Буду искать... Здесь-то их, ясно, нет... Ты сюда из «Евразии» не заезжал... Думаю, ты с кем-то договорился и там же, в коридоре, кому-то их передал... Или сотруднику-сообщнику, или постороннему человеку...
– Думай... – разрешил я. – Только сначала докажи это...
Майору позвонили на мобильник. Он долго слушал. Потом вздохнул устало.
– Ладно...
И повернулся ко мне.
– Ты очень умный?
– Не дурак...
– На пакетах, где фальшивые доллары были, твоих отпечатков нет...
– Очень рад это услышать...
– И с твоего мобильника Качуриной не звонили...
– Я звонил... Правда, потом удалял все номера... Привычка у меня – я всегда удаляю и входящие, и исходящие... Раз в день...
– Во время контрольных звонков... Не с твоего звонили... С другого номера. Но звонил какой-то Стас... Мы, правда, записать не успели... Аппаратура подвела... Молодой сотрудник подключал, что-то соединил не так, и запись чистой оказалась. Голос теперь не идентифицировать... А то бы мы тебя прижали... А что там еще за второй Стас объявился?..
– Ты у меня приступы ревности вызываешь? – я поинтересовался намеренно жестко.
Майор вздохнул в надежде, что я его пожалею и отдам полтора миллиона баксов. Не получилось. Тогда он с другой стороны ковырять начал.
– Я вот думаю... А не могла сама Качурина это дело организовать? Что она за человек?
– Нет... – сказал я категорично. – Не могла... Для нее это слишком мелко... Она без того неплохо зарабатывает... И к чему ей рисковать?..
– Значит – ты... И подружку свою подставляешь, чтобы я из нее, состоятельной, эти деньги вытрясал...
– Голословное утверждение, ничем не подкрепленное... Я не признаюсь, ты не можешь доказать... На этом стояли и будем стоять...
– И что мне с тобой делать?
– А ничего ты со мной не сделаешь... Я даже на адвоката тратиться не хочу, они нынче дорогие... Отпустишь, и все...
– Значит, Качурина...
– Не верю... Она никогда не захочет меня подставить...
Он тоже по-волчьи завыл...
– С ума сойти можно... Какие мужики самоуверенные... Не захочет подставить... Она сама нам позвонила... Сама... Сразу подставлять начала... И попала в точку, потому что мы уже занимались подполковником Петровым вплотную... Но кто-то занялся им более плотно, чем мы...
Признаться, мне было неприятно это услышать...
Майор другую тему ковырнул. Я ждал, что он это не упустит.
– А какому ты генералу звонил?
– Я звонил генералу? У меня к генералам с армии презрение...
– Качурина говорит...
– Делай, майор, очную ставку...
– Придется... Только что она даст? Ты будешь на своем стоять, она на своем... Но все равно посмотреть на вас, героев-любовников, надо... Хотя бы для проформы...
– Да... Вспомнил... Я звонил якобы влиятельному человеку... Имя с ходу придумал... И номер от балды, несуществующий... А она решила, что это какой-то ментовский генерал...
– А зачем звонил-то? – не понял майор.
– Как это? Неужели непонятно? Влиятельные женщины любят мужчин с влиятельными связями... Мы все друг другу такое лепим и друг другу верим... Иначе вся наша влиятельность ничего стоить не будет... Круг общения всегда на шестьдесят процентов состоит из легенд. Как и общественный вес человека... Понимаешь?
– Понимаю...
* * *
После обыска меня отвезли в управление, где уже посадили в «обезьянник» Волка. Он, как я понял, вообще к делу о пропаже полутора миллионов баксов отношения иметь бы не должен. Он может проходить только по факту передачи подполковнику Петрову пакетов с полумиллионом фальшивых долларов. Но Волк к пакетам не прикасался. Хотя наивно хранил деньги, доверенные ему капитаном Петровым... Потому его и держали пока в «обезьяннике». И меня рядом пристроили... Вдвоем нам было не скучно... А майор Николаев дважды или трижды мимо нас проходил, останавливался, смотрел, потом дальше двигал. Похоже, его, несчастного, начальство без конца таскало на ковер. В четвертый раз приказал дежурному капитану:
– Отправь этих ко мне... Они дорогу знают... Одни дойдут...
– Полтора Ивана позвать?
– Не надо...
– Он хотел...
– Не надо...
Николаев торопливо ушел, нам ничего не сообщив.
Дежурный открыл дверь в решетке, и мы, слушавшие разговор, отправились в кабинет майора. Только сели, приготовились выслушать какое-то сообщение, потому что без сообщения нас из «обезьянника» и вытаскивать не стоило, как дверь открылась и вошло полтора человека – иначе не скажешь про этого капитана. Ростом намного выше двух метров и в ширину пошире, чем полтора нормальных, человек. Узкий лоб, тяжелая челюсть и лохматые брови дополняли потрясающий вид.
– Помощь нужна? – спросил Полтора Ивана.
– Нет, Ваня, спасибо. Я их уже отправляю...
– Может, мне поговорить... Так надежнее будет...
Дуэль так дуэль... Я встал и повернулся к капитану. Не часто мне доводится вкладывать во взгляд столько эмоций, столько накопившихся страстей. Мне для этого пришлось за секунду весь чеченский плен вспомнить и пробудить в себе те чувства, что там возникали. В этот раз я вложил во взгляд, кажется, все, что мог и не мог. Маленькие глазки великана несколько раз беспомощно мигнули, он попятился, вышел, согнувшись, чтобы затылком о притолоку не удариться, но все же ударился и дверь за собой закрыл.
– Это и есть то самое Полтора? – спросил, радостно улыбаясь, Волк.
– Оно самое... – вздохнул майор. – Большой специалист по допросам...
– Сильно бьет? – поинтересовался я, сомневаясь, впрочем, в утвердительном ответе, потому что Полтора Ивана мне показался вялым и неповоротливым.
– Добрейшей души человек, кстати... Только пугает своим видом... Многие, как увидят его, сознаются...
– Он волков боится... – сказал Волк.
– Да, тяжело ему жить во время волчье... – неожиданно включился в нашу волчью тему майор Николаев. – Все большого обидеть норовят...
Даже мы с Волком от такого переглянулись...
– Короче, волки, так... На суд я вас тащить не буду, все равно санкцию на арест не дадут... Оформляем подписку о невыезде... А я поеду Качурину допрашивать... Гражданин Онуфриенко... Завтра в тринадцать ноль-ноль попрошу ко мне пожаловать... На очную ставку с гражданкой Качуриной... Если время очной ставки изменится, я позвоню, предупрежу... Но ты у нас человек не очень занятый...
– Очень... – возразил я. – Завтра в половине второго капитана Петрова хоронят...
– Понял... Тогда очная ставка переносится на одиннадцать ноль-ноль... Предварительно...
И майор записал что-то на перекидном календаре...
* * *
Признаться, после такого неожиданного убийства подполковника Петрова мне казалось, что в «обезьяннике» для нас самое безопасное место. И даже если бы в суде дали санкцию на арест хотя бы на месяц, это тоже было бы более безопасно, чем оставаться на воле. Правда, обычно санкцию дают сразу на три... А это уже целый срок... Это мне не нравится даже из соображений безопасности, которую я и сам смогу обеспечить... Конечно, это против простых уголовников мы с Волком специалисты... А против одного офицера спецназа ГРУ, как оба хорошо знаем, даже вдвоем не потянем. Тем не менее мы не будем мальчиками для биться и постараемся отстоять собственные волчьи шкуры... Чувство самосохранения у нас развито...
Мы вышли на улицу, чтобы поймать машину и добраться до дома Волка, где во дворе остался мой чуть не осиротевший «Хаммер». И я высказал свои сомнения Толяну, который всегда умел рассуждать здраво.
– Не думаю, чтобы на нас началась такая большая охота... – философически почесав затылок, Волк проявил сомнения. – Причины достаточно основательной нет... Угаров не знает, что тетрадь у меня. Считает, что она у Петрова и тот намеревается ею как-то нехорошо распорядиться... Это я сегодня, чесс-слово, без задней мысли, натравил Угарова на подполковника. Кто ж подумать мог, что он на такие резкие действия пойдет... Не из-за чего вроде... Хотя, с другой стороны, он, видимо, знает за собой грешок и считает, что капитан Петров мог написать об этом в своем дневнике. Но тот не написал, тот к Угарову по-доброму отнесся... Почти по-доброму... Я думал, откровенно говоря, что Угаров просто осложнит менту жизнь, чтобы тот нам не сильно мешал... Чуть-чуть... А в результате моей болтовни... Вот...
– В результате твоей болтовни служба собственной безопасности ментовки потеряла главного фигуранта дела, а мы избавились от дополнительных разборок с самим подполковником и к тому же заработали на этом полтора миллиона баксов...
– Отдадим треть Людмиле Евгеньевне? – неожиданно предложил Волк.
– Отдадим... Только позже, иначе мы ее просто подставить можем... – согласился я и совсем не от жадности предложил отсрочку. Резкое изменение уровня жизни после смерти мужа может привлечь к несчастной женщине ненужное внимание ментов и шакалов. Шакалами я, как человек волчьей породы, именовал людей типа подполковника Петрова и его помощников, с которыми сегодня беседовал возле трансформаторной будки... Под ментами же я подразумевал как раз не таких, как ментовский подполковник Петров, а таких, как ментовские майоры Николаев и Лиходеев... Хотя их я мало знаю...
* * *
Сначала я осмотрел свой «Хаммер», подвергшийся обыску. Там вроде бы даже запасное колесо не стащили и, судя по всему, не слили бензин. А то мне как-то жаловался знакомый, что у него на штрафной стоянке менты машину на запчасти разобрали. Похоже, мои из другого отделения были. Хоть в этом повезло. Но в машине слишком мало места, чтобы обыск мог стать безобразным. Там разбрасывать нечего... Безобразным он был в квартире у Волка, где менты все, что можно уронить, старательно и со вкусом роняли... Да и у меня в квартире происходило то же самое... Посуду, правда, не били...
– Домой сегодня поедешь?
Я почувствовал в вопросе приглашение.
– Наверное, у тебя останусь... – решил. – Вдвоем безопаснее...
– Тогда машины на стоянку поставим...
Это заняло у нас двадцать минут. Причем Волку пришлось звонить подставному хозяину стоянки, чтобы для «Хаммера» нашлось свободное место. И одному из трех ночных сторожей пришлось свою машину выкатить за ворота и освободить место для моей... У «Ниссана Патрол» было свое постоянное место...
До дома мы шли пешком. Несмотря на убедительность доводов Волка, я предпочитал посматривать по сторонам, чтобы не попасть кому-то на мушку. Конечно, если специалисту вздумается убить меня или нас обоих, он это сделает с дистанции без всяких вопросов. Никогда не знаешь, откуда и с какой скоростью может прилететь пуля снайпера. Утешал тот факт, что убийца стрелял в подполковника Петрова из не дешевого «винтореза» и винтовку оставил на месте преступления. Через такое непродолжительное время не просто бывает достать вторую такую же винтовку. А использовать другую, без глушителя, в таком большом городе, как Москва, рискованно. Кто-то может киллера не понять... Из всего этого можно сделать классический вывод – убийца в ближайшие часы не планировал выходить на работу и не намеревался начать «охоту на волков». Следовательно, Волк и я могли спать более-менее спокойно...
И все же спокойствие ко мне не приходило, как оно пришло к Толяну, но я понимал хорошо, отчего такое происходит. Я не имею склонности к выбрасыванию из окна четырнадцатого этажа, когда меня начинает глодать совесть, тем не менее беспокоила меня предстоящая очная ставка с Анжелиной... Мне будет очень сложно смотреть ей в глаза и говорить, что я не получал никаких денег. И все это под присмотром майора милиции Николаева...
О предстоящей очной ставке я старался не думать, чтобы нервную систему себе не расшатывать, но подсознание выталкивало беспокойство изнутри, и я пытался подыскать другие основания для такого беспокойства, чтобы не думать о настоящей причине...
Надо просто отвлечься... Волк сейчас придумает, как это сделать. Он очень изобретателен в этих вопросах. И я даже знаю, что он изобретет. В холодильнике у него постоянно пополняемые запасы водки, и сохранилась надежда, что менты во время обыска не всю ее выжрали... Но меня такая изобретательность Волка не устроит. Я знаю за собой особенность – утром после изрядной выпивки, даже не имея ничего за душой, начинаешь испытывать комплекс вины. Многократно описанное психологами состояние абстинентного синдрома... А если уж что-то за душой есть, то придется, чтобы избавиться от этого состояния, снова напиться... И так до бесконечности, пока не найдется подходящего окна на четырнадцатом этаже... Значит – этот вариант отпадает... Чуть-чуть выпить для расслабления, но не больше...