...Не знаю, может быть, Онуфрий и перебарщивает, как со многими случается, но нюх на опасность у него в самом деле волчий, настоящий. Там, в Чечне, еще до заварухи было, за день до сдачи, когда мы только разведку вели, но нас, как оказалось, уже незаметно и стремительно окружали, чтобы не выпустить из плотного кольца... Я в кусты сходить хотел, поскольку тушенку нам на складе подсунули не первой свежести. Прапорщик-кладовщик надеялся, наверное, что мы не вернемся и претензии наши останутся висеть в воздухе... Только шагнул в сторону...

– Стой!

– Чего тебе? – спросил я, обернувшись.

– Там заминировано... Кажется...

– Чего? – не понял я.

Мое удивление понятно. Откуда здесь, вдали от мест боевых действий, может быть заминированный участок? За все время работы отряда ни одной мины не встретилось, хотя в первый день старались смотреть внимательно. Потом как-то пообвыкли, расслабились...

– Посмотри...

Он двинулся впереди меня, остановился и присел на корточки, пальцем показывая. Листва присыпана неестественно, присыпана совсем недавно, и дождем со снегом еще не успело размыть крупицы земли. Осторожно, медленно пошевеливая пальцами, мы разгребли верхнюю точку. Буквально по одному листочку снимали. Там – взрыватель, разгребли по сторонам и нашли корпус «МОН-50». Как увидел это Онуфрий издали, совершенно непонятно. Невозможно было увидеть... Бугорок на тропе, может, камень листвой присыпало...

Позвали капитана Петрова.

– Какие мины? – Капитан верить не захотел, однако поспешил посмотреть. – Откуда? Здесь только чечены ходят... Себе они тропы минировать не станут...

Показали капитану, он присел рядом с нами и долго подбородок с хрустом чесал. В рейде не брился никто, щетинка у всех чесалась и хрустела.

– Угарова и Дмитриенко позовите-ка... Быстро...

Я побежал выполнять приказ. Привел офицеров. Капитан Петров кивком головы показал мину им. Думали недолго. Угаров сделал знак рукой, требуя, чтобы все отошли, и осторожно вывинтил взрыватель.

– Нас что, обкладывают? – задал капитан Петров риторический вопрос. Если мина появилась только что, значит, она поставлена персонально для нас, для нашего отряда. Вывод понятен – отряд обнаружен, и нам перекрывают возможные пути отхода.

На риторический вопрос, естественно, никто не ответил.

А я все не переставал удивляться, каким таким нюхом на опасность надо обладать, чтобы не увидеть, а почувствовать мину... Онуфрий, по сути дела, спас меня, потому что я шел как раз по этой узкой тропке и обязательно наступил бы прямо на взрыватель...

Волчий нюх на опасность...

Отправив Онуфрия к Анжелине, я поехал по его заданию на Измайловское шоссе. Добираться пришлось долго, протяжно материться на светофоры и на тех, кто светофоры придумал. На метро управился бы быстрее в три раза. Дважды в пробках застревал, хорошо еще, что не в многокилометровых, что в нынешние времена совсем не редкость. Но все же добрался, Славу Вохминцева благополучно не застал, не то застрял бы там еще на пару часов, и вернулся восвояси, сразу отметив во дворе две чужие старенькие, основательно побитые «Ауди 100». Такие и выбросить не жалко, но кто-то на них ведь еще и ездить умудряется. Значит, не все в нашем несуразно большом городе увлечены сдачей металлолома...

В другое время я не обратил бы внимания на машины, но после разговора с Онуфрием они показались мне подозрительными. В каждой по пять человек. Если бы кого-то ждали, то хотя бы один человек вышел или бы одно место было свободным. И я почему-то подумал, что ждут они меня... Тоже, слава богу, волк не только по фамилии, но еще чуть-чуть и по сущности...

Я даже некоторое оживление в салонах машин отметил, когда во дворе появился мой крупнокалиберный «Патрол»... Почетный конвой из десяти человек, чесс-слово, меня не напугал, тем не менее радости тоже доставил не слишком много. Хотя, если понадобится, я своим «Ниссаном» эти старенькие машины просто перееду и могу умудриться сам этого не заметить, чесс-слово... У меня иногда бывают приступы невнимательности. Но это удовольствие я на потом оставил. Пока же решил присмотреться и, поднявшись в квартиру, вытащил из ящика письменного стола бинокль. Трофейный, который я с чечена снял, а с кого он снял, мне неведомо было. Но бинокль иностранный, скорее всего военного образца, и очень сильный...

Местом для наблюдательной точки я выбрал кухню, поскольку там темнее и меня видно хуже. Но даже при этом я не выставился грудью вперед перед всеми, а осторожно стал присматриваться к стоящим вдалеке машинам из-за угла оконного проема. Но, наведя соответствующую случаю резкость, я на мгновение отпрянул – в одной из машин человек на правом переднем сиденье тоже держал бинокль в руках и рассматривал мои окна. Однако мне показалось, что рассматривает он окно комнаты, а не кухонное окно, и потому я снова поднял бинокль.

Да, теперь сомнений не осталось. Это кто-то пожаловал по мои душу и тело, а вернее, по наши с Онуфрием... Чесс-слово, нервы защекотало, когда я сумел рассмотреть людей в машине более подробно. Физиономии откровенных уродов и отморозков, которых мне лично жалко никогда не будет. Таких только за одни рожи сажать следует сразу и навсегда... Возрастом только один с нами ровня, тот что с биноклем. Остальные помоложе...

Интересно, а сколько человек прилепил ментовский подполковник к Онуфрию? Я набрал номер. Он ответил сразу и генералом меня теперь не обозвал, из чего я сделал справедливый вывод, что свою девицу он уже отправил на поиски денег.

– Ты, я слышу, в гордом одиночестве стоишь перед зеркалом? – спросил я.

– Ты угадал, прорицатель... Анжелина вызвала с работы машину и уехала, озабоченная финансовыми проблемами. Попросила несколько часов на поиск денег. Гарантировала, что во второй половине дня расплатится. Я Петрову уже сообщил, чтобы готовился... А ты, по голосу чувствую, находишься в состоянии лошади перед стартом...

– Не-а... Я бежать никуда не собираюсь... Старт уже дан, и я только думаю, какую хитрость применить, чтобы не только первым к финишу прийти, но прийти к нему в единственном числе, без конкурентов...

– Старт дан? – переспросил Онуфрий.

– Да. У меня во дворе две «Ауди» с полным боекомплектом отморозков...

– Десять рыл?

– Да. Подполковник нас очень уважает, если на каждого натравливает по пять человек. Ты сегодня впечатлил его показом пистолета. К тебе никого, кстати, в довесок не приклеилось? А то он и на твои поиски может десяток отправить...

– Я смотрел внимательно. Никого не видел... И что ты думаешь?

– Я думаю, подполковник Петров надеется, что мы пригласим его ко мне в гости, как обычно. И он появится со своей бригадой. Это для них лучший вариант. Я буду подполковника впускать или выпускать, и в это время они войдут в открытую дверь... Со стволами, наставленными мне в пузо... Может быть, сразу и стрелять начнут... На более сложную комбинацию, судя по рожам, они не способны. Мне так почему-то кажется...

– Сам подполковник тоже фантазией не наделен. Он слишком приземлен... Будем ждать или попробуем зачистить?

– Зачистка всегда хорошо работает... – мне почему-то вспомнились зачистки чеченских сел, где обязательно находили чуть не целую машину оружия и пару коробок с фальшивыми долларами.

– Варианты есть? – Онуфрий в дело включился решительно. Еще бы не включиться, когда какой-то ментовский подполковник желает сделать из тебя дичь, не понимая, что волки всегда сами были охотниками...

– Есть мысль... Не знаю только, как мне из дома выбраться... Но они за подъездом наблюдают...

– Выкладывай... Я могу со своей стороны подобраться...

– Они там, в машине, пиво сосут... Я сейчас в бинокль смотрел, рядом с машиной только с одной стороны пять бутылок валяется. Наверняка с другой тоже есть... На улице, помнится, не жарко... Пиво сработает, как арбуз... Скоро в кусты побегут... К школе... Там кусты густые...

– Дело... – согласился Онуфрий. – Я выезжаю срочным порядком, а ты перед окном изредка маячь, чтобы раньше времени не отъехали... И жди звонка подполковника...

– Будет проверять реакцию?

– Обязательно... Начнет разговор с тетради, потом про меня спросит...

– Добро, будь осторожен... – без всякой ревности к предстоящему богоугодному делу согласился я. – Около школы место тихое, но все же от прохожих хорошие люди никогда не защищены... Посматривай по сторонам...

Онуфрий сделает, что сможет, сейчас, я сделаю, что смогу, когда мое время подойдет...

Постоянно смотреть из окна, чтобы меня фотографировали, я вовсе не был намерен. Можно лишь время от времени демонстрировать себя, чтобы дать возможность оппонентам иногда и соскучиться. Когда человек скучать начнет, выпив предварительно бутылочку-другую пива, ему еще пива захочется. Благо киоск совсем рядом. Там какие-то армяне торгуют и пивом, и стабильно вонючей, из падали сделанной шаурмой, которую, чтобы вонь потребителю нос не расквасила, обильно поливают всякой испорченной же всячиной типа майонеза и кетчупа. Иногда и торговцы гадостями могут оказаться полезными, поэтому ругать их постоянно тоже не стоит.

А пока, дожидаясь ругани среди пассажиров двух «Ауди», я могу потратить время и на чтение тетради капитана Петрова...

Я приготовил тетрадь, повернул кресло боком к окну, чтобы было светлее, но начать чтение не успел, потому что позвонил на мобилу подполковник Петров.

– Слушай, я у тебя, кажется, тетрадь брата оставил... – Конечно, вопрос – это только причина звонка. Подполковник проверяет мою наблюдательность и реакцию на появление двух машин во дворе – не заметил ли я чего...

– Ты забрал... В карман сунул... В правый, помнится... – подробности всегда бывают убедительными. – Я хотел прочитать, но ты забрал...

– Нет, – настаивал мент, – я помню, ты ее на стол бросил...

– Я помню, что бросил... И помню, как ты со стола ее взял... У тебя что, карманов так много, что найти не можешь? Найми частного сыщика...

– Меня сослуживцы брата трясут... Какой-то подполковник Угаров...

Подполковник Угаров – это очень хороший повод...

– Правильно делают... Надо было мне оставить, тогда никто бы не тряс...

– Ладно, найдется... – подполковник умело переменил фальшивый тон на еще более фальшивый. – Онуфрий не звонил?

– Пока не звонил... Да он сам тебе позвонит, не переживай... Мы утром еще раз виделись... Сказал, что сегодня...

– Ладно. Он мне тоже говорил, что сегодня... Тогда все...

Он отключился от разговора, лишний раз подтвердив мне правильность моих и Онуфрия подозрений. А я с чистым сердцем открыл тетрадь, опять в месте случайном, потому что подряд читать все написанное – значит самому погружаться в мысли капитана, а это чревато непредвиденными последствиями, которые не могут выглядеть эффектно, поскольку живу я не на четырнадцатом, а на втором этаже. Но оказалось, что тетрадь сама открылась на том же месте, на котором я прервал чтение утром, – наверное, сильно перегнул переплет...

...«Полевой командир занервничал. Несмотря на высокомерный и самодовольный взгляд, уверенности в себе он не чувствовал.

– Чего ты хочешь? – спросил раздраженно.

– Я хочу выяснить условия, при которых могу сдать в плен отряд... – Я пожалел, что не имею такого взгляда, как у младшего сержанта Онуфриенко. Это его следовало бы отправлять на переговоры. Ему сразу дали бы все гарантии. Впрочем, сразу они нам были не нужны...

Я нечаянно посмотрел за голову полевого командира и увидел на востоке, откуда уже в течение нескольких последних часов шел устойчивый крепкий ветер, просвет в небе. Просвет показался необычайно ярким, почти радующим глаз и душу. И он быстро расширялся, словно показывал нам, что не все еще потеряно, что есть, может быть, на земле где-то остатки правды. И эти остатки готовы восторжествовать, чтобы помочь людям, попавшим в безвыходное положение. Если небо распогодится, стоит ждать вертолетов.

– Я могу только одно обещать: что вас не расстреляют. Мы уже доложили в Грозный, нам приказали взять вас в плен, чтобы обменять на кого-то нужного нам...

– Вот это уже другой разговор, – согласился я. – Но до обмена нам еще следует дожить... И не стать инвалидами...

Полевой командир понял, о чем я говорю.

– Мы не убиваем безоружных. Мы – нация сильных мужчин...

– Со вторым я согласен. Против первого утверждения у меня много возражений. Война длится уже три недели, и слухов о том, как вы рассматриваете военнопленных, ползает много... И потому сдаваться никто не желает... Многие умереть готовы, но не сдаться...

– Военнопленные бывают там, где идет настоящая война. Вы нам не объявили войну, поэтому никто не рассматривает российских солдат как военнопленных...

– Тогда какой может быть разговор о сдаче? – вовремя нашел я контраргумент.

– Преступники тоже сдаются органам законной власти...

– Тогда сдавайтесь нам... Или мы будем спорить о том, чья власть более законна? – спросил я. – Это спор бесполезный и истину выяснить не поможет... Тем более не разрешит ситуацию...

Он почувствовал, что нечто произошло. Какой-то перелом в разговоре, но никак не мог понять, чем этот перелом вызван. И откровенно, как мне показалось, чего-то боялся. Полевому командиру было невдомек, что маленький, но постоянно расширяющийся просвет в небе может так окрылить меня и даже изменить мой голос, придать ему твердость и требовательность. Но свою линию чечену необходимо было гнуть, и он попытался это сделать.

– Мы не будем спорить. Это дело политиков. Наше дело воевать... Вы уже потеряли несколько человек. Желаете потерять всех остальных? Всех...

Это прозвучало почти истерично. По крайней мере, какая-то нотка безысходности была в его словах явно слышна. И только теперь я понял, что чечены не так уверены в своих силах. И еще что-то давило на него психологически, только я не мог тогда знать, что чечены уже были информированы о предстоящем в новогоднюю ночь штурме Грозного. Не информированы были только мы... Но и местная обстановка не так уж радует этого и других полевых командиров. Даже при том, что отряд у меня состоял из малообученных и неопытных бойцов, утром, во время прорыва, мы потеряли только двоих солдат, тогда как чечены потеряли больше двух десятков. Половину из них потеряли еще до начала самого прорыва, когда они не знали, что мы попытаемся вырваться из кольца и что мы уже двинулись вперед. Не так, как двигаются войска, не так, как идут десантно-штурмовые батальоны, но так, как идет вперед только спецназ ГРУ...

Чечены боялись нас, оставшихся, брошенных здесь обстоятельствами, людским недоумием и погодой. Боялись новых потерь. Они жили пока еще в глубоком тылу у своих воюющих отрядов и соединений и не знали всей обоюдной жестокости войны. И, имея численное преимущество несопоставимое, может быть, один к пятнадцати и даже больше, надеялись на него и были первоначально в себе уверены. Однако первый же бой их этой уверенности лишил...

Но мне необходимо было время... Время и сильный ветер, который облака разгонит...

– Если бы я желал потерять остальных, – сделал я горестную физиономию, – я не стал бы вести переговоров... А я веду их... Кстати, а где тот полевой командир, что приходил первым? С седой бородой?

– Его от переговоров отстранили за то, что он дал вам четыре часа... – нынешний переговорщик вспомнил о судьбе предшественника и понял, что ему следует резче стоять на своем. Должно быть, среди командиров тоже шла борьба за первенство, и от исхода переговоров зависело многое в авторитете. – Мы выдержали условие, потому что он дал вам слово. Мы всегда держим свое слово... Но больше мы ждать не намерены...

– Я не могу самостоятельно решить этот вопрос, – возразил я. – Я могу самостоятельно послать бойцов в бой – приказом... Это, в соответствии с воинским уставом, право командира... Но вопрос о сдаче в плен уставом не обговаривается, и его мы решаем все вместе, потому что мнения есть разные... И я должен советоваться... Сначала отдельно с офицерами, потом с солдатами... На это тоже требуется время...

– Мы не желаем ждать... – Ох, как он хотел быть категоричным, словно уже наручники на нас нацепил. И не хочет видеть, что, даже в наручниках, мы еще в руках оружие держим... Держим оружие, готовые стрелять, и на небо посматриваем, ждем, когда в просвете вертолеты покажутся и, залп за залпом, начнут расстреливать боевиков «нурсами»...

– Тогда атакуйте нас... – я вовремя вспомнил, что у чечена были какие-то сомнения. И, как оказалось, опять выбрал правильный путь.

– Мы хотим избежать жертв... Неужели вам хочется новых потерь?

– Тогда вы должны считать нас военнопленными и относиться к военнопленным в соответствии с существующими международными нормами...

– Хорошо... Это я беру на себя... Я переговорю с остальными командирами, а вы переговорите со своими... Встречаемся через час здесь же...

– Через два часа... – предложил я.

– Нет, через час... – на этом он разговор закончил, повернулся ко мне спиной и зашагал, опустив голову и широко переставляя ноги...»

...Я читал о том, чего не знал, но, возвращаясь к дням двенадцатилетней давности, я видел их так, словно все произошло только вчера, и вспоминал, что знал другое... Накануне, когда Онуфрий обнаружил мину на тропе, капитан Петров среагировал на это бурно и сразу выслал разведку. Две пары бойцов, самые опытные во всем отряде, «деды», как и я. Остальные были «молодыми». Мы ждали их возвращения в напряжении. Не могу сказать, о чем другие думали, но я лично тогда вспоминал «мальчика с козой», то есть женщину с ребенком... Капитан выпустил ее... И она нас сдала... Но я и тогда не винил капитана. Я вообще не люблю винить никого, и если что-то случается, значит, это случается, и не станет лучше, если найдешь виновного...

Разведчики не возвращались долго. Часа через полтора вернулась одна пара. Бросили к ногам Петрова три автомата...

Доклад разведчиков слышали все.

– Много их? – спросил капитан.

– Много... Плотно стоят... Посты выдвинули... Каждый пост по три человека...

– Вас видели?

– Нет...

Это работал спецназ ГРУ. Быть невидимым и все видеть самому – это для спецназовца очень важно. Обучению «невидимости» были посвящены многие и многие часы нелюбимых занятий. Даже нас, связистов, натаскивали на это ничуть не меньше, чем собственно на работу с аппаратурой...

– Идут вторые... – негромко подали голос с охранения.

Вторые принесли еще три автомата. Доложили то же самое и начали вытирать о землю саперные лопатки. Первые лопатки вытерли на месте...

– Снимаемся! – скомандовал капитан. – Спускаемся ниже...

Ниже местность лесистая. Там легче скрываться. Но там же и чеченские села, а между селами множество троп.

– Радисты... – Петров нас позвал. – По одному будете в дозор ходить... Второй рядом со мной...

Естественно, первому идти в дозор выпало мне, как «деду». Быть в армии «дедом» – это не сплошное удовольствие, это еще и ответственность. Но решение командира было правильным. Людей мало, дозоров в такой обстановке выставлять надо много, одних и тех же людей посылать не будешь, потому что работа в дозоре совсем не такая, как передвижение в группе. Всем от ползанья отдыхать надо. Если отправить в дозор сразу и меня и Онуфрия, случись что, отряд останется без связи. Поэтому один в запасе, второй в работе...

...Первый же мой боевой дозор стал одновременно и боевым крещением. И позволил мне посчитать себя спецназовцем. Мне дали в напарники Мишаню, худенького, но жилистого парня из «молодых», улыбчивого и готового выполнить все, что ему прикажут. Вышли мы быстрым шагом, пожалуй, на километр вперед. И там уже стали передвигаться осторожно, по пути приглядываясь к земле. Как оказалось, не напрасно. Нашли две мины, но разминировать не стали. Мы не спецы, хотя определенные навыки и имеем. Бывает, что даже спецы подрываются. Поэтому мину, определив, легче обойти. Мы обошли и первую, и вторую. И вскоре услышали ругань. Чуть выше тропы. Как показалось, метров на пятьдесят. На чеченском говорили, прикрикивали один на другого. Голосов не много. Мы, естественно, на них двинулись. Местность уже такая попалась, что впереди далеко ничего не увидишь. Кусты высокие, хотя деревьев мало. С Мишаней мы общались знаками. Я, как старший, командовал. И, когда голоса слышались уже совсем рядом, я достал лопатку, приготовив оружие ближнего боя, и показал ему пальцем – иди в обход справа. Мишаня тоже лопатку приготовил и исчез в кустах. Сам я двинулся слева...

Чечен мы увидели скоро и, наверное, одновременно. И друг друга увидели, потому что знали, кто и откуда появиться должен. Когда ждешь появления, легче увидеть. Я опять показал пальцами, дескать, тихонько топаем на сближение. Потопали, но неслышно...

Трое в простой гражданской одежде, забросив автоматы за спину, кряхтя таскали тяжеленные камни и выкладывали бруствер. По погоде потеть вроде бы не полагалось, но они были основательно мокрые и вытирали с лица пот после каждого камня. Я наблюдал еще и за передвижением напарника, он – за моим передвижением. Расстояние было уже критическим, и нас могли обнаружить случайным взглядом. Ждать дальше смысла не было. Я дождался, когда двое с камнями подошли к брустверу, а один только отходил, и поднял лопатку. Мишаня тоже приготовился. Все происходило настолько быстро, что мы сами ничего понять не успели, а уж чечены тем более. Расстояние в восемь шагов преодолеть можно быстро. Чечены нас сразу заметили, взвизгнули что-то и начали автоматы со спины снимать. Но на это тоже время требуется. Мы передвигались быстрее. И два удара нанесли одновременно. Третий чечен автомат снять успел, но не успел предохранитель опустить и затвор передернуть. Я ударил, он автоматом закрылся, и в это время ударил Мишаня. Все было кончено.

Место, где строился бруствер, было удобным для прострела нижней тропы – основной здесь. Все остальные – просто тропки... Отсюда, из-за бруствера, тропа хорошо простреливалась. За камнями лежал крупнокалиберный пулемет. Тоже, наверное, втроем тащили, тяжеленный. Но пулеметчика рядом не было, потому что у троицы были автоматы, а пулеметчику автомат ни к чему. Значит, он скоро пожаловать должен. Пулеметчик – лицо уважаемое. Ему позицию готовили.

Сразу автоматы мы не взяли, чтобы не утруждать себя лишней ношей. Единственное, я быстро снял затворы и с автоматов, и с пулемета. Затворы нести не тяжело. Сначала вперед прошли, еще метров на двести пятьдесят. И там уже увидели большой отряд чечен – не меньше двухсот человек. Эти даже окопы копали, чтобы тропу перекрыть. Мы влево сдвинулись. Вправо сдвигаться – в сторону гор. Там наверняка другой отряд устраивается, если уж они нас так плотно обкладывают. А влево идти – в сторону села... Надо иметь наглость, чтобы туда двигаться. Чечены не могли от нас такого ожидать. Я оказался прав. Там проход оставался еще не перекрытым. Теперь надо было спешить, чтобы капитану Петрову передать данные разведки...