ГЛАВА 4
1
Группа полковника Согрина сходится с верхней группой тогда, когда меняет направление ветер и приносит со стороны далекого Черного моря небольшой липкий снегопад, обещающий вскоре вырасти в нечто более солидное, если судить по тучам, быстро затянувшим небо. Тучи тяжелые, темные, но быстрые. Обычно это предвещает пургу.
Останавливаются только на минуту.
– Теперь можно и по тропе идти, – решает Сохно.
– До новой засады? – ехидничает лейтенант Брадобрей.
– В джамаате осталось только семь человек, – миролюбиво, но назидательным тоном рассуждает Кордебалет, опережая Сохно, готового ответить более резко. – И идет он на выручку, скорее всего, другому джамаату. Эмир джамаата опытный, если судить по тому, как он ловко расставил ловушку омоновцам. Он не будет больше рисковать людьми, которых и так мало. Более того, он уверен, что его засады сработали. Вторую он выслал в помощь минерам.
– Да, – соглашается Согрин. – Эмир считает нашу группу уничтоженной. И дожидается, когда его люди догонят его. Выключить «подснежники», беречь аккумуляторы...
– Значит, надо сразу догонять, а не перекуривать, – поторапливает Сохно и первым шагает вперед. – А то пурга навалится, все следы заметет.
Здесь, на тропе, нет надобности пускать впереди опытного специалиста-горника. А с ролью ведущего подполковник вполне справляется. Он даже фору любому из молодых лейтенантов готов дать и с удовольствием может доказать свое право на первенство. Да и идти по утоптанному снегу гораздо легче, нежели по снежной целине. По крайней мере, не надо искать путь, чтобы не потерять правильное направление.
И Сохно идет. Он так идет, что только Кордебалет с Согриным и тянутся за ним без напряжения. Сказывается девятимесячный безостановочный труд на разведывательных маршрутах. Старшим офицерам подобный марш-бросок в привычку, а для лейтенантов он сложен, не успели еще втянуться в подобный ритм. Может быть, здоровья молодым офицерам и хватило бы, но не хватает главного качества каждого профессионального спецназовца – умения терпеть.
Когда Сохно на месте ведущего сменяет Кордебалета, со стороны, но уже не издалека, доносятся новые автоматные очереди. Теперь ветер доносит их отчетливо. И заставляет сменить направление движения, чтобы срезать угол. Благо горный профиль пока позволяет это сделать.
Кордебалет выносливостью и умением терпеть товарищу не уступает и задает еще более быстрый темп. Группа постепенно начинает растягиваться, и Сохно, сменившись с места ведущего, традиционно занявший место замыкающего, громко, не боясь сбить дыхание, и с насмешкой подгоняет лейтенантов:
– Пора отвыкнуть от асфальтированных дорожек, если взяли в руки оружие... Здесь нет няньки, чтоб за ручку водить...
Насмешка действует сильнее, чем смог бы подействовать приказ. Она звучит вызовом, и лейтенанты, памятуя свою недавнюю гордость, пытаются принять его. Впрочем, хватает их ненадолго. Скоро цепочка снова растягивается. Теперь в замыкающие выходит Кордебалет, которого сменил полковник Согрин. Ему тоже торить тропу, потому что путь опять срезается, теперь уже чуть-чуть в ином направлении – место перестрелки снова сместилось в сторону, но выстрелы слышатся уже так явственно, что ошибиться в направлении невозможно.
У полковника голова полностью седая. Правда, никто не знает – от возраста или от работы, при которой трудно избежать седины. Лейтенанты, помня, как шли вместе с полковником и не отставали, надеются и здесь успеть, но Согрин знает, когда следует добавить, и потому темп не снижает. Преследование входит в завершающую фазу. Кому-то там, впереди, где идет бой, требуется немедленная помощь, потому что помощь только что подошла к боевикам. И это заставляет полковника шагать еще быстрее, не щадя ни себя, ни других.
Теперь растянувшуюся цепочку подгоняет Кордебалет. Этот не посмеивается, как второй подполковник. Этот просто к Сохно обращается, но достаточно громко, чтобы и другие его услышали:
– Бой придется втроем вести. С этих загнанных лошадей. Прислали обузу... Без них бы сразу обошлись...
– Что с загнанными лошадьми делают, лейтенант Егоров? – с легким хохотком спрашивает Сохно идущего впереди бывшего инструктора-горника.
Инструктор-горник молчит...
* * *
Первым не выдерживает темп погони лейтенант Саакян, обладатель неприятного, слегка презрительного взгляда. Издает такой красноречивый стон, словно воздух глотнул в последний раз. И просто падает на колени в снег, потом и на руки опирается – и вставать не хочет. Не хватает характера, сломался... Полковник Согрин в самом деле загнал его.
Мрачный лейтенант Егоров, идущий следом, молча подхватывает Саакяна под локоть, пытаясь приподнять. Егоров и Брадобрей единственные из всей пятерки, кто держится. Остальные готовы примеру Саакяна последовать.
Егоров смотрит на подходящего Сохно, ждет помощи. В его понятии, не помочь сейчас – это бросить товарища в беде. В понятии Сохно, помочь сейчас Саакяну – значит привести прямо в бой не готового к этому человека. Духом не готового, а не силами. Потому что дух всегда прибавляет сил, а сил у человека гораздо больше, нежели он сам думает. И потому Сохно, не глядя ни на Егорова, ни тем более на Саакяна, проходит мимо. Точно так же мимо проходит Кордебалет. Даже демонстративно огибает по снежной целине упавшего, чтобы не наступить на него.
Егоров этого не понимает.
– Товарищ подполковник, – говорит он в спину Кордебалету. – Не бросать же...
– Не бросают раненых... Там, – Кордебалет показывает вперед, – должно быть, много раненых и убитых. И нам некогда возиться со слабаками, потому что каждую минуту убитых и раненых прибавляется... Бросить его! Вперед! Это приказ.
И идет дальше.
Егоров нерешительно выпускает локоть. Саакян смотрит жалкими глазами побитой собаки. И стоит на снегу в собачьей позе... Он заплакать готов от бессилия.
Кордебалет оборачивается еще раз, но ничего не говорит, просто смотрит на Егорова.
Егоров выпрямляется и шагает. Через минуту оборачивается сам. Саакян уже встал и идет за группой. Страх остаться в горах в одиночестве оказывается более сильным лекарством, чем слова подбадривания и чужая поддерживающая под локоть рука.
* * *
После инцидента с Саакяном, не оставшимся незамеченным никем, лейтенант Брадобрей желает показать, что и среди лейтенантов есть люди тренированные, и пытается сменить полковника Согрина на месте ведущего.
Согрин только руку шлагбаумом протягивает:
– Ты не потянешь...
И продолжает путь в том же темпе.
Это звучит уже откровенным недоверием. Но Брадобрей молча глотает такую пощечину. Против командира он ничего сказать не может. Путь тем временем становится все более сложным. Согрин ведет группу на подъем по такому крутому склону, что бойцы каждую минуту рискуют сорваться и скатиться кубарем. Хорошо еще, что склон каменистый. Часто приходится ухватываться руками за камни, чтобы помочь усталым ногам, да и равновесие поддержать. Саакян и Фомин вообще ползут. И далеко отстали от группы. Чуть-чуть приотстает и лейтенант Юров. Тоже не хватает дыхания и запаса характера. К более-менее ровному перевалу, где дыхание можно перевести, подходят впятером. Наверху дует стократ сильнее, снег лицо сечет и мешает смотреть вдаль. Но смотреть ночью в принципе и некуда. Да еще в такую ночь. Следует только внимательно слушать. Что они все и делают. Стрельба то стихает, то возобновляется. А потом стихает полностью. Но направление уже определено. И можно идти дальше. Саакян, Фомин и Юров уже подходят к перевалу, но их не дожидаются. Ждать отстающих можно только на учениях. Сейчас же обстановка не просто боевая, обстановка заставляет спешить, чтобы вовремя помочь тем, кто там, в горах, рядом, воюет с боевиками. Все равно лейтенантам предстоит переводить дыхание. Согрин жестом полководца дает направление. Первым теперь выходит Сохно, а полковник становится замыкающим в первой пятерке.
Идут опять быстро, хотя при спуске скорость опаснее, чем при подъеме.
Но стрельбы уже не слышно, несмотря на то, что ветер дует прямо в лицо.
* * *
Сохно поднимает руку, призывая к вниманию. Останавливается. Собираются все вместе. Вышли на след группы, которую преследовали. След ведет чуть в сторону.
– Идем за ними... – решает полковник.
Сохно не дожидается дальнейших команд. Сразу начинает с широкого шага. Порой почти на бег переходит. Теперь это можно. Теперь не спускаются, а вдоль по склону идут. Ветер любые звуки уносит. Ничего не слышно со стороны, как и ничего не видно.
Так и выходят к обрыву. Кордебалет поднимает целую горсть стреляных автоматных гильз.
Но вниз смотреть бесполезно точно так же, как смотреть вдаль. Темень в ущелье гораздо гуще, чем наверху. Согрин приседает, раскрывает планшет и светит в карту. Сохно с Кордебалетом прикрывают его от взглядов со стороны. Луч фонарика, несмотря на секущий снегопад, может быть кем-то замечен и вызовет выстрел.
– След уходит вправо. А идти им следует влево, если хотят с Имамовым соединиться. Что им там надо?
– С кем-то еще соединяются, – предполагает Кордебалет. – Другой джамаат.
– Зачем? Почему не могут просто пройти, самостоятельно? Обычно командиры джамаатов не любят друг друга... Ревность.
Сохно тычет в карту пальцем:
– Вот сюда ходили. В лес, как в сказках говорится, по дрова, мать их.
Под пальцем обозначен ельник.
– Точно. За шестами, – соглашается Согрин. – Мы в оперативном отделе обсуждали этот вариант. Там обещали выставить заслон. Бой с заслоном мы, наверное, и слышали... Как они дальше пойдут? Какой дорогой?
– Внизу, через долину... – Сохно опять проводит по карте пальцем. – Если с грузом, это самый удобный путь. Интересно мне, что с заслоном?
– Или уничтожен, или переместился дальше... Бой длительный был и в разных местах. Перекрывались, я думаю, все возможные пути.
– Нам куда?
– Заслон не может быть одиночным. Наверняка там есть еще посты. Значит...
– Значит, нам следует прижать боевиков сзади. Идем по следу.
2
– Аббас... – зовет Николай.
Аббас поднимает голову.
С противоположного склона подают опознавательный сигнал фонариком. Сигнал хорошо знакомый. Значит, это кто-то из отряда вовремя подоспел, а вовсе не случайные люди. Аббас Абдутабаров отвечает, показывая лучом вниз, – приглашает на встречу. Убирает фонарь и тут же подставляет Анвару одно плечо Николай, послушный знаку молодого командира, подставляет другое. Помогают ему встать и идти, потому что разведчик не в состоянии передвигаться сам, и нет под рукой носилок, даже заготовленных шестов, из которых можно носилки соорудить, рядом нет. Именно к шестам Аббас и держит путь. Помощь подоспела вовремя – теперь хотя бы будет кому доставить заготовки в отрядный лагерь. А в группе Аббаса, кроме них троих, никого не осталось в живых. Аббас сам проверял, не желая бросать раненых на мучительную смерть. Федералы очень удачно использовали знание места, которое они успели изучить в светлое время суток. И если бы не помощь со стороны, и сам Аббас не выжил бы в этой ситуации. Ему не дали бы добежать до поворота тропы, как не дали остальным.
Анвар дышит тяжело, морщится от боли, но не стонет. Хорошо себя ведет и изо всех сил старается идти самостоятельно, чтобы не нагружать товарищей лишней ношей.
Аббас вдруг видит на руках Николая рукавицы. Вспомнилось, где он нашел одну пару. Нашел именно тогда, когда рукавиц у Николая не было.
– Рукавицы... – говорит Аббас.
– Что? – не понимает Николай и смотрит на голые руки Анвара.
– Ты же рукавицы потерял...
– Нашел... В задний карман их, оказывается, сунул...
Аббас понимает, что поднять рукавицы одного из убитых – нет ничего проще. И никак не докажешь, что именно рукавицы Николая нашел он под «разгрузкой» у убитого омоновца. Аббасу самому хочется верить, что рядом с ним не предатель. При всей его нелюбви к этому русскому наемнику, хочется верить. Аббас считает предательство самым последним делом. Ничего хуже нет. Можно врага уважать. Страшного, жестокого, безжалостного – уважать можно. Но никто и никогда не уважает предателей. Николай уже предатель. Он предал своих, когда сдался в плен и остался воевать за деньги. Он может и во второй раз предать. Точно так же предать, как в первый. Потому и верить ему трудно...
Но предатель мог бы сейчас воспользоваться моментом и застрелить Аббаса вместе с Анваром. Это было бы большим ударом для Руслана Ваховича, понимает Аббас. Хотя зачем предателю молодые парни, ничего не решающие... Ему, если Николай в самом деле предатель, нужен только сам эмир Имамов и весь отряд целиком.
Анвару с трудом дается каждый шаг. Ноги не слушаются, цепляются за каждую кочку, за каждый камешек, в ямках и трещинах остаются. И чем дальше ведут его, тем шаги неувереннее и неувереннее. А нести надо... Быстрее... Часть федералов наверняка, отступив с противоположного склона, перегруппируется, вызовет подкрепление и постарается перекрыть пути. И следует поторопиться, чтобы успеть пройти опасный нижний участок до перегруппировки.
Вынесли, а не вывели до окончания тропы. Теперь – самое трудное. Впереди спуск, потом продвижение поперек почти отвесного склона, куда они и здоровые еле-еле прошли, ведомые Анваром. А теперь Анвара по этим же местам предстоит нести...
Аббас останавливается. Сажает разведчика спиной к большому округлому камню. Николай тяжко вздыхает и вытирает со лба пот:
– Не пронесем там. Самим бы пройти...
Аббас не отвечает, смотрит на наемника, словно не видит его. Соображает. Потом снимает с плеч свой рюкзак. Пробует на прочность лямки – сильно, чуть не со злобой дергает. Лямки крепкие. Тогда он рюкзак раскрывает и начинает выбрасывать из него почти все. Летит с горы комком, цепляясь за камни, теплый свитер, собственноручно связанный и подаренный когда-то воспитательницей Аббаса из детского дома. Следом летят три банки рыбных консервов и кусок лепешки... Летят пустой рожок от автомата и ракетница без ракет... Виснут на склоне, зацепившись, теплые запасные носки... Кувыркается, раскрываясь, шелестит на ветру страницами книга... Только нож перевешивается на пояс. Жалко нож. Лезвие хорошее, гвозди перерубает... Последний предмет – Аббас вытаскивает общую тетрадку своего подробного дневника, несколько секунд думает, ощупывает карманы разгрузки, но они полные, и он с заметным сомнением убирает тетрадку за пазуху к Анвару. К правому плечу, потому что левое пробито пулей... Потом движения снова становятся энергичными, Аббас ножом в два движения прорезает в рюкзаке отверстия для ног.
– Сможешь сам надеть? – спрашивает Аббас.
Анвар смотрит на него со страданием в глазах. Морщится, но шевелится, пытаясь руки протянуть и попробовать. Но наклоняться ему трудно, и Аббас сам, стараясь не причинить боль резким движением, натягивает на товарища импровизированные шорты так, чтобы лямки оказались спереди.
– Ремень снимай, – командует он Николаю.
– Может, и штаны тоже? – ворчит Николай, но все же снимает с себя широкий и длинный брючный ремень.
Аббас примеряет. Длины ремня все равно не хватает для того, чтобы пристегнуть к нему тело Анвара. Тогда он просто продевает ремень под брючный ремень Анвара, снимает свой ремень и продевает точно так же. И только после этого снова командует наемнику:
– Помоги ему встать!
Николай поддерживает Анвара сбоку. Аббас протягивает руки и плечи в лямки рюкзака, а два брючных ремня застегивает у себя на груди. Так можно нести, хотя и тяжело – ноги сразу чувствуют дополнительный вес и готовы согнуться от тяжести и усталости.
– Вперед!
* * *
Спросить Аббаса, как он шел по крутому склону, как цеплялся пальцами не только за каждую выемку, каждую трещинку, каждый камень, но и за ровную поверхность, и это в то время, когда Анвар всей своей тяжестью тянет его откинуться и свалиться – Аббас не смог бы объяснить. Шаг за шагом. Невообразимым образом переставляя ноги в поисках твердой опоры, сам чувствуя, как холодеет что-то внутри, в животе, от естественного страха падения. Но все же он прошел самый трудный участок. И вынес товарища.
Николай сразу уходит вперед и дожидается молодого командира уже на ровном месте. Там Аббас отстегивает ремни, переводит дыхание и сбрасывает лямки рюкзака:
– Твоя очередь...
Николай не возражает, хотя вздыхает. Но подставляет плечи, с помощью Аббаса надевая рюкзак. Здесь путь проще, тропа спускается полого. И преодолевают ее, не прячась, не ползая среди камней, как делали это, отправляясь вверх. А внизу их уже ждут. Только там Аббас узнает, кто пришел к нему на помощь, и с удовольствием пожимает руку страшно улыбающемуся Дуквахе.
– Где твои люди? – спрашивает Дукваха.
– Все здесь... – мрачно сообщает Аббас.
Анвар стонет. Он потерял сознание еще на подходе к спасителям.
– Носилки сделайте, – вместо Дуквахи отдает распоряжение Раундайк, и Аббас бросает на журналиста благодарный взгляд, хотя Руслан Вахович не слишком любит этого надоедливого человека и всегда старательно избегает бесед с ним.
– Сто шагов по ущелью, – показывает Аббас рукой. – Мы заготовили шесты для всего отряда, но вынести их не смогли. Сначала засада омоновцев, потом армия...
– И что с омоновцами?
– Мы перебили их... Потом нарвались на вторую засаду. Третий отряд напал на носильщиков... Мы носильщиков отбили, а они новую засаду сделали... С ними ты расправился...
– Половина ушла. Даже больше... – с сожалением говорит Дукваха.
Они разговаривают по-чеченски, и стоящий рядом Раундайк только часто моргает своими маленькими кукольными глазами. Но понять разговор не может.
– Надо быстрее уходить, – говорит Дукваха. – Федералов кругом, как грязи. За мной тоже группу высадили. Я выставил заслон. Не знаю, чем там дело кончилось. Должны были наши их положить. Но сами куда-то запропастились.
* * *
Анвара укладывают на носилки. Перед этим ему вкололи дозу парамидола из шприц-тюбика, парень и заснул как мертвый. Это хорошо. Безболезненно перенесет дорогу.
– Да, – говорит Дукваха с сожалением в голосе, – такого разведчика, как Анвар, еще поискать надо. Тебе повезло, что Руслан Вахович его с тобой послал. Ну да ладно. У меня тоже парни хорошие. Я уже отослал их вперед. Выходим им навстречу.
– Если федералы очухались, придется прорываться с боем, – говорит Аббас. – С шестами мы не пройдем по верхней тропе. Там двумя руками за камни держаться надо.
– С шестами с боем не прорываются. Шесты, если что, придется бросить...
– Нельзя. Без шестов весь отряд на леднике застрянет.
– А с шестами никто не прорвется. Отряд так и так шесты не получит.
Дукваха морщится, поднимая верхнюю губу. Он не любит, когда ему возражают. Тем более когда возражает мальчик. Тем не менее он может одернуть и поставить на место любого в своем джамаате, может одернуть и поставить на место Раундайка, который, вообще-то, к его джамаату никакого отношения не имеет. Но Аббас – совсем другое дело. Пусть он в самом деле мальчик, но мальчик, достойный уважения. Дукваха уже знает, как Аббас переносил на спине Анвара. И прекрасно понимает, что на такой поступок способен один из десяти моджахедов. И приходится с этим мальчиком разговаривать как с равным.
– Дукваха, – Аббас не уважения добивается, а своей цели. – Ты же все можешь. Руслан Вахович всегда говорил, что ты лучший среди эмиров. Надо шесты доставить...
Дукваха обреченно вздыхает. Мальчик нашел правильный путь в разговоре.
– Попробуем...
3
Офицеры оперативного отдела по-прежнему оккупируют кабинет полковника Мочилова. И даже накурили там так, что многочисленные не помещающиеся на столах карты можно в воздухе развешивать. Но полковник сам разрешил им курить, не выходя из кабинета, сколько заблагорассудится, чтобы время не терять. И даже взял у дежурного по управлению пару тарелочек вместо пепельниц.
Юрий Петрович отсутствует больше часа. И возвращается от начальника ГРУ вместе с генерал-лейтенантом Спиридоновым. Оба выглядят озабоченными, но довольными. Впрочем, генерал не собирается долго засиживаться на чужом рабочем месте. Он хорошо понимает, что попросту мешает офицерам, смущая их своим присутствием, и потому сразу спрашивает:
– Долго еще?
– К утру все будет готово, товарищ генерал.
Генерал что-то мысленно прикидывает, словно считает, подняв глаза на пустую стену.
– Нельзя раньше?
– Не получится. Физически не успеем.
– Лады... Делайте, лентяи. До утра у нас два часа осталось!
– Четыре, товарищ генерал.
– Это у меня четыре. А у вас только два. И должны в это время уложиться. Обязаны...
Генерал кивает и уходит, показывая свое недовольство. Однако все хорошо знают, что генерал без недовольства все равно что без лампасов. Внешняя видимость отнюдь не соответствует действительному положению вещей. И потому офицеры продолжают спокойно работать.
Мочилов включает кондиционер и настежь распахивает форточки во всех трех окнах кабинета. Ему тяжело находиться в таком накуренном помещении. Тем не менее Юрий Петрович садится и прислушивается к разговорам и обсуждениям. Главная причина для споров одна – как высаживаться десанту: между двумя отрядами, идущими на соединение, сконцентрировав в центре все силы для остановки продвижения и тех, и других, или же разбить десант на отдельные группы, чтобы дать соединиться боевикам и запереть их в мешке, не выпуская. Это летом, и на более равнинной местности, кажется полковнику, лучше не допускать соединения двух отрядов в один крупный. Тогда при окружении, используя лучшее знание местности и помощь местного населения, они могут рассредоточиться и все равно уйти значительной своей частью. Такое уже не раз случалось. Летом лучше разбрасывать сеть по всей окружности, выставляя многочисленные и не очень большие засады. Зимой, да еще в высокогорном районе, можно позволить боевикам и силы сконцентрировать. И если уж принято решение об использовании значительных подразделений спецназа ГРУ, то следует не упустить момент и всех запереть в мешке, где их легко будет уничтожить.
Юрий Петрович высказывает свои соображения.
– Кто будет на месте операцией командовать? – интересуется начальник оперативного отдела.
– Я, – сообщает Мочилов. – Может быть, в какой-то критический момент прилетит генерал Спиридонов. Хотя я высказал ему по этому поводу свои возражения. Мне будет труднее приводить в действие свой план под контролем генерала, а генералу захочется привести в действие свой план. При этом генерал обычно забывает, что он не имеет специализации в войсковых операциях. Спиридонов, в общем-то, почти согласился... Хотя я мало верю генеральскому «посмотрим».
– Жену хоть предупредил? – усмехается начальник оперативного отдела. – А то она в прошлый раз жаловалась, что ты пропал на трое суток, а потом уже звонишь ей из Грозного...
– Она спит, – отмахивается Мочилов. – Так что решим?
– Тебе, Юрий Петрович, командовать. Тебе и решать...
– Тогда я предлагаю просчитывать вариант с «большим мешком».
– Значит, будем считать.
– Погоду запрашивали?
– Вот-вот принесут сводку... Мы целый список районов запросили. По всей Чечне и Ингушетии. В целях маскировки. Кто знает, откуда сведения могут уйти и куда попасть. Метеоцентр Генштаба – прекрасное место для получения сведений, если учесть зарплату метеорологов.
– Хорошо. Это правильно, – соглашается Мочилов и смотрит на часы. – Занимайтесь, я пока в Ханкалу позвоню. Говорили, начальник штаба группировки должен вот-вот приехать.
* * *
Наконец-то Мочилов добирается до начальника штаба группировки на Северном Кавказе. Разговор идет по телефону ЗАС, как накануне разговаривал Юрий Петрович и с полковником Согриным. Генерал не очень понимает ситуацию, вызвавшую такое усиление его группировки, пусть и кратковременное, а Мочилов не склонен рассказывать о деталях.
– Товарищ генерал, у нас есть необходимость доставить в Москву своего бывшего полковника. Это все, что я имею право вам сказать. И сделать это я должен раньше, чем до него доберутся два известных вам генерала в штатском.
– Они, похоже, не доберутся... К Имамову в подкрепление идет сильный отряд, а у нас совершенно нет в наличии сил, которые можно перебросить в горы. Здесь все боевики словно с ума посходили. Мы только успеваем подразделения с одного объекта на другой перебрасывать. Уже вторые сутки это сумасшествие длится. Тем не менее я боюсь, Юрий Петрович, что у вас могут возникнуть неприятности в связи с проведением этой операции. Мне лично звонили из Министерства обороны и из Генштаба, и не самые последние люди. Требовали оказывать генералам всяческое содействие. И даже намекали, что приказ об этом идет свыше... Хотя, признаюсь, сами генералы ведут себя странно. Они отказались от поддержки авиации.
– Я в курсе, товарищ генерал, и приказов свыше, и всего прочего. Нам поддержка авиации тоже не нужна, нам нужен полковник живым и невредимым.
– Кроме того, генералы инструктировали ваших людей в моем присутствии. И разговор шел даже о возможном уничтожении Имамова при каких-то там условиях.
– Вот-вот. Этого мы и не можем допустить. Это дело вышло уже на международный уровень, в операции задействованы и силы Интерпола, и даже антитеррористическое подразделение ООН. Генералам в штатском в этой ситуации делать нечего. Однако чтобы они не форсировали события... У меня к вам отдельная, товарищ генерал, просьба. И не одна... Но первая – главная и очень важная. Чтобы генералы в штатском не форсировали события, а они, по нашим предположениям, имеют такую возможность, нам необходимо, чтобы они не знали о целях нашей операции. Если вдруг все же возникнет вопрос, можно просто сказать, что спецназ ГРУ что-то свое проводит на границе с Грузией. Чисто локальные действия, и вы не в курсе событий, поскольку напрямую действуют части, подчиненные Москве. Даже не прикомандированные к вам... Можно это устроить?
– Думаю, что без проблем... Но отчего такое недоверие к людям, подчиняющимся напрямую Москве? Чем вам так не угодили эти генералы?
– Мы не знаем, кому они подчиняются. Похоже, что почти никому. Но единственный факт, который я имею право вам выложить... У нас есть данные, что, возможно, генерал Стригун встречался недавно в Грузии с представителем ЦРУ. И разговор у них, вероятно, шел о полковнике Имамове...
– Даже так? Это серьезное обвинение... Хорошо, Юрий Петрович. Мы вам поможем.
– Вот и отлично.
– Еще просьбы?
– Тогда другой вопрос. С отдельной мобильной офицерской группой полковника Согрина связи до утра нет. Во время утреннего сеанса можно его переключить на наш узел?
– Он знает резервную волну?
– Конечно.
– Сеанс циркулярный, в девять ноль-ноль московского времени. Я лично прослежу, чтобы передали. Но на сеансе связи присутствуют наши генералы в штатском.
– Просто передайте просьбу. Волну для связи с ГРУ вы можете и не знать.
– Я ее и не знаю.
– Вероятно, я к тому времени буду у вас. Если нет, свяжусь с ними из другого места... Следующий вопрос. Точно такой же, но касается ОМОГ подполковника Разина. Он задействован в операции?
– Задействован.
– Есть возможность его вывести?
– Трудно. Практически невозможно. Он на самых подступах к Имамову. Если оголить этот участок, образуется дыра, через которую можно выйти в тыл нашим подразделениям. Имамов такой случай не упустит.
– Хорошо. Пусть только свяжется с нами... Тоже в девять ноль-ноль?
– Я же сказал – сеанс циркулярный.
* * *
Вернувшись в кабинет, Мочилов сразу звонит генералу Спиридонову. Генерал же берет трубку не сразу и не сразу включается в разговор – должно быть, не один находится в кабинете и занял голову другими заботами, которые с него никто не снимал в связи с новой операцией.
– Товарищ генерал, полковник Мочилов... Я добрался до штаба группировки. Да-да... Как и договаривались... Обещают поддержку по всем статьям. В девять ноль-ноль сеанс связи. Нашим группам передадут приказ выйти на нашу волну. Я обговорю с ними варианты... Если будет возможность, постараюсь объединить группы, чтобы обезопасить Согрина от лейтенантов... На всякий случай...
После этого следует звонок Доктору Смерть на номер спутникового телефона. Здесь отвечает сам Басаргин.
– Александр Игоревич, как у нас обстоят дела с отцом того мальчишки?
– Готов помочь нам. Сейчас доводим ситуацию до состояния рабочей. Генерал Астахов взялся уладить дело с подпиской о невыезде и вообще подключил Генпрокуратуру к уголовному делу... Чохоева в обиду не дадут, и никаких преследований против него организовано не будет. Он может спокойно лететь с вами.
– Спасибо. Где он сейчас?
– Через два часа Пулатов привезет его к нам.
– Я пришлю за ним машину.
Юрий Петрович кладет трубку и смотрит на начальника оперативного отдела. Тот улыбается:
– Ты, Юрий Петрович, стал классическим телефонным чиновником. Отвык, наверное, от боевых операций. Может, лучше задействовать кого-то из командиров бригад? Не думаешь так?
Мочилов отрицательно мотает головой:
– Они не в курсе событий. И не должны быть в курсе настолько, насколько я. Относительно физической формы... Я еще на что-то гожусь.
Стучат в дверь. Один из офицеров открывает. Принесли сводку погоды, нанесенную на стандартные штабные карты. Сводка на три дня, как и запрашивали. Каждый день на отдельном листе.
– О-го-го! Товарищ полковник... Посмотрите...
Мочилов подходит к столу:
– Пурга, значит... Придется искать в пурге дыры.
– Все-таки вылетите?
– Посидим в Ханкале... В боевой готовности.