Аббас провожает взглядом группу Анвара. Снег предательски поскрипывает под ногами уходящих. Но Аббас хорошо знает, что вскоре, поднявшись выше и приблизившись к постам федералов, все бойцы начнут перебираться ползком, тогда и снег уже не будет так отчетливо показывать противнику приближающиеся шаги. Странное дело... Казалось бы, простой арифметический закон должен работать неукоснительно. Наступаешь на снег площадью стопы, раздается скрип. Всем телом снег придавливаешь, скрипа уже почти нет. Все вопреки логике. Но практика и логика размышлений вещи разные. Аббас помнит, что есть такой философский закон: «переход количества в качество». Вероятно, и здесь он же работает.

– Николай! – тихо зовет Аббас.

Русский наемник поднимается из сугроба, где уселся отдыхать, и подходит. Он тоже понимает, что громко разговаривать в ночи не рекомендуется, и потому молча останавливается рядом. Ремень автомата на шее, руки на автомате, пальцы без рукавиц мерзнут, вцепились в холодный металл до посинения ногтей. В темноте этого посинения, конечно, не видно. Но Аббас чувствует это не хуже, чем видит глазами.

– Где рукавицы?

– Потерял где-то... Когда ползал.

– Пальцы не отморозишь?

– Я привычный, я с Севера.

Аббас и так знает, что Николай родом откуда-то из Тюменской области. Это Руслан Вахович проверял телефонным звонком через чеченцев, в Тюмени живущих. Даже те чеченцы, что никогда не воевали и воевать не собираются, все равно по первому слову выполнят то, что им прикажут воюющие.

– Показывай... – глянув на часы, командует Аббас.

При всей своей неприязни к наемнику, Аббас отдает ему должное. Воевать Николай научился гораздо лучше, чем воевал, когда еще простым солдатом-контрактником был. И так быстро научился, что невольно мысли возникают – он воевать умел и раньше. Хорошо умел. Только не хотел. Потому и сдался... Может быть, зарплата контрактника не устраивала, может быть, еще что-то. В чужую душу не заглянешь... Сам бы Аббас никогда не стал воевать за деньги. Конечно, воином быть почетно, но у него собственная душа иначе устроена, чем у того же Николая. Он к знаниям тянется и мечтает стать таким же развитым человеком, как его воспитатель Руслан Вахович. А война этому мешает. Но Руслан Вахович обещал отправить Аббаса учиться куда-нибудь за границу. Может быть, даже в Россию. Хотя это едва ли возможно, потому что имя Аббаса наверняка знакомо прокурорским работникам. И пусть он не террорист, следовательно, имеет право на снисхождение, он сам снисхождения не желает. Он гордый.

Николай выходит первым. На два шага отставая – Аббас, за ним еще трое. Минут пять идут широким быстрым шагом. Дальше шаги ведущего становятся короче и заметно замедляются. Николай словно прислушивается, присматривается. Оборачивается, показывает рукой команду и сам первым сначала становится на левое колено, потом на правый локоть и совсем ложится в снег. Дальше передвигаться предстоит ползком.

Они ползут... Они ползут, кажется, уже целую вечность – колени и локти начинают ныть от постоянного соприкосновения с каменистой почвой, покрытой только легким слоем снега. И невольно возникает желание приподняться, хоть пару шагов сделать в полный рост. Но ползти все продолжают, потому что каждый уже успел в свои молодые годы достаточно повоевать, и в «терминаторы» никто не рвется, каждый знает, что такое пуля. Если и не на собственном опыте знает, то на опыте того, кто только что был с тобой рядом и уже не отвечает на твой вопрос, не может ответить, потому что с пулей познакомился.

Взбираются на небольшую возвышенность, крутой волной вздыбливающую тропу, и спускаются на пологий, долгий склон. Небо в тучах – тягучих, весомых, подвижных, словно кто-то рукой их сгреб и на нужное место бросил, чтобы луна не светила и не мешала подкрасться к засаде федералов незамеченными. Николай не останавливается, хотя ползать – совсем не то что ходить или бежать, ползать гораздо труднее, если не даешь себе время на отдых и на переведение дыхания. Но он терпит, он умеет терпеть, как всякий воин. А Аббас даже не задумывается над тем, что устает. Он просто не позволяет себе думать об этом. Не думаешь – нет проблемы.

Наконец Николай останавливается около груды камней, за которой начинается та самая расщелина, с двух сторон стискивающая тропу, замирает, слушая. Аббас тоже замирает и поднимает отведенную за спину руку, требуя тишины от других. Десять секунд тишины... Что она несет?

Выждав десять секунд, Аббас к Николаю придвигается. Даже не ползет, а именно придвигается. Совсем без звука. Трогает за локоть. Николай плечами пожимает, и что-то в этом пожатии Аббасу не нравится.

– Что? – спрашивает Аббас едва слышно. Только губами шевелит, но Николай вопрос понимает, однако сразу не отвечает, всматривается в темноту склона, в устье расщелины всматривается, где совсем темно.

– Что? – повторяет Аббас вопрос.

– Там первый пост был, – наконец отвечает наемник шепотом. – Я здесь как раз и лежал. Видел их. Два человека...

– Где?

Вместо ответа – указующий жест.

– Где они?

Теперь вместо ответа пожатие плечами. Аббас тоже в расщелину всматривается. Но долго смотреть ему не позволяют обстоятельства. Поверху, оттуда, куда группа Анвара ушла, раздаются короткие автоматные очереди. Множество очередей. Больше, чем должно было бы раздаваться.

– Анвар нарвался... – говорит Николай. – Что будем делать?

– Твой пост. Тебе и идти... – решает Аббас.

Николай бросает на молодого командира недобрый взгляд, хмыкает и тут же опускает предохранитель автомата, переваливается за камень и быстро ныряет к следующему. Анвар тоже опускает предохранитель, но через камень перевалиться не успевает, потому что сзади тоже раздается активная стрельба. Сзади – оттуда, где передвигается группа носильщиков с шестами для всего отряда.

– Назад! – командует Аббас. – На соединение...

Но уже поздно. Он видит, как пытается подняться Николай, но из черноты расщелины сначала яркими всплесками показываются несколько мазков огня, и только потом раздается сухой треск – короткие автоматные очереди. Без прикрытия Николаю не вернуться за камни, и Аббас вскидывает автомат. Мазки огня из темноты – хороший ориентир. Автоматы без пламегасителя. Такие сейчас только у омоновцев. И он стреляет туда, в эти мазки... Тут же рядом и трое товарищей оказываются. Плотным огнем четырех стволов устье расщелины забивают, прикрывая отход Николая. Но сам Николай не торопится... Где же он? Аббас приподнимается больше допустимого безопасностью, чтобы рассмотреть, не случилось ли чего с русским наемником. Ведь первые очереди были именно ему адресованы. И видит Николая, который не к ним ползет, а перебирается от камня к камню – вперед. И не стреляет – автомат в левой руке. Только когда правая рука отбросилась за спину, Аббас понимает, что делает русский. Через несколько секунд из расщелины раздается взрыв. В узком пространстве, где спрятаться некуда, граната достанет осколком любого.

– Вперед! – командует Аббас и первым устремляется на взрыв.

Но Николай его опережает, он ближе и в расщелине оказывается раньше. Короткая очередь – раненого, наверное, добил... Аббас уже рядом, готовый и огнем прикрыть, и помочь. Но другим там уже и стрелять надобности нет. Пять трупов крепких парней в грязно-сером «камуфляже». В исковерканных смертью позах, как в безуспешном рывке в прошлое – к жизни. И бронежилеты омоновцев от гранаты не спасли.

Тем временем стрельба наверху и сзади усиливается.

– Обойдем, – показывает Николай. – Сзади ударим. Аббас...

И показывает рукой. Аббас первым устремляется по расщелине вперед, но рядом с последним мертвым омоновцем останавливается. Что-то заставляет его достать фонарь и посветить. Руки убитого в кожаных перчатках. А за разгрузку с правой стороны, рядом с поясом, засунуты рукавицы. Первая мысль – взять их для Николая, который свои потерял. Еще обморозит, чего доброго, пальцы. Какой из него тогда боец... Аббас рукавицы берет, выдергивает из-под разгрузки и тут только понимает, что оказывается у него в руках. Такие рукавицы заказывал Руслан Вахович в одном из сел, где отряд отдыхал. Специально для перехода через перевал. Женщины села шили. Все рукавицы одинаковые. И только в отряде такие есть...

Чьи это? Кто в группе без рукавиц? Как они оказались у омоновца? Почему так бережно под разгрузку засунуты, словно омоновец вернуть их обладателю собирался?

Николай пробегает мимо, не обратив на командира внимания, а Аббас прячет рукавицы за пазуху и устремляется за ним. В один из моментов возникает в голове шальная мысль дать очередь в эту сильную спину и этим разрешить все сомнения. Но разум у Аббаса управляемый, и велениям эмоций он не поддается. Время разобраться еще будет...

Короткую дистанцию метров в двести они преодолевают быстро, хотя и запыхавшись – минуют расщелину, огибают скалу и по крутому подъему буквально карабкаются на высокий склон. И оказываются в двадцати метрах позади еще одной пятерки федералов, заставивших залечь проходящую ниже группу Анвара. Аббас не подает команду. Он просто с ходу, едва остановившись и присев на колено, начинает стрелять. Точно так же и Николай, и другие. Но вторая пятерка – это не омоновцы, на этих зелено-грязный «камуфляж» – армейцы, хотя нарукавные эмблемы разобрать в темноте невозможно. Значит, группа, перекрывающая тропу, сводная...

Армейцы более приспособлены к бою, лучше обучены – только один падает, но тут же поднимается и, зажимая плечо, прячется за камень. Остальные моментально ориентируются, двое из-за камней прикрывают частыми короткими очередями, пусть и не прицельными, но оттого не менее опасными и, главное, действенными, заставляющими боевиков залечь. Двое других подхватывают раненого товарища и выводят его за скалы, где их уже достать невозможно. И тут же из-за скал высовываются два ствола, сменяют прикрытие, и теперь уже двое первых перебегают в укрытие.

Николай пытается первым подняться в преследование, но встречные очереди становятся более четкими – момент растерянности прошел, и пули бьют по камням в непосредственной близости от него. Наемник вынужден залечь и вжаться в камни, распластаться по ним, как студень, стараясь вместиться в каждую трещинку частью тела. Делает перебежку Аббас, но и он вынужден залечь. Третий боевик только начинает рывок, как очередь бьет его в грудь и валит лицом в заснеженные острые камни. Аббас слушает, что делается у него за спиной. Не поворачивается, чтобы под пулю не подставиться, а просто слушает. Двое оставшихся и не поднимаются. Отвечают только парой коротких очередей, но скоро соображают, что и эта стрельба не только бесполезна, потому что они противника не видят, но и для своих же опасна – невозможно предугадать рывок Аббаса или Николая. Автоматы смолкают. Боевики выжидают момент, понимают, что долго так держать противника федералы не смогут – патронов не хватит. И так, наверное, уже по целому рожку расстреляли в бою против группы Анвара, а теперь и второй кончают...

На удивление, генерал-лейтенант Спиридонов решает расположиться не в своем обширном кабинете первого заместителя начальника ГРУ, а в не менее обширном, но менее комфортном кабинете полковника Мочилова – сам сразу же направляется туда, не спросив разрешения у хозяина кабинета, который следует за генералом вместе с капитаном Яблочкиным.

– Подбери все последние сообщения по обстановке в Чечне, – на ходу говорит полковник дежурному по управлению. – Все о группе Согрина. И... И о группе Разина тоже.

Дежурный смотрит на полковника с удивлением. Юрий Петрович так и приехал в гражданской одежде, оставив мундир в квартире Басаргина. Не нашел удобным задерживать своим переодеванием генерала. Впрочем, все из карманов кителя и шинели он сразу переложил в карманы старой куртки Александра. В первую очередь оружие и ключи от кабинета и от сейфа. И сейчас открывает кабинет, включает свет и выключает сигнализацию.

Генерал проявляет скромность, не садится за стол хозяина, а пристраивается на стуле за длинным рабочим столом, где традиционно разложена большая карта Чечни.

– Восьмой лист, товарищ генерал, – подсказывает Мочилов, запуская тем временем компьютер и проверяя поступившие по электронной почте сообщения.

Генерал раскладывает карту по иному, так, чтобы восьмой лист был перед ним, и всматривается в очертания гор.

– Сплошные ледники...

– Да, профиль там трудный, но для Имамова это ближайший выход в Грузию.

Яблочкин останавливается за плечом генерала, тоже карту рассматривает. Он, как бывший спецназовец, к оперативным картам привычку еще не потерял и ориентируется в условных обозначениях лучше генерала. И потому начинает объяснять так, словно сам в курсе происходящих в чеченских горах событий:

– Вот здесь, в кружочке, как я понимаю, основная база Имамова. Синими стрелками обозначены пути подхода отдельных джамаатов. Красные стрелки – федеральные силы. Двойная красная линия – спецназовцы...

– Юрий Петрович, – поднимает голову генерал, – ты имеешь связь с полковником Согриным?

Мочилов смотрит на часы:

– Вечером, товарищ генерал, они уже выходили в эфир. Связь со штабом группировки. Я мог бы вклиниться. Теперь сеанс будет только утром. Правда... Есть еще скользкий вариант.

– Что?

– Согрину вручили телефон спутниковой связи для координации действий с генералом Стригуном, но полковник уверен, что этот телефон прослушивается, и перед отправлением связывался со мной через штабной телефон ЗАС. Не хотел держать Стригуна в курсе собственных подозрений. Как раз передавал данные о лейтенантах...

Генерал задумчиво отбивает по карте пальцами дробь.

– Считаешь, его следует предупредить о том, что это за лейтенанты идут с ним?

– Обязательно следует. После такого обострения ситуации в Москве наши генералы могут дать приказ своим лейтенантам о заметании следов в Чечне.

– Я о том же подумал.

Генерал снова наклоняется к карте. Мочилов отодвигает от себя компьютерную мышь и поднимается из-за стола:

– Извините, товарищ генерал, я быстренько сбегаю в шифровальный отдел, может, там что-то есть по ситуации, и заберу у дежурного все сводки. Он уже должен подготовить...

– Действуй.

В шифровальном отделе для Мочилова никаких сообщений не находится. Но он просит дополнительно проверить по журналу все, что касается текущей операции. Знает, что обычные шифротелеграммы докладываются только утром, а сразу после получения только шифротелеграммы, пришедшие с грифом «срочно».

– Сегодня, товарищ полковник, что было, все вам докладывали, – говорит дежурный шифровальщик, переводя палец по строчкам журнала регистрации входящих сообщений.

Мочилов мрачно отходит от окошка и закрывает за собой дверь тамбура. Несколько секунд раздумывает за дверью, потом решительно возвращается в свое управление.

– Подготовил? – спрашивает он дежурного.

Тот молча протягивает непрозрачный пластиковый файл и пододвигает журнал регистрации прохождения документов. Необходимость расписываться за каждый документ в то время, когда торопишься, часто раздражает. Но Мочилов вынужденно просматривает номера документов из файла и расписывается в строчках журнала. С документами возвращается в кабинет, на ходу просматривая последние сообщения.

– Что-то интересное? – Генерал-лейтенант отодвигает от себя карту.

– Даже весьма интересное...

Выпрямляется и Яблочкин, выжидающе смотрит на полковника. Тот берет из стаканчика синий карандаш, подходит к карте и наносит новые стрелки.

– Согласно данным космической разведки и донесениям пограничников, в помощь большому отряду Руслана Имамова с территории Грузии по среднему языку южного ледника поднимается еще более сильный отряд боевиков. Предположительно, второй отряд займет перевал раньше, чем туда выдвинется Имамов, и будет дожидаться его там. Если боевики соединятся, то просто сомнут наши части и сбросят с ледника даже в том случае, если и наши тоже успеют соединиться... Продолжать операцию теми же силами просто убийственно. К сожалению, у штаба группировки в настоящее время нет под рукой резервных частей, чтобы соответственно ситуации усилить группировку преследователей...

Мочилов заглядывает в другой документ, пробегает по нему глазами и продолжает:

– Боевики, несомненно, проводят крупномасштабную акцию по выводу отряда Имамова с территории России. С этой целью, как отчетливо просматривается, подчиняясь чьему-то централизованному приказу, в разных районах Чечни и даже Ингушетии проведены активные боевые выступления разрозненных групп. В результате этих выступлений штаб группировки вынужден распылить свои силы, отправив их в разные районы, и в настоящий момент, до окончания локальных операций, не в состоянии снять для введения в большую операцию против отряда Имамова.

– Выходит, Имамовым очень дорожат, – говорит Яблочкин. – А я слышал, что у него натянутые отношения с большинством современных полевых командиров.

– Значит, есть чем дорожить, – резюмирует Спиридонов. – Они в курсе каких-то дел Имамова, и я имею основания предполагать, что дела эти напрямую касаются нас и работы Руслана Ваховича в нашем управлении... Что будем делать?

Мочилов молча и значительно возвращается за свой стол, словно только что сделал великое дело. Садится и вздыхает так тяжело, что это можно услышать, наверное, в коридоре. И поднимает вопросительный взгляд на генерал-лейтенанта. Только слепой и глухой не поймет подобную демонстрацию.

– Есть мысли? – спрашивает Спиридонов.

– Есть, – задумчиво тянет Юрий Петрович. – Есть мысли... Товарищ генерал, вы уверены, что какие-то два генерал-майора, непонятно чьим приказом назначенные для командования операцией в Чечне, имеют право прерывать многолетнюю работу агентурного управления ГРУ, начатую еще в далекие советские времена?

Генерал смотрит в глаза полковнику и видит в них решительную хитрость. И понимает, что задумал Мочилов, с одного намека.

– Генерал Астахов не побоялся включиться в действия против этих генералов, – продолжает Юрий Петрович. – А нам, мне кажется, сам бог велел проявить активность. Имамов ваш человек. И вы имеете полное право работать с ним так, как это требует дело. Захватывать или уничтожать, блокировать или входить с ним в контакт.

– Вы толкаете меня на обострение ситуации?

– Я толкаю вас на сохранение собственных интересов, на которые покусилась какая-то лаборатория. Вам необходимо заполучить Руслана Ваховича Имамова для обстоятельной беседы. И для исполнения этой необходимости у вас есть под рукой то, чего нет у штаба группировки войск в районе Северного Кавказа.

– Что у меня есть?

– У вас есть спецназ ГРУ.

Спиридонов думает долго.

– Вы предлагаете провести собственную операцию силами спецназа ГРУ?

– Так точно.

Еще пара минут раздумий. Наконец Спиридонов встает:

– Я не могу самостоятельно действовать в такой ситуации. Сейчас вызову начальника управления. Ваш спецназ мне не подчиняется, и только он сможет дать разрешение. Думаю, с вашей помощью я смогу убедить его... Вы же... Вы же пока просчитайте оперативные действия и необходимые силы для проведения операции. К приезду генерала мы должны оперировать конкретными цифрами.

Мочилов всегда чувствует прилив сил, когда следует вступать в рискованное предприятие. Время вечернее, офицеры оперативного отдела уже разошлись по домам. Мочилов через дежурного вызывает всех, кто может ему понадобиться для подготовки расчетов и составления плана масштабной войсковой операции. Обычно такие планы строятся загодя, вдумчиво, с основательностью. Сейчас же обстановка заставляет шевелиться и проявлять активность, граничащую с риском. Одновременно полковник связывается с командирами трех бригад спецназа, дислоцированных в разных военных округах, и предупреждает о возможной тревоге или через несколько часов, или даже утром. Боевой тревоге. Для участия в боевых действиях, добавляет он особо... Силы подразделений, которые планируется задействовать в операции, пока не называются. Это все после точных расчетов.

Машина подготовки запущена.

Осталось только малое, но самое трудное: убедить начальника ГРУ в необходимости таких мер. Хотя необходимость очевидна – поддержать части спецназа ГРУ, задействованные в операции, поскольку у группировки в Чечне собственные резервы исчерпаны.

Сделав последний звонок, Юрий Петрович откидывается на спинку стула. Доволен. В это время звонят ему.

– Слушаю. Мочилов...

– Юрий Петрович, это Басаргин. Во-первых, я хочу напомнить вам, что вы забыли у меня дома свой мундир, а во-вторых, я посылаю к вам Ангелова. Он мундир привезет и кое-что расскажет дополнительно. Пришло сообщение от младшего Ангела... Новые сведения, напрямую касаются Спиридонова и его подопечного...

– Жду... Заказываю пропуск.

Группа Согрина спускается с бокового склона и идет наискосок, на сближение с верхней группой, только тогда, когда снежная пыль, поднятая взрывом, улегается окончательно и видимость позволяет двум подполковникам и лейтенанту продолжить темповый бросок – до этого еле бредут, и даже при медленном передвижении рискуют. Видимость почти нулевая – не больше пары метров перед собой. Спецназовцы рассчитывают, что основная часть уходящего джамаата дожидается своих минеров где-то поблизости и не знает, что те не преследователей подорвали, а подорвались сами. Чтобы атаковать их, следует объединить силы. Две группы договариваются о точке встречи. Несколько минут в эфире стоит тишина, и наушники доносят только звуки, вызванные чужим дыханием при быстрой ходьбе в трудном для передвижения районе.

– Рапсодия, я Бандит... Мы спустились... Нюхаю след...

Со стороны посмотреть, Сохно в самом деле по-собачьи нюхает след ушедших боевиков – так низко он склонился к снежному покрову. Но подполковник в действительности только светит себе фонариком и прикрывает его телом и рукой так, чтобы луч, по возможности, не был заметен издали. Следы исследует.

Группа как раз спустилась с траверса на тропу и оказалась гораздо ниже места, куда след уходит. Сверху луч фонаря могут заметить. Что касается приборов ночного видения, то и Сохно, и Кордебалет постоянно вперед поглядывают. ПНВ всегда выдает себя зеленым ободком окуляра. Пока такого ободка они не видели. Если бандиты и поблизости, то ПНВ у них нет. Хотя, может быть, и есть сами ПНВ, но слишком далеко они от обжитых и электрифицированных мест, где можно подзарядить аккумуляторы.

– Бандит, я Рапсодия. Насморк не схвати... Сколько человек прошло?

– Та же группа, без изменений. За вычетом пары минеров. Я знакомый каблук узрел. Там камешек в протекторе застрял. Характер неизменный. Темп, я бы сказал, сбросили. Шаги короче, слегка устали, больше раскачиваются при движении. Ведущие сменяются, судя по всему, редко. Словно рассчитывают скоро куда-то прийти...

– Рапсодия, я Танцор. Пока Бандит след нюхает, я чуть дальше прошел. Сотня шагов. Место отдыха. Похоже, они здесь ждали минеров. Лежали. Отдыхали. Можно подсчитать. Да... Десять лежанок. Толя был прав – их было двенадцать. Мы чуть-чуть опоздали...

– Или спугнули, – добавляет полковник. – Они могли понять, что минеры подорвались. Что именно с вашей помощью подорвались... Но почему так быстро ушли?

– Могли нас заметить.

– Я Егор, – вступает в разговор лейтенант Егоров. – Рапсодия, мне показалось, я слышал со стороны следа пару очередей. Вот... Опять... Издалека.

– Ветер с нашей стороны к ним. Трудно что-то услышать, – говорит Кордебалет. – Я не слышу.

– Бандит? – спрашивает Согрин.

– Я в низинке, мне здесь себя не слышно. Сейчас догоню.

Сохно дышит спокойно, его дыхание в чужие наушники не доносится, единственное – он изредка носом шмыгает. Простыл на горных сквозняках.

– Я Танцор. Рапсодия, вижу тебя. – Кордебалет в бинокль рассматривает группу полковника. – Левее бери. Здесь тебе придется через трещину прыгать. Края плохие.

– Понял.

– Левее, еще левее, надо скалу обогнуть, тогда прямо и поднимайся и к нам на след попадешь. Вот так, правильно... Так и топай.

– Я Егор. Опять стрельба. Активная...

– Я Бандит. Тоже слышу. Идет бой. Но это далеко. Это не наша группа. Звук по ущелью проходит.

– Я Танцор. Теперь слышу. Бандит прав. Наши так далеко уйти не могли. Они к кому-то на выручку спешат...

– Я Рапсодия. Понял вас. Поджимайте их плотнее, на пятки наступайте, мы догоним. И про осторожность не забывайте. Они знают о нашем присутствии. Могут устроить засаду...

– Мы снова выше поднимемся, – решает Кордебалет. – Над тропой.

И снова в наушниках слышится только тяжелое дыхание. Теперь уже слышится отчетливее – группа Согрина поднимается по склону, и при подъеме дыхание становится более шумным.

Лейтенант Егоров так и идет ведущим. Верх траверса – это его царство. Царство же двух подполковников – работа наблюдателей. Оба идут почти вслепую, не выпуская из рук бинокли – рассматривают то, что впереди и ниже, потому что выше рассматривать нечего, там только тяжелые облака.

– Я Бандит. Рапсодия, скоро догонишь?

– Я Рапсодия. Подпираю по мере сил. Что-то просматривается?

– Пока только мысль.

– Выкладывай!

– Думаю, как задержать тех парней.

– И что надумал? – за полковника спрашивает Кордебалет.

– Мне кажется, джамаат идет на выручку другому джамаату. Тому, что ведет бой.

– Пусть так. Согласен. – Полковнику возразить нечего, потому что и он уже поднялся на тропу, оставленную боевиками, и отголоски далекого ночного боя время от времени, когда ветер позволяет, слышатся отчетливо.

– А как ты думаешь, кто эмиру джамаата ближе – свои минеры или чужой джамаат?

– Это зависит от того, что за джамаат ведет бой, – размышляет Кордебалет, уже сообразивший, что задумал Сохно. – Вдруг там его родной брат или благоверный папочка... Тогда его ничто здесь не задержит.

– Тем не менее мы ничего не теряем. Если он выставил минеров, то знает о нашем присутствии. Нам нечего бояться выдать себя.

– Конкретнее! – требует полковник. – Детали.

– Перестрелка. Вы стреляете активно, только не в нашу сторону. Мы отвечаем из двух стволов. Только из двух...

– У нас один автомат на троих, – возражает Кордебалет. – У «винтореза» звука нет. Они не услышат.

– Пусть и из одного. Можно даже вперемежку стрелять. Много очередей. Пойми, сколько человек дерется. Могут клюнуть...

– Дело, – соглашается полковник. – Ветер в их сторону. Услышат обязательно... Поехали...

И тут же Сохно слышит за спиной сначала одну очередь – Согрин показал пример, потом еще несколько. И тоже добавляет свою. Треск выстрелов далеко разносится по горам.

– Я Рапсодия. Побережем патроны. Через несколько минут повторим...

В течение часового марша стрельба трижды возобновляется и прекращается. Со стороны впечатление создается такое, что бой постепенно перемещается. Одни преследуют и постреливают, другие отступают и отстреливаются. Естественное состояние, и нет ничего удивительного, что время от времени над местом боя повисает тишина – силы слишком неравны, чтобы вести бой, не отступая.

– Я Бандит. Рапсодия! Бандитские методы работают. Вижу впереди трех боевиков. Идут по тропе тебе навстречу, спешат на ледяное седло. Видишь седло? Там удобная позиция...

– Я Рапсодия. Седло метрах в двухстах передо мной... Куда вы выходите?

– Правее седла. Мы их сверху снимем. Без звука. Так. Один бандит с пулеметом... Поторопитесь. Пулемет надо захватить и пострелять. Звук хорошо идет. Услышат...

– Они на позицию вышли, – сообщает Кордебалет. – Залегают. Через две минуты мы будем над ними. Вы поторопитесь.

– А вы?..

– А мы вам продвижение обеспечим. Егоров, готовьсь...

«Винторез» уже в руках Кордебалета – готов к работе. Лейтенант Егоров снимает с плеча ремень и чехол с оптического прицела. Расстояние до цели около восьмидесяти метров. С такой дистанции снайпер просто обязан снимать все цели без задержки. Тем не менее лейтенант и подполковник задерживаются. Выжидают две-три минуты, восстанавливая дыхание после быстрой ходьбы. Егоров занимает позицию для стрельбы с колена, подполковник предпочитает стрелять стоя. Еще пара минут уходит на рассматривание мишеней в оптику через ПНВ.

– Они уже заметили Рапсодию, – комментирует Сохно, рассматривающий боевиков в бинокль. – Готовятся к встрече...

– Я готов, – тихо говорит Егоров.

– Мои два ближних, – распределяет Кордебалет мишени. – Твой – пулеметчик. Стреляем на счет три. Огонь!

После команды проходит три секунды, и два коротких негромких звука зависают в воздухе, следом раздается еще один. Короткое мгновение – проверка результата, и четвертый выстрел. Кордебалет добивает раненого.

– Я Бандит... Рапсодия, путь свободен. Можешь идти строевым шагом с развернутыми знаменами. Про пулемет не забудь. Пошмаляйте из автоматов и в пулемете патронов не жалейте. Легче нести будет, а он тяжелый... Мы – вперед.