8

Выйдя из подъезда, Григорий Владимирович бросил короткий оценивающий ситуацию взгляд в сторону. Светло-голубых «Жигулей» у последнего подъезда уже не было. По правде говоря, там, наверху, капитан подумал, что в соседней комнате находился кто-то из этой машины. Даже подозревал, что там были оба бандита. И когда профессор провожал его до двери, весь напрягся готовый, услышав за спиной движение, выхватить пистолет и выстрелить. Перед дверью Григорий Владимирович все же не выдержал и обернулся. Кроме Идрисова, его никто не провожал, а сам профессор внешне не выглядел человеком, способным на опасные действия, он головой опасен, а не руками и ногами. Умного человека опасаться следует больше, чем умелого бойца, потому что умный человек способен устроить ловушку, в которой любой, даже самый опытный боец может оказаться в беспомощном положении. Но на этот раз все обошлось. Как человек умный, Идрисов понимал, что в своей квартире предпринимать активные действия против Шереметева нельзя. А вот что дальше будет – это уже совсем другой вопрос.

Там же, у двери, Шереметев оценил сейфовый замок. Для специального наборного ключа, инструмента профессионального разведчика, такой замок сложности не составляет. Люди по незнанию тратят большие деньги на сохранение своего имущества, но не догадываются, что труднее всего открываются самые простые замки, сделанные по индивидуальному заказу. А все стандартные замки с различными наворотами для умелого человека не являются препятствием. Замок на двери профессора вызвал у капитана легкую блуждающую улыбку. Такой легко поддается обыкновенной наборной отмычке, работать с которой Шереметев обучался. Сам Идрисов, естественно, если и заметил эту улыбку, смог бы догадаться о ходе мыслей Григория Владимировича, только прочитав их. А это он умел. И потому Шереметев, когда о чем-то думал в профессорской квартире, старался не создавать в голове зримые образы.

Старший прапорщик Николай так и стоял у машины с автоматом наизготовку, только к общей картине добавилась сигарета во рту. Как человеку, никогда в жизни не пробовавшему курить, Шереметеву табачный дым был неприятен. Николай знал это и быстро затоптал сигарету, даже громко продышался раскрытым ртом, чтобы весь дым «выдохнуть». Ствол его автомата тем не менее все так же косо посматривал по сторонам, готовый разразиться огненной бранью.

– Кто в «Жигулях» уехал? – подходя, спросил его капитан.

– Мужчина. Один. Не «костяная нога». Невооруженный. По крайней мере, внешне.

– «Костяную ногу» не видел?

– Не было такого, – активно замотал головой Николай. – Какой-то инвалид, правда, на двух костылях прогулялся через весь двор и ушел за угол, на улицу. По возрасту на бандита не похож. Пожилой, седой весь, немощный, себя еле-еле носит. Наверное, просто инвалид ноги разминает, надеется научиться ходить. На мой автомат покосился, быстрее костыли переставлять стал. Но этот без гипса.

– Понятно. – Капитан глянул в сторону дома, определяя окно кухни квартиры Идрисова. На улицу выходило только одно окно кухни. За стеклом никого видно не было. Впрочем, капитан хорошо знал, что, стоит встать чуть-чуть в сторону и на шаг от стекла, как уже с улицы наблюдателя не увидишь, а сам наблюдатель все будет видеть прекрасно.

Едва машина тронулась, еще до выезда из двора, Шереметев вытащил трубку и набрал номер майора Коваленко. Тот ответил не сразу, а когда ответил, голос звучал торопливо, видимо, начальник штаба батальона был чем-то занят.

– Товарищ майор, я завершил встречу. Выезжаем из двора. Сейчас отправляюсь в ФСБ побеседовать с подполковником Моринцом.

– Нормально, Григорий Владимирович. Что-то интересное он тебе сказал?

– Интересное только для общего развития интеллекта, для дела полезной информации мало. Что решили делать с той машиной? Я про «семерку» светло-голубую…

– Я передал данные подполковнику Моринцу. Пусть антитеррористический комитет решает. Но сейчас им, видимо, не до того. Две расстрелянные машины на дороге – твои дела недавние, после этого взрыв машины возле районного отделения полиции, трое раненых ментов. Где-то в пригородном поселке дом с бандитами блокировали. Будут штурмовать. Бандиты на зимнее время перешли из лесов на зимние квартиры. И здесь пытаются свое влияние установить. Еще что-то там такое же произошло. Думаю, ты можешь и самого подполковника в кабинете не застать. Хотя он больше аналитик, чем оперативник, и чаще в кабинете думает, чем выезжает на происшествия. А нас снова куда-то погнали. Просят выставить оцепление, у ментов своих сил не хватает. Я только что два взвода проинструктировал и отправил.

Капитан хотел задать естественный вопрос, но майор этот вопрос, похоже, предвидел и ответил сам:

– Не из твоей роты. Был бы ты сам на месте, с тобой бы твоих отправил…

– Старший лейтенант Медведь, товарищ майор, офицер толковый. Он бы справился.

– Ладно. Пусть занятия проводит. Он очень старается. Загонял парней. Они в надежде ждут твоего скорейшего возвращения. Есть еще что?

– Только для устного доклада.

– Тогда с Богом! Привет Юрию Трифоновичу. Я с ним в последнее время только по телефону и общаюсь.

Разговор завершился…

В бюро пропусков долго оформляли пропуск. Впечатление складывалось такое, что для посещения какого-то офицера ФСБ посторонним ведомству лицом требовалось согласование как минимум на уровне Совета министров республики. Потом долго пришлось ждать помощника дежурного по управлению, солдата, который должен был проводить капитана Шереметева до кабинета подполковника Моринца на третий этаж. Разгуливать по управлению в поисках кого-то посетителям категорически не рекомендовалось, об этом отдельно предупредил дежурный офицер. Видимо, учитывая высокий уровень террористической опасности в республике, мерам безопасности здесь уделяли повышенное внимание. Подумалось, хорошо бы такие меры ввести на гражданских объектах. Но для этого потребовалось бы из местных кабинетов выселить большинство «сидельцев», а это было не всем по душе.

Подполковник Моринец оказался мелким, суетливым человеком с громовым голосом а-ля Левитан, который никак не вязался с частыми и различными телодвижениями хозяина кабинета. Юрий Трифонович встретил капитана Шереметева весьма радушно:

– Чай? Кофе? Чай у меня, предупреждаю, только зеленый. Ну да, в местных условиях все к зеленому привыкают. Так что? От чего не откажетесь?

– От всего откажусь, товарищ подполковник. Хочу побыстрее все дела в Махачкале закончить, чтобы к обеду в гарнизон вернуться.

– Да. Я сразу сниму с вас свидетельские показания по поводу происшествия… Двух происшествий на дороге. В первом случае вы – единственный свидетель. Все остальные поспели только к шапочному разбору.

За время, пока он это говорил, подполковник успел пять раз переложить с места на место на одном и том же пространстве стола папки с бумагами, достать из ящика тетрадь бланков с протоколами допросов и приготовить ручку. Причем опробовал три ручки и только на третьей остановился. Две предыдущие, на взгляд подполковника, писали отвратительно.

– Значит, мне в полицию, товарищ подполковник, заезжать не надо? А то я обещал им…

– Наверное, тоже надо. У них свое следствие, у нас, как полагается, свое. Полиция следствие вести не будет, это дело не их калибра, но в Следственный комитет они обязаны предоставить полную документацию. В том числе и протокол вашего допроса.

В дополнение к протоколу на стол перед Григорием Владимировичем был выставлен диктофон, призванный подтвердить правдивость сказанного в случае, если свидетель вдруг «включит задний ход». То есть или совсем откажется от показаний, или заявит, что его не так поняли, это тоже частое явление. Но подобная мера дублирования обычно применялась к обвиняемым, а не к свидетелям. К тому же подполковник сначала вообще забыл диктофон включить, а когда капитан показал ему пальцем на прибор, рукой махнул, сам понимая, что в данном случае дублирование ни к чему.

Рассказ много времени не занял. Григорий Владимирович докладывал по-военному кратко и точно, а Юрий Трифонович быстро и размашисто записывал, не экономя листы бланков и не стремясь сделать свой почерк разборчивее. Относительно своих подозрений, касающихся покушения, капитан Шереметев предпочел пока ничего не говорить, чтобы не показать себя человеком, одержимым манией преследования. Да и опасался, что параллельная работа ФСБ по тому же вопросу может обострить ситуацию и спугнуть подозреваемых. Конечно, поскольку ФСБ имеет свое следственное подразделение, не подчиненное Следственному комитету, оно может вести расследование грамотно. Все-таки Шереметев не имел сыскных навыков, и сам понимал разницу между деятельностью «сыскаря» и военного разведчика. Тем не менее пока предпочитал соблюдать осторожность.

К удивлению капитана, подполковник вполне сносно разбирал свой почерк, он зачитал Григорию Владимировичу все, что записал с его слов. Осталось только подписать традиционную завершающую формулу: «С моих слов записано верно, мною прочитано», что Шереметев и сделал.

– Теперь ту же самую процедуру должен пройти ваш водитель, – сказал Моринец, довольный собой и своими действиями.

– Извините, товарищ подполковник, я, вообще-то, сюда по другой причине прибыл, не для дачи свидетельских показаний. Вам, наверное, майор Коваленко говорил…

– Ах да… Сейчас я помощника дежурного вызову. Он вас отведет вниз, позовите водителя, а я вас в соседний кабинет посажу за компьютер. Сотрудники откроют вам все файлы про ту банду. «Красные волки», кажется. Или даже проще сделаем. Кажется, капитан Нурмагомедов сегодня на месте, он той самой волчьей стаей занимался, все сам и расскажет. Но сначала водителя пригласите.

– Понял, товарищ подполковник.

Моринец по внутреннему телефону позвонил дежурному, тот пообещал прислать своего помощника. Пока ждали, подполковник еще раз позвонил и пригласил к себе капитана Нурмагомедова. Капитан, человек с фигурой борца-тяжеловеса, вошел буквально через минуту-две, подполковник не успел даже кофе себе заварить.

– Абдуразак Джумалиевич, вот тут капитан Шереметев из спецназа ГРУ по твоим делам старым. Интересуется бандой «Красные волки». Ты же у нас следствие по ним вел когда-то?

– Так точно, товарищ подполковник. Два года назад.

– Вот и расскажешь все капитану. Он сейчас мне свидетеля по другому делу приведет, а потом к тебе. Подожди…

Моринец стал заполнять какой-то бланк и закончил как раз в тот момент, когда в дверь постучали и зашел помощник дежурного.

– Вот, – протянул Шереметеву бланк подполковник, – заявка на пропуск. Пусть твой водитель оформит, и помощник дежурного приведет его ко мне. А до этого… – строго посмотрел он на солдата, – а до этого отведешь капитана Шереметева к капитану Нурмагомедову. Понял?

– Так точно, товарищ подполковник.

– Дуйте…

Два капитана и солдат вышли, предоставив Юрию Трифоновичу возможность попить в тишине и покое кофе, который он уже начал заваривать…

– Чем вызван интерес к «Красным волкам»? – спросил Абдуразак Джумалиевич. – Дозволено мне будет поинтересоваться?

– Именно красными волками, как ни странно это может звучать.

В своем кабинете за персональным письменным столом Абдуразак Джумалиевич смотрелся взрослым человеком, усевшимся за парту первоклассника. И весь кабинет от его высокой и мощной фигуры казался маленьким и тесным даже тогда, когда капитан Нурмагомедов сидел.

– Они что, снова собрались?

– Их собрали… Но я позже объясню. Сначала хотелось бы выяснить, что это была за банда.

– Скажу сразу, что странная банда. Банда, в нашем понимании, это сборище бандитов. А здесь, скорее, не сборище бандитов, а какое-то философское общество. Это если брать основной костяк формирования, которое называло себя «Красные волки». Начну издалека. Жил когда-то в наших краях такой зверь, как красный волк. Большие стаи по горам бегали, наводя ужас на все живое.

– Только жил? – спросил Шереметев. – А сейчас?

– Изредка, говорят, то там видели одного, то там другого, то в третьем месте парочку. Но красные волки были страшны именно тогда, когда жили большими стаями. В семнадцатом и восемнадцатом веках таких стай было множество. В девятнадцатом веке в наших горах появился серый волк и стал быстро вытеснять красного. Говорят, серые волки на красных даже охотились. Уже тогда красный волк исчез почти полностью. И люди постарались. Шкура красивая, особенно хвост. Люди любили к своей шапке прицепить хвост красного волка. Такую моду терские казаки ввели, а потом уже и местные стали такое же украшение носить. Как символ доблести. Казаки охотились на красного волка с нагайками. Загоняли, потом догоняли и рубили нагайкой голову, чтобы шкуру выстрелом не портить. Я понятно объясняю?

– Вполне. – Капитан Шереметев и без того не считал себя знатоком породы после прочитанного в Интернете, а теперь убедился, что вообще ничего практически не знает о животном, которым так интересуется. – Даже интересно рассказываете.

– А в наше время нашелся какой-то умник, отыскать которого, при всем старании и тщательности поисков, мы так и не сумели. Этот умник решил красивой поэтикой, эффектными сравнениями воздействовать на народ и разработал целую философскую систему. Даже напечатал где-то за границей брошюрку на эту тему. Могу вам выделить экземпляр, если интересует.

– Буду весьма признателен.

Абдуразак Джумалиевич встал, открыл металлический шкаф у стены, нашел на полке стопку брошюрок формата школьной тетради, взял верхнюю и передал Григорию Владимировичу. Брошюра так и называлась: «Красные волки». Фамилии автора не было.

Закрыв шкаф на три оборота большого ключа, Нурмагомедов вернулся на свое место за столом. Сам он даже просматривать брошюру не стал, видимо, в свое время изучил ее основательно. Но и Шереметев пока ограничился прочтением только названия и приготовился выслушать, что еще сообщит ему капитан ФСБ.

Нурмагомедов между тем собрался с мыслями и продолжил:

– Вообще-то, честно говоря, перед нами обыкновенный программный документ некоего национально-патриотического движения народов Северного Кавказа «Красные волки». Чем этот документ отличается от обычных подобных работ, так это отсутствием религиозной составляющей, на которую делают упор ваххабиты. О вере здесь сказано всего несколько раз, да и то, можно сказать, вскользь.

– А что там главное? Смысл какой во всей программе?

– Главное здесь – объединение всех культурных и национальных ценностей различных народов Северного Кавказа и осознание населением собственной идентификационной значимости. Но все это достаточно старо, кроме выражения самой мысли, почему движение назвало себя «Красные волки». Настоящие красные волки, когда они жили на наших землях большими стаями, никого не боялись, наоборот – их боялись все. Они охотились так, словно стая была единым организмом, зная, кому, когда и в каком месте следует находиться, жертвовали во время охоты собой, чтобы сделать общее дело. И это давало плоды. Автор, проводя аналогию, говорит, что все народы Северного Кавказа, объединившись в одну стаю и помогая друг другу, могут никого не бояться. И нет такой силы, которая смогла бы победить их.

– Какая-то правда в этом есть, – согласился Шереметев, – только правда эта очень однобокая. Победить народы Северного Кавказа будет трудно. А зачем их побеждать? С кем они воевать собираются?

– Весь разговор в брошюре, как я ее понял, сводится к созданию отдельного от России государства, хотя откровенно об этом не говорится.

– Ну хорошо. Ну создадут такое государство. А надолго ресурсов хватит? Сейчас проводятся какие-то программы по развитию промышленности. Оплачиваются они из бюджета России. А из какого бюджета будут оплачиваться программы развития отдельного государства? Я так понимаю, что предполагается оплата из различных фондов в США и в Евросоюзе. То есть налицо откровенная попытка повторить грузинский сценарий, когда США и НАТО, в надежде на создание военных баз рядом с южной российской границей, оплачивали ненависть грузинских правителей к России. Но в чем смысл такого поворота событий? Те или другие оплачивают, какая разница? А разница в том, что, если не будет оплачивать Россия, будут оплачивать западные страны, но им за это тоже следует платить, предоставлять землю под военные базы. То есть в случае военного конфликта страна, где эти базы размещены, автоматически становится первой жертвой, потому что будет уничтожена вместе с этими базами.

– Вы меня пытаетесь убедить? – усмехнулся капитан ФСБ.

– Это все я и сам знаю. Но брошюра писалась не для нас с вами, а для простых людей, которым это вот, что вы сейчас говорите, никто не объяснит. Им только объяснят, что если они будут называться «красными волками» и будут вести себя как настоящая стая красных волков, то станут мощной силой. А в нашем народе всегда уважается сила, и на этом кто-то очень тонко решил сыграть. И если бы мы вовремя не остановили «Красных волков», они могли бы по всему Северному Кавказу расплодиться.

– Понятно. Что за организация и какие цели преследовала, мы разобрались. Главного идеолога, как вы говорите, обнаружить не удалось. Хотя его, скорее всего, и невозможно было обнаружить.

– Да, мы считали, что программный документ был разработан аналитиками западных спецслужб, и идея просто вложена кому-то в головы.

– Это типичный шаг для американцев и для англичан. Они в таких делах работают дружным тандемом, – согласился Григорий Владимирович. – Но меня сейчас интересует другое. Несколько дней назад мы встретились с настоящими красными волками. С целой стаей…

– Я что-то слышал про стаю, – кивнул Нурмагомедов. – Кажется, наш университет какие-то эксперименты по восстановлению проводит.

– Да. Но тут есть некоторые странности, и в первую очередь это касается рабочих экспедиции. Мы выставляли на перевале засаду против банды эмира Борзова. Кстати, кто такой сам Борзов? У нас нет про него никаких сведений.

– У нас, к сожалению, тоже. Мы имеем основания подозревать, что это псевдоним, но не знаем, кто под ним скрывается. Причем скрывается очень ловко. Я читал отчет об уничтожении банды. Сам Борзов опять, возможно, ушел. Хотя половину убитых идентифицировать не удалось, и, возможно, он среди них. Но это только будущий год сможет показать.

– Почему только будущий год?

– Дело в том, что банда Борзова собирается лишь на летний, так сказать, полевой сезон. Зимой их никто не видит, и никто ничего про них не слышит. Вам разве не давали такую информацию?

– Мы вообще в этой операции выступали вспомогательной силой. Перекрывали перевал, через который остатки банды должны были отступать. Вся работа проводилась силами «краповых», и кусочки информации мы получили только от них. Про Борзова ничего не знаем.

– Я слышал, что вы пропустили через перевал троих человек?

– Да. Вот здесь и начинаются странности, о которых я упоминал. Первого я увидел в бинокль. Он кормил стаю на нижней поляне. Тогда мы не могли понять, что это за стая. Для серых волков мелковатые. Для собак-дворняг – слишком похожи экстерьером, чего в природе не бывает. О красных волках мы тогда еще и не слышали. Потом человек с нижней поляны вышел на тропу, где его ждали еще двое, и двинулся в сторону перевала. Я выставил засаду – по три человека с каждой стороны тропы. Это отрезало бы им пути бегства в случае чего. Но они шли спокойно и ничуть не смутились тем, что вышли на нашу засаду. Я сам проверял документы. Научная экспедиция Махачкалинского государственного университета во главе с профессором Идрисовым Исмаилом Эльбрусовичем. Документы в порядке. Оказывается, еще несколько лет назад на Северный Кавказ была завезена стая красных волков с Алтая. К стае присоединилось несколько местных оставшихся волков. Стая прижилась, размножилась, разделилась на две стаи. Идрисов уже несколько лет наблюдает за ними. Это проверено, все соответствует действительности. Эксперимент по восстановлению поголовья красного волка на Кавказе находится под патронатом комиссии ЮНЕСКО. Два человека с профессором – его рабочие. У всех есть оружие – старенькие двустволки-«горизонталки». Сейчас такими редко кто даже из охотников пользуется. Все предпочитают «вертикалку», наверное, из-за более брутального вида; я так полагаю, охотники тоже иногда эстетику любят. Короче говоря, пропустили мы их через перевал. Данные с документов я переписал. Майор Коваленко отправлял к вам запрос на этих людей, и, к моему удивлению, оказалось, что оба входили когда-то в банду «Красные волки». Вот здесь я вижу какое-то противоречие. Вы утверждаете, что это была даже не банда, а своего рода философское общество. По внешнему виду я бы не отнес этих рабочих к высоким философам.

– Я не утверждаю, что банды не было, – возразил капитан Нурмагомедов. – Банда начала формироваться и вооружаться, хотя что-то серьезное сделать они не успели, мы пресекли их деятельность в самом начале. Единственное, что мы могли предъявить членам банды, это «часть вторую двести двадцать второй». Но согласно закону эта статья не применяется, если оружие было сдано по амнистии и у подозреваемого нет за спиной тяжких преступлений. В нашем случае как раз и была применена амнистия. То есть бандиты уже знали, что они все под контролем, и сдались все разом, словно по чьей-то команде. Причем оружие на пятьдесят процентов было вышедшим из строя, требующим ремонта. Но доказать, что у них имелось и другое оружие, оказалось невозможным. Тогда только одному из бандитов предъявили «триста семнадцатую» – он еще до вступления в банду пытался убить своего участкового. Кажется, какой-то срок ему даже дали. Но он уже проходил по полицейскому, тогда еще милицейскому, следствию, а не по нашему, и я не знаю окончания процесса.

– И вот теперь эти два бандита всплывают, вернее, пока только один всплывает. Он повредил ногу и сильно хромал там, на перевале. Я даже дал ему два тюбика пармедола. А сегодня… Вы слышали уже про расстрел двух машин на дороге в Махачкалу?

– Да, я сводку просмотрел.

– Первые два киллера, скорее всего, должны были расстрелять меня, когда я отправился на свидание с профессором Идрисовым. Я собирался ехать на такси и говорил об этом самому Идрисову. Было расстреляно как раз такси, в котором ехал командированный офицер. А я поехал на машине нашего командира отряда, он выделил мне ее с водителем. А потом, чуть дальше, на дороге были расстреляны и сами киллеры. Судя по всему, два «чистильщика» использовали автомат и охотничье ружье. Один из них был хромой, нога в гипсе. Когда машина «чистильщиков» проходила через заслон МВД чуть дальше по дороге, оружия обнаружено не было. Но данные на них омоновцы записали. И номер машины. Один из «чистильщиков» – тот самый человек в гипсе. Второй, по официальным данным, погиб в автомобильной катастрофе на своей машине марки «Фольксваген Пассат». На машине «чистильщиков» был номер того самого разбитого «Пассата». А несколько часов назад, когда я приехал к профессору Идрисову, эта машина стояла во дворе его дома. Пока я беседовал с профессором, второй «чистильщик», который без гипса, уехал. Но в квартире Идрисова, как мне показалось, кроме него еще кто-то находился в другой комнате и работал на компьютере. Здесь у меня тоже есть сомнения. Тот, «костяная нога», как прозвал его мой водитель, судя по внешнему виду, к компьютеру близко не подойдет и клавиатуру с боевым автоматом спутает. Но я не знаю, кто там был. Не видел.

– Интересные дела, – задумчиво протянул капитан Нурмагомедов. – Мне сейчас пришла в голову интересная мысль. Банда Борзова… Профессор, судя по фамилии, чеченец. У дагестанцев такая фамилия редко встречается. Имя Идрис – распространено, а фамилию Идрисов не часто встретишь. Это больше чеченская фамилия.

– Да, он чеченец. И имел какие-то отношения и с Дудаевым, и с Басаевым, и с Хаттабом.

– Так вот, «борз» по-чеченски – это волк. «Борзов» можно перевести, как «Волков». Вольный такой перевод, со смешением двух разных языков. Волков и профессор, занимающийся восстановлением поголовья красных волков. Может, есть здесь здравое зерно, как думаете?

– Интересный вариант. Вы даже сами не представляете, насколько он интересный, – задумался и капитан Шереметев…