Глава 8
Предполагая, что мне ночью предстоит работа, я лег отдохнуть. Тем более что утром меня разбудили слишком рано. Конечно, как всякий офицер спецназа ГРУ, я воспитан на минимальном времени сна и имею к этому устойчивую привычку. Тем не менее иметь свежую голову все же хотелось. И потому я, приняв приятный теплый и расслабляющий душ, лег досыпать, наверстывая упущенное по вине Елизаветы Николаевны время.
Уснул я легко, потому как организм привык подчиняться приказам разума. Но и проснулся вовремя. Именно в то время, которое я наметил себе для того, чтобы умыться, одеться и встретить офицера, которого пришлет ко мне мой начальник штаба с отмычками. Все так и получилось. Едва я оделся, как раздался звонок в дверь. Выглянув в «глазок», я увидел майора Федоренкова, начальника шифровальной службы бригады. Раскрыл дверь.
– Заходи, Виктор Михайлович, заходи. Чайком напою.
– Извини, Андрей Васильевич, домой тороплюсь. Жена сегодня в Москву уезжает. Проводить надо. Вот, тебе посылка, – протянул он пластиковый пакет, в котором что-то звякнуло.
Что там могло звякнуть, я знал, и потому пакет принял.
– Спасибо.
Едва я вернулся в большую комнату и только успел вытащить из пакета традиционно большое кольцо с набором отмычек, как трубка позвала меня ответить на чей-то звонок. Определитель номера показал, что со мной хотел пообщаться капитан Лаврушкин.
– Слушаю, Павел Петрович. Я уж и потерял тебя, думал, ты сегодня не позвонишь.
– Мой эксперт задержался. Его не месте не было. Это мой бывший преподаватель биологии из университета. И знаете что, он, оказывается, ездил в следственное управление нашего следственного комитета, и там ему предъявляли точно такие же фотографии. А оттуда вместе со следователем мой эксперт поехал в университетскую научную библиотеку, и там они вместе искали ответ на ваши и мои вопросы. И пришли к выводу, что это или следы большого крысиного кенгуру, или тасманского волка, который официально уже исчез из числа живущих на воле зверей. Последний раз, что официально задокументировано, тасманского волка видели и сфотографировали в 1936 году. Хотя жители Тасмании говорят, что в труднодоступных местах острова эти волки иногда встречаются.
– Разве волк бегает на двух лапах? – сразу вспомнил я, что сам капитан Лаврушкин говорил о следах, утверждая, что существо, их оставившее, имело вертикальную походку.
– Остров Тасмания разделяет с Австралией только пролив Басса. Когда-то остров был частью материковой Австралии, и сам тасманский сумчатый волк в Австралии тоже встречался. И передвигается он порой, как и положено представителю семейства сумчатых, на задних лапах. Особенно когда есть необходимость передвигаться быстро. Но это еще не факт, что следы принадлежат тасманскому волку. Возможно, как я сказал, это большой крысиный кенгуру. Но вы меня, товарищ подполковник, слегка подставили с этими фотографиями.
– Каким образом? – не понял я.
– Мой преподаватель, он вот сейчас рядом со мной, настаивает на том, что обязан о нашем интересе сообщить следователю следственного управления. О чем-то там у них была с этим следователем договоренность.
– Понял, – согласился я. – Если следователю интересно, пусть твой преподаватель даст мой телефон. Запиши ему. Я готов ответить на все вопросы следователя. Спасибо тебе, Павел Петрович, за помощь.
На этом разговор с капитаном завершился. Я осмотрел отмычки. Подходящих к замкам квартиры Чукабарова на связке было несколько. Следовало пробовать. Но пока еще отправляться туда было рано, хотя на улице уже стемнело.
Я приготовил себе ужин, памятуя, что обед мой был довольно хилым. И за едой меня застал новый звонок. Номер звонившего был мне неизвестен. Но все же я ответил сразу:
– Подполковник Пересветов. Слушаю вас внимательно.
Честно говоря, я подумал, что звонит тот самый следователь. Но слегка гнусавый голос показался мне знакомым, как и наглость, откровенно в этом голосе звучащая.
– Андрей Васильевич? Так, кажется, вас зовут?
– Так меня зовут.
– Это Стукачев вам звонит. Вадим Стукачев.
– Среди моих знакомых нет человека с таким именем. Кто вы?
– Вы мне, подполковник, сегодня нос сломали. Я вот в городской больнице нахожусь. Отделение пластической хирургии. Операция будет платная. Перелом сложный. Будут нос восстанавливать. Не из своего же кармана я должен платить за это?
– Ах, это ты, охранник?
– Да, я – охранник. Давайте будем на бережку договариваться. Или вы мне добровольно оплачиваете операцию, или я подаю на вас в суд. Как договоримся?
– Тебя в здание суда будут из следственного изолятора или из морга доставлять? – спросил я откровенно грубо.
– Не понял.
– Поймешь, когда к тебе в больничную палату приедут, или даже прямо в операционную, и увезут в СИЗО. Обвинение тебе будет предъявлено, как квартирному грабителю. Этого хочешь? Потом из СИЗО можешь подавать на меня в суд. Если тебе разрешат. Или хочешь, чтобы я в больницу наведался и перевел тебя с этажа в подвал? Морг, насколько я помню, в подвале находится. Если будешь надоедать, переведу туда, не поленюсь. Я не знаю, где ты мой номер телефона добыл, но рекомендую тебе забыть его навсегда. Еще один звонок, и я начну сердиться. А это для тебя плохо кончится. Все. Разговор завершен.
Я отключился и даже слегка рассердился. И потому не поспешил ответить на новый звонок. Долго разжевывал жареную картошку и только потом неторопливо взял трубку. Звонила Елизавета Николаевна. Что она еще вспомнила?
– Слушаю вас, Елизавета Николаевна.
– Андрей Васильевич! Хорошо, что я вас дома застала…
– С чего вы вдруг взяли, что я дома? – не понял я. – Вы мне звоните на «мобильник».
Наверное, памятуя о предыдущем разговоре, я все еще сердился, и это чувствовалось в моем голосе. Елизавета Николаевна растерялась и, может быть, даже слегка испугалась. И я спросил уже мягче:
– Что вы хотели?
– Мне сейчас звонил этот… Который к Владимиру в дом приходил… Майор Лукьянец.
– И что ему надо?
– Он все про вас спрашивал. Как и почему вы оказались в той квартире, что вы намереваетесь предпринять, кто уполномочил вас вести расследование, и вообще все о вас.
Кажется, они начали мной интересоваться. С чего бы это? С чьей подачи, интересно было бы мне узнать. Капитан уголовного розыска ничего конкретного сказать не мог. Тогда откуда у Лукьянца сведения, что я веду собственное расследование? Но если у него такие сведения есть, значит, стоит ждать визита непрошеных гостей в мою собственную квартиру.
– И что вы ему сказали?
– Что было, то и сказала. Сказала, как я вас подняла с постели и вызвала как старого товарища Владимира. Сказала, где вы служите, чтобы припугнуть. Он, правда, это, кажется, и без меня знал. Больше ничего и не сказала. Он что-то про следы спрашивал, я так и не поняла, про какие следы. Наверное, про те следы, что у тела обнаружены. Вы что-нибудь об этих следах узнали?
– Узнал. Это следы большого крысиного кенгуру.
– Откуда в наших краях кенгуру взялся? – не поняла она.
– Не иначе, из цирка или из зоопарка сбежал. У вас все?
– Да, Андрей Васильевич. Я только это и хотела сообщить. А сейчас сижу, читаю дневник Владимира. У него там материала о собаках на две докторские диссертации хватит. Но он же защищаться не будет. Ему звания не нужны. Мы уже много раз с ним об этом говорили.
– Не потеряйте тетрадь. Она ему еще сгодится, – сказал я.
– Вы уверены, что он жив?
– Пока – жив. Если вы его не выдадите, и дальше жить будет. А тетрадь подальше спрячьте. Много людей мечтают такие данные собрать, как Владимир Николаевич, но собрать не могут. И рады будут их использовать. В научном мире это обычное явление. Вы, кстати, не в курсе? Владимир Николаевич общался как-то с коллегами, которые владеют гипнозом животных?
– Он с кем-то переписывался по электронной почте. Но я не знаю, с кем конкретно. Так, мельком однажды сказал, что ему письмо пришло.
– Хорошо, Елизавета Николаевна. Спасибо, что позвонили. Что-то вспомните или что-то понадобится, не стесняйтесь, в любое время можно звонить. Я на подъем легкий.
– Жена ругаться не будет?
– Она у меня в отъезде. Надолго уехала. И потому ругаться не будет. Звоните. До свидания.
– До свидания.
Я поторопился закончить этот разговор, потому что трубка сообщала мне о втором звонке. Кто-то еще пытался мне позвонить. И я, выйдя на кухню, чтобы закончить ужин, трубку взял с собой. И, как оказалось, не зря. Доужинать мне упорно не давали.
– Слушаю. Подполковник Пересветов.
– Андрей Васильевич, это капитан Ставров, уголовный розыск.
– Да-да, слушаю тебя, капитан. Есть хорошие новости?
– Хороших новостей в современной жизни не бывает, товарищ подполковник. Со следователем недавно общался. Обругал меня со всех сторон. Во многом из-за того, что я с вами данными поделился. За осмотр машины и за фотографии следов. Кстати, по следам ничего не смогли узнать?
– Пока очень мало. Показывал специалисту-кинологу. Ответ категоричен – это не след собаки. У собаки не бывает такой лапы и такой походки. Кстати, следы на фотографиях почему-то только задних лап. Что, следов передних не было?
– Там, на месте, почва каменистая, и только местами снег лежит. Где следы остались, там и сфотографировали. Других найти не смогли. Днем специально ездили еще раз. Тоже ничего.
– Так вот, мой кинолог специально ездил к своему бывшему преподавателю из университета. Смотрели фотографии и пришли к выводу, что это следы или кенгуру или тасманского волка. И тот и другой умеют передвигаться только на задних лапах. Помимо этого, кинолог высказал предположение, что там был человек со специальной матрицей на обуви. Убийца намеренно оставляет следы животного, чтобы сбить следствие с толку. Я, кстати, давным-давно, в свои курсантские времена, с такими матрицами однажды сталкивался на учениях. Условный нарушитель переходил условную границу, оставляя на контрольно-следовой полосе следы кабана. Мы его вычислили по весу. Кабан таких глубоких следов не оставляет. Допускаю, что здесь нечто подобное. Пока вы будете искать животное, убийца сумеет замести все свои настоящие следы. Рассматривайте это как версию.
– Да. Это вписывается в мою версию, – согласился капитан.
– А твоя версия…
– Я склонен поддержать Елизавету Николаевну в ее подозрениях. Догхантеры… Правда, наше руководство на эту версию косо посматривает и даже посмеивается, тем не менее она вполне правдоподобная. Я с людьми разговаривал. До того как у Владимира Николаевича отравили собаку, она всегда ездила с ним на переднем пассажирском сиденье. Видимо, кому-то мешала. А в клубе служебного собаководства, где убитый был сопредседателем какой-то комиссии, сказали, что у Чукабарова были материалы на догхантеров. Где теперь эти материалы? Вы не видели их у него дома?
– Нет. Мне такое не попадалось.
– А компьютер убитого у вас?
– У него, кажется, не было своего компьютера. Он пользовался рабочим. И у нас в бригаде, и на новой службе. А у него дома временно оставался мой ноутбук. Я уезжал на полгода в командировку в места, где нет электричества, и потому ноутбук с собой не брал. Подзарядить негде. Дома тоже оставлять без присмотра не хотелось. Потому и дал на сохранение Чукабарову. Там только мои данные. Владимир Николаевич пользовался только электронной почтой.
– А Елизавета Николаевна… Впрочем, я сейчас позвоню ей сам. Она будет рада, что ее версия рассматривается. А то наш начальник сразу эту версию отверг, так она даже обиделась.
– Да-да, звони, капитан… – согласился я. – А что о следователе можете сказать? Что за человек? Можно с ним сотрудничать?
– Сотрудничать можно, если вы наделены правовыми функциями для ведения следствия. В противном случае он будет против и всеми силами постарается вам помешать. А вы, как я понимаю, намереваетесь…
– Я намереваюсь поискать догхантеров, которые заказывали кому-то изготовление обуви, способной оставлять следы кенгуру. И вообще людей, интересующихся кенгуру или таманским волком. Я не думаю, что в нашем городе есть много таких, кто может внятно объяснить, как прыгает кенгуру. И кто-то справки наверняка наводил.
– Флаг вам в руки, товарищ подполковник, – патетически сказал капитан.
Кажется, мне удалось что-то ему внушить.
– С флагом или без флага, я постараюсь своего добиться. Догхантеры и без того не могут вызывать симпатию у любого человека. И если я до них доберусь, боюсь, вам работы добавится. Но я не оставлю следов. Ни следов кенгуру или таманского волка, ни своих собственных. Я обучен работать так, чтобы следов не оставлять, – не менее патетически ответил я капитану уголовного розыска. – Так как зовут этого следователя?
– Константин Викторович Трапезников. Старлей. Пока старлей…
– Почему – пока? Ожидает звездочку?
– Едва ли. Он вообще не на хорошем счету. Я слышал, что его скоро погонят. Не умеет с людьми ладить. Постоянно с руководством конфликтует. Он вообще со всеми конфликтует. Такой характер. Ему, похоже, специально это дело подсунули, надеясь на очередной «висяк». Это будет повод, чтобы его уволить. У него уже этих «висяков» – куча. Короче говоря, сложный он человек.
– Ладно, попробуем с его сложностями разобраться, – сказал я и отключился от разговора.
К столу с тарелкой я даже не подошел, уверенный, что вот-вот новый звонок раздастся. И не ошибся. Он раздался. Ну уж теперь-то это должен был быть следователь…
* * *
Но это опять был не следователь, а капитан Лаврушкин. Я даже не вздохнул перед ответом.
– Товарищ подполковник, извините, это опять я.
– Да, Павел Петрович, слушаю тебя.
– Мне тут сказали, что у вас некоторые неприятности. И еще говорят, что-то с Владимиром Николаевичем случилось.
– Быстро слухи по городу расползаются. Неприятностей у меня нет. Есть определенные трудности, с которыми я пытаюсь бороться доступными мне средствами. Что касается Владимира Николаевича, то есть слухи, подтвержденные только частично. Нам с тобой остается надеяться, что наша часть окажется главной. В остальном ничего интересного сообщить тебе не смогу. Рано еще что-то сообщать.
– Понятно, товарищ подполковник. Я что звоню… Может, могу быть чем-то полезен?
Я думал не долго.
– У тебя страховка у машины какая?
– В смысле?
– Ну, в ОСАГО кто записан?
– На предъявителя.
– У меня тоже. Ты можешь быть мне полезным, если согласишься хотя бы на день машинами со мной поменяться. Я тебе свою отдам, ты мне свою.
Павел Петрович таким предложением смутился.
– А случится что с машиной? Ваша в три раза дороже. Я никогда не расплачусь.
– Обмен почти равноценный, с моей точки зрения, поскольку нуждающаяся сторона – я. Это вопрос моей безопасности и твоя посильная помощь. Может быть, даже необходимая в данный момент. Ты меня сильно выручишь.
– Хорошо. Я сейчас подъеду.
У капитана Лаврушкина машина полегче моей – «Киа Церато» с двухлитровым, кажется, двигателем. Вообще-то машина одна из лучших в своем классе, но незаслуженно недооцененная автолюбителями. А моя слишком заметная для человека, ввязавшегося в негласное следствие. И сама по себе заметная, и особенно колесами. Другой такой «колесистой» лифтованной машины во всем нашем миллионном городе нет. Единственный экземпляр. И я на своей машине на виду у всех. А малозаметная «Церато» Лаврушкина, маловыделяемая из общего потока городского транспорта, поможет мне остаться незамеченным там, где я этого хочу. Да и более скоростная она. По бездорожью я пока кататься не намерен, а в городе его машина даже удобнее.
– Я жду. Моя под окнами стоит. Кстати, твой эксперт передал следователю мой номер?
– Так точно, товарищ подполковник. При мне позвонил и передал. Тот обещал позвонить и поговорить с вами. Говорит, много вопросов к вам имеет.
– Вот и жду, когда позвонит. Трубку из рук не выпускаю. Приезжай…
* * *
Согласно закону бутерброда, всегда падающего маслом вниз, следователь позвонил, как только я за стол вернулся. Наверное, вредный человек от природы, и инспектор уголовного розыска капитан Ставров в своей оценке был категорично прав. Только вредные люди, сами того не осознавая, всегда звонят и приходят не вовремя. И это у них хроническая ментальная черта характера, бороться с которой можно только топором палача. И даже большой скальпель патологоанатома в этом случае может не всегда помочь.
– Подполковник Пересветов. Слушаю вас внимательно.
– Здравствуйте, Андрей Васильевич.
– Добрый вечер, Константин Викторович, – сказал я, догадавшись, что это именно он.
– Откуда вы знаете, как меня зовут. И откуда мой номер знаете? – Следователь намеревался было возмутиться.
– Вы забываете, что имеете дело с офицером военной разведки. Военная разведка никогда не докладывает людям со стороны своих поисковых методов. То, что мне бывает необходимо узнать, я узнаю, как правило. А откуда я узнаю, это вопрос закрытый, – напустил я тумана, подразумевая при этом, что могу оказаться следствию полезным и помочь Константину Викторовичу в ситуации, когда на него могут очередной «висяк» набросить.
Следователь, кажется, оценил мои скромные и не выставляемые напоказ способности. По крайней мере, голос его звучал уже достаточно мягко и не казался голосом вредного для существования Вселенной человека.
– Я постараюсь учесть это, хотя мне кажется, что ваше вмешательство в следствие не является правомочным действием с точки зрения закона.
– Я слышал, Константин Викторович, что существует закон, регламентирующий органы, уполномоченные вести следствие. Но назовите мне закон, который запрещает кому-то вести следствие, если действия этого человека не носят противоправный характер. Есть такой закон?
– К сожалению, такого закона нет.
Интонации голоса следователя были таковы, что я даже представил, будто он улыбается в трубку своим скучным невыразительным лицом. И улыбка эта могла быть одобрением моих слов.
– А если мои действия помогают следствию, то вы должны их только приветствовать. Разве не так? Разве ваша задача не найти преступника или преступников?
– Да. Это моя задача. Именно моя, а не ваша.
– А я не собираюсь выхватывать из ваших рук лавровый венок. Я только собираюсь в меру своих скромных сил помочь вам. Хотя я знаю, что обычно следователи от подобной помощи отказываются, но делается это из соображений безопасности самих помощников. Но о моей безопасности беспокоиться не нужно, поскольку я сам опаснее многих преступников. Не для закона, а для тех самых преступников, и себя обезопасить всегда смогу. Может быть, даже и вас, если будет такая необходимость.
– Пусть так, – согласился Константин Викторович. – Честно говоря, я только слышал кое-что о спецназе ГРУ, но определенного понятия о вашем роде войск не имею. Однако допускаю, что военная разведка обладает какими-то собственными средствами для следствия. И я понимаю, что погиб ваш друг. При этом надеюсь, что вами руководит не чувство мести?
– Исключительно чувство справедливости. Я вообще человек не мстительный. Я справедливый. Комбату и нельзя быть иным. И мне кажется, что я смогу быть вам полезным.
– Тогда я хотел бы с вами встретиться, – сказал следователь.
– Приезжайте завтра с утра. Я встаю уже в шесть часов. Если вы встаете раньше, можете приехать раньше. Меня не затруднит ранний визит.
– Завтра утром у нас обыск на квартире погибшего. Мы часов в семь, наверное, начнем. Сразу после обыска, если не возражаете, я к вам и заеду.
– Предварительно позвоните. Мало ли какие дела могут меня с постели поднять.
– Договорились. Подскажите адрес…
