В горах красивые рассветы. Впрочем, Слава знавал рассветы во многих странах, и везде они казались красивыми, если светило солнце. Потому что солнечный рассвет обещает что-то новое, будит надежды. Так было даже в Саудовской Аравии, где солнце не тепло дарит, а испепеление. Но и тогда оно привлекало к себе, оно навевало мысли о других странах, о доме...

Сейчас свои надежды он связывал с расширением поиска. Сразу после беседы с российскими спецназовцами он связался с Мате Ратковичем и получил полное одобрение. Для ускорения с основной базы «Команды теней» вызвал в помощь еще две группы по десять человек. Одна из них, по замыслу Славы, должна постоянно находиться вблизи границы. Не сидеть, естественно, на месте, а курсировать в районе, не давать покоя албанским боевикам и постоянно быть готовой к переходу в Македонию. Вдруг понадобится помощь Тарханову. Другой группе определил конкретный участок. Раткович обещал с подкреплением подослать и подробную карту с анализом событий при наступлении и отступлении сербских частей. Более того, чтобы не терять драгоценное время – и так уже потеряно его немало, Раткович обещал выделить вертолет.

Натовские самолеты гадили в основном по ночам. Поэтому с наступлением рассвета Слава ожидал прилета парней на заранее обговоренном участке, рядом с дорогой. А уже вечером он узнал, что оказался пророком. Позвонил Тарханов и попросил помощи. У него двое пленных американских спецназовцев, которые напали на французского журналиста, задающего слишком много неудобных вопросов относительно психотронного оружия. Он их допросил, кое-что выудил, но все это под присмотром француза. Применять более жесткие меры воздействия не решился, чтобы не расшифровывать себя. Договорились о встрече через два часа после рассвета недалеко от границы. Переходить ее самому Тарханову Слава не рекомендовал. Надо знать проходы среди минных полей.

Пришлось еще раз созваниваться с Ратковичем и уточнять, когда прибудет вертолет, чтобы не заставлять российскую группу ждать долго в опасной близости границы. И вообще хорошо бы пленных отправить сразу после жесткого допроса в тылы.

– На пяток часов задержать «вертушку» можно? – попросил Слава.

– Зачем? – поинтересовался полковник.

– Будут пленные американцы.

– Мне что, американские уши солить? – Раткович так шутил. – А почему сразу не можешь отослать?

– Надо допросить. Боюсь, это затянется.

– Нет, вертолетом я рисковать не могу. Мне и так его еле-еле дали. Места там слишком опасные. Рядом самолетов много. Лучше отправь пленных с первым попутным транспортом. С любого блокпоста позвони и отправь.

– Пленные с той стороны.

– Что? – Полковник чуть не потерял дар речи. – Ты уже и туда добрался? Неужели не понимаешь, чем это может грозить? Это же международный скандал.

– Я на этой стороне. Мне их передадут через границу парни из македонской разведки.

– Кто?

– Военная тайна. Информаторы – собственность агента, – вдохновенно врал Слава. – Эти парни как раз из той команды, которую мы разыскиваем.

Полковник задумался.

– Знаешь что... Не лучше ли будет, если ты сам их допросишь. А сюда их тащить не следует. Это уже грозит осложнениями. Похищение людей из сопредельного государства. Международный терроризм. Представляешь, какой скандал поднимется, если об этом узнают журналисты. Лучше пусть вообще в Македонии останутся. В любом виде.

– Понятно, – согласился Слава и мысленно покрыл матом незнакомого французского репортера, который и в самом деле может поднять скандал. Хорошо бы было и его самого прихватить вместе с американцами на эту сторону. – Высылай группу точно в срок. Мне надо будет встретиться с македонцами. Боюсь опоздать.

– Договорились.

Ночью сирены выли по всей Югославии. От этого, казалось, шевелились волосы и по всему телу под кожей пробегала противная, морозящая дрожь. Такое же ощущение Слава переживал еще в детстве, когда с дедом ехал зимней ночью на санях через поле и издали слышал вой волков. Здесь же сирены предупреждали о появлении волков воздушных. Наглых и лицемерных. Каждый городок, каждое селение старалось предупредить всех о налете авиации НАТО. Даже в лесу спать было трудно. Вой доносился издалека и, казалось, отовсюду. Был он всепроникающим, бесконечным, утомляющим. В прошлую ночь было потише. Хорошо еще, что до пяти утра не беспокоил телефон. В пять Раткович сообщил, что вертолет вылетел.

Слава поднял свою группу – а подъем занимает два десятка секунд – и быстрым маршем двинул к месту встречи. Пересекая перевал, они оглянулись на запад и увидели вдали, в рассветном небе дым. Восток был чище. На востоке всходило солнце. Там была еще надежда.

Через два перевала – напрямую, потом через лес по склону горы. Карту Макаров помнил наизусть и точно провел группу между двумя минными полями, приготовленными на случай вторжения натовских войск. Дальше путь лежал по проселочной дороге, которая была заминирована только в непосредственной близости от границы. На официальных картах этой дороги не было, хотя у натовцев, возможно, и приготовлены карты с космической съемки. Но сербы надеялись использовать проселок для своих возможных перемещений в случае начала сухопутной операции. Известное дело, натовские вояки любят передвигаться и жить с комфортом. Они даже передвижные модерновые сортиры с собой возят. Тут же проехать можно только на танке. Особенно по весенней распутице.

Еще Гитлер, планируя войну с Россией, не учел качество дорог и потому завяз, не смог продвигаться в соответствии с планом. В Югославии данные разведки говорили, что сейчас войска НАТО тоже сильно рассчитывают прокатиться по асфальту. Все их планы ориентированы на это. Только в случае наступления асфальта уже не будет. Громадное количество мин и фугасов уже заложено. А множество проселочных дорог станут удобными направляющими для фланговых атак и рассечения вторгшихся частей.

Макаров шел в середине небольшой своей колонны и размышлял о том, как все же поведет себя Россия в конфликте. Первая мировая война началась отсюда. За полвека до этого отсюда началась русско-турецкая война. К большим стратегам и политикам Слава себя не относил. Но он считал, что НАТО эту войну проиграет как раз тогда, когда начнет наземную операцию. Да, у сербов старовата система противовоздушной обороны. Но когда дело дойдет до войны наземной, американцы с союзниками увязнут в нее полностью. По уши увязнут. До могилы. Потому что каждое дерево здесь будет стрелять, каждый камень. И он сам вместе со своими ребятами станет этим деревом, этим камнем, который стреляет точно и убивает.

Путь и время Слава рассчитал, как всегда, правильно. Он вообще ощущал время и движение каким-то внутренним регулятором и знал, когда следует добавить темп марша, когда дать возможность группе слегка расслабиться. Это вырабатывалось годами и относилось к тем понятиям, которые принято называть опытом и интуицией. Они вышли точно к месту. И вовремя. Едва успели рассредоточиться, как послышался шум вертолетных винтов. Рядом с границей в военное время нельзя полагаться ни на что. И потому отряд занял боевую позицию. И только когда вертолет приземлился, когда из него один за другим посыпались первые пассажиры – бойцы «Команды теней», Слава дал команду своей группе выйти на открытое место.

Первую группу привез Саша Юрьев, вторую – Ежи. Внешне обе уже сильно отличались от ребят самого Макарова. Тобако слово сдержал и прислал кевларовые бронежилеты, кевларовые каски с радиостанциями, вмонтированными в пробковые подшлемники. Внешне эти каски слегка отличались от привычных глазу российских и сербских металлических. Больше походили на каски немцев во Второй мировой войне. Но это не мешало делу. Радиосвязь в пределах пятнадцати километров поддерживалась устойчивая. Только вот командиру группы приходилось тащить на себе небольшую базовую рацию, без которой связь невозможна. Правда, не очень тяжелую – всего два с половиной килограмма.

Комплект обмундирования и дополнительный боекомплект доставили и для группы Макарова. Очень кстати, потому что задуманный им рейд без связи проводить было бы трудно. А что касается запаса патронов, то Слава уже подумывал, где бы можно было ими разжиться. Предполагал потрясти отзывчивых в таких делах сербов.

Саша Юрьев, понятно, рвался как раз туда, в самую гущу, где можно было найти следы таинственного оружия, которое так на него подействовало и, что греха таить, действовало до сих пор. Иначе не пытался бы он всеми правдами и неправдами реабилитировать собственное бегство. Но Макаров снова рассудил по-своему. Он сразу же сделал большие перестановки в группах, пришлось задействовать и ребят своей десятки, чтобы у Юрьева оказались только русские, причем из старых вояк, которые «прошли» Боснию и лучше знали местные языки. Достаточно, по крайней мере, для того, чтобы сойти за местного жителя перед каким-нибудь иностранцем. Перед тем же французским журналистом. Инструктаж этой группе Слава давал отдельно. Совершенно ни к чему, чтобы кто-то, кроме русских, бойцов проверенных и все-таки своих, знал, что они сотрудничают с российскими разведчиками. Конечно, при первой встрече присутствовали и другие члены группы Макарова. Но о чем шел разговор командира с посторонними – никто не знает. Получал сведения... Делился сведениями... Журналисты просили о встрече... Это выглядело естественно. И даже запись Тархановым на диктофон это косвенно подтверждает. Вот и все. Дальше – сам Юрьев и его ребята могут дать показания для Тарханова и француза. Пусть записывают. Но – по-русски ни слова. Строго. Соблюдать абсолютную секретность. Не хватало еще, чтобы француз написал в своей газете, что на территории Македонии он встречался с русскими наемниками, воюющими за сербов. Это будет скандалом.

Сам того не подозревая, Слава придумал лучшую страховку для Тарханова, прикрывая его перед желающим все знать дотошным французом. Более того, даже не думая об этом, он начал действовать, как действовал бы, будучи российским разведчиком. Соблюдал интересы своей страны. И уже попутно заботился об интересах Югославии. Одно другому, впрочем, не мешало. Он сам не знал, к кому себя причислить. Российского гражданства его никто официально не лишал. Югославское он сумел получить совсем недавно. Такое двоякое положение всегда могло оказаться ему на руку. Когда выгодно, он мог стать русским, при надобности – сербом. И в том и в ином случае может говорит, не солгав.

Группу Ежи Слава инструктировал совсем иначе.

– Видел хоть кто-нибудь, как голодные волки ищут добычу? Нет? Носом тянут во все стороны, рыскают в свободном поиске... Сегодня вы должны стать голодными волками. И завтра, и послезавтра. Пока добычу не найдете. Пока не нажретесь. Разбиться на тройки, и в свободный поиск. Цель поиска ясна?

– Ясна.

– Район определим мы с Ежи. В остальном – как обычно. Осторожнее на минах. Горы ими усыпаны. Постарайтесь найти албанцев, которые во время вашего наступления стояли в нужном месте. Все. Теперь – завтрак, и в путь.

Тарханов еще ночью подъехал к месту, где должен был встречаться с посланными Славой людьми. О встрече они договорились по телефону. Артем позвонил прямо с дороги, только отойдя на несколько шагов от машины на заправке. Хорошо, что дорога шла в нужном направлении. Старая, разбитая, которой редко пользовались. Это даже и не дорога, а просто широкая тропа. Несколько раз микроавтобус чувствительно ударялся поддоном о землю, однако проехали без происшествий, даже полицейский патруль не попался навстречу. Машина без номеров могла бы их заинтересовать, и тогда пришлось бы полицейских нейтрализовать. А в присутствии француза это нежелательно.

Темнота не способствовала быстрому определению ориентиров. Но карта все же показала, что они вышли в нужный квадрат. Разминуться с посланцами теперь уже никак не могли.

– Здесь заночуем, – сказал Артем, заглушив двигатель и выключив фары. В приграничной зоне вовсе ни к чему лишний раз привлекать к себе внимание светом.

– Но у меня машина осталась перед баром, – посетовал Ригана. – Ты же знаешь, в местной обстановке оставлять машину на улице на ночь – значит попрощаться с ней. Албанцы только и ищут, на чем бы им перевозить свои пожитки с места на место. И на иностранные номера не посмотрят.

Но этот вопрос был уже продуман.

– Позаботимся о твоей машине. Тезка твой заберет и оставит у нас во дворе.

Тарханов набрал номер Яблочкина. Сергей дожидался их дома и начал уже беспокоиться.

– Серж, возле пресс-бара стоит машина с французским номером. Без ключей, кажется... – Он посмотрел на француза. Тот достал связку и в объяснение слегка погремел ею. – Сможешь в наш двор перегнать? Хорошо. Нет, мы сегодня заночуем в другом месте. Месье Ригана с нами. Да, отдыхай, как можешь. В бар куда-нибудь сходи. Навести подружку. Завтра прибудем. Если что новое появится, звони...

Француз смотрел выжидающе.

– Все в порядке, Серж. Он перегонит. Не беспокойся, парень надежный.

– А кто такой?

– Местный. Помогает нам. Техническое обеспечение, связи внутри страны. По всей бывшей Югославии связи. Очень полезный человек. Он по телефону дает нам больше информации, чем все местные агентства, вместе взятые.

– Журналист?

– Нет. Просто мой друг.

За спинами у них снова заворочался и заругался американец. Он уже несколько часов назад пришел в себя, как и его напарник. Но если напарник угрюмо молчал и изредка только плевал кровью в угол салона – Тарханов сильно разбил ему физиономию, когда стукнул лицом о пол кузова, то первый ругался и грозил раздавить, размазать, покалечить, как только его освободят. Странное у него сложилось мнение о соотношении сил. Об освобождении ни Тарханов, ни Иван с ним не заговаривали. Голова у парня должна изрядно побаливать после мощного удара капитана. Поэтому его пока, почти как инвалида, прощали. Третий американец говорить и ругаться уже, естественно, не мог.

– А теперь объясни, что мы будем делать с этими друзьями.

– Беседовать. Очень мило побеседуем о сути профессионализма. И постараемся углубиться в технологические детали. Третьего придется закопать. И забыть...

Буйный американец за спиной замолчал. Прислушивался, стараясь понять суть разговора. До него, видимо, только что дошло, что третий их товарищ мертв. И он сделал правильный вывод, что ему хорошего ждать тоже не придется.

– Развяжите! – рявкнул он уже не с прежним задором, почти просяще. – У меня нога затекла.

– Для того тебя и связывали, – подал голос Иван. – Ноги затекают, кровь приливает к голове. Лучше думать будешь. Может, и сообразишь, что тебе лучше забыть свой гонор.

– Ох, попался бы ты мне чуть раньше... – американец все же не выдержал. – Что бы я из тебя сделал, парень... Ты в самом страшном сне такого не видел. Ты всю оставшуюся жизнь меня вспоминал бы, когда в аптеку за лекарствами соберешься.

Иван оставался невозмутим. Американец, видимо, оценивал свои перекачанные мышцы очень высоко. Капитан смотрелся рядом с ним не столь эффектно. Это американца злило, потому что он не успел даже оценить профессиональность и четкость нанесенного удара – единственного, которого хватило с достатком.

– Раньше или позже, но ты сам-то мне уже попался. Так что подумай – в следующий раз, как и в предыдущий, результат был бы тем же самым.

– Ты, писака, меня сзади ударил.

– А кто тебе сказал, что на войне грудью в грудь идут? Для того и придуманы засады. И побеждает тот, кто головой быстрее и лучше соображает. Если ты подставил свою тупую башку, значит, ты плохой солдат. И не научили тебя как следует воевать. Усвой, что здесь ты не в своей части, не в спортивном зале. И вообще не в Америке. Здесь с тобой будут обращаться только так, как ты того заслуживаешь.

Иван говорил спокойно, раздумчиво, с издевкой. Американца такая манера речи задевала сильнее, чем задели бы новые побои.

– А все-таки... – Ригана хотел спросить, но оглянулся и не произнес вопрос в присутствии американцев. – Пойдем прогуляемся.

– Пойдем, – согласился Артем.

Иван остался беседовать с американцем.

Дверцы хлопнули в ночной тишине особенно громко. В лесу было светлее, чем в машине. Яркая растущая луна располагала к сокровенному. Француз осмотрелся, отошел на десяток шагов и сел на поваленный ствол сосны. Нервно закурил, сделал несколько затяжек, выпуская особенно белый в ночи дым перед собой.

– Скажи мне, что будет дальше. Я понимаю, что ты выручил меня. Можно сказать – спас... Я тебе благодарен. Но я человек в достаточной степени благоразумный. На риск пойти я могу и люблю это делать. Но я не хочу быть преступником. А мы уже убили одного.

– Спас – без «можно сказать»... – с улыбкой уточнил Тарханов. – Тебя бы к этому часу уже закопали. Это несомненно. Что касается нашего трупа, то это трудно назвать убийством. Скорее – необходимая мера самозащиты. И не бери это на себя. Не говори – «мы». Это сделал не ты, а мы с Иваном.

Француз не хотел этого показать, но от таких слов он явно почувствовал облегчение.

– Я понимаю. Они хотели меня убить. Но это – они... А я не хочу быть таким же, как они. Я не хочу их убивать. Хотя, честно говоря, не знаю, как из такой ситуации выбраться. Я впервые так вот попал. Если отпустим – нас все равно достанут. Не отпустим – их будут искать. И опять выйдут на нас. Но не убивать же их, в самом деле... А ты, как я понимаю, на это и настроен?

– Нет, Серж. Успокойся. Мы только допросим их. Серьезно допросим. Если уж пошли на такое отчаянное дело, как схватка с американцами, то надо до конца выработать эту жилу. Понимаешь? Надо все узнать, что сможем. А потом сюда придут люди, которых я вызвал по телефону. Помнишь, я на заправке звонил? Они американцев заберут с собой. Заодно и ты с этими людьми побеседуешь. По той же самой теме.

– Что это за люди?

– Из тех, кто попал под действие звукового излучения генератора.

– Сербы?

– Да.

– А что они делают на этой стороне?

– Я специально пригласил их на встречу с тобой.

– Серьезно?

– Куда уж серьезнее. Получишь материал из первых рук. Я же обещал. Кстати, ты тоже что-то обещал...

Француз помялся.

– У меня, вообще-то, пустяковый случай. Встретил я полковника знакомого. Француз, наш... Мы с ним в одном квартале живем. На улице здороваемся, а так почти не знакомы. Он рассказал. Ехал по делу. Заклинило у него двигатель в машине. Масло не проверил, и заклинило. Прямо рядом с американской частью. Хотел туда зайти, попросить механика машину посмотреть. Его не пускают. Дальше проходной ни на шаг. Обычно такого не бывает. Он и в Боснии много раз, говорит, к союзникам и заходил, и заезжал. А тут – ни в какую. Полковник подумал, что просто на посту в этот раз дурак стоит. Попросил позвонить командиру. Позвонили. И командир отказал. И даже механика не дал. Вот такая часть... Никого не подпускают.

– А где это? – поинтересовался Артем.

– Если от Скопье ехать, то шесть километров не доезжая Куманова. Там между автомобильной и железной дорогами поселок какой-то стоит. Без названия. Несколько богатых коттеджей. Греки живут. И рядом с ними эта часть.

– Ладно. Это интересно. Только ничего не говори при американцах. Мы их и без этого разговорим.

– Похоже, они не очень разговорчивые.

Артем улыбнулся:

– Есть много специальных средств, чтобы человек стал болтливым.

Ригана заметно насторожился:

– Но... Не пытать же мы их будем? Я вообще-то к садистам себя не отношу. И международные конвенции уважаю.

– Не волнуйся. Они испытывают психотронные установки, а у нас есть психотропные препараты. Для разговорчивости. Это не пытка.

– И тем не менее... Мы же все живем сейчас в правовых государствах. Даже Иван. Я слышал, что Украина смертную казнь отменила. И должны понимать, что такое моральные принципы.

Артем усмехнулся настолько откровенно, что Серж почувствовал это даже в ночной плотной тьме.

– Я что-то сказал не так?

Артем вынужден был пояснить:

– Возможно, Франция и правовое государство. Не знаю. Я там был всего пару раз проездом. Но больше правовых государств в мире не существует.

Теперь усмехнулся Серж.

– Американцы говорят, что у них самое правовое государство. И девяносто девять процентов американцев верят в это слепо.

– Оно правовое только для дураков, которые в это верят, и для тех, у кого больше прав. А я, слава богу, насмотрелся на их права и на чужие... Больше не хочу.

– Но есть же и у тебя идеалы...

– Бесспорно. У меня очень много идеалов. Я вообще на них закомплексован. Только всегда главными идеалами считаю порядочность и целесообразность. Если мне сегодня целесообразно добыть сведения от наших противников, я их добуду. Но при этом я проявлю свою порядочность и не сумею снять с них шкуру с живых, как это делали в свое время те же самые правовые американцы в Афганистане, когда служили у моджахедов инструкторами в войне против русских.

– И такое было?

– Было.

– Ты там работал.

– Да.

– Я тебе завидую. Я сам раньше занимался спортивной хроникой. Только в последние годы перешел в стрингеры. Острых ощущений захотелось.

Тарханов кивнул.

– Хорошо. Вот я тебе и предлагаю сейчас пережить острые ощущения. Больше ты нигде не сможешь такое увидеть. Препарат называется скополамин. В детективных романах его еще зовут «сывороткой правды». Он не запрещен к применению международными конвенциями только потому, что руки до такого не дошли.

– Я слышал про него. Но мне кажется, что скополамин приравнивается к пыткам. Я где-то читал про это.

– Нет. Просто, если к подследственному применяют такую меру воздействия на допросах, он потом может отказаться от всех показаний. И суды препарат не признают. Следовательно, применение его в большинстве случаев считается бесполезным. Но бывают случаи и вроде нашего. Нам не нужен суд. Нам нужны показания. Обычно при применении скополамина они бывают верными процентов на восемьдесят – девяносто.

– Ты меня уговорил, – Серж махнул рукой. – Действуй сам. Я буду только присутствовать.

Тарханов шагнул ближе к машине. Крикнул:

– Иван, выводи первого!

– Которого лучше?

– Болтуна. Пусть поболтает.

Открылась задняя дверца, Иван долго колдовал, распутывая узлы на галстуке, которым связал между собой ноги двум пленным.

Наконец узел поддался. Иван вытащил пленного, поставил на одну ногу, придержал за плечо и дернул за ремень на спине. Освободилась вторая нога. Американец сердито и усердно задергал плечами, напрягая великолепные бугры мышц, но руки оставались прочно связанными, а кожа ремня достаточно крепкой. На всякий случай капитан резко дернул связанные руки вверх, словно на дыбу американца поднял.

– Не суетись, а то опять на одной ноге прыгать придется. Понял?

Тот промолчал, но попытки высвободиться оставил. Иван подтолкнул его в сторону Тарханова. Американец двинулся, земетно прихрамывая. Видимо, застоявшаяся кровь начала бегать интенсивно, причиняя боль.

– Как, мой друг, будем разговаривать откровенно?

Тарханов был спокойно-деловит, как конторский служащий, принимающий посетителя.

– Пошел ты в задницу...

– Видимо, не случайно во всех дешевых американских фильмах – а их девять из десяти дешевые – слово «задница» самое популярное. Народный лексикон континента. Посади его сюда, под дерево, – скомандовал Артем, доставая тем временем из внутреннего кармана куртки пластмассовую коробочку, напоминающую портсигар. – Лучше на бок. И придави покрепче коленом, чтобы не трепыхался.

Из пластмассовой коробочки появились одноразовый шприц и ампула с буроватой жидкостью. При чистом свете луны инструменты в руках подполковника играли серебристым отблеском. Он умело обломал у ампулы конец и выбрал оттуда полную дозу. Американец, похоже, с детства боялся уколов, резким движением он попытался вскочить и вырваться. Но бугристые мышцы не помогли. Иван, не выпустивший из рук ременную «уздечку», сделал парню классическую подсечку, снова поднял на «дыбу» – заломил вверх руки и свалил на бок. Артем стравил из иглы воздух и склонился над американцем.

– Хорошо напрягался, молодец. Все сосуды даже ночью видны.

Он спокойно и умело, словно всю жизнь проработал медбратом, вогнал иглу в вену на локтевом суставе. Понимая, что если будет при этом мешать и дергаться, то может сломать иглу, американец затих, только до синевы напряг бычью шею и ожесточенно косил взглядом на противников. Он понимал, на что направлены их действия, и чувствовал свое бессилие, свою невозможность сопротивляться. И от этого только больше злился.

– Вот и все. Посиди пару минут спокойно, чтобы голова не кружилась.

– Ничего от меня не услышите, – сказал американец.

– Как тебя зовут? – спросил Артем.

– Сержант Кроули.

– Вот и услышали. Это уже начало. Ты не сомневайся, бить мы тебя не будем. Будем сидеть и разговаривать. И ты тоже будешь говорить. Тебе сейчас очень захочется говорить.

Голос подполковника звучал убеждающе, он не грозил, не ерничал, не ехидничал – он давал установку, словно гипнотизировал. Каждое слово размеренно-спокойное и уверенное, требовательное. Когда слышишь такую речь, то не возникает и тени сомнения в том, что говорящий абсолютно прав.

– Мы будем говорить спокойно и без враждебности. Очень спокойно и совсем без враждебности. Ты же не всегда был грубияном. Скажи, не всегда? Когда-то ты был вообще пай-мальчиком.

– Нет. Я никогда не был грубияном. Я груб только с врагами.

– А мы тебе не враги.

Артем сам сначала удивился. Скополамину рано еще начать действовать. Да и действие его дает совсем другой эффект. Что-то здесь было не так, как полагалось. Но потом сообразил – американец подумал, что ему ввели какой-то препарат, расслабляющий волю. Подумал, услышав повелительные нотки в голосе Тарханова, что его будут сейчас гипнотизировать. Интеллект у парня, в отличие от мышц, слабоват. Он не знает, что загипнотизировать против воли нельзя. А он сам настроился на то, что его загипнотизируют.

– Ты любишь свою Америку?

– Конечно. Америка – самая лучшая страна.

– А как ты думаешь, много бы принесло Америке славы убийство журналиста?

Парень задумался и не ответил.

– Что вы должны были сделать с французским журналистом?

– Это военная тайна. Нас предупредили, что мы должны держать язык за зубами.

Парень усердно сопротивлялся гипнозу. Гипнозу, а не скополамину. Он, должно быть, и не знает, что такое скополамин. Пусть сопротивляется. Так и должно быть. Даже в состоянии гипнотического транса очень трудно заставить человека делать то, что противоречит его принципам и убеждениям. Гуманный человек под гипнозом никогда не сможет совершить убийство. Патриот под гипнозом никогда не сможет стать предателем. Но все зависит от того, как задавать вопрос. Можно американцу внушить, что он, предположим, француз, что он работал французским разведчиком в американской армии и что сейчас, вернувшись к своим, он делает доклад. И проблема будет решена. Но усилия становились напрасными. Артем видел, как меняется выражение глаз американца, легкая туманная дымка, свойственная гипнотическому трансу, уходит, а на ее месте возникает чуть ли не веселость, бесшабашность. Действие препарата начинается. Минут на десять. За это время следует успеть хорошенько расспросить.

За спиной, в машине, послышался стук. Артем кивнул Ивану – последи за вторым. Капитан ушел, и вскоре послышался короткий звучный удар и мягкий стук падающего на землю тела.

– Лежать, – спокойно и властно, как собаке приказывал, распорядился капитан. – Куда ж ты на одной-то ноге скакать собрался... Отдохни здесь. Когда замерзнешь, скажешь.

Там все в порядке, понял Артем и снова склонился над первым американцем. Подошел ближе и француз.

– Как тебя зовут?

– Я уже сказал.

– Повтори.

Глаза парня лихорадочно блеснули. Он вдруг по-идиотски засмеялся, неожиданно высоким, не соответствующим мощному телосложению голоском.

– Сержант Кроули. Моего отца у нас в Калифорнии звали почему-то Кроут. И меня в школе так дразнили. Меня даже били за отца, потому что он напивался и буянил. Часто били. Только потом я сам стал их бить. Мы, Кроули, все породы крупной. У меня еще дед был лесорубом. Такие секвойи рубил, что втроем не обхватишь. И так быстро рубил, что никто угнаться за ним не мог. Дед еще мальчишкой был, когда его отец с семьей из Старой Англии туда перебрался. Тогда еще индейцы воевали. И скальпы снимали. Специально для этого ножи делали. А мой прадед кузнецом был. Он сам ножи отковывал и индейцам продавал. Специальный нож, чтобы скальпы снимать. А однажды с него самого чуть не сняли. Его брат выручил. Скальп – это...

– Помолчи чуть-чуть и послушай, – резко сказал Артем. – Я буду задавать тебе вопросы.

– Сейчас, – беззаботно смеясь, ответил американец, – я только про скальп расскажу. Скальп – это...

– Помолчи. Мы знаем, что такое скальп.

– А моя мать всегда, сколько я помню, носила парики. У нее свои волосы плохо росли. Она на следующий день после свадьбы голову обожгла кипятком, и волосы плохо росли.

– Кто послал тебя и твоих товарищей убить французского журналиста?

– Приказ отдал капитан Морис. У него такой сизый нос, что все думают, что Морис пьяница. А на самом деле он только пиво изредка принимает. Мы над ним смеемся из-за этого. Наверное, у него отец был, как все ирландцы, пьяницей. И нос по наследству достался. А вообще сизые носы...

– Кто такой капитан Морис?

– Капитан Морис – командир специального отряда сопровождения. Раньше мы думали, что будем грузы сопровождать. И по свету помотаемся. На все базы съездим, во все страны. Интересно, казалось... А в Японии нас тухлыми яйцами забросали. От капитана Мориса потом неделю пахло так, словно он в унитазе родился. Он даже ванны специальные...

– Какие грузы вы сопровождаете?

– Да мы вообще никогда и никого не сопровождаем. Это только одно название такое. С этими названиями вообще беда. Прочитаешь одно, а оказывается совсем другое. У нас в Юба-Сити однажды случай был...

– Что делает отряд сопровождения? Какие задачи ему ставятся?

– Охрана объектов. С этими объектами тоже смеху бывает. Иногда и не знаешь, что охраняешь. Однажды приставили к какому-то парню, сильно умному. Мы его охраняем, а он пытается от нас сбежать. Мы сначала думали, что он просто выпить хочет. А у нас самих с выпивкой строго. Ни грамма не разрешают. Не то что в войсках. Но этому принесли. Нет, не пьет. И опять сбежать пытается. Решили, что женщину ему надо. Привели проститутку. Так он просто испугался. А потом оказалось, что он...

– Что вы охраняете в Македонии?

– А мы никогда почти не знаем, что охраняем. Нам сказано – охраняйте, мы и охраняем. Куда капитан Морис пошлет, туда и идем. Зря, что ли, у нас ни одного рядового нет. Только сержанты, капитан да два лейтенанта. Вот и весь отряд. У нас в Юба-Сити...

– Где вы располагаетесь в Македонии?

– Группа обеспечения безопасности, в которую я вхожу, квартируется в Скопье, остальные на объектах. Там и объектов-то никаких нет. Просто поставили палаточный лагерь, окружили его десятком «бредли», выставили заграждение – вот и охраняй. А второй лагерь – горный – на границе между Македонией, Албанией и Югославией. Там вообще ничего нет. Пять палаток, двадцать человек охраны и два вертолета.

– Что такое «бредли»? – спросил француз.

– Бронетранспортер, – за американца ответил Артем.

Но сержант вошел во вкус и разговорился уже настолько, что чужих мнений не признавал.

– Пусть у твоих детей такая квартира будет, как этот «бредли». Тоже мне, нашел бронетранспортер... Это не бронетранспортер, а консервная банка. А если его подожгут, то и выпрыгнуть не успеешь. Уж больше для бронетранспортера «Хаммер» годится. Хоть и броня слабее, а загорится, так успеешь смотаться...

– Где находится первый лагерь – основной?

– Около Куманова. Немного не доезжая. Здесь дорога хорошая. Если надо срочно сгонять, то быстро доедешь. А я раз у нас из Юба-Сити домой в деревню добирался...

– Сколько человек охраны?

– Весь отряд составляет семьдесят два человека. В группе обеспечения безопасности десять сержантов и два прикомандированных парня из Пентагона. Они нами командуют. И капитаном Морисом тоже. Что они скажут, то он нам и приказывает. С прикомандированными всегда одни неприятности. К нам однажды прикомандировали филиппинца. Что же мы, слушать эту обезьяну должны, что ли? А капитан Морис заставляет...

– Выезжали ли вы куда-то на территорию Югославии?

– Группа обеспечения безопасности почти постоянно находится в Скопье. Здесь скукотища страшная. Совершенно нечего делать. Даже сходить некуда. Разве это столица? Вот у нас в Юба-Сити...

– А другие отряды никуда не выезжали?

– А нам не докладывают. Мы этого не знаем. Слышал только, парни из Куманова куда-то на вертолетах вылетали. Наверное, во второй лагерь. Может быть, учения... На учениях жить можно. Там так за каждым шагом не следят. Нам однажды даже на Аляске учения устраивали. «Бег гризли» назывались. Погоняли по самые яйца в снегу. Это для лентяев тяжело. А если себя в форме держишь, то даже здорово. Я вообще люблю потренироваться так, чтобы ведро пота сошло. Я помню, еще до армии, каждая тренировка...

– Состав групп постоянен?

– Конечно. Мы же проходили психологическое тестирование. Нас подбирают так, чтобы один за другого горой стоял. И чтобы чувствовать, когда помощь нужна. Это в армии первое дело, когда на товарища надеешься. Ты на него, а он на...

Американец вдруг замолчал. Голова его судорожно вздрогнула и упала на грудь.

– Все... – сказал Артем. – Спит. Его сейчас пинать будешь, и то с трудом поднимешь.

– Но он ничего не сказал про психотронное оружие, – заметил Ригана. – Надо было его спросить напрямую.

Тарханов носком ботинка легко ткнул сержанта Кроули в ногу. Тот не отреагировал.

– Бесполезно. Неужели охранникам будут что-то рассказывать. И второй едва ли знает больше. Они же из группы обеспечения безопасности.

– А что это такое? Тоже следовало спросить.

– А ты сам еще не убедился в назначении этой группы? На собственном примере.

– Да, – кивнул головой француз.

– Если бы был кто-то с базы под Кумановом, другое дело. Но специально вылавливать кого-то оттуда – это уже работа разведчика, а не журналиста. Я так полагаю? – Артем пристально посмотрел на Ригана. Надо было как-то отшивать от себя этого француза. Тот и так может уже что-то заподозрить.

– Да-да... – Серж энергично закивал головой. – Мы и так уже позволили себе лишнее.

– Вот и договорились, – Тарханов улыбнулся. – Если бы ты стал настаивать, то я подумал бы, что ты работаешь на французскую разведку.

И вздохнул умышленно облегченно. Эту операцию можно будет провести и без лишних свидетелей.

– Иван, давай следующего.

Второй американец был не такого крупного телосложения, но, видимо, покрепче духом. И глаза у него были поумнее. Сам допрос товарища он хорошо слышал и знал, что ждет его.

– Сажай его рядом.

Капитан молча выполнил команду. Американец, перед тем, как сесть, потряс затекшей ногой, разгоняя кровь. На лицо его смотреть было не слишком приятно. Пол кузова микроавтобуса все-таки металлический. Жесткое касание металла лицом не проходит бесследно.

– Садись, садись, – поторопил Артем. – Беседовать будем в открытую? Или ты тоже предпочитаешь укол?

...Артем чуть рот не раскрыл от изумления. В ответ на его слова послышался отборный русский мат.

– Что он сказал? – спросил удивленный Ригана.

Артем глянул на Иващенко. Тот пожал плечами. Только усмешка на лице, как при общении с первым американцем.

– Не знаю. Наверное, ругается.

Ситуация сильно осложнилась. И разрешить ее следовало раньше, чем что-то поймет и заподозрит француз. Русский мат вырвался у этого человека совершенно интуитивно. Это ясно. Но интуитивно он не может вырваться у американца. Значит, этот человек – русский. Эмигрант? Исключено. Никто не возьмет эмигранта служить в воинскую часть, которая охраняет военные тайны своей страны. Вывод напрашивается только один – этот человек российский разведчик. Но тогда почему не предупредили группу, что среди американцев есть российский разведчик? Возможно, он представляет не ГРУ, а Внешнюю Разведку. Контора и Служба не любят делиться своими разработками друг с другом. Такие же отношения, вероятно, сложились между Службой и Внешней Разведкой – бывшим Первым Главным управлением КГБ.

– Как тебя зовут?

– Сержант Ривс.

– Мне не хотелось бы быть таким назойливым, как с твоим товарищем. И я рекомендую тебе начать говорить раньше. Ответь-ка нам на такой вопрос, сержант. Куда выезжал отряд сопровождения из лагеря под Кумановом? – оттягивая решение вопроса, спросил Артем. – И что именно эти люди сопровождали?

Ему было ужасно жалко соотечественника, у которого так пострадало от их неосторожного обращения лицо. Но следовало что-то предпринимать. Скополамин колоть нельзя однозначно. Если тот начнет под действием препарата раскалываться, то он подписывает приговор французу. Очень нежелательный вариант.

– Я ничего не могу добавить к рассказу сержанта Кроули. Нас не посвящают в детали.

Артем прошелся перед пленным в раздумье. Посмотрел на француза. Тот ждал продолжения.

– Я думаю, – сказал Артем, – что нового он тоже не скажет. И делать ему укол бесполезно. Я не настолько богат, чтобы тратить еще одну ампулу. Она стоит на черном рынке шестьсот долларов.

Последний аргумент был, похоже, веским и для присвистнувшего француза. Судя по машине и по одежде – он тоже не имел солидного счета в банке.

– Иван, отведи пленных в машину, – Артем обреченно махнул рукой. Нам осталось спать еще часа три. Дежурить будем по очереди – каждый по часу. Первый я.

Группа капитана Юрьева прибыла даже чуть раньше, чем ждал их Артем. Иван, дежуривший последним, толкнул подполковника в плечо.

– Всем оставаться в машине. Сначала я сам с ними поговорю, – это во избежание излишних вопросов со стороны Ригана.

Он вышел к группе. Познакомился с командиром. Тот объяснил ему ситуацию. Предусмотрительность Макарова понравилась. Все-таки сказывается старая школа подготовки разведчиков. Так не каждый сообразит. Артем рассказал об американцах. Предупредил про второго. На всякий случай дал комплект – ампулу скополамина со шприцом. Если русский, скополамин можно и поберечь. Но ему придется тогда сказать, что в отряде русские. Допрос следует провести сразу же за границей. Обговорили связь. Обговорили варианты общения с французом. И все это в короткие две минуты. Сидящие в микроавтобусе даже соскучиться не успели.

После этого в работу включился француз. На сносном английском он долго допрашивал «русских сербов», выдумывая все новые и новые вопросы, поворачивая ситуацию и так, и так. В итоге умелого разговора он выудил у них столько сведений, что удивился даже Артем. И решил, что журналистский опыт следует изучать каждому разведчику. Хорошо, что он поставил рядом свой диктофон и тоже записал весь разговор.

А сам в это время связался с Яблочкиным. Попросил приехать за ними. Назвал квадрат на карте, описал ориентиры в пути.

Ригана закончил беседу. «Команда теней» приняла пленных под свою опеку. Они загрузились в микроавтобус, который Артем им «подарил», и тихим ходом двинулись в сторону границы, выставив впереди двух пеших бойцов – на самой границе могли быть пограничники, а на обочине и мины.

– Хороший материал ты мне предоставил. Спасибо. – Француз был искренне рад.

– Не за что. Давайте двигаться вперед. Скоро за нами подойдет машина. До места встречи пара часов быстрого хода. Не будем терять время.

Они пошли. Ходоком француз оказался не таким хорошим, как интервьюером, и не смог поддерживать темп Тарханова с Иваном.

– Вы ходите, как военные, – пошутил француз. – Просто какой-то марш-бросок компании диверсантов.

Знал бы он, насколько прав, приготовил бы еще целую кучу вопросов.

Через полтора часа позвонил капитан Юрьев:

– Товарищ подполковник, промашка у тебя вышла.

– Что такое?

– Допросили мы второго. Выходец из России он. Здесь ты прав. Только работает не на Внешняк, а на Моссад. Так что будь готов в дальнейшем к встрече со всеми разведками мира. Есть мы, есть чеченцы, есть Моссад. Кто следующий?