Актемар вставил очередной диск в дисковод компьютера и приготовился читать.

Он уже раньше, за три предыдущих дня, рассортировал диски, разделив их на две неравные части. Основные были заняты научными материалами, но сам он, что, в принципе, было естественно, не мог прочитать ни одну из химических формул, которые со школы и института основательно подзабыл, поскольку интереса к химии не проявлял никогда. С этим должен разбираться специалист, и, судя по всему, специалист узкой направленности. Джабраил Артаганов, которого Актемар просил разобраться с материалами, тоже ничего понять не сумел, хотя и смог вспомнить кое-какие обозначения. Память у него была лучше, чем у Актемара, да и школу он заканчивал на восемь лет позже. Не все успел забыть.

Сама сортировка дисков великого труда не составляла. Маркировка на них, хотя и была выполнена латинским алфавитом, наглядно говорила, что к чему относится, потому что вторая стопка дисков представляла собой записи с испытаний препаратов и отчеты испытательных бригад, причем на одном диске с отчетами стояла маркировка, относящаяся к нескольким дискам с научными данными. Но Дошлукаева интересовали только отчеты. Однако, посмотрев на даты, проставленные в них, Актемар лишь затылок почесал. Получалось, что испытания многих препаратов начались задолго до того, как на базе «кадыровцев» появилась лаборатория профессора Лукмана Мажитова. Может быть, лаборатория существовала раньше и располагалась в другом месте, но это тоже едва ли, потому что сам полковник Мажитов несколько раз повторял фразу о затянувшемся организационном периоде. Но если лаборатории не было, тогда кто же делал препараты и кто их испытывал? Причем испытывал не на жителях Чечни, а на жителях глубинной России, в больших городах, выбранных для испытаний по непонятному Актемару признаку. Разные препараты часто использовали в одних и тех же местах. Почему? Откуда список этих городов взялся?

Пока ответа на этот вопрос не просматривалось, но даже простое любопытство, не говоря уже о большем, заставляло читать материалы внимательнее…

Джабраил позвонил, как и обещал – еще до своего совещания, на которое так спешил. И передал городской номер кабинета директора колледжа и его имя-отчество.

– Вообще-то Гирма Денисолатович человек, как говорят, не злой и мягкий. Но, может быть, именно потому на него и давят, а он давит на преподавателей, которые в свою очередь давят на твоего сына. Если будет необходимость, найду и домашний номер, – пообещал Джабраил.

– Если будет необходимость, – согласился Актемар. – А вообще-то необходимость есть… Лучше сразу домой звонить. И имя жены еще… Она поймет лучше. Может, что-то по составу семьи найдется…

– Тогда после совещания. Меня уже зовут.

– Хорошо. Я подожду.

Актемар положил трубку и задумался. Потом с городского телефона позвонил жене на тот мобильник, который передал ей Джабраил. Тамила ответила сразу, словно трубку в руках держала.

– Здравствуй, это я, – сказал он на выдохе.

– Здравствуй. Я как раз хотела тебе позвонить. Меня опять в ФСБ вызывают.

– Я знаю. Не стоит нервничать…

– Да как же не нервничать! Опять по двадцать пять раз одно и то же спрашивать будут…

– А что ты можешь сказать им нового? Не объявлялся… Приветов не передавал… Денег и писем не присылал… Семью без средств оставил… Скоро последние деньги кончатся, что тогда делать?

– Да… Это они уже слышали, – усмехнулась Тамила. – Чтобы это услышать, они вызывать не будут. Что-то новое, наверное, придумали.

– А что они могут нового придумать? Ты вообще, честно говоря, много о моих делах знаешь? Так их и попроси, пусть покажут тебе человека, который меня пустым болтуном назовет. Скажи им про мои жесткие восточные принципы. Мужские дела не должны касаться женщин. И все.

Конечно, Тамила кое-что о его делах знала. Но Актемар заранее договорился с женой об оборонительной линии поведения на допросах, которые, несомненно, ей грозили. И самым лучшим вариантом был вариант «жестких восточных принципов».

– Ладно. Если будет что-то новое, как только вернусь, я тебе позвоню. Но это еще не все неприятности…

– Что еще?

– Даурбек собрался колледж бросать. Говорит, все равно его на экзаменах «завалят». Уже сейчас все подводят к тому, чтобы до экзаменов не допустить. Просто травят…

– Я в курсе и сегодня же приму меры. Даже если он ничего знать не будет, он экзамены сдаст на «отлично». Обещаю тебе.

– Он только и мечтает, чтобы к тебе уйти и вместе с тобой воевать…

– Скажи ему, что я сначала институт закончил, а потом уже, через много лет, воевать начал. Чтобы воевать и не делать ошибок, нужно жизненный опыт иметь. Я насмотрелся на таких, что с двенадцати лет воевали, а потом оказались ненужными в жизни. Они и сейчас никому не нужны. Я не позволю своему сыну стать таким. Так и скажи…

– Может, все-таки сам с ним поговоришь?

– Нет. Он не должен знать ни где я, ни о моей возможности звонить тебе на мобильник. Все, как раньше…

Раньше Тамила, когда передавала сыну слова отца, говорила, что отец звонил соседям, не называя, кому именно он звонил, и ее, дескать, звали к телефону. И обратной связи нет. Юношеская психика неустойчива. Актемар хорошо знал вспыльчивый характер сына и предвидел, что тот может в какой-то ситуации потерять контроль над собой и сказать что-то не к месту. Поэтому лучше было общаться через мать.

– Ну, ладно. Мне пора.

– Что будет интересного, звони…

Положив трубку, Актемар подумал, звонить ему напрямую директору колледжа или все же через жену. Второй вариант показался более действенным. Когда женщина обеспокоена безопасностью своего дома и детей, она найдет нужные слова для убеждения…

Мысли о сыне не покидали Актемара и тогда, когда он читал очередной отчет об испытаниях в Самаре, где они проводились чаще всего. Это был пятый отчет из этого города, причем испытывалось как психотропное, так и психотронное оружие. Казалось бы, разные виды оружия, совершенно непохожие, и испытания должны были проводить люди в соответствии со своей профессиональной квалификацией. Однако отчеты были написаны одним и тем же человеком, хотя разница по времени между первым и пятым испытанием была в восемь лет. Но если под первыми четырьмя отчетами стояла только неразборчивая подпись, к тому же слегка «размытая» при некачественном сканировании страниц, то под последним ниже подписи стояло набранное на компьютере имя руководителя испытательной бригады – Темирбек Хасбулатов.

Что это была за бригада, из кого состояла, кто готовил и кто посылал ее туда, известно не было, но теперь появилась возможность узнать, если очень захочется или появится необходимость. Впрочем, Актемару это и не было особенно важно, но его больно задевало другое. Испытания проводились на молодых парнях, наверное, на таких же, как его сын Даурбек. После испытаний ребята полностью вычеркивались из жизни, становились ни к чему не приспособленными, а среди разработок лаборатории Актемару не попалось ни одного намека на изыскания противоядий от препаратов. Значит, возврата к нормальному состоянию быть не может. Чеченцы испытывали оружие в глубинке России. Федералы могут испытывать его на чеченцах. И никто потом не докажет, что стало с Даурбеком. Более того, останься лаборатория Лукмана Мажитова целой, останься в руках экспериментаторов препараты, они могли бы и сейчас воздействовать ими на Даурбека, чтобы заставить самого Актемара быть сговорчивым и вернуть материалы разработок.

Читать дальше помешал звонок на городской телефон. Через пару секунд металлизированный голос определителя назвал рабочий номер кабинета Джабраила. Совещание с московским начальством, видимо, продлилось недолго. Дошлукаев снял трубку.

– Быстро освободился…

– Больше часа заседали. Это называется быстро?

Актемар глянул на часы. Оказывается, задумавшись, он потерял счет времени.

– Что нового?

– Записывай домашний номер директора колледжа. Жену его зовут Аймани Габисовна. В семье два сына – Бислан двадцати двух лет и Висангири девятнадцати лет. Младший – психически больной и постоянно находится под присмотром матери. Он был нормальным ребенком, потом попал под артобстрел, и что-то со страха в голове сдвинулось. С тех пор и… Если Аймани Габисовна выходит из дома, запирает его в чулане, чтобы ничего не натворил. Есть еще замужняя дочь Дагман. Этой двадцать один год. Через пару месяцев должна родить. Муж Дагман преподает в том же колледже, кстати…

Рядом с телефонным аппаратом у Джабраила всегда лежала стопка бумаги для записей и торчал из пластмассового стаканчика остро отточенный простой карандаш. Актемар записал номер.

– Спасибо. Ты сегодня не задержишься?

– Может быть, приду раньше, если чего-то спешного не будет. Я завтра дежурю по отделу. Перед дежурством нам обычно разрешают отдохнуть…

– Диски купить не забудь…

– Не забуду… Тамила уже была здесь. Я в окно видел, как она выходила.

– Ладно. Буду ждать от нее сообщения.

Актемар положил трубку, но не убрал руку с аппарата. Размышлял.

Аппарат у Джабраила хороший. Имеет не только определитель номера, но и антиопределитель, то есть другой аппарат с определителем не увидит, кто ему звонит, и, самое главное, блокирует разговор музыкой, если кто-то подключится для прослушивания. И потому пользоваться этим аппаратом можно без опасений.

Заранее обдумав предстоящий разговор и мысленно повторив свои слова, Актемар решительно набрал номер. К телефону не подходили долго, наконец, трубку сняли.

– Алло! Слушаю… – сказал усталый и слегка запыхавшийся голос.

Где-то на заднем фоне звучала песня без слов, но пение было ужасным и скорее походило на крики животного.

– Аймани Габисовна? – на всякий случай спросил Актемар.

– Да-да, слушаю… – Женщина, казалось, торопилась быстрее разговор закончить, стесняясь звуков, раздающихся в ее комнате.

– Меня зовут Актемар Баштарович. Ничего обо мне не слышали?

– Нет, – ответила Аймани с непониманием в голосе.

– Моя фамилия Дошлукаев…

– Ах… Это… – Она наконец поняла.

Значит, в городе об этом в самом деле говорят, как и предупреждал Джабраил.

– Я виновник того небольшого переполоха, который ныне случился в Грозном. И могу этот переполох слегка усилить, если вы своего мужа не вразумите.

– Я… – Аймани откровенно растерялась. – А при чем здесь мой муж?

– Теперь слушайте меня внимательно и не перебивайте, иначе мне надоест говорить. А когда мне надоедает говорить, я сержусь и начинаю действовать… И я не завидую человеку, который меня рассердит. Итак, слушайте, уважаемая Аймани Габисовна, что я скажу, и не перебивайте… Я много времени у вас не отниму.

– Говорите, – неожиданно твердо сказала Аймани.

– Вы любите своих детей и внука, который скоро на свет появится? – Голос Актемара звучал грубо и грозно.

– Люблю… – сказала она.

– А я люблю своего сына, который учится в колледже. В том самом, где директором работает Гирма Денисолатович. И мне не нравится, что преподаватели колледжа, в том числе, кажется, и муж вашей дочери, моего сына обижают и травят… Предупредите мужа, что я человек крайне обидчивый и за своего сына способен постоять. Поберегите собственных детей, мой вам совет. И вашему мужу тоже. Если он не поставит преподавателей на место, отвечать будет он…

– Я поняла… – Голос у Аймани изменился, снова стал усталым и покорным.

Актемар правильно сообразил, в какую точку ему следует ударить. Но одновременно ему стало жалко и без того измученную жизненными испытаниями женщину. И он не удержался, чтобы не прибавить мягче:

– Я не такой зверь, каким меня рисуют, и совершил только акт справедливости. Лаборатория, которую я сжег, готовила препараты, воздействующие на людей и делающие их такими, как ваш младший сын. И сейчас меня в этом обвиняют. Я не хотел бы, чтобы другие матери узнали ваше несчастье. И потому я стал гонимым. Но за своего сына я постою… Поговорите с мужем.

– Я поговорю… Я сейчас же ему позвоню, – ответила Аймани равнодушно.

– И лучше бы ни вам, Аймани Габисовна, ни Гирме Денисолатовичу не афишировать наш разговор. Просто принять к сведению…

– Я поняла…

Едва Актемар Баштарович вернулся за компьютер, как телефонный звонок снова заставил его подняться. Теперь звонила жена – добралась до дома после допроса. Если звонит, значит, есть новости.

– Да, Тамила, слушаю.

– Актемар, они мне дали трубку…

– Какую трубку? – не понял он.

– Мобильника…

– Зачем?

– Сказали, что мне позвонит твой старый друг и поговорит со мной.

– Какой друг?

– Сергей Палыч Семиверстов… Полковник…

– Он был подполковником.

– Они сказали, полковник в отставке.

– Наверное, получил… Только какое он имеет отношение ко всему происходящему? Там более что он в отставке…

– Я не знаю, – ответила Тамила.

– Ладно. Если позвонит, поговори с ним по-хорошему, но ничего не обещай. Вообще-то Сергей Палыч честный человек. Я бы с ним даже посоветоваться, наверное, хотел бы… Но пока ничего не обещай. Твоя новая трубка зафиксирует номер. Запиши его и передай с другой трубки. Я решу, что делать. Когда он будет звонить?

– Этого не сказали.

– Ладно. Жди звонка. Может, Джабраил что-то скажет… Кстати, с Даурбеком, думаю, все будет в порядке.

Появление в деле нового действующего лица, хотя и старого уважаемого знакомого, слегка выбило Актемара Дошлукаева из колеи. Он даже за компьютер сел не сразу, а долго стоял у окна, рассматривая двор и улицу. В голове возникали только отдельные отрывки воспоминаний, но тоже не задерживались надолго, и на смену им приходили отрывки новые. Сергей Палыч Семиверстов… Подполковник спецназа ГРУ… Хорошо было бы с Сергеем Палычем просто посидеть за столом, попить чаю, поскольку подполковник, помнится, водку не уважал, как и сам Актемар. И поговорить было бы о чем. Есть у Актемара надежный друг – Джабраил. И сравнить с Джабраилом по надежности можно, пожалуй, только одного Сергея Палыча Семиверстова. Конечно, уже столько лет прошло после их последней встречи! А годы людей меняют сильно. Но подполковник спецназа, а теперь уже полковник в отставке, казался Дошлукаеву незыблемым, как скала, человеком, с характером, не подверженным влиянию времени и окружающей обстановки. Этот характер сформировался давно, и уже не те годы у Семиверстова, чтобы кардинально меняться. Не изменился же за эти годы Джабраил, хотя и превратился из старшего лейтенанта в подполковника. Вообще Джабраила и Сергея Палыча легко можно рядом поставить. И все оттого, наверное, что их знакомство с самим Актемаром произошло при похожих обстоятельствах…

Актемар получил предупреждение о готовности эмира Абдулмуслима Бейсагарова рассчитаться с ним за брата перед уходом за границу. Вообще-то Абдулмуслим давно бросал грозные обещания, но ни разу не оказался рядом с отрядом Дошлукаева, как оказался однажды со своей мелкой бандой его брат Висангири. Тогда федералы захватили здание бывшей туристической базы и уничтожили четверых бойцов отряда Актемара. Тот с основными силами подоспел слишком поздно. Бойцы уже погибли, федералы, поскольку располагали малыми силами, отошли, а на самой базе уже хозяйничала банда мародеров во главе с Висангири Бейсагаровым – всего семь человек. Они убили и старика со старухой, которые там жили, рассчитывая, видимо, что все спишут на федералов. Об этом рассказала внучка убитых, восьмилетняя девочка, чудом уцелевшая, спрятавшись в кустах.

Актемар тогда даже допрашивать никого не стал. Сразу отдал приказ расстрелять мародеров. И не стал хоронить тела убитых негодяев. Похоронил только своих погибших в бою бойцов и старика со старухой. Героям нельзя быть похороненными рядом с мародерами…

Девочку потом отправил в сопровождении целого джамаата, чтобы ничего с ней не случилось, в ближайшее село. Там ее уже допрашивала местная милиция, откуда и стало известным это происшествие. Дошли разговоры и до Абдулмуслима, пообещавшего отомстить, но долго откладывающего выполнение своего обещания. Но наконец-то, собрался, зная наверняка, что у Актемара осталось всего двадцать бойцов. А у самого Абдулмуслима, как предполагал Дошлукаев, было больше пятидесяти человек. И того и другого эмира такая расстановка сил, как ни странно, устраивала. Абдулмуслима – потому, что он надеялся застать Дошлукаева врасплох, сразу атаковать и уничтожить, а Актемара – потому, что он знал о готовящемся нападении и собирался к нему подготовиться, чтобы самому нападавших уничтожить. Благо огневая мощь его маленького отряда намного превосходила огневую мощь отряда Бейсагарова.

Подойти к базе Дошлукаева Абдулмуслим мог только по двум тропам. Но чтобы выйти на верхнюю, ему необходимо было потратить три дня на обход. Этих дней у него в запасе не было. Он вообще не знал ничего о намерениях Актемара и потому обязан был бы предположить, что отряд Дошлукаева готов в любой момент сняться с места и уйти в неизвестном направлении. И тогда неизвестно, представится ли Абдулмуслиму новый случай показать свое геройство и мужской характер. Следовательно, он должен был спешить.

Тропа к базе шла по дну лесистого ущелья. Здесь нападающие будут вынуждены растянуться колонной, чтобы не скатываться с крутых склонов. Плохо, что ночь была слишком темная и ограничивала видимость. И еще портативная наладонная метеостанция формата GPS – удобная вещь размером с трубку мобильника – показывала приближение обильного снегопада. И потому подготовку к встрече с отрядом Абдулмуслима лучше было начать заранее, чтобы снегопад замел все следы.

В отряде Актемара не было своего минера уже несколько лет, и установить мину-ловушку на тропе было некому. Потому просто натянули провод, незаметный в темноте, и выставили на склоне обычную мину «МОН-50» так, чтобы ее сферическая поверхность смотрела на тропу и захватывала значительный ее участок на всем возможном протяжении полета осколков. А это было как раз до поворота ущелья. Чтобы никого живого на тропе не оставить, Актемар выставил на склон еще троих бойцов с гранатометами «РПГ-7», которые только-только начали готовить к тому, чтобы убрать в схрон. Хорошо, что убрать не успели. Пригодились. Гранатометы были снабжены осколочными гранатами, которые добьют тех, кого пощадит мина. Остальных своих людей Дошлукаев расставил по обе стороны от тропы, прикинув примерно, на какую протяженность зависнет отряд Бейсагарова, и стараясь все это пространство перекрыть гранатометами. Если снегопад разгуляется, стрелять предстояло практически вслепую. И потому пришлось людей выставить загодя, чтобы все видели, куда стрелять. Конечно, такая операция, может быть, и не стоила суеты, но Актемар хотел раз и навсегда покончить с Абдулмуслимом. Тогда уже и себя будешь чувствовать спокойнее, не ожидая выстрела в спину, и за семью беспокойства не будет. У Актемара незадолго до этого от скоротечной болезни умерла старшая дочь. И он очень боялся потерять еще и Тамилу с Даурбеком.

Во всех своих расчетах он не ошибся, кроме единственного. У Абдулмуслима оказалось людей вдвое больше, чем он рассчитывал, и потому не удалось уничтожить весь отряд. Да это было бы и невозможно. Если бы Актемар рассредоточил своих бойцов на склоне на всю протяженность колонны, то не создалась бы необходимая плотность огня, и результат был бы даже хуже того, что был достигнут.

Но все обошлось. А потом случилось непредвиденное. Отряд Бейсагарова отступил прямо по тропе, оставив на месте убитых и раненых, которых оказалось, когда потом их сосчитали, чуть меньше шестидесяти человек, но где-то там же, в тылах отступающих, вдруг раздались звуки активного встречного боя. И трудно было предположить, что там произошло.

Соблазн был велик – ударить и с другой стороны. Тем более что тогда еще не было известно, что идущий первым отряд Абдулмуслима уничтожен почти полностью вместе со своим эмиром, а отступил только присоединившийся к Абдулмуслиму отряд эмира Габиса Арсамакова и небольшие остатки первого отряда. Но Актемар все же удержался и взял паузу, выжидая развития событий. Ведь это могла быть и ловушка. Попасть в засаду в такую погоду, под густым снегопадом, когда впереди себя видишь не дальше чем на десяток шагов, проще простого. Сымитировать встречный бой просто. И сам Актемар в положении отступающих устроить ловушку не постеснялся бы.

И потому, сконцентрировав своих бойцов в готовности, он долго прислушивался, просчитывая по звукам, что там может происходить. А происходить могло разное. Если была ловушка, то это вскоре выяснится. Увидев, что преследования нет, отряд не станет тратить патроны и отойдет, выставив заслон с пулеметчиками в прикрытие. Это естественная тактика. Но ведь там могли и федералы подойти. Слухи ходили, что федералы этим районом сильно интересуются. И вертолеты, поговаривали, несколько раз пролетали в разные стороны. Они могли выбросить десант еще пару дней назад. Отряд Абдулмуслима Бейсагарова, предположим, был приговорен к уничтожению, его уже обложили, но сам Абдулмуслим этого не знал, и потому ввязался в разборки с Дошлукаевым. А теперь федералы ударили Бейсагарову в тыл.

Здесь ситуация была, грубо говоря, интересной сразу в нескольких аспектах. Сам Актемар Дошлукаев к тому времени уже плотно подумывал о прекращении своей собственной войны, потому что просто не видел в ней смысла. Он, конечно, мог бы еще и год, и два повоевать, уходя на зиму в Грузию или еще дальше – в Турцию, где можно неплохо отдохнуть. Но какой был смысл в этой войне? Какая цель могла преследоваться? И дело было даже не в невозможности победы, когда пришло поражение. Стопроцентное поражение. А те боевые действия, которые вели разрозненные отряды, хотя и могли называться партизанской войной, доставляющей много хлопот федералам, по большому счету, были уже войной террористической. Успеха добивался тот, кто минировал дороги, взрывал машины с террористами-смертниками, и при этом гибли люди совершенно посторонние, к этой войне непричастные. Это было совсем не то, что Актемар считал достойным мужчины-воина. И потому мысли о сдаче по амнистии все чаще надолго застревали в голове эмира Дошлукаева. И, в конце концов, сам не решившись окончательно, Актемар собрал отряд и высказал свои сомнения. Он хорошо знал, что большинство бойцов не пожелает сдаться, потому что имеют в своем прошлом кое-какие дела, за которые, даже учитывая амнистию, им придется отвечать. Если сдаться, то до возвращения в мирную жизнь придется провести несколько лет за колючей проволокой. А кто добровольно пойдет на это? И потому Актемар, высказав все своим бойцам, предложил тем, кто не боится сдачи, остаться с ним, а остальным он предоставил свободу и пообещал снабдить их деньгами из общей кассы для устройства за границей.

С эмиром решились остаться только двадцать бойцов…

Но Актемар, при всей своей обычной решительности, все тянул время, не решаясь на последний главный шаг. И совсем было решился, а тут Абдулмуслим подоспел со своими разборками. И теперь, когда идет бой, как вести себя Актемару? Если там федералы, они и его тоже атакуют, потому что никто не знает, что эмир Дошлукаев со своими людьми готовится к сдаче оружия. Более того, если федералы там, то они должны быть и в другом месте. В последнее время все операции по уничтожению отрядов проводятся большими силами с разных направлений и с обязательным внешним кольцом оцепления, чтобы никого не выпустить живым. И если те, кто идет в первых рядах, еще более лояльно относятся к противнику, то оцепление, как правило, стреляет без жалости и сомнения сразу на поражение, не желая возиться с пленными. Это стало законом. И Актемар, таким образом, рискует сейчас оказаться окруженным и тоже подлежащим уничтожению. Атакуют, и что тогда делать? Придется вступать в бой, чтобы не быть уничтоженным. Сдаваться в плен нельзя, потому что это уже будет не добровольная сдача оружия, пленение не попадает под общую амнистию. Но и драться в окружении со значительно превосходящими силами противника – не слишком приятное занятие. Хорошо еще, что погода помогает, создавая неразбериху.

Размышляя обо всем этом, Актемар не забывал слушать, как идет бой. Звуки сдвинулись в сторону. Судя по всему, федералов – если это были федералы – оказалось немного, и они попали в неприятную ситуацию. Но немного – это только здесь. В другом месте их будет больше. И здесь скоро будет больше.

Актемар был опытным командиром, при этом он был восточным человеком, воспитанным на многовековых традициях. Восточной хитрости ему хватало на троих командиров. Потому он увидел способ, как выкрутиться из ситуации. И дал команду:

– Вперед! Если там федералы, в них не стрелять… Поможем… Это нам в плюс зачтется…

Если федералы и ударили по отступающей колонне, то наверняка небольшими силами, и чтобы не вступать в неравный бой, пошли в прорыв и прорвались. Куда они прорывались? Просто так, в никуда, в прорыв не идут. Значит, прорывались они к своим. Может быть, и с другой стороны была помощь. А что это были именно федералы, удалось выяснить уже вскоре, когда захватили и тут же допросили раненого. Именно тогда Актемар, к своему удивлению, узнал, что к Абдулмуслиму Бейсагарову присоединился со своим отрядом намного более толковый полевой командир Габис Арсамаков. И именно его собрался теперь атаковать Актемар. Удивление Дошлукаева было вызвано тем, что он не имел никаких конфликтов с Арсамаковым. И делить им было нечего. До этого встречались несколько раз, и все встречи происходили гладко, без взаимных претензий. Впрочем, Арсамаков был, кажется, в приятельских отношениях с Бейсагаровым и просто выполнил просьбу приятеля. И за это, возможно, уже поплатился. По крайней мере, все к этому шло.

Пауза, которую выдержал Актемар, сослужила ему хорошую службу, потому что Арсамаков какое-то время ждал удара в спину и готов был на него ответить, но не получил его сразу и только после этого решил начать преследование отряда федералов. Он стал собирать свои рассеянные джамааты, и в этот как раз момент Актемар вышел на линию атаки. Расстреливать из гранатометов рассеянные силы невозможно. Но, когда они собраны в кулак, готовый к удару, гранатометы способны нанести большой урон. И они нанесли. Первый же залп «РПГ-7» в плотно стоящих бойцов Арсамакова практически уравнял силы сторон. Повторный залп требовал время на перезарядку гранатометов, но из-за плохой видимости Актемар вышел на опасно короткую дистанцию, поэтому время терять не стал, и в дело вступили автоматы при одновременно скоростном рывке вперед.

Если бы бойцы отряда Габиса просто залегли, то, может быть, и смогли бы нанести больший урон. Но чтобы залечь, требовалось сориентироваться, чтобы хотя бы понять, кто атакует и какими силами. А снегопад и ночь не давали возможности выяснить, что происходит. И парни Арсамакова почти сразу, выдав наугад по одной-две встречных очереди, побежали, отстреливаясь на ходу. Но и эти очереди оказались опасными – Дошлукаев сразу потерял трех человек. Однако дистанция была быстро разорвана, и снегопад скрыл отступивших. Правда, это их не спасло, потому что с противоположной стороны их тоже встретили автоматные очереди – федералы после прорыва, видимо, соединившись со своими, пошли в атаку. Актемар преследование вести не стал и остановил свой отряд на месте сбора джамаатов Габиса. Тут-то все и произошло…

Снег валил и валил, залеплял глаза. Актемар переложил автомат в левую руку, вытер рукавом лицо и обернулся, чтобы осмотреть то, что позволяла осмотреть погода. Сначала он увидел наставленный на него ствол автомата и только потом рассмотрел бородатого человека с окровавленным лицом, стоящего на одном колене и приготовившегося к стрельбе. Даже окровавленное лицо не помешало Актемару узнать в раненом самого Габиса Арсамакова.

– Аллах ждет тебя… – сказал Габис, не стреляя сразу потому, должно быть, что ему очень уж нравился момент собственного торжества, похожего, в его понимании, на геройство. – Дух Абдулмуслима может уснуть спокойно… Он и его брат отомщены…

– Аллах и тебя тоже заждался, – сказал Актемар. – Кого раньше?

– Ты не успеешь ствол поднять, – ответил Габис. – Попробуй, подними…

Темнота не позволяла все видеть так, как можно было бы видеть днем. Но Актемару показалось, что он прекрасно видит все, и они смотрели с Габисом друг другу в глаза долго, словно пытаясь взглядами один другого пересилить, перебороть. Но тут короткая очередь с предельно малой дистанции просто разорвала Габису затылок и ткнула его лицом в снег. За спиной Арсамакова, держа автомат в одной руке, а второй упираясь в землю, приподнялся из сугроба заснеженный человек с бритым подбородком. Бритый подбородок уже говорил о том, что это был кто-то из федералов. Шагнув ближе, Актемар разобрал и лицо, явно не молодое. Значит, это офицер и, похоже, не из младших.

– Спасибо, – сказал Дошлукаев. – Ты меня спас…

Человек кивнул и упал лицом в снег точно так же, как несколько секунд назад упал Габис Арсамаков. Только сейчас уже не было спасительной очереди сзади. Просто офицер федералов потерял сознание.

Бойцы Актемара подскочили ближе, поздно среагировав на очередь. Но тут же пули засвистели над головами и вокруг. И еще три человека упали. Остальные сразу залегли. Стреляли или федералы, или бойцы из отряда Арсамакова, запертые с двух сторон. Но, в любом случае, оставаться под обстрелом было рискованно.

– Отходим! На базу, – дал команду Актемар. – Этого с собой… Раненого… Осторожнее с ним. Он меня спас. Перевяжите его на ходу. У него ноги перебиты…

Отход осложнялся не тем, что во время движения можно было получить пулю в спину. Разорвав дистанцию, Актемар вышел из зоны видимости, и пуля могла прилететь только шальная. Но за спиной оставались силы, готовые к преследованию. А на снегу были отчетливые следы, которые даже такой сильный снегопад сразу завалить полностью был не в состоянии.

Актемар приказал своему отряду рассеяться и идти широко, но в пределах видимости друг от друга. Рассеянная группа не оставляла тропы, а одиночные следы заносились быстро. Самый заметный след оставляли Абуязид с Исрапилом, которые несли раненого офицера федералов. Но и этот след быстро заметался.

Еще хорошую службу сослужили бойцы отряда Арсамакова. Габис был хорошим командиром и своих людей готовил по-настоящему. И они не побежали, оказавшись в западне, потому что бежать, как считали, было некуда – им никто не доложил, что Дошлукаев покинул свою позицию. И не сдались, потому что сдача в плен казалась страшнее смерти в бою. И этот бой, с использованием подствольных гранатометов, все же федералов задержал и дал возможность Актемару увести свой отряд в безопасное место. А через короткое время снегопад и следы скрыл.

На первом же привале Актемар осмотрел карманы раненого и снял с него бронежилет, чтобы взглянуть на погоны. Да и вообще бронежилет следовало снять раньше. Во-первых, тащить легче; во-вторых сразу стало видно еще одну рану. Пуля насквозь пробила нарукавный карман с переговорным устройством, вошла в плечо и углубилась в грудь. Хорошо, что с правой стороны, иначе могла бы и в сердце попасть.

В карманах документов не обнаружилось. Уходя на боевую операцию, спецназовцы документы сдавали. Но под бронежилетом были погоны подполковника, а нарукавная эмблема, изображающая летучую мышь над земным шаром, указывала на род войск – спецназ ГРУ.

Подполковник в сознание не приходил долго. Только когда привал закончился и прозвучала команда к продолжению движения и его стали поднимать, раненый застонал. Но больше не издал ни звука. Так и добрались до подземной базы. Норы были вырыты под корнями деревьев и хорошо замаскированы. Чтобы не тратить понапрасну время, Дошлукаев сразу отослал бойцов разнести по схронам заранее подготовленное оружие и боеприпасы. Снегопад занесет следы. Лучшее время для организации тайников придумать было сложно, а откладывать это дело на утро было рискованно, потому что мобильная метеостанция предвещала к утру конец снегопада.

Актемар остался с раненым в норе, но приказал не закрывать вход, чтобы и дышалось легче, и хоть какая-то видимость сохранялась. И эта слабая видимость позволила Актемару сразу отметить момент, когда раненый стал шарить рядом с собой рукой – искал оружие.

– Автомат ты в снег уронил, когда сознание потерял, – сказал Дошлукаев.

После этого подполковник открыл глаза и попытался приподняться.

– Лучше лежи. Ноги тебе перевязали, а плечо не стали. Там раздевать нужно… Не до того было. Только тампоны подложили и пластырем приклеили. Хорошо, что рана не сильно кровоточит… Но тебе ноги навылет прошило. Крови много потерял…

– Ты… – начал было подполковник.

– Я – Актемар.

– Дошлукаев?

– Он самый. Слышал про меня?

– Доводилось.

– А ты?

– Подполковник Семиверстов, спецназ ГРУ.

– Имя-то у тебя тоже есть? Или в армии имена забывают?

– Сергей Палыч я.

– Вот так, Сергей Палыч… Спасибо, что спас меня. Габис сам уже не жилец был, но очень хотел меня с собой прихватить.

– Какой Габис?

– Эмир Габис Арсамаков… Ты ему голову красиво снес.

– А Абдулмуслим где? Бейсагаров.

– Убит… Бейсагарова мы первым залпом из гранатометов уложили. Так раненый на допросе сообщил.

– И то хорошо, – сказал подполковник, сильно зажмурился и плотно сжал рот, пытаясь здоровой рукой опереться о землю и пошевелиться.

Однако шевеление ему далось с трудом, и вообще оно на первый взгляд было совершенно лишним, но Актемар ситуацию, несмотря на сумрак, отслеживал и заметил, как подполковник предплечьем вроде бы невзначай нащупал кобуру пистолета и убедился, что пистолет при нем. О том, что он вытащил из пистолета обойму, Актемар говорить не стал.

– Шевелись поменьше, – посоветовал Дошлукаев. – Тебя срочно оперировать нужно. А у меня в отряде только санинструктор есть. Перевязку он сделает, поверхностные осколки плоскогубцами вытащит, он у меня бывший электрик и плоскогубцами здорово работает, бывает, даже больные зубы ими рвет, а операция – это уже не его компетенция. Там мясник нужен, а у меня таких нет. И что прикажешь мне с тобой делать, подполковник Семиверстов?

Полковник молчал с минуту, если не больше.

– Чтобы приказывать, мне сначала хотелось бы свой статус уточнить. Я кто – пленник?

– Мне тоже хотелось бы уточнить твой статус, – согласился Актемар. – Хотя бы для себя, а потом уже и для тебя. С одной стороны, вроде бы так – пленник… А если пленник, значит, враг. С другой стороны, ты – мой спаситель, а я человек не самый плохой, чтобы смотреть равнодушно на то, как мой спаситель погибает от моего бездействия. Дилемма…

– Да брось ты ломать себе голову над дилеммами, – сказал подполковник устало и не открывая глаз. В принципе ему и глаза открывать было незачем, потому что лежал головой к выходу из норы и видел перед собой только черную землю. Может быть, немного видел и Актемара, на которого свет тоже падал, но тот устроился в закутке, а не на проходе и почти сливался с землей. – В твоем положении самое верное – это сложить оружие, пока действует закон об амнистии. Учти, он ограничен во времени. Потом может оказаться поздно. Уйдешь, предположим, вслед за своими джамаатами в Грузию, вернешься уже тогда, когда будет поздно, и станешь навсегда гонимым, как дикий зверь. Что в этом хорошего? Кому и что ты в состоянии доказать продолжением боевых действий? Никому и ничего… Ты думаешь, за народ свой воюешь? А ты мнение народа спросил? Народу воевать уже надоело. Ему жить хочется…

– Есть в твоих словах доля правды, – согласился Дошлукаев. – А откуда ты знаешь, что мои джамааты в Грузию ушли?

– Если на то пошло, от того же народа, которому все без исключения боевики уже изрядно надоели, поскольку мешают нормально жить. Всех вас уже сплошь и рядом сдают. Я не первый раз в Чечне. Помню, как раньше было, помню, как в первую войну… Тогда на нас иначе смотрели, и на вас тоже. А сейчас роли переменились. Никому вы не нужны. И в Грузии никому не нужны… Там местным чеченцам вы тоже в обузу. Просто отказать не смеют. Но сами недовольны. Туда вынуждены идти те, кому дома «зона» грозит. А тебе, насколько я знаю, можно безбоязненно оружие складывать.

– Откуда ты-то можешь знать? Ты не прокурор и даже не следак…

– Неужели ты думаешь, что на тебя досье не заведено? Заведено… Все твои дела и операции, все твои взаимоотношения с людьми на войне и вне войны. Почитывал на досуге вместо художественной литературы. И на тебя, и на Бейсагарова, и на Арсамакова, и на других…

– Любопытно было бы заглянуть туда…

– Наверное, каждому любопытно. И это совсем не то, что характеристики, которые в армии. Человек сам на себя пишет и несет на подпись начальству. В досье данные собирались профессиональными следователями, сортировались и передавались психологам, которые создавали психограмму, иначе называемую психопортретом, – кто и на что при определенных обстоятельствах способен. И все твои способности тоже заранее просчитаны.

– Ты меня совсем уже заинтриговал. И на что я способен в нынешней ситуации? Очень хотелось бы знать.

– В нынешней ситуации ты пока еще артачишься. Ты не любишь, когда на тебя давят, как я сейчас давлю. А когда подумаешь, со своей головой и своей совестью посоветуешься, о парнях, что тебе жизнь доверили, подумаешь, об их судьбе, семьях, женах, детях, престарелых родителях, вот тогда ты все и поймешь. И в итоге решишь сложить оружие.

– Я этого еще не знаю. А ты знаешь…

– У тебя, скажу по секрету, и выхода иного нет. Ты блокирован полностью. Кольцо сжимается. Внутри кольца только ты со своими парнями и спецназ ГРУ. А по окружности – спецназ внутренних войск. С нами не договоришься, с внутривойсковиками договариваться будет бесполезно. Они – «чистильщики», все подчистят – и ни одной живой души не выпустят.

– Пусть сначала найдут нас, – упрямо возразил Актемар. – В прошлом году менты проводили прочесывание ущелья. Трижды наступали на люк, но не заметили. В этом году еще и снегом завалит… Не найдут.

Подполковник громко хмыкнул.

– Тепловизоры найдут. И никаких проблем не возникнет. Знаешь, что это такое?

– Слышал отдаленно. Поясни.

– У внутривойсковиков снайперские винтовки имеют прицел с тепловизором. Мощная штука. Тепло видит… Мы в норе дышим, а тепло кверху поднимается. Даже если дышать не будем, тело тепло будет излучать. Не спрятаться. В каждый уголок заглянут и найдут. Такие времена для вас для всех настали, что не спрятаться…

Актемар ничего не ответил и задумался. Он сам раздумывал о сдаче вместе с двадцатью своими бойцами. Теперь бойцов осталось четырнадцать. И все они знают, что эмир готовится к сдаче оружия и прекращению боевых действий. И он пошел бы и сдался, как собирался. Но когда началось давление со стороны этого подполковника, естественное чувство противоречия, нежелание согласиться с тем, что он не по собственной воле, а по принуждению согласился, – все это мешало принять решение.

Но Семиверстов все правильно сказал о характере Актемара Дошлукаева. Должно быть, психологи свою работу знали и психограмму создали правильную. Актемар поочередно представил лицо каждого из оставшихся в живых парней, что доверились ему. Глаза каждого представил.

И тогда принял правильное решение.

– Я согласен. Как это будет выглядеть практически?

– Здесь, у меня на плече, в кармане «переговорка» была…

– Пуля разбила… Когда рану обрабатывали, выбросили.

– Значит, без связи… Придется идти.

– Может, кого-то послать?

– Могут подстрелить. Зачем чужими головами рисковать? Все вместе и пойдем… Мне бы костыль покрепче, я тяжелый.

– Костыль тебе не поможет. Тебе нужны носилки.

– Кости на ногах целы?

– Санинструктор сказал, поражены мягкие ткани.

– Дойду…

– С тремя ранениями в ноги? Да еще с пулей в груди?

– Дойду! На трудных подъемах помогут…

– Здесь я командую. – Актемар решил, что донести подполковника живым лучше, чем привезти тело. – Я сказал, носилки… Нам с тобой рано отправляться на небеса.

– Не волнуйся, нас, пожалуй, туда не примут.

– Ты считаешь себя великим грешником?

– «Вот я в беззаконии зачат, и во грехе родила меня мать»… Впрочем, это из нашего Писания, и тебе это не понять. У вас Писание другое. Но и там, я слышал, к грехам отношение не лучшее. И на небесах нам не место. Не пустят, пока не раскаемся. А мы этого сделать еще не успели. Ты знаешь, откуда происходит русское слово «небо»?

– Откуда?

– От древнеславянского слова «небесы», обозначающего место, где нет бесов…

– И что?

– А то, что в нас всех так много бесов, что на небесах нам места нет.

– Ты верующий?

– Это слишком громко сказано… Крест на груди ношу, верить учусь, но этого мало. Верить надо уметь, и это, по большому счету, дар Божий…

Подполковник поднял правую руку и, не открывая от боли глаз, перекрестился. Прострелено у него было именно правое плечо.

– Ты не объяснил мне, как практически будет выглядеть сдача… – Актемар не пожелал продолжать теософский разговор.

Практически это выглядело предельно просто…

Вообще-то Актемар слышал от других, как это происходит. Отправляют представителя отряда куда-то в село, где есть ментовский пост. Представитель договаривается. Менты, как обычно, просят написать и позже в протоколах допросов повторить, что это именно они долгое время вели переговоры и уговорили отряд сдаться. Представитель возвращается и приводит за собой отряд, который уже встречают, разоружают, снимают момент сдачи и разоружения на камеру для телевидения, подписывают необходимые документы и отправляют с заранее подготовленным автобусом, грубо говоря, по инстанции. Если слух о сдаче прошел по рядам других боевиков, оружие не сложивших, автобус может попасть в засаду. В первое время это случалось часто. Потом менты стали умнее и предпочитали не афишировать сдачу до последнего момента. Если автобус добирался до места назначения без происшествий, начиналось самое тягостное – несколько дней поочередных допросов, потом выяснение всех несоответствий сказанного и так далее. При везении, как говорили, дело вели следователи ФСБ, которые ничего не вымогали, но в основном ментовские следователи или следователи прокуратуры старались добиться показаний о причастности этих самых следователей к сдаче, как раньше того же добивались сельские менты. Порой выходило, что пятерых боевиков несколько месяцев уговаривали сдаться десять представителей разных инстанций, друг с другом ранее не пересекавшихся.

Иногда допрашиваемых отпускали домой под подписку о невыезде, особенно если они жили неподалеку. Чаще держали не в камерах, а всех вместе в каком-нибудь помещении, типа общежития. Всем – и допрашивающим, и допрашиваемым – было выгодно, чтобы не были озвучены какие-либо несоответствия, поскольку мирное и чистое мероприятие всем шло в зачет. Многое одними старательно умалчивалось, а другими так же старательно не замечалось.

Завершался процесс еще одним не слишком приятным мероприятием. Когда все документы бывали уже подписаны и стороны не предъявляли друг к другу претензий, «доставать» сдавшихся начинали командиры разных отрядов «кадыровцев», зазывающих лучших бойцов к себе. Кто-то соглашался, поскольку устроиться на работу возможности чаще всего не было. Кто-то не соглашался и с презрением относился к угрозам. Но дальше угроз дело обычно не заходило.

В их случае все шло индивидуально.

Актемару Дошлукаеву не пришлось никого отправлять в ментовский пункт ближайшего села, не пришлось своей сдачей вешать звездочки на ментовские погоны. Вешают ли за такие мероприятия звездочки спецназовцам – это было неизвестно, но вообще-то само дело касалось больше компетенции местных ментов, нежели залетной спецуры. Тем не менее устроенный на самодельных носилках подполковник Семиверстов вывел их прямо на взвод спецназа. И теперь уже сдача оружия прошла без присутствия телекамер. Зато отправляли их, как только закончился снегопад и прояснилось небо, не автобусом, а вертолетом сразу в Грозный, и сразу к следователям ФСБ. Там Актемар и встретился во второй раз с Джабраилом…

А подполковника Семиверстова он трижды навещал в госпитале в Ханкале. Актемар не мог оставить без внимания человека, спасшего ему жизнь. Сергей Палыч, кажется, оценил это. И как только выписался из госпиталя, каким-то образом отыскал домашний адрес Актемара и заглянул к нему «чайком побаловаться». Два сильных мужчины чувствовали один к другому уважение и симпатию, и это уже походило на дружбу, хотя со стороны такая дружба казалась несколько странной. Встречи продолжались до тех пор, пока Семиверстову не подошло время отправляться домой. Его батальон в Чечне сменили другим…

Какова же теперь будет роль полковника Семиверстова, пусть и в отставке? Или его опять посылают, чтобы уговорил Актемара сдаться? Но сам Сергей Палыч, наверное, хорошо понимает, чем эта сдача может обернуться для Дошлукаева. Нет, если Семиверстов и позвонит, он поведет себя, при любом раскладе, как настоящий друг…

С этими мыслями Актемар вернулся к компьютеру. Материалы следовало все-таки просмотреть полностью и сделать соответствующие выводы об их ценности.

Но новый телефонный звонок не дал заняться делом. Голос определителя назвал незнакомый номер чьей-то трубки сотовой связи. О том, как поступать, если будут звонить незнакомые люди, Актемар с Джабраилом не говорили. Но в том, чтобы ответить, особой угрозы не просматривалось. Ответ по телефону – еще не есть доказательство присутствия в квартире разыскиваемого преступника.

Актемар трубку снял.

– Алло! Слушаю вас…

– Здравствуйте… – сказали по-русски.

– Здравствуйте…

– Джабраил дома?

Голос показался отдаленно знакомым, но сразу узнать его Актемар не сумел.

– Вот-вот подойдет… В магазин вышел.

– А ты, Актемар Баштарович, со мной поговорить не хочешь?

Актемар узнал голос и нахмурился.