– Вода у нас теперь есть… – Артем Василич, булькнув содержимым, протянул грузинскому подполковнику фляжку. А сам на ходу рассматривал карту в планшете. – Можешь не экономить. Выпей половину, половину – мне… Пройдем на ту сторону, в ручье пополним запас… Принимай правее. Перед высокой травой тропа заминирована, а на выходе «растяжка» стоит. Мину обходим – и снова на тропу. Лишнюю прокладывать ни к чему… Ты пей, пей…

– Я от жажды никогда не страдаю, – сказал Мерабидзе, – организм так устроен. Вот перекусить, честно говоря, не отказался бы. Без еды сил нам хватит ненадолго.

Тем не менее к фляжке он припал жадно. Но больше половины все равно не выпил. Аккуратный. И вернул фляжку Тамарову. Тот допил все до последней капли, которую, не останавливаясь ни на шаг, просто вытряс в открытый рот.

– Там был сухой паек. К обеду приготовлен. Я не стал брать…

– Почему? – не понял Бесо. – Надо было…

– Чтобы показать следакам – здесь нападал не голодный, значит, это не мы… Косвенные подсказки… Или ты хочешь, чтобы смерть «крапового» тоже на нас записали?

Тамаров посмотрел строго и сердито.

– Ты, Василич, убил его? – спросил грузинский подполковник с недоверием.

– А что прикажешь с ним сделать? Ждать, когда он первым очередь даст? – Артем Василич потряс автоматом. – Он слишком рано меня увидел… Но в этом не моя, а его беда… Излишне глазастые долго не живут…

Такая многозначительность и расплывчатость внешне красивой, но пустой фразы давала почву для воображения, и при этом ничего конкретного, детализированного не говорила. Но Тамаров по своему опыту знал, что подобные фразы впечатление производят.

– Ножом? – спросил Бесо, желая все же подробности выяснить.

– У меня нет ножа. Я даже его нож забирать не стал, потому что к ножам равнодушен. Нож руки занимает. А я люблю руки иметь свободными. Он как раз ко мне повернулся. Пришлось ударить сначала так, чтобы развернуть, потом, чтобы убить…

– Как? – не понял Бессарион. – Кулаком?

– Кулак беречь надо. Он слишком часто ломается. Основанием ладони. Предельно резко. Под основание черепа. Перелом основания черепа. Смерть через пару часов. Пока без сознания. И в сознание не придет… Правда, он как раз пить собрался. Фляжку поднял и голову запрокинул. В таком положении и оборачивался. Я когда в первый раз ударил, он голову еще сильнее запрокинул. Мог под основание черепа не попасть. Но по затылку удар тоже хороший. Если не убил, то счастье оказалось, стало быть, на его стороне. Да и я этому только рад буду…

Короткие рубленые фразы, сказанные под шаг, звучали эффектно. Так говорить может только специалист, в котором не приходится сомневаться.

– Главное, карту взяли, – сам себя похвалил Артем Василич. – Иначе на тропе запросто можно было бы на мину нарваться. «Краповые» мины ставить умеют лучше боевиков. Заметишь, только когда руками, как крылышками, махать начнешь – в воздухе… И все посты здесь же, на карте… Добавим хода… Возможно, скоро смена часовых… Тогда сразу будет объявлен широкий поиск… Я не люблю бегать, когда можно не бегать…

Они пошли быстрее, обходя сопку по той стороне, что не видна с дороги, обошли стороной заминированный выход на тропу, потом все же на тропу вышли и по ней пересекли низинку, чтобы снова по склону подняться на следующую сопку. Поднимались опять, как и спускались, не напрямую, а по склону, противоположному дороге и постам на дороге.

– Все. Мы уже в Чечне.

– Теперь легче…

– Теперь труднее…

– Зато уже ближе.

– Расстояние – это не критерий. Ноги поломать можно и на дистанции в два шага. Там, в Ставрополье, люди более расслабленно себя чувствуют. Здесь живут в напряжении. Ко всему готовы. И всегда внимательны. Кому покажем себя – на нас сразу внимание обратят. Соблюдаем скрытный режим. Идем… Сначала к ручью. Он за этой сопкой…

У ручья, напившись вдоволь и наполнив фляжку, отошли чуть в сторону, где отыскали подходящие для укрытия кусты и сели передохнуть.

– В желудке сосет… – пожаловался Бесо. – Сейчас даже тюремную баланду умял бы с удовольствием. Вторые сутки пошли…

Тамаров привстал и нарвал с куста горсть темно-красных и даже слегка синеватых некрупных ягод. Засыпал себе в рот, жутко поморщился, но разжевал. Вторую горсть нарвал для грузинского подполковника.

– Это волчья ягода… – с отвращением сказал Бесо. – Отравимся…

– Это тоже жимолость, но не «волчья ягода»… Волчья ягода краснее. После этой язык слегка распухает, во рту щиплет. Но голод полностью проходит… Попробуй… Только не по одной ешь, а сразу все.

Бессарион подумал, вздохнул и решился. Засыпал ягоды в рот и разжевал, изображая лицом адовы муки. Процесс длился долго. Но и он благополучно закончился. Грузинский подполковник долго к себе прислушивался, словно ожидал смертельных колик в желудке. Ощущения какие-то были, не совсем приятные, судя по его лицу, но вовсе не смертельные.

– Говорить трудно. Язык, как чужой… – сообщил он, наконец. – Тем не менее жить, кажется, будем… Молча…

– Тогда давай молчать… И вообще уже пора в…

Артем Василич оборвал себя на середине фразы и поднял подбородок, таким жестом показывая, что он прислушивается. Глядя на него, прислушался и Бессарион. Со стороны, от ручья, доносились пока еще неясные звуки. Кто-то разговаривал, но слов разобрать было нельзя. И явственно шлепали шаги по воде.

– Двое и кто-то еще… – неуверенно прошептал российский подполковник. – Кто-то или что-то – не могу понять…

– Я слышал, собака у поста пролаяла. Когда ты уходил… – сообщил Мерабидзе.

– Хреново, если с собакой… У ручья берег мягкий. Мы проходили, следы оставили. Собака след возьмет. Дурак поймет, что след свежий…

Тамаров вытащил из кармана переговорное устройство. Он так и не выключал его, и большая тяжелая трубка издавала характерные легкие пощелкивания.

– Что делать будем? – тихо, едва шевеля губами, спросил Бессарион.

– Бежать бесполезно. От собаки не убежишь…

Грузинский подполковник промычал что-то нечленораздельное.

– Что ты?

– Василич, я собак с детства боюсь. Не умею с ними ладить, – признался Бессарион. – Если что, собаку на себя возьмешь?

– Возьму… – согласился Тамаров.

– А я людей…

– Их двое. Стрелять нельзя. Сразу поднимутся с места и всей толпой на хвост сядут. С «краповыми» такие шутки не проходят… Необходимо хотя бы несколько минут выиграть…

– Руками справлюсь. Без выстрелов. На себя отвлеки, я сзади зайду…

– Тяжела участь легкоатлета… – заметил Артем Василий мимоходом. Но ехидство в его голосе слышалось отчетливо. – Договорились.

– Первый, Первый, я Шестой… – донеслось из «переговорки».

Голос звучал взволнованно и торопливо.

– Я – Первый, слушаю…

– Два человека пересекли ручей. След свежий. Только что прошли. Кучум след берет, готов к погоне…

– Спускай… Высылаю пару человек в помощь…

– На машине… Здесь «уазик» пройдет…

– Где вы?

– От дороги двести метров. Пересекли ручей…

– Ждите. Машина догонит…

– Мы преследуем…

– В случае опасности стрелять на поражение… Только не перестарайся. Вдруг местные… Зря не стрелять.

– Понял… Охота началась, – ответил Шестой чуть не со щенячьим восторгом. Заядлым и азартным, наверное, был охотником.

Беглецы переглянулись и кивнули один другому. Тамаров показал рукой, куда отойти Мерабидзе, чтобы не встретиться с собакой и иметь возможность невидимым сделать петлю, чтобы зайти погоне за спину. И сам мысленно «прогнал» в голове ситуацию.

Вообще-то, обучение борьбе с нападающей собакой Артем Василич проходил. Сначала теоретически, потом дали возможность в специальном костюме отработать способы защиты на практике, но собаки для тренировок были рабочими, и убивать их было нельзя. Потому тренировки были половинчатыми, хотя в теории все было понятно. Главное – заставить собаку атаковать выставленную вперед и согнутую в локте руку. Как правило, большинство собак атакуют ту часть тела, которая находится к ним ближе всего. И большинство собак атакуют в прыжке. Следовательно, и прыгать они будут именно так, чтобы схватить за руку, обычно выставляемую инстинктивно. По крайней мере все немецкие овчарки делают именно так. Но во время тренировок Тамарову пришлось столкнуться со стремительным, несмотря на гигантские размеры, алабаем. У алабая, которому в естественных условиях, при защите стада от волков, приходится самостоятельно принимать решения чаще, чем это доводится делать немецкой или восточно-европейской овчарке, сообразительности и изворотливости больше. И, видимо, уже несколько раз столкнувшись с выставленной вперед рукой, тот алабай способ атаки переменил и под рукой атаковал в пах. Тамарова спас только защитный костюм. Но алабая из-за высокого роста трудно приучить ходить по следу. А здесь собака взяла след. Скорее всего это простая овчарка. Но ждать осталось недолго. К сожалению, ничего не оказалось под рукой, что можно было бы на предплечье намотать. Значит, придется терпеть и боль, и неизбежную рваную рану…

Собака бежала яростно, и слышалось ее хриплое дыхание. Но она не ломилась сквозь кусты, и потому треска со стороны ручья не доносилось. Артем Василич приготовился…

Овчарка вынырнула из-за кустов как раз там, где он и ожидал, и двигалась чрезвычайно стремительно. Была она небольшой по размерам, но достаточно быстрой. Выставив перед собой согнутую в локте левую руку, умышленно жертвуя этой рукой, подполковник Тамаров словно бы дал команду. Овчарка прыгнула и вцепилась в руку. Чтобы избежать рваного ранения, одновременно с прыжком Тамаров слегка подал руку вперед, вбивая предплечье в пасть как можно глубже, при этом стоя в упоре на правую ногу, чтобы собака не сумела сбить на землю, где с ней бороться будет трудно. Но борьбы и не произошло. Когда-то полученный навык, пусть и не отработанный в завершающей фазе, сказался, и в момент, когда на раздумья времени не было, сработал автоматизм. Левая рука, в которую собака вцепилась – и отцепиться еще не успела, – подалась вперед, задирая отважному животному голову, а правая рука тут же сделала крепкий захват за шею. Одновременный рывок двух рук навстречу, и раздался хруст. Шея сломалась без особых усилий. Собака умерла, только чуть-чуть удивленно взвизгнув.

Тамаров хотел было отскочить в кусты, чтобы не сразу попасться на глаза бегущим следом за собакой «краповым», но они оказались парнями тренированными, бегали быстро и увидели его раньше, чем он успел спрятаться. Бежать в такой ситуации – значит, вызвать на себя две одновременные автоматные очереди и не дать возможности Бессариону вступить в дело. И потому Артем Василич остановился, спокойно глядя в приближающиеся к нему стволы.

Крепкие парни в краповых беретах остановились в трех метрах. Но если сразу стрелять не стали, значит, собираются захватить живым. Впрочем, это была, видимо, первая реакция. Вторая последовала после того, как один из них, тот, что помоложе, труп собаки увидел.

– Кучум!..

Это был и зов, и приказ поднять голову, и истеричный вопль одновременно… Но с первого взгляда ясно было, что Кучум лежит в такой позе, в какой живой собаке лежать было бы предельно трудно. Глаза «крапового» начали наливаться кровью, и ствол автомата стал медленно подниматься, грозясь разразиться истеричной очередью. А Бессариона видно не было. У Тамарова даже мысль мелькнула, что грузинский подполковник бросил его и постарался выиграть время, чтобы самому успеть скрыться. Без собаки найти его будет уже не так и просто. Но Артем Василич привык на себя полагаться в большей степени, чем на кого-то другого, и смотрел «краповому» кинологу в глаза. Глаза всегда выдают последний момент перед тем, как указательный палец сожмется, сдавливая спусковой крючок. И у опытного человека есть возможность воспользоваться этим уловимым моментом и совершить резкий рывок влево. Ни на мгновение не ошибиться, не раньше и не позже, но строго в нужный момент. И именно влево, потому что влево же при стрельбе отбрасывается и автоматный ствол. А поскольку для Тамарова и «крапового» левые стороны – это противоположные направления, рывок влево может оказаться спасительным.

Ствол поднимался… Он грозил своим черным глазом… И готов был к тому, чтобы вместе с огненным мазком выбросить из нутра автомата стремительную и неуловимую для глаза смерть… Но подняться даже до уровня живота подполковника Тамарова ствол не успел. Звук был впечатляющим: что-то закрыло лицо «крапового» кинолога, потом что-то хрустнуло, и сам кинолог завалился вбок на товарища от удара сзади ногой в голову. А когда на тебя падает товарищ, его инстинктивно не отбросишь в сторону, а постараешься поймать и удержать. Бессарион просчитал, видимо, этот вариант и успел после удара сделать широкий шаг, произвести маховое движение второй ногой, как циркулем, и обрушить каблук на затылок второго «крапового» до того, как тот успел освободить руки и поднять автомат. Ногами грузинский подполковник работал красиво и эффективно. Совсем не как легкоатлет. Впрочем, времени для выяснения спортивного профиля компаньона им отпущено не было – со стороны слышался нарастающий шум двигателя торопящейся машины, уже преодолевающей ручей. Однако захватить автомат Бессарион успел, и, повинуясь жесту Тамарова, устремился к небольшому скоплению крупных камней, за которым можно было бы укрыться.

«Уазик», при всей его проходимости, тоже должен ехать по траве или по мелким кустам, стараясь не подпрыгивать на камнях. Да и ехал он, кажется, слишком быстро, чтобы рисковать в каменное скопление заскакивать.

– Шестой! Шестой! Где ты? – донеслось из кармана российского подполковника и одновременно с поляны, где пара «краповых» еще в себя не пришла, чтобы ответить.

Спрашивали, должно быть, из машины. Переговорное устройство доносило усиленный громкоговорителем звук двигателя, который перемешивался с обычным эфирным треском.

Тамаров вытащил свою «переговорку» и передвинул переключатель в режим разговора.

– Левее берите… Чуть-чуть левее…

Машина послушно выполнила команду, не понимая, откуда она прозвучала. Артем Василич снова щелкнул переключателем, выходя из разговорного режима, но оставаясь в режиме прослушивания.

– Заходим с двух сторон, – распорядился вдруг Мерабидзе. – Каждый – по удару… И в машину… Без машины нам не уйти…

Тамаров кивнул согласно. Он сам думал о том же. И сразу выбрался из-за камней и стал пробираться к поляне, не поднимаясь в полный рост. Но и за напарником посматривать не забывал. И видел, как ловко, умело тот пользуется каждым прикрытием, как профессионально перебегает от куста к кусту и, где нужно, просто перекатывается. И этот человек называл себя агентом-аналитиком? Что же тогда могут делать грузинские спецназовцы!..

«Уазик» проскочил через кусты, с треском сминая недавнее укрытие беглецов, и резко остановился. Водитель вынужден был нажать на тормоз на полной скорости, чтобы не наехать на тела лежащих без движения своих же бойцов. Из машины выскочили двое – водитель и боец, оба «краповые». И замерли над распростертыми телами. А замирать не следовало. Следовало сначала территорию вокруг проконтролировать и продолжать ее контролировать в дальнейшем. Вообще, один должен был заняться оказанием помощи, а второй с автоматом в руках должен был следить за безопасностью. Это Тамаров отметил профессионально и решил, что за такое небрежение следует наказывать жестко. Он первым оказался рядом со своим противником. И удар нанес без раздумий стволом автомата в горло, заставив бойца согнуться и предложить свой затылок для продолжения сценария. И, согласно классическому варианту сценария, последовал резкий удар локтем по затылку. Этого хватило. Бессарион по-прежнему предпочитал бить ногами, хотя теперь ударил с другой техникой – в высоком горизонтальном прыжке выстрелил ногой в затылок, добавляя к удару вес собственного тела. И, не обменявшись ни словом, оба бросились к машине. За руль, как и в первый раз, сел Бессарион. С «уазиком» он справился даже легче, чем сутки назад с автозаком. И погнал напрямую через кусты и высокую траву, выдерживая направление примерно параллельно с дорогой. Тамаров держал в руках карту, чтобы машина не заехала куда-то в такое место, откуда будет трудно выбраться. Все-таки передвижение на колесах значительно сокращает время пути. И ноги бережет…

– У вас что, в грузинской разведке все агенты-аналитики так ногами работают? – невинно поинтересовался Тамаров, когда они, объехав через поле поселок, уже на дорогу выбрались и имели возможность ехать до следующего населенного пункта, где дорогу пришлось бы опять покинуть. – После каждого пинка можно гроб заказывать…

– Нет, только те, кто имеет такого старшего брата, как у меня… – проявил Бессарион приличествующую моменту скромность.

– Инструктор спецназа? – спросил Артем Василич.

– Хуже… Он вообще не военный. Он тренер по кекусинкай. Меня с детства натаскивал. Чему-то, оказывается, научился…

– А перебежки в маскировочном режиме – тоже его уроки?

– Конечно… – кивнул Бессарион, не отрывая взгляда от дороги, и тут же, чтобы избежать продолжения неудобного для него разговора, перешел на другую тему: – А ты, Василич, я заметил, ногами предпочитаешь не бить. Почему?

– Необходимости не вижу. Считаю непродуктивным задирать ноги выше пояса. От такого удара и защититься проще, чем от руки, и тренированная рука бьет гораздо резче ноги. Про точность удара я уже не говорю. В моем понимании, самый высокий допустимый удар ногой – это коленом в печень. Да и то, если сцепился с противником и он твои руки не выпускает. Так обычно борцы делают… У них хватка медвежья, вцепятся, а потом думают, что сделать… Долго думают… Лучше сначала лоу-кик им прописать, потом коленом в печень… Они падают, а хватку не разжимают. Тогда уже рукой добивай. Короткими ударами… В болевые точки…

– Меня слегка иначе учили, но это – ладно… Сколько мы проехать сможем?

– Сколько сможем, столько и проедем. На постах останавливаться не будем… Стрелять только по необходимости…

– Хорошо бы эту машину бросить и другую найти… Мыслей таких нет?

Ответить Тамаров не успел. В кармане Бессариона зазвонила трубка. Не снижая скорости, грузинский подполковник нажал на клавишу ответа.

Разговор опять велся на грузинском языке. Но был уже более спокойным, чем прежний. Бессарион горячности не показывал и, похоже, обрисовывал ситуацию, в которой оказался. Потом долго выслушивал советы, изредка что-то отвечая. Наконец, разговор закончился.

Подполковник Тамаров ждал какого-то сообщения. От нечего делать Бессариону звонить не будут. Не в той он ситуации, чтобы кто-то захотел поболтать с ним.

– Можешь радоваться… – сказал Мерабидзе. – Ты того парня с фляжкой не убил…

– Хорошие у тебя каналы информации, – улыбнулся Артем Василич. – Но я радуюсь. Как-то на душе нехорошо было. Все же свой парень. И ни в чем передо мной не виноват…

– Нам нужно как можно быстрее до Ингушетии добраться. Там нам машину сменят… А в Чечне я бессилен. Здесь у меня связей нет…

– Гони… – посоветовал Тамаров. – Чем выше скорость, тем быстрее доберемся…

С трубкой в руках Александр Григорьевич шагнул в пилотскую кабину. Второй пилот обернулся, и подполковник показал ему трубку. Пилот кивнул. Между ними предварительно была достигнута договоренность о невыключенном телефоне и о возможной необходимости разговора в воздухе. В последнее время, после возникновения нескольких аварийных ситуаций, к трубкам спутниковой и сотовой связи пилоты стали относиться строго. И пользоваться такой связью разрешалось только по особому поводу и с предварительным согласованием. Трубка своим сигналом сбивает показания навигационных приборов вертолета. Но, если пилоты предупреждены, во время разговора они летят не по приборам, а визуально.

В кабине пилотов было слегка тише, чем в пассажирско-грузовом отсеке, и потому Бурлаков разговаривать начал в кабине.

– Здравия желаю, товарищ полковник. Мы в воздухе, потому разговаривать будем короче…

– Понял. Ситуация такая… Перехвачен звонок подполковнику Мерабидзе. Звонили опять из Грузии, только теперь уже с другого телефона и не Гела Бежуашвили. Но, судя по всему, звонили из того же здания, где располагается специальная служба внешней разведки. Очевидно, сотрудник, которому Бежуашвили поручил контактировать с подполковником Мерабидзе. Так можно было понять по разговору. Но это, однако, не самое важное. Интересно то, что служба Бежуашвили получила информацию о нападении на наблюдателя. Полную информацию. Хотя только предполагают, что нападение совершено нашими беглецами. Без уверенности, что это точно они. Откуда могла произойти утечка информации?

– В курсе дела, кроме специалистов технических служб и меня, были подполковник Долгополов из ФСБ, но он, как вы знаете, в курсе и всего другого, и потому сам размер и тема информации дают нам возможность оставить Долгополова без подозрений. Кроме него, подполковник милиции Юхименко, отвечающий за розыскные мероприятия со стороны областного управления внутренних дел. Этот полной информацией не обладал. Но от Юхименко трудно ожидать гибкости, необходимой для работы на два фронта. Мягко говоря, слишком прямолинеен. Интеллект около нуля или чуть ниже… Я бы высказал предположение, что это кто-то из двух следователей по особо важным делам. Полковники Холмогоров и Ярилов. Холмогоров вел дело Мерабидзе. Ярилов – дело Тамарова. Думаю, следует отследить их звонки.

– Попробуем. Хотя из Москвы трудно найти номера, которые следует отслеживать.

– Попросить Долгополова. Денис Петрович найдет…

– Рискованно. Он под самым меньшим из всех, но все равно под подозрением. Будем искать другие каналы. И еще… Как бы предупредить Тамарова, что его напарник получает информацию из России? Предположительно, от кого-то из следователей. Сам можешь ему дозвониться? Это не будет подозрительным?

– Я дозвониться могу. Но вот как к этому отнесется Мерабидзе – это вопрос открытый. Лучше лишних подозрений избежать.

– А что предлагаешь?

– Думаю, лучше всего ввести в курс дела жену Тамарова. Пусть она позвонит и скажет, что я дал ей номер. Это будет более обоснованный звонок. Сможете, товарищ полковник, связаться с ней? Я номер не знаю, но в бригаде сообщат.

– Ладно. Позвоню в бригаду… Ей доверять можно?

– Надежный человек. Продумайте, какую информацию можно зарядить через нее для Артема Василича, чтобы информация прошла по цепочке. Или что-нибудь от нее к Тамарову. От него к Мерабидзе, дальше к осведомителю, а уже оттуда… А оттуда к нам – исходя из реакции конечной точки.

– Добро. Мы подумаем… В твоих батальонах все в порядке?

– Все вылетели. Я вылетал последним. Пока сообщений не поступало. Будем надеяться, все в порядке. Если бы были обстоятельства непредвиденные, мне уже сообщили бы…

– Что-то будет, сообщай. Не жди, когда данные через бригаду пройдут. Работай напрямую. Я тоже буду по необходимости держать тебя в курсе событий, чтобы ориентировался. Бывай…

– Спасибо, товарищ полковник…

Полет был недолгим, поскольку вертолет, несмотря на перезрелый возраст, отличался высокой крейсерской скоростью. А десантирование получилось вообще скоростным, словно высаживались в боевой обстановке под непрерывным обстрелом противника и в скорости было спасение личного состава. Но это, как понял подполковник Бурлаков, было следствием желания капитана Максимова, летящего в одном с начальником штаба бригады большегрузном вертолете «МИ-26», показать хорошую подготовленность всех трех взводов своей роты, занятых в операции. Рота Максимова вообще по всем показателям считалась лучшей в бригаде и самой надежной, и потому подполковник Бурлаков, считая, что именно ему предстоит выполнение основной задачи в предстоящей операции, взял три взвода этой роты во главе с самим ротным под свое прямое командование. Если другим группам ставилась простейшая задача – уничтожение боевиков, то Александр Григорьевич со своей группой намеревался захватить главарей, чтобы те предстали перед судом. В данном случае не работала старая практичность, согласно которой в плен лучше было никого не брать, поскольку пленные, отсидев срок, как правило, снова уходили в леса и становились гораздо более опасными. В этот раз главарей бандитской акции следовало брать живьем, чтобы они получили пожизненное заключение, которое давно заработали, и, кроме того, и главное, дали показания следователям. Требовалось доказать причастность грузинских спецслужб к террористической деятельности на территории России. И пусть в данном случае сами бандиты считали себя не террористами, а только патриотами своего народа, тем не менее взяться за оружие их подтолкнули как раз грузинские спецслужбы, имеющие собственный интерес. Хотя, говоря честно, сделать это было несложно. Исторически сложилось так, что часть современной Северной Осетии во главе с самим Владикавказом когда-то, до выселения чеченцев и ингушей с родины, предпринятого Сталиным, принадлежала ингушам. И Владикавказ считался ингушским городом. Никто им территорию эту возвращать не собирался, никто не собирался возвращать дома хозяевам, которые были все еще живы. Ингушей это никак не устраивало. Пример Чечни, которая выделилась ненадолго из России, или, скорее, считала, что выделилась, ничему близких соседей из родственного вайнахского народа не научил. И горячие головы видели в отделении всех мусульманских кавказских республик от России возможность возвращения к своим корням и подавление при этом народа осетинского, который со своим древним христианством оказался в окружении мусульманского Кавказа. А грузинская сторона видела в этом возможность собственного возвращения к силовому варианту разрешения проблемы Южной Осетии, когда России будет не до молодого недавно созданного государства, потому что собственные проблемы необходимо было бы решать в первую очередь. Для предотвращения дальнейших подобных попыток требовалось предъявить в международный суд мнений веские доказательства, то есть следовало обязательно захватить живыми тех, кто сможет дать конкретные показания. Эту самую сложную задачу по захвату пленных подполковник Бурлаков взял на себя.

Александр Григорьевич покинул вертолет одним из первых, сразу после десантирования группы обеспечения безопасности, мало смутившись прыжком на покатый склон с высоты в два метра. Приземлился без проблем, поскольку, несмотря на штабную работу и сильную загруженность, боевой подготовки не чурался и держал себя постоянно в хорошей форме. А потом, отскочив в сторону, оставалось только наблюдать, как производят десантирование солдаты. А они это делали в высоком темпе и красиво. Не старались, как подполковник, при приземлении на ногах удержаться. Спрыгивали, перекатывались, сразу освобождая место для прыжка следующему, и тут же, встав после переката на ноги и сохраняя инерцию движения, углублялись в заросли кустов, чтобы осуществить полное оцепление района высадки, подстраховать тех, кто высадиться не успел, и обеспечить скрытность действий. Боевую грамотность, что ни говори, в своих солдатах Максимов воспитал до уровня автоматизма. Подполковник не слышал, чтобы перед высадкой капитан давал какой-то особый инструктаж. Была команда к началу высадки, и начали, а все остальное делали уже привычно, как делали всегда и как положено было делать. Серьезное отношение к своей службе. Таких мальчишек врасплох не застанешь. Имидж спецназа ГРУ они поддерживают с честью. Начальник штаба бригады высадкой был доволен и даже одобрительно кивнул командиру роты, хотя всегда считал, что отличное должно быть нормой, а там, где подготовка на «отлично» не тянет, там уже образовался провал, который необходимо срочно ликвидировать, потому что никто не знает, когда предстоит идти в бой, и не подготовленный на «отлично» солдат в этом случае доверяет свою жизнь лотерее. А в военной действительности это недопустимо.

– Командуй, капитан, – распорядился подполковник, – строиться в маршевую колонну…

Вертолетные винты мешали слушать, вертолет взлетал почти вертикально, а при наборе высоты винты и двигатель особенно шумят, но капитан услышал и знаками отдал распоряжения командирам взводов. Два старших лейтенанта и один лейтенант заспешили к своим солдатам.

Подполковник Бурлаков наблюдал за сборами и с удовлетворением отметил, как быстро и без суеты выдвинулась вперед передовая группа из отделения, усиленного двумя пулеметчиками с РПК. Пулеметчикам положено идти впереди на случай непредвиденной встречи с противником. Два пулемета всегда в состоянии подавить встречный автоматный огонь и дать возможность остальным вовремя среагировать и занять удобную как для атаки, так и для обороны позицию. По флангам было выставлено по две пары солдат охранения. Только после этого командир роты посмотрел на начальника штаба бригады, и тот дал рукой отмашку – двинули…

Было даже слегка обидно, что все происходит без его, старшего по званию и по должности здесь, приказа. Но приказывать уже никакой надобности не было. Отмашку рукой за приказ, конечно, считать нельзя. Это только согласие.

Маршрут был долгим, рассчитанным на десять часов пешего хода, перемежающегося перебежками на отдельных, наиболее пригодных для этого участках. За весь маршрут подполковник Бурлаков предварительно высчитал две возможности получасового привала. Время привала входило, естественно, в общее время, отведенное для прибытия на место. Но трудным для передвижения выпал только один из участков – двухкилометровая полоса густейшего ельника. Но, если бы это был только чистый ельник, как показывала карта, все было бы нормально. Однако ельник зарос такими густыми кустами, что идти через них было невозможно. Приходилось в буквальном смысле слова продираться. Здесь времени потратили вдвое против отведенного. Но капитан Максимов своих солдат готовил хорошо, и потерю наверстали за счет увеличения количества участков, преодолеваемых легким бегом. Это было лучше, чем экономить на времени отдыха.

Подполковник Бурлаков поглядывал на солдат, пристраиваясь то рядом с одним из взводов, то рядом с другим, а потом к третьему перебегая. Так он обычно на учениях и тренировках делал, не замечая, что сам при таком приглядывании испытывает чуть не двойную нагрузку. Солдаты темп держали хорошо. Уставали, конечно, потому что никто, даже самые испытанные спортсмены-марафонцы, не в состоянии без усталости выдерживать такой маршрут по пересеченной местности, но держались и, судя по внешнему виду, запас сил имели еще достаточный, чтобы весь маршрут преодолеть без потерь и даже, если бы пришлось, могли бы с ходу вступить в бой. Чуть-чуть иная картина представала перед глазами подполковника, когда он присматривался к группе из шести офицеров его штаба. Эти, естественно, имели и опыт, и подготовку, но регулярной тренировки уже давно не имели и держались только на характере, через собственные ощущения не перешагивая, а даже стремительно перепрыгивая, чтобы об усталости не думать. Однако выглядели офицеры хуже солдат. И это следовало учесть на будущее и обязать штабных в обязательном порядке поддерживать боевую форму.

К первому привалу уже подошли почти вплотную, когда строй внезапно остановился. Александр Григорьевич заспешил вперед для выяснения причины…

Но уже сам капитан Максимов спешил к начальнику штаба бригады.

– Товарищ подполковник, бандиты… Идут параллельно с нами, чуть ниже по склону. Если дальше выдвинемся, нас могут обнаружить.

– Что такое бандиты? – недовольно переспросил Бурлаков. – Банда? Сколько человек, как вооружены? Докладывай, как полагается…

– Восемь человек. Идут колонной. У всех автоматы. Два разовых гранатомета «Муха», один гранатомет «РПГ-7». Ручной пулемет…

– Хорошо вооружены, – сказал Александр Григорьевич. – На серьезное дело, видимо, собрались. Может, из наших клиентов? Что предполагаешь?

– Выдвинуть по правому флангу два отделения, перекрыть дорогу, сзади отрезать пути отступления, в том числе и на противоположный склон.

– Действуй! Снайпера оставь со мной, остальными сам распоряжайся. Постарайтесь пару человек захватить живыми и сразу, пока дыхание не восстановилось, допросить. Кто такие, куда шли… После допроса расстрелять… Таскать с собой пленников у нас возможности нет…

– Понял, товарищ подполковник.

Максимов бегом отправился отдавать распоряжения. И сразу прислал к начальнику штаба старшего сержанта Нахимова, несмотря на морскую фамилию, отправившегося служить не на флот, а в спецназ ГРУ – снайпером. Сам подполковник Бурлаков, сделав старшему сержанту знак следовать за собой, торопливо вперед двинулся, чтобы выйти на точку, откуда можно будет рассмотреть все происходящее и, если будет необходимость, вмешаться в события посредством винтовки снайпера.

Колонна, первоначально остановившаяся, сейчас, сильно поредевшая, уже снова начала движение, но уже не в прежнем темпе. Видимо, Максимов распорядился выдерживать темп, задаваемый бандой, и не опережать ее всем составом. В опережение сверху ушли только два отделения, и еще три отделения двинулись вниз по склону, чтобы блокировать соседнюю сопку и обратную дорогу, не давая бандитам возможности выхода из окружения. Выход только один останется – прорываться через основные силы спецназа, которые себя до поры до времени вообще демонстрировать не собираются.

Александр Григорьевич вместе с не отстающим от него старшим сержантом Нахимовым обогнал первые ряды и быстро догнал идущий впереди дозор во главе с командиром второго взвода старшим лейтенантом Аношиным.

Дозор шел медленно, стараясь выбирать для тропы участки, прикрытые для взгляда снизу. Бурлаков на ходу вытащил бинокль, но к глазам его еще не приложил, поскольку местонахождение банды мог определить только по повороту головы старшего лейтенанта и дышащих ему в спину пулеметчиков. Вообще-то пулеметчиков обычно вперед выпускают, но в данном случае отступление от нормы осторожности было оправданным, поскольку командир взвода производил наблюдение и через «подснежник», коротковолновую миниатюрную рацию малого радиуса действия, предназначенную для координации действий внутри группы, направлял передвижение двух групп обхвата, возглавляемых двумя другими командирами взводов. Коротковолновые радиостанции на весь отряд подполковника Бурлакова имелись только у командиров взводов и командира роты. Сам подполковник посчитал, что для оперативного взаимодействия им связь важнее, чем ему, и для себя «подснежник» не оставил. Эта радиостанция, имеющая хождение чаще всего среди отдельных мобильных офицерских групп, то есть в элите элит спецназа, в линейных частях еще не вошла в обиход, хотя войти давно уже должна бы была. И спецназ любой, даже относительно слаборазвитой страны подобными средствами связи бывает обычно обеспечен, в отличие от российского спецназа. Но приходилось мириться с тем, что в России в современные времена каждый министр обороны занимается очередной реформой армии на свой извращенный вкус и чаще всего не понимает, что делает. И уж тем более не знает того, что делать следует. Иначе и быть не может, когда такой большой армией руководит человек не военный. Это в нейтральной Финляндии министром обороны спокойно может быть и женщина. И ничего страшного, потому что армия там по численному составу уступает даже силам Министерства внутренних дел. А у нас всегда большие дела с оглядкой на кого-то делают, но смотрят часто не в нужную сторону. Смотрели бы лучше на экипировку спецназа любого потенциального противника и сравнивали с экипировкой российского спецназовца. Тогда в голове министра обороны другие мысли появлялись бы, может быть, иногда даже умные…

Мысли эти привычно мелькали в голове подполковника, как они мелькают у многих армейских офицеров, но они почти не мешали ему оценивать ситуацию. Впрочем, оценивать ему пока еще было нечего.

– Где они? – спросил Александр Григорьевич.

Старший лейтенант через плечо коротко посмотрел, показывая, что вопрос слышал, и отключил «подснежник».

– Сейчас, товарищ подполковник, спустятся на дно ущелья и к ручью выйдут. У них еще один объявился, девятый… Впереди шел. Разведчик. Мы раньше его не видели. Он сейчас у ручья сидит. За кустами не видно. Из этого делаю вывод, что у ручья банда намерена устроить привал. Сейчас наблюдаю, выставят или не выставят охранение. Чтобы наши нечаянно не наткнулись. Вот… Идут… Из-за деревьев выходят…

Подполковник Бурлаков поднял бинокль. Тот у него был сильный. Тоже не отечественный. Таких мощных в российской армии не держат. Этот бинокль он захватил здесь же, в Чечне, у какого-то попавшего в плен арабского наемника. Боевой трофей, который положено, вообще-то, согласно положению о трофеях, сдать. Сданные трофеи, если они чего-то стоят, распределяются, как слышал Бурлаков, среди начальства. И он посчитал, что ему, участвующему в боевых операциях, бинокль необходим больше, чем какому-нибудь генералу из интендантов на охоте. И сейчас лишний раз убедился, что был прав. Рассмотреть бандитов в такой бинокль можно было хорошо. И не просто рассмотреть, но и оценить, что более важно. А оценка показала, что в банде только двое – люди опытные, возрастные и, наверное, немало на своем веку повоевавшие. Остальные же были совсем молодые парни, которым заморочили головы. Молодежь, пополнившая ряды боевиков уже после того, как основные военные действия на Северном Кавказе были завершены, как показывала практика, мало на что годилась. Современные джамааты не имели в своем распоряжении баз, где возможно было бы проводить долговременную и качественную подготовку. И потому молодые бандиты в бою часто терялись и не могли противостоять подготовленным бойцам. Хотя упорства и характера молодежи было не занимать.

– Я семерых насчитал… – сказал Бурлаков.

– Да, одного, видимо, оставили в охранении, – согласился старший лейтенант. – Значит, еще одного вперед вышлют. На склоны они обычно охранение не выставляют.

«Подснежник» в нагрудном кармане Аношина замигал красной лампочкой и подал слабый звуковой сигнал.

– Вызывают, товарищ подполковник… – старший лейтенант словно извинялся за необходимость продолжать боевую работу вместо разговора с начальником штаба. – Я передаю координаты бандитов обеим группам… Поговорить надо…

– Поговори… – подполковник Бурлаков словно бы даже удивился такой скромности своего офицера. – А мы пока со снайпером через прицел часового поищем. Нахимов!

Снайпер, как привидение, возник ниоткуда. Только что его не видно было, а теперь уже рядом. Умеет маскироваться даже в простейшей обстановке.

– Я здесь, товарищ подполковник.

– Слышал задачу?

– Я готов…

Нахимов показал, что уже снял с тепловизорного оптического прицела «винтореза» фирменный кожаный чехол…