Старший лейтенант Теймуразов вернулся через пятнадцать минут. Шел, оглядываясь на обгоревший танк, на разбросанные тут и там тела погибших солдат грузинской пехоты. Со стороны непонятно было, вдохновляет картина кровопролитного, но успешного боя старшего лейтенанта или, наоборот, угнетает. Ведьмин знал, что на людей, до этого не воевавших, впервые увиденная картина последствий взаимной человеческой ненависти может действовать по-разному. Одних это в состоянии сломать и раздавить, вызвать тошноту и омерзение к самому себе и ко всем, оставшимся в живых. Других, наоборот, возбуждает, заставляет воинственно раздувать ноздри и высматривать себе следующую жертву. Третьи зажимаются в себе, как рак-отшельник в своей раковине, и в дальнейшем всегда боятся нового боя и нового кровопролития.

Старший лейтенант со своими бойцами разговаривать не стал и сразу поднялся на крышу блок-поста в Василь Василичу.

– Товарищ подполковник, связь есть, работает нормально. Здесь кабель под землей протянут – мы сами копали сантиметров на сорок, грузины его не оборвали. Полковник Фриев у себя, поздравил нас с успехом, желал бы с вами поговорить...

Ведьмин оглянулся – грузинских танков, машин или пехоты, кроме тех, что остались здесь после боя, нигде не было видно. Только где-то в стороне – во всех, кажется, сторонах, кроме южной, грохотал бой. И даже не в самой глубине, куда направлялся, а еще и где-то восточнее, в стороне российского поста миротворческого контингента. А здесь уже тишина... Мертвая. Значит, можно пока чувствовать себя в относительной безопасности и на соседний осетинский блок-пост наведаться.

– Хорошо, я съезжу...

– Я с вами, если можно. Вдруг какие-то приказания будут. Должны быть приказания. Не сидеть же нам, в самом деле, здесь когда другие воюют!..

Вот-вот... Этого подполковник и опасался. Теймуразов, кажется, сильно вдохновился после такого успешного начала этой войны, и рвется снова в бой, рвется доказать что-то кому-то и себе в том числе.

«Плохо», – подумал подполковник. Сам-то он прошел обе чеченские кампании и знает, что война постоянно то к одним лицом поворачивается, то к другим, и успех при такой ее вертлявости бывает переменчивым. И нельзя думать, что ты всегда можешь побеждать. Это чревато неприятными сюрпризами. Война не прощает легкого к себе отношения. Чтобы побеждать, надо долго учиться воевать.

Машина стояла там, где ее поставили. Ключи были в замке зажигания. Сделав знак офицерам оставаться на местах, подполковник сел за руль. Справа пристроился старший лейтенант Теймуразов. Езда в дневное время на такой машине показалась вообще простой, тем не менее, подполковник Ведьмин удивился, как он умудрился проехать здесь ночью на достаточно высокой скорости, не потеряв колеса и не свалившись ни в одну из многочисленных ям. Умудрился проехать, и успел даже восхититься такой машиной. И как до него умудрился гонять здесь же, среди камней и ям, старший лейтенант Маврин. Видимо, удача, в самом деле, была на их стороне, что подтвердилось и утренним боем...

Знать бы, когда она отвернется, чтобы на нее не надеяться, а полагаться только на себя. Это очень важный вопрос для каждого военного профессионала...

На осетинском блок-посту царило оживление. Ополченцы уже знали, что на всех других участках защитники города отбиваются с большим трудом и несут потери. Они же здесь и грузинскую сторону основательно потрепали, и сами обошлись без потерь, только двоих слегка задело осколками от танкового снаряда, когда они высовывались из окопа. Но никто из раненых не собирался отправляться в глубокие тылы, все горели желанием и дальше воевать, и защищать свои позиции. Тем более никто не знал, как уйти в глубокий тыл, потому что полковник Фриев уже сообщил старшему лейтенанту Теймуразову, что Цхинвали почти полностью окружен. Относительно свободным пока еще оставался выход в сторону Зарской дороги, но сама дорога простреливалась грузинами и время от времени подрывалась грузинскими диверсионными группами. Здесь, на посту, ополченцы думали, что имеют право считать себя хорошими воинами, и это вдохновляло их, заставляло жаждать новых побед. Да, они не остановили полностью грузинскую атаку, но это было и невозможно. Главное, что они не дали себя победить и сами победили превосходящие силы противника.

– С удачным началом вас, новобранцы! – громко сказал Василь Василич перед тем, как войти в бетонную коробку блок-поста.

Осетины дружно загудели, довольные оценкой профессионала.

В углу помещения, на дощатом шатком ящике рядом с нарами, стоял перламутрово-розового цвета телефонный аппарат. Не привычный в районе боевых действий тяжелый полевой телефон с собственной системой аккумуляторного питания или даже с архаичной «динамо-машиной», а обычный и даже какой-то слегка замысловатый, с вычурным дизайном городской аппарат, показавшийся здесь совершенно неуместным предметом слегка фривольного интерьера. Первым к аппарату шагнул Теймуразов, набрал номер, обменялся несколькими фразами на осетинском с человеком на другом конце провода и протянул трубку Ведьмину:

– Полковник Фриев...

– Утро доброе, Казбек Николаевич. Хотя доброе оно не для всех. У вас там, я слышал, оно сильно хмурое...

– Тяжелое у нас у всех утро, Василь Василич, – отозвался полковник Фриев слегка сорванным и оттого хриплым голосом. Впечатление было такое, что он вот-вот раскашляется. – Но пока, даже к своему, признаюсь, удивлению, мы держимся, хотя грузины вот-вот сомкнут кольцо окружения. Тогда положение станет еще сложнее, но больше с моральной стороны, потому что мы из города выходить не собираемся, а если к нам кто-то придет, так это кольцо, думается, сам прорвет. Ты понимаешь, о ком я... Я хотел спросить, какие у вас планы на ближайшие часы?

– Это я у вас, Казбек Николаевич, хотел спросить, что делать гарнизону поста. Прорваться к вам они смогут?

Фриев молчал больше минуты, видимо, оценивая ситуацию и возможность прорыва для соединения сил.

– Они могут, конечно, ударить грузинской пехоте в спину, но это, думается, мало что даст. До нас не дойти – в спину расстреляют. Окружение плотное, грузинской пехоты слишком много... А мы при этом не будем иметь никакой возможности прикрыть прорыв огнем, потому что вынужденно сидим неплотно, чтобы иметь возможность все дыры в обороне заткнуть. Конечно, кое-где в самом городе есть теоретическая возможность пройти по развалинам домов, но там ситуация тоже сложная. Может быть, даже более сложная, непредсказуемая... Там грузинской пехоты больше, чем на боевых позициях...

– Не понял... – переспросил Ведьмин.

– Я, честно говоря, сначала не понял тоже. Мы хотели обхват сделать, и танками с двух сторон сбоку ударить. Начали обходить, а там – пехота... Это не пехота, это даже не армия, это толпа мародеров... – в голосе полковника звучало столько презрения и возмущения, что не услышать это было сложно. – Я понимаю, что мародеры промышляют везде, где есть война, но чтобы армия шла с целью пограбить дома, покинутые жителями, про такое я еще не слышал. Может быть, в Средние века так было... Да и то – только после победы полководец отдавал город на разграбление солдатам. Во время боя они воевать должны... А здесь все поголовно по очереди отправляются мародерничать. Одни приходят, другие уходят, работают посменно и без остановки, уже набили себе все танки добром... Мне сдается, что Саакашвили довел жителей своей страны до полной нищеты, потому что тащат все, даже женское нижнее белье... Мы захватили одного такого типа с узлом больше, чем он сам... Горбатился, еле тащил... Собирал, в основном, женские вещи, вплоть до нижнего белья и колготок. Говорит, жена просила... Его расстреляли как мародера, а не как военнопленного... Так что там проходы более опасны, чем перед танками...

– А сами жители где?

– В подвалах. Много погибло при бомбардировке города. Счет идет на тысячи... Часть мы смогли вывести. И сейчас еще выводят. Наши омоновцы сопровождают колонну за колонной, прикрывают собой, не давая грузинам сомкнуть кольцо, и выводят на Зарскую дорогу. Спасибо мародерам, что им не до беженцев... Им даже не до того, чтобы свои танки прикрывать, прикрывают только когда под завязку барахлом набьют...

– Я скоро со своими людьми ухожу в глубину грузинской территории. У меня приказ... Может быть, не сразу, может быть, сразу, не знаю, что скажет командование. Как вашим на посту поступать? Здесь от них пользы мало. К вам не прорваться. С собой всех я взять не смогу. Куда их направить?

– Василь Василич... Может, к майору Добровольскому прорвутся? У меня с ним есть связь. Я созвонюсь, он прикроет прорыв огнем... У него оборона компактно сидит, могут создать достаточную плотность огня.

– Он еще держится?

– Держится, хотя сам тяжело ранен. Но от эвакуации, еще когда можно было, отказался. Сейчас ведет бои в полном окружении. Трудно ему... И подмога ему кстати будет. У них там с боеприпасами туго. Снарядом оружейную комнату разворотило и все патронные ящики. Может, сможете доставить?

– У нас на ходу БМП. И грузинское БМП используем... И грузинские боеприпасы... Там гранат к РПГ-7 много. Хорошо. Я сначала разведку отправлю, через сорок минут сами двинемся... Ударим во фланг, со стороны дороги. У него там полнопрофильные окопы с пулеметной точкой. Пусть встречает...

– Ладно. Я сейчас сообщу майору, а потом буду ждать сообщения от самого Добровольского... Василь Василич... – в голосе Казбека Николаевича послышались просительные нотки.

– Да...

– Связь с Москвой есть? – вопрос прозвучал с надеждой.

– Есть.

– Обещают что-то?

– Мне только дали приказ работать. Больше ничего не знаю...

– И это тоже обнадеживает, – сухо сказал Фриев. – Не отозвали, а приказали работать. Значит, есть смысл работать. Будем ждать. До встречи...

Фриев отключился от разговора. Ведьмин повертел в руках трубку аппарата, по которому только что разговаривал, не понимая, откуда такая роскошь здесь взялась.

– Это я из дома забрал, – признался Теймуразов. – Все равно разграбят. Я на самой южной окраине живу. Жил то есть... И буду там жить.

Последние слова прозвучали настолько твердо, что подполковник Ведьмин ни на минуту не усомнился, что этот человек ни пяди своей земли и земли своих предков грузинам не уступит. Алыксандыру умереть легче, чем отступить и согласиться с поражением.

– Будем прорываться на пост российских миротворцев. Они все еще дерутся. Надо доставить им патроны. Грузите... Больше половины личного состава в две БМП и наш внедорожник не поместятся. Предлагаю сформировать передовую группу, хорошенько вооружить и отправить пешим ходом, – последние слова относились к старшему лейтенанту Теймуразову.

Тот козырнул, принимая предложение офицера чужого государства, как приказ.

– Отправим, товарищ подполковник.

– Командуй здесь. Найди водителя для грузинской БМП и несколько грузчиков. Пусть загрузят машину боеприпасами и заберут сюда. Не забудьте пулемет и побольше патронов к нему. Здесь он ни к чему... Те парни, что на нашей стороне, поедут со мной в машине.

– Я понял.

– Еще. Пленник где?

– В окопе связанный валяется.

– Жив?

– Стонет...

– Пусть его ко мне в машину забросят. Поговорить хочу.

Едва машина стала подъезжать к грузинскому блок-посту, как капитан Локматов и старший лейтенант Маврин вышли навстречу, уже полностью вооруженные и готовые к выступлению. Они слушали через «подснежник» разговор подполковника по телефону и лучше других знали, кому предстоит пойти в разведку.

– Готовы? – спросил Ведьмин, привычно не удивляясь понятливости своих офицеров.

– Готовы. Едем...

– Идете, – поправил командир, имея ввиду, что машину он уже реквизировал на собственные нужды.

– В казарме три велосипеда стоят. Кроссовые, хорошие, крепкие, многоскоростные... Можно сказать, почти бронированные, только гусениц не хватает. Два с великим удовольствием реквизируем.

– Дуйте... Имейте ввиду, что с транспортным средством вы чуть позже, возможно, понадобитесь, – В голове Ведьмина сразу стал возникать план дальнейших действий, в котором место велосипедам вполне может найтись. – Потому велосипеды не бросайте. Проверьте те холмы, где грузины минометы устанавливали. Есть там кто после взрыва минного склада? Можно ли там поставить пулемет? Оттуда все грузинские позиции должны быть как на ладони. Я еще не знаю, пойдем мы сами туда или будем прикрывать прорыв со стороны. Продумайте позицию. Особое прикрытие должны будем дать БМП. Одной гранаты хватит, чтобы взорвать весь склад, что мы везем. Смотрите, на вас полагаюсь...

– Проверим. Мы – дуем...

И они «дунули» сразу, как только выкатили велосипеды из здания казармы. Ветер нес пыль в лицо велосипедистам и подполковнику, который провожал их взглядом, и пыль эта, как отчетливо чувствовал Василь Василич Ведьмин, пахла гарью, хотя в той стороне на видимом пространстве ничего не горело. Военная пыль всегда пахнет гарью. Но, может быть, что-то горело дальше, там, где расположились российские миротворцы...

За спиной уже начали погрузку боеприпасов, что в большом количестве были заготовлены на грузинском блок-посту, наверное, еще давно. Для личного состава блок-поста столько и не нужно было, а склад, скорее всего, предназначался для наступающих войск. Но наступающие подойти не смогли. Значит, боезапас сгодится обороняющимся.

Говоря честно, боевая машина пехоты, загруженная боеприпасами, становилась опасной для всех, кто едет на ней, и даже для тех, кто окажется неподалеку. Но других транспортных средств не было, а много ли можно поместить во внедорожник, в сравнении с двумя БМП? Но и БМП тоже полностью загружать было невозможно – следовало куда-то и бойцов сажать. Именно потому часть бойцов Ведьмин и приказал отправить пешим строем. Впрочем, к этому строю стоило прибавить еще столько же, чтобы увести как можно больше патронов. И подполковник, прикинув, тотчас отдал относительно этого новые распоряжения – в боевой машине пехоты поедут только грузчики, и то в уполовиненном составе...

– Ты капитана Бессариона хорошо знаешь? – спросил Ведьмин пленника, вытащив его из «Ленд Ровера» за шиворот и усадив спиной к блок-посту прямо на земле. Земля не холодная, геморрой не заработает.

Пленник при перемещении стонал, и подполковник видел, что он не разыгрывает из себя несчастного. После столкновения с машиной любой застонет. Наверняка схлопотал несколько переломов. Тем не менее, церемониться никто не собирался, и голос Василь Василича показывал это. Но пленник тоже должен понимать, что шел он не на прогулку, шел он убивать осетин и русских, и потому ждать сердечного приема со стороны этих самых осетин и русских ему не стоит.

– Я его совсем не знаю. Только один раз видел.

– Что за парень? Хотя бы внешне... Впечатление!

– Горилла. Выглядит, как горилла, такой же злой и сильный...

Характеристика была не самая лестная и высказана была с опаской. Наверное, капитан стоил того, чтобы его опасались не только осетины, но и воюющие плечом к плечу с ним грузины.

– Горилла должна сидеть в зоопарке, – категорично сказал подполковник Ведьмин. – Где Автандил должен был с ним встретиться? Куда следовало отвозить трупы русских?

– Это только Автандил знал. Он нам... не говорил...

Пленник хотел, видимо, сказать «не докладывал», но побоялся, что это будет выглядеть грубо и вызовет активную реакцию со стороны спецназовского офицера. А активная реакция, на взгляд пленника, могла выражаться только в ударах. И потому подобрал другое слово, которое произносил уже заискивая.

– А если я тебе попрошу вспомнить? – Ведьмин наклонился, хмуря брови, и произнося слова с откровенной угрозой.

– Как я могу вспомнить то, что не знаю? Я не знаю... Мамой клянусь, я не знаю.

Он был слишком напуган, чтобы обманывать. У парня все тело ныло и болело. Это потом, может быть, к завтрашнему дню, боль станет привычной, и появится равнодушие к ней. Обычное явление. Завтра его уже можно будет бить, но ничего выбить из него не удастся. Сейчас парень говорил правду.

– Забросьте его в БМП, – приказал Ведьмин проходящим мимо грузчикам. – Пусть между ящиков лежит. Если придавит, беда не большая. Но хотя бы ящик о ящик стукаться не будет. Передадите его майору Добровольскому...

Пленника опять потащили за шиворот, он опять стонал и извивался.

Василь Василичу предстояло выработать и собственную линию поведения. Если ему с группой идти на прорыв вместе с осетинскими ополченцами, то придется запереть себя в окружении, и неизвестно, удастся ли оттуда выбраться, когда в этом возникнет необходимость. Значит, с осетинами придется расстаться, но помочь им совершить прорыв все же следует. Еще один важный вопрос – связь с капитаном Бессарионом. Бессарион разговаривал уже с Теймуразовым, думая, что говорит с Автандилом, и должен запомнить голос. Необходимо взять с собой старшего лейтенанта. Да и еще несколько человек в поддержку. Бессарион наверняка будет не один, а в три ствола создать необходимую одновременную плотность огня невозможно. Чтобы Бессариона уничтожить, следует иметь поддержку.

Сам Теймуразов, как предполагал подполковник Ведьмин, наверняка захочет остаться со своими ополченцами. Ведьмин приказать ему не может. Вернее, приказать может, но Алыксандыр имеет право не подчиниться. Значит, надо просить полковника Фриева.

С этими мыслями Василь Василич направился пешком в сторону осетинского блок-поста, где загружали вторую БМП. Теймуразов был там и командовал.

– С Фриевым меня еще раз свяжи – потребовал Ведьмин.

– Я уже телефон снял. Сейчас...

Старший лейтенант побежал к БМП и вытащил оттуда аппарат. Подсоединить его к проводам было делом минуты. Теймуразов набрал номер и опять заговорил по-осетински. Потом протянул трубку Ведьмину.

– Полковник Фриев...

– Казбек Николаевич, я к тебе с просьбой...

– Я думал, за новостями...

– А есть новости?

– Есть. Неприятные... Грузины прорвались сразу на нескольких участках. Они в городе. Контролируют примерно треть. Остальную территорию мы держим. Там у нас плотность огня достаточная. Думаю, надо было сразу их туда пустить. В улицах танки становятся удобной мишенью. Можем еще хоть неделю держаться. А они уже, похоже, выдохлись, особенно пехота. Застряла. Не идет на плотный бой...

– Я понял. Держитесь...

– Теперь слушаю твою просьбу.

– Мне нужен Теймуразов и еще несколько человек. Дело важное. Это относится к моему заданию. Только со своими парнями мне будет трудно его выполнить. Стволов не хватит...

– Парней-то выделить можно. А вот Алыксандыр... Кто вместо него командовать будет?

– Добровольский. Мы со стороны прикроем прорыв основной группы. Там, внутри кольца, есть опытные командиры... Если столько держатся, значит, опытные. Мы уйдем в сторону. А Теймуразов мне необходим. Его голос знают, по телефону слышали. Если я буду отвечать, все сорвется. Это, Казбек Николаевич, оперативная необходимость.

– Передай Алыксандыру, что я согласен. Только остальным с прорывом помогите...

– Передаю ему трубку...

Теймуразов разговаривал недолго. Лицо его поскучнело, но возразить ему было нечего: сам виноват – по собственной инициативе взял спутниковую трубку, когда та зазвонила, и повел разговор. В итоге ему и придется вести разговор дальше...

И, только мысли коснулись спутниковой трубки, она подала голос.

Василь Василич некоторое время смотрел на определитель, высветивший номер израильского подполковника Ицхака Леви, и собирался с мыслями, думая, как лучше коверкать английские слова. Потом ответил, решив, что ключевым словом в его разговоре должно стать о`кей. Все, кто плохо владеет английским, независимо от национальности, любят этот достаточно внятный американизм...

Для отставного подполковника израильского спецназа Ицхака Леви нынешнее состояние стороннего наблюдателя в операции, где он был одним из основных организаторов, было в принципе непривычным, и оттого сложным. Он вообще впервые в своей военной практике работал не в составе своих национальных спецслужб, где был просто обязан состоять не наблюдателем, а только непосредственным участником. Здесь быть участником не полагалось, и это было непривычно, и потому сильно утомляло. Сидеть и ждать сообщения, надеяться при этом на силы и таланты других, пусть и тобой подготовленных людей, и не иметь возможность повлиять на ход событий – все это гораздо утомительнее и сложнее, чем быть непосредственной и деятельной движущей силой операции, чем действовать, рисковать и побеждать.

Там, когда ты сам действуешь, есть уверенность в собственных силах, есть знание и ясность, что ты делаешь, хотя тоже приходится надеяться на смежные группы, потому что одноходовые операции – это вообще удел низших чинов нижних инстанций, а Леви всегда приходилось проводить сложные «многоходовки», в которых замешан бывает целый комплекс мероприятий, так или иначе влияющих на конечный результат. И все равно, сам делая свое дело на «отлично», веришь, что и другие, такие же опытные офицеры израильских спецслужб, свое дело делают точно так же. Другие офицеры, если они не молоденькие лейтенанты, тоже не могут быть неопытными, потому что выживание Израиля в окружении врагов заставляет каждого, кто носит погоны, ежедневно сталкиваться с трудностями и приобретать боевой опыт. И в итоге результаты обычно бывают положительными. А любой отрицательный результат становится тяжелым ударом по всем, кто операцию готовил. Так получил свой удар подполковник Ицхак Леви, отправившийся в отставку, когда сил и замыслов было еще много. И это все потому, что операция опять планировалась в расчете на данные ЦРУ и даже с применением американской военной доктрины в самой главной ее части. Американцы навязывают свою доктрину союзникам, как всегда стараются навязать все свое – образ жизни и мысли, отношение к тем или иным процессам и вообще все. Но время Америки прошло, и этого не видят только сами занудливые и самовлюбленные американцы. Тем не менее, кое-кто и в израильском генштабе американские постулаты слишком часто принимает за истину. Многие офицеры и обучение, и стажировку проходили в Штатах, и до сих пор не могут отделаться от устаревших постулатов. Так и случилось в той последней операции в Ливане, когда после массированных бомбардировок, почти уничтоживших кварталы, где обосновалась террористическая группировка «Хезболлах», не удалось захватить главных организаторов терактов, и, более того, войска встретили в жилых кварталах не подавленное настроение, не панику, а ожесточенное сопротивление, которое не удалось сломить. И израильская армия вынуждена была отступить со значительными потерями.

Сейчас, ожидая сообщений от своих групп, Ицхак Леви опасался, что и здесь, в Южной Осетии, произойдет то же самое, что тогда в Ливане. Хотя точно и не мог сказать, как осетинское ожесточенное сопротивление скажется на проведение его операции, потому что они связаны только косвенно. Но все остальное, похоже, повторяло Ливан. Американская доктрина опять дала сбой, не бежали вооруженные ополченцы от мощного артиллерийского удара, не зажали в панике уши и не попрятали оружие, чтобы выдать себя за мирных жителей. Их подавить не удалось, и они одними автоматами и гранатометами остановили мощную атаку грузинских танковых колонн, поддержанных пехотой, десятикратно превосходящей осетин в количестве. И много часов держались. Но прорыв все же произошел. Он не мог не произойти при таком силовом преимуществе. Но что сейчас происходит в городе, сказать трудно, потому что официальная информация в Грузии бывает прямо противоположной действительности. Даже для своих эта информация кардинально искажается, дезинформирует специалистов и не дает работать так, как того требуют обстоятельства.

Теперь, когда город не удалось взять с наскоку, вопреки мнению аналитиков ЦРУ, собравших, как казалось, подробнейшее досье на осетинское ополчение, ситуация может повернуться к Грузии иной стороной. Конечно, до вечера время, пожалуй, еще есть. Но до этого времени следует обязательно заблокировать выход из Рокского тоннеля. Иначе, если ЦРУ и в этом ошиблось, что Ицхака Леви не удивило бы, русские могут поспешить на подмогу остаткам осетинского ополчения, и, пока бои идут, это не будет рассматриваться, как вторжение в Грузию.

Но хотя бы Цхинвали... Хотя бы Цхинвали полностью захватить, и тогда Саакашвили уже может сделать заявление, что в Южной Осетии восстановлен конституционный порядок. Пусть это будет натяжкой, тем не менее... А пока грузинская сторона делает идиотские заявления о том, что русские установки «Град» всю ночь обстреливали Цхинвали... Слишком президент торопится. Никакой «Град» не может обстреливать город через Кавказских хребет. И при такой ситуации любой здравомыслящий человек поймет, кто в действительности уничтожал Цхинвали.

Грузинские правительственные чиновники не научились еще работать тонко, они не умеют просчитывать элементарные вещи и совмещать событие со временем. То, что показали по телевидению картину обстрела Цхинвали русской артиллерией, еще раз показывает это. Русские еще не выступили со своих баз, а город уже превращен в руины. Здравомыслящие люди спросят – кто это сделал? Но ответа им не понадобится, потому что возможность сделать это имеет только одна сторона. Следовало Саакашвили дождаться хотя бы начала авиационных бомбардировок.

И вообще, примета нехорошая... Есть ведь надежда, что русские выступить не успеют! Зачем же заранее говорить о том, что они выступили? Саакашвили просто сам накликивает на себя беду. И она может прийти...

Из-за этих событий можно было бы и не сильно расстраиваться, поскольку в конечном итоге страдают Южная Осетия и Грузия, а вовсе не Израиль. Хотя, если заглянуть глубже, Израиль в случае крупной неудачи грузин потеряет надежду на получение дополнительных ресурсов. Но он все равно ничего не потеряет своего, только лишь не приобретет, хотя и это тоже, если говорить честно, большое поражение. Да и, с другой стороны рассматривая вопрос: для возвращения на службу Ицхака Леви не будет тогда очевидной причины.

Но пока еще ничего не проиграно, пока партия в самом разгаре, и, хотя грузинские власти делают ошибку за ошибкой, они еще не потеряли шансов на успех. И главный их шанс – оправдать себя в глазах мирового сообщества и не допустить крупномасштабной наземной операции российской армии. А здесь уже должна сказать свое слово операция, которую разрабатывали полковник Редди Чарльз и отставной подполковник Ицхак Леви...

Редди Чарльз долго бегал по генеральному штабу в поисках хорошего кофе. Наконец, вернулся в кабинет, уже с нормальным цветом лица, но не слишком довольный.

– Хотя бы бразильский нашел. А то уже начал мучиться от головной боли... Представляешь, они здесь почти поголовно пьют растворимый, да еще немецкой или французской расфасовки. И еще спорят, какая расфасовка лучше. Не понимаю я таких вкусов. Хоть расстреляйте меня, не понимаю...

Честно говоря, эти глобальные проблемы начали уже раздражать Ицхака Леви. Но он понимал, что его раздражение связано напрямую не только с Чарльзом, но и, в несравненно большей степени, с отсутствием точной информации с мест. Наверное, и Редди Чарльз испытывает такие же чувства, и потому занимает себя всякой ерундой, чтобы отвлечься и не отдаваться раздражению полностью.

– Долго же ты ходил... Все кабинеты обшарил?

– Я за компьютером долго просидел... – полковник постучал по стене. Там, в соседнем кабинете, где Чарльзу была и кровать поставлена, стоял компьютер, выделенный на них двоих. – Проверял, что передают наши с АВАКСа. Там сейчас идет контроль в четырех уровнях слежения, и комплектация единой сводной позиции. Согласно последним данным, российские ВВС перебрасываются ближе к границе. Одновременно к месту дислокации авиационных частей идут несколько дополнительных составов с авиационным топливом, расконсервированы авиационные ракетные склады – это уже данные грузинской наземной разведки. Они тоже передают свою сводку нашему центру на АВАКС.

– И какие выводы? – поинтересовался Леви.

– Я запросил напрямую свой центр в Ленгли. Там целая группа аналитиков дежурит, переваривают всю информацию. Говорят, что к завтрашнему утру самолеты будут готовы. Следует на рассвете ждать начала бомбардировок.

– А ночью они летать не могут?

– Самолеты-то, наверное, могут, только они будут готовы только к рассвету. Аналитики просчитывают данные по всем российским военным учениям последних десяти лет. Таких, кстати, было неприлично мало. и вообще у их пилотов боевой практики почти никакой. Что-то там в Чечне налетали, но только отдельные эскадрильи. Думаю, можешь предупредить ракетчиков, чтобы готовились к утру... И Бессариона с Автандилом.

Леви несколько секунд подумал.

– Нет, я предупреждать не буду. Пусть уж лучше перестрахуются. Боюсь, ракетчики снова расслабятся. А Автандил с Бессарионом и без того ждут в напряжении. Пусть так же продолжают ждать...

Зазвонил городской телефон. Полковник подошел к аппарату.

– Пожалуйста... – и протянул трубку Леви. – Арчил Нугзарович, тебя опять...

Леви взял трубку.

– Слушаю, Арчил Нугзарович.

– Ицхак, другая наша группа нашла первую. Те сидят на месте, ждут связи. Все правильно – командир у них убит, заместитель командира тоже, возглавить группу некому. Они в готовности, но кто-то должен прибыть туда, чтобы их возглавить. Кто-то авторитетный для них.

– Арчил Нугзарович, я бы с удовольствием взялся за это дело, тем более что действие мне всегда больше по душе, чем ожидание. Но, во-первых, я не могу оставить первое дело, во-вторых, и там сейчас приходится ждать, и даже неизвестно, придется ли вообще проводить вторую операцию... Выступят русские?..

– Выступят, – заявил Арчил Нукзарович категорично. – По нашим данным, они готовятся, и на день опережают предполагаемый американский график.

– Да, я тоже не верю американскому графику... – Леви посмотрел в сторону полковника Чарльза, тот самодовольно усмехался. – Но ваши части успеют к этому времени все закончить?

– Они должны успеть раньше. По замыслу – они сегодня, до наступления темноты должны все закончить. Выступление нашего президента уже записано и готово к выходу в эфир. Мы все ждем...

– Мы тоже ждем.

– Боюсь, что может помешать российская авиация.

– По данным Ленгли, они только завтра утром смогут начать летать.

– По моим данным, сегодня к вечеру. Я свои данные докладывал командованию, но в генштабе, к сожалению, предпочитают верить американцам.

– Хорошо, что вы меня предупредили. У меня в этом прямая заинтересованность.

– Не за что. Но, мистер Леви... Я вообще-то могу на вас рассчитывать, если вы свои дела закончите? Это точно?

– Без сомнения, Арчил Нугзарович. Без всякого сомнения. Я готов...

– Господин полковник, как всегда, сомневается в данных американской разведки и преувеличивает возможности русских? – посмеивался полковник Чарльз.

– Вданных американской разведки я тоже сомневаюсь, – без улыбки ответил Ицхак Леви, – как и в данных любой разведки мира, кроме «Моссада». А что касается преувеличения возможностей русских, то это покажет только время. Ждать осталось недолго. Мне кажется, Арчил Нугзарович смотрит на вещи более здраво, чем другие...

– Здесь, дорогой Ицхак, ты жестоко ошибаешься. Смотреть на вещи здраво и сожалеть о своих лучших годах – это совершенно разные вещи. Арчил Нугзарович был когда-то полковником ГРУ, и это, согласись, несравненно больше, чем полковник грузинской разведки. Здесь сейчас в почете молодые доморощенные специалисты, которые локтями стариков расталкивают и кричат на каждом углу, какие они хорошие и толковые парни. Это что-то типа их бывшего министра обороны, который сейчас в Париже прячется. Всю нынешнюю войну, по сути дела. именно они делают. И еще рано судить, чего они стоят в действительности. А Арчил Нугзарович специалист, кажется, неплохой и даже толковый. Но ему не доверяют. И оттого у него вызрело недовольство собственным положением. И невольно в голове всплывают ассоциации. Он сравнивает свое положение там, в ГРУ, и здесь. И потому относится ко всему советскому, а теперь уже к российскому, с легким пиететом и, естественно, занижает результаты других сторон. Это происходит не умышленно, но обязательно. И потому к словам Арчила Нугзаровича прислушиваться следует, но при этом сопоставлять его данные с другими данными и на его данные делать легкую скидку. Что он говорит в этот раз?

– Он говорит, что, по данным грузинской разведки Российские самолеты могут начать бомбардировку уже сегодня к вечеру.

– Совершенно нереальный срок. Они не могут доставлять авиационное топливо авиацией, как не могут авиацией доставлять боекомплекты для своих штурмовиков. Этого никто не может. Чтобы провести серьезную авиационную операцию, следует подготовиться к ней соответствующим образом. Нет, это нереально...

– И график наземной операции, по мнению Арчила Нугзаровича, на сутки опережает расчеты ЦРУ. Русские готовились раньше, и выступят потому раньше.

– Здесь есть еще одна тонкость, Ицхак... Прежнему президенту, возможно, хватило бы жесткости и решительности. Нынешний слишком мягок для резких шагов – оступиться боится. А прежний сейчас находится в Пекине на открытии Олимпиады, обсуждает положение с нашим президентом, но оба говорят не то, что думают. Обычное дело. Россия не сразу решится, а когда решится – будет поздно. Но нам главное, чтобы они начали все-таки бомбардировки. Тогда мы сможем своей акцией остановить наземное вторжение. Весь мир будет возмущен, весь мир настроится против России. Он уже настроен против России, я смотрел в интернетовских новостях. А после нашей акции... Надо только вовремя разбудить журналистов. Надеюсь, они уже проспались после вчерашнего начала боевых действий. Всю ночь праздновали. Саакашвили распорядился, чтобы грузинское вино, которое запретили для ввоза в Россию, текло рекой...

– Вот этим я сейчас, пожалуй, и займусь.

Этим в самом деле уже подошло время заниматься. Потом может оказаться поздно – часть журналистов просто разъедется по своим делам.

– Действуй, Ицхак. Мне всегда трудно общаться с журналистами. Слишком уж я их презираю, а они это чувствуют. А вообще... Ты все уже подготовил, машина смазана и находится в движении... Если Арчилу Нугзаровичу очень нужно взять тебя в свою команду, можешь пойти. Я без помощников обойдусь. Договорись только с журналистами, и можешь считать себя свободным...

Слово «помощник» неприятно резануло слух. Отставной подполковник израильского спецназа сам себе отводил роль компаньона или, по крайней мере, заместителя, но никак не помощника, не «посыльного» при умном предусмотрительном полковнике. Да, Чарльз явно обиделся на высказывания против его родной разведки. Дурак, значит, если обижается... А ЦРУ все равно не «Моссад», и это следует знать каждому профессиональному разведчику...

– Я подумаю, – сказал Ицхак. – Может быть, стоит предложение и принять...

– Давай. Я сейчас к летчикам поеду. К моему возвращению, определись окончательно.

На этом и расстались, друг другом недовольные. Все американцы склонны считать Америку единственной страной в мире, а все остальные страны существуют, чтобы Америкой восхищаться и в Америку стремиться. И не может быть в принципе такого, считают они, чтобы у кого-то что-то было лучше, чем у них. И не ощущают, что постоянно получают щелчки по носу. Слишком высоко они свой нос задирают, чтобы что-то чувствовать и кого-то замечать.

Отставной подполковник израильского спецназа с журналистами работал под именем подполковника грузинского генерального штаба Мераба Григоловича Шания и при этом не скрывал, что он является гражданином Израиля. Это на случай возникновения вопроса на грузинском языке, хотя грузинских журналистов Ицхак не знал и общаться с ними смысла не видел. Он вообще был человеком рациональным и никогда не делал лишних движений. Общение с грузинскими журналистами Леви считал лишними движениями, потому что они были не в состоянии поднять тот шум, который собирался поднять он вместе с полковником Редди Чарльзом.

Предварительно позвонив, чтобы его ждали в баре пресс-центра для неофициальной пресс-конференции, поскольку официальных пресс-конференций разведчики никогда не устраивают – разве что, высокие руководители спецслужб могут себе это позволить, чтобы показать людям свое постоянное бдение. Но неофициальные пресс-конференции в практике разведок разных стран дело довольно привычное, и официально называются организованной утечкой информации. Это как раз тот случай, когда информацию предоставил источник, пожелавший остаться неизвестным. Чтобы проводить такие пресс-конференции, достаточно иметь знакомства среди нескольких членов журналистской братии. Можно делиться информацией только с ними, можно попросить их организовать более широкую встречу. Пока широкая встреча Ицхаку Леви была не нужна, и он намеревался удовлетвориться беседой с тремя хорошо известными ему людьми, двумя телевизионщиками и одним газетным фоторепортером.

В баре стол, где сидели знакомые отставного подполковника израильского спецназа, был уже заставлен бутылками с пивом, в основном опустошенными. Должно быть, и звонок Леви был принят уже здесь, в баре, потому что за те пятнадцать минут, что он затратил на дорогу, втроем они столько выпить не могли.

– Хорошо вам живется, – усмехнулся Ицхак. – Работаете, когда хотите. Не хотите работать, можете себе позволить пузо пивом надувать...

– У нас крепкие головы, – сказал старший из телевизионщиков, представляющий какую-то американскую компанию.

Младший телевизионщик был англичанином и потому пива мог выпить сколько угодно, будучи всегда уверенным, что трезв. Даже, если его основательно покачивало.

– Присоединяйтесь, мистер Шания. Пива на всех хватит.

– У меня голова не так устроена, – ответил Леви. – Я даже глоток хорошего вина позволяю себе только на ночь, перед тем, как в постель лечь, да и то не каждый день. Но мне хотелось бы, чтобы и вы проявили хотя бы, скажем так, корректную сдержанность и не злоупотребляли всякими такими напитками... – кивнул Леви на пустые бутылки. – Будет интересная работа, более того, работа будет не только для вас, но и для всех, кого вы пожелаете с собой взять. А я попрошу вас взять с собой как можно больше своих ребят, потому что ожидается интересное мероприятие. Такое не каждый день бывает, и представится ли еще такая возможность, точно сказать не могу. Это может быть и сегодня вечером, и ночью, и завтра утром. Я специально заказал автобус, чтобы набрать в него как можно больше журналистов. Это будет интересно...

– Вы нас давно уже заинтересовали своими намеками, – сказал газетный фотограф. – Мы-то пойдем, когда вы позовете. Но, чтобы позвать других, следует сказать им, что будет. Иначе они просто просидят целую ночь в пресс-центре, куда поступают новости, и будут отсылать в редакции только то, что дадут им официально.

Ицхак побегал глазами по сторонам, изображая некое подобие смущения.

– Ладно. В принципе, ничего сверхсекретного нет. Просто, согласно данным разведки, возможно уже сегодня вечером, хотя, скорее всего, или ночью или утром, начнутся бомбардировки Грузии российскими самолетами.

– Это уже интересно, – сказал старший телевизионщик.

– Это еще не интересно. Это было известно давно и сомнению не подлежало. Русские будут бомбить Грузию...

– А что тогда интересно? – спросил фотограф.

– Мы успели развернуть средства ПВО. Я в одном из отделов генерального штаба возглавляю команду, грубо говоря, охотников за сбитыми российскими летчиками. Сбитые самолеты обязательно будут. Летчики будут катапультироваться. За ними будут высланы эвакуационные команды. Наша задача не допустить к месту приземления летчика русских эвакуаторов и первыми захватить его. Так вот... Первого же летчика, которого нам удастся захватить, я готов предоставить в распоряжение журналистов. Так сказать, первый допрос, который сам собой должен перерасти в пресс-конференцию. Вопросы вы сами подготовите, я не буду ничего навязывать. Когда я буду задавать вопросы, попрошу меня не снимать и ни в коем случае не называть. Естественно, я буду, как всегда, без знаков отличия. А камуфлированные костюмы сейчас носят повсеместно. Но я не должен фигурировать в материалах как человек военный. Я для маскировки, возможно, даже фотоаппарат на грудь нацеплю...

– А где будет проходить эта пресс-конференция? – спросил фотограф. – Допрос то есть...

– Может быть, прямо в автобусе. Может быть, на свежем воздухе. Помещение мне никто не выделит. Но это, согласитесь, интересная задумка...

– Это гениальная задумка, мистер Шания, – сказал младший из телевизионщиков.

– Вот и договорились. Автобус я пришлю прямо к крыльцу. Предварительно позвоню. Естественно, вам придется ехать, а потом придется ждать, когда мы этого летчика поймаем.

– Ждать мы умеем. И народ на такое дело поедет с удовольствием.

– Тогда – до вечера. И... Поменьше пива. В автобусе нет туалета.

Задумка с журналистами принадлежала лично Ицхаку Леви. Полковник Редди Чарльз сначала даже не понял, как можно использовать журналистов в самом горячем месте, и самому при этом не обжечься. Редди посчитал это рискованным мероприятием. Но Ицхак все разложил почти поминутно. Естественно, отсчитывая от момента обнаружения сбитого летчика. Все получалось идеально, а, главное, естественно. Перемена ситуации, когда вместо допроса летчика журналисты снимут только что расстрелянное русским спецназом грузинское село, в котором даже гарнизона не стояло – станет мировой сенсацией и мощнейшим ударом по репутации России. Грузинский представитель при ООН с видеоматериалами на руках потребует экстренного собрания Совета Безопасности. И колесо закрутится... Так закрутится, что его будет уже не остановить. Это будет совсем не то, что делали сами грузины, когда якобы российские самолеты сбрасывали на территории Грузии ракеты, которые не взорвались. Тогда было много шума на первом этапе, но закончилось все разоблачением провокации. Здесь никакого разоблачения быть в принципе не может. Грузинская сторона даже не отдаст трупы русских солдат для опознания, поскольку военных преступников следует хоронить так, как хоронят террористов: даже без обозначения на могиле. А отсутствие у убитых документов естественно. Кто же берет с собой документы, когда выходит работать, тем более, убивать, на территорию соседнего независимого государства...