Последний штрих перед уходом с постов нанес старший лейтенант Теймуразов. Он в почти торжественной обстановке, под одобрительные возгласы подчиненных, сбросил с грузинского поста флаг Грузии, но флаг Южной Осетии на его месте, подумав, тоже вывешивать не стал, как советовали ему бойцы его отряда.

– Мы уходим. Придут грузины, и над нашим флагом надругаются. Не хочу... Я и над их флагом надругаться не хочу. Это вопрос мужской чести, и мы не будем, как они...

Подполковник Ведьмин такое поведение старшего лейтенанта молча одобрил, и в знак одобрения раскрыл перед старшим лейтенантом дверцу машины.

Сюда же, в машину, сели еще пятеро. Машина девятиместная, если посадить еще и капитана Локматова со старшим лейтенантом Мавриным, будет полный комплект. Все в бронежилетах, как рыцари в доспехах, тесновато, но ствол в бою лишним никогда не бывает. Можно было бы еще двоих на полу пристроить, но тогда в машине повернуться будет невозможно. А это в критической ситуации может оказаться опасным. Под ногами у бойцов второго ряда подполковник приказал поставить ящик с патронными лентами для пулемета, багажник, где по бокам располагалось четыре сиденья, загрузил ящиками с зарядами для РПГ-7 и автоматными патронами. С таким вооружением можно было вступить в серьезный бой.

В пути подполковник не разгонялся сильно, потому что колонна с теми, кто не вместился в БМП, вышла только пятью минутами раньше. Но колонне следовало идти своим путем, им же предстояло дорогу покинуть и совершить объезд, чтобы зайти грузинскому блок-посту в тыл, пользуясь неровностями рельефа, подобраться на ближнюю дистанцию и вступить в бой неожиданно как раз тогда, когда их помощь идущим на прорыв будет необходима.

Холмистая местность, изобилующая оврагами, была не слишком удобна для передвижения машины, зато потом, когда необходимо будет подкрадываться к грузинской боевой позиции, эта местность позволит скрытно подойти вплотную. Однако при обязательном отступлении машине будет сложно лавировать среди оврагов и, по незнанию местности, вполне реально заскочить туда. где проезда не будет. И потому предстояло еще поколесить, отыскивая проезд, который необходимо запомнить, потому что назад придется ехать на высокой скорости. В принципе, все окрестности должны были уже обследовать велосипедисты-разведчики капитан Локматов и старший лейтенант Маврин. Однако связи с ними пока не было, и подполковник Ведьмин уже несколько раз повторял в микрофон «подснежника» вызов:

– Базилио, Волына, как слышите?. Я – Гранит, Базилио, Волына, как слышите?.Проснитесь...

Но эфир пока отвечал молчанием. Впрочем, Василь Василич этому не удивлялся и не беспокоился, потому что хорошо знал – «подснежник» обеспечивает устойчивую связь на дистанции около двух километров. Бывает, на ровном месте в условиях прямой видимости и при свежих аккумуляторах и до пяти километров осиливает. Но здесь ни одного из этих условий не было, и приходилось ждать, когда дистанция сократится. А она сокращалась медленно, потому что подполковник направил машину не напрямую, а в сторону, в глубокий тыл, из которого и следовало подступать. Но в конце концов направление пошло строго на северо-восток, к посту, звуки боя на котором из-за двигателя машины не всегда были слышны, но все же временами доносились.

– Гранит, я – Базилио, слышу тебя. Рули чуть правее, если мечтаешь с нами поговорить. Вот так, теперь напрямую, через триста метров овраг будет, его можно переехать справа. Там специально склоны взорвали, чтобы грузинские БМП проезжали. Дави на газ...

Ведьмин надавил на педаль и притормозил только около оврага, который преодолел в указанном месте.

– Стоп, машина! Приехали. Выгружайтесь. Еще на сорок метров правее в кустах яма есть. Там как раз машина поместится.

– Ты где сам залегаешь? – поинтересовался Василь Василич.

– Если постоянно подниматься вверх, не промахнешься.

– Я не промахнусь, но ты мне объясни, как можно подниматься вниз? – Ведьмин настаивал на правильности русской речи, но это не помешало ему жестом отдать команду, чтобы приступили к разгрузке машины. Сам из-за руля не вылез, чтобы машину отогнать в указанное укрытие.

Выгрузили тяжелый пулемет и большой запас лент к нему. К каждому из восьми РПГ-7 взяли по четыре гранаты. Это как раз половина всего боезапаса группы. Остальное оставили на дальнейшую операцию, где гранаты тоже могли сгодиться. Даже должны были сгодиться, потому что они годятся в любой боевой ситуации.

Подполковник отогнал машину. Яма, вопреки уверениям капитана Локматова, оказалась слегка тесноватой, и, заехав в нее, подполковнику пришлось выбираться через заднюю дверь, потому что передние открыть было невозможно. Вообще-то такое убежище было даже опасным, потому что не позволяло при отступлении провести быструю посадку. Но вполне можно было выслать вперед того, кто сядет при отступлении за руль, а остальные просто прикроют его. Кроме того, было удобно, что из ямы можно было вперед выезжать, а не сдавать задним ходом под слишком большим для любой машины углом. При движении вперед машины всегда угол преодолевают лучше, чем назад, а Ведьмин не знал силовых особенностей этого «Ленд Ровера» и предпочел бы не экспериментировать в боевой обстановке.

Локматов встретил их метров за тридцать до вершины холма. Сразу сделал предупреждающий жест открытой вперед ладонью.

– На вершину не лезть. С грузинских позиций просматривается.

– Уже? – удивился Ведьмин. – Быстро мы добрались...

– Господствующая высота. И коридор для взгляда сверху. Фланги другие холмы прикрывают, а весь центр как на ладошке...

Группа Ведьмина, при осмотре места накануне начала войны, подходила к грузинскому посту с другой стороны. Холм, конечно, видели, но на него не взбирались.

Сделав знак старшему лейтенанту Теймуразову следовать за собой, подполковник, достав бинокль, двинулся к вершине. Капитан Локматов тут же обогнал командира, показывая, откуда обзор лучше всего. Залегли втроем.

– Плохой наблюдательный пункт... – сказал подполковник. – Не видно флангов, следовательно, не видно места прорыва. Почти не видно российских позиций...

– Зато виден грузинский командный пункт. Можно хорошо накрыть его пулеметом. Там укреплений, практически, никаких. Небольшая ямка с бруствером в сторону нашего блок-поста. Со спины они открыты. Пулемет их там на клочки разорвет.

– Граната разорвет лучше, – подсказал Теймуразов. – Пулемет бы в прикрытие прорыва...

– Соглашусь, – не согласился Локматов. – Граната будет не хуже, а пулемет в прикрытии прорыва окажется на месте. Только как отступать будем? Отступать придется быстро, с прискоками. Кто с этим пулеметом побежит? Его просто так не унесешь... Придется бросить, чтобы людей не терять, а он нам потом, не исключено, очень сгодится...

– Придется бросить... – не предположил, а высказал окончательное мнение подполковник Ведьмин. – Только затвор заберем, чтобы больше против нас не использовался... Где Волына? На работу пошел?

Работа для старшего лейтенанта Маврина предусмотрена штатным расписанием – он снайпер группы. И не использовать снайпера там, где его можно использовать, – просто грех и военное преступление.

– У грузин три снайпера. По центру и на флангах. Сильно наших достают, не дают голову поднять. Практически каждый выстрел – жизнь... По центру и справа уже дело сделано. Приходится по две пули тратить – на снайпера и на винтовку. На левом фланге снайпера, похоже, предупредили. Прячется... Леха место высмотрел – караулит.

– Его не высмотрят?

– Они вообще не оборачиваются. Думают, снайпер снизу лупит. У Добровольского свой снайпер есть, не знаю, жив еще? Мы его не высмотрели.

– Как это – в винтовку? – не понял старший лейтенант Теймуразов. – В человека, я понимаю. А в винтовку попасть, чтобы покалечить, даже с оптикой... Дистанция-то ого-го! У меня был «винторез», я его прицел знаю. Далеко.

– У него уже не только «винторез», – сказал Ведьмин. – Мы еще вчера утром здесь неподалеку трофейную «Фалкон 96» припрятали.

– Это что такое? – не понял Теймуразов.

– Чешская «дальнобойка». С глушителем. Эффективная дальность до двух километров. Американский прицел с тепловизором. Калибр «двенадцать и семь». Бойца в бронежилете прошивает навылет. Весь механизм любой винтовки тоже проломит. Есть смысл работать.

– И по командному пункту грузин, – сказал старший лейтенант, – есть смысл работать...

Подполковник с капитаном переглянулись. И кивнули друг другу.

– Волына, проснись... – позвал подполковник в микрофон «подснежника».

– Какой тут сон... – отозвался Маврин. – У меня смена только что кончилась. Норму выполнил. Но до постели не добрался. Только выхожу с рабочего места и слегка потягиваюсь.

– И дави в темпе к нам...

– Я без велосипеда, пешим ходом. Ждите.

Ждать, впрочем, пришлось недолго. Скоро фигура бегущего с длинной винтовкой в руках старшего лейтенанта показалась на склоне ближайшего холма. Маврин, вопреки своему утверждению, не потягивался, выписывал виражи, чтобы не оказаться в местах, простреливаемых с грузинских позиций. Но выписывал их умело, заранее зная, куда ему следует направляться и где следует свернуть. И, таким образом, уже через семь – восемь минут оказался рядом с подполковником Ведьминым и остальными, удивляя старшего лейтенанта Теймуразова своим почти ровным дыханием.

– Ты, случаем, не бегун-марафонец? – спросил Алыксандыр.

– Я – офицер спецназа, – спокойно ответил Маврин. – Сам не курю, и в совете нечестивых, то бишь, в обществе курящих не сижу...

Последняя фраза относилась к тому, что из кармана «разгрузки» Теймуразова высунулась, обещая вывалиться, пачка сигарет. Теймуразов проследил взгляд Алексея и засунул пачку глубже. Впрочем, закуривать во время боевого действия он и не собирался, хотя его ополченцы, что так и сидели ниже по склону холма, почти все курили.

– Дело только для некурящих, – сказал подполковник снайперу. – Отсюда весь командный пункт грузинского поста – как в тире. Ликвидация командования – залог нашей безопасности. И облегчение участи российского поста. Как они там, кстати? Держатся?

– Понял, командир. У меня и без того желание зрело поговорить с этим командованием. Только нехорошие люди стреляют в спину коллегам. И нехороших надо учить, чтобы они лучше стали. Я вообще не слышал, чтобы миротворцы нападали на миротворцев. Причем на миротворцев третьей страны. Это нонсенс. Будем исправлять местные подлые нравы. Каждым выстрелом – навсегда.

– Да, такая винтовка раненых не оставит, – заметил Теймуразов.

– Почему? – возразил снайпер. – Если попадешь в мизинец и не будет рикошета, кто-то может и в живых остаться... А с такой оптикой можно даже в мизинец целиться.

– Я про наш пост спросил, – напомнил Ведьмин.

Старший лейтенант Маврин вздохнул.

– Не знаю как и за счет чего, но еще держатся. Даже танк подбили. «На честном слове, и на одном крыле», но стоят...

– Все. Занимай позицию, нас Сережа дальше поведет. И то скоро группа прорыва появится. Пулемет с собой забираем. Будет преследование, бросим...

Капитан Локматов кивком выразил готовность вести группу дальше, но, желая ее усилить, взял у старшего лейтенанта Маврина свободный пока «винторез», которым пользоваться тоже умел, хотя и не имел навыков профессионала...

Позиция была выбрана правильная, и Локматов сразу показал, что и вариант быстрого отхода он точно предусмотрел, хотя этот отход должен был бы осуществляться, во избежание попадания под обстрел, по достаточно крутому склону оврага. Там пришлось бы перепрыгивать через стволы поваленных деревьев, спотыкаться о камни и испытывать постоянное желание спуститься или ниже, на дно, где обе ноги будут стоять ровно, или выше, на открытое место. Но и там и там путь отступления становился простреливаемым. Стоило одному человеку с ручным пулеметом занять позицию внизу, и вся группа могла бы полечь на месте. Точно так же можно было бы расстрелять всех и наверху, если поставить на вершину холма пулемет.

– У них девять ручных пулеметов. Какие-то не наши, похоже, очень скорострельные, со сменными стволами. В бинокль клеймо не рассмотрел, но внешне конструкция незнакомая. Я просчитал время. Чтобы нам добраться до оврага и им добраться до вершины холма – примерно точка в точку попадает. Как раз – они пулеметы выставят, мы с глаз скроемся. Успеваем... Расчет брал, приблизительно, по самым медленным. Самых медленных, я про курящих говорю, придется гнать первыми, самим прикрывать. Потом догонять.

Здесь даже окоп копать необходимости не было. Окопы уже были наполовину вырыты для себя личным составом минометной батареи, которую собирались выставить здесь грузины, но громадная яма неподалеку говорила, что майор Добровольский умело воспользовался предоставленным ему пультом управления взрывным устройством. Что стало с личным составом, оставалось только догадываться. Взрывной волной грузинских минометчиков одинаково могло и до позиций российских миротворцев добросить, и до Тбилиси донести. А наполовину вырытых окопов вполне хватило бы для скоротечного, незатяжного боя. Из-за невысокого бруствера удобно вести сверху прицельный огонь не только из автоматического оружия, но даже прямой наводкой из гранатометов, а обороняться на этой позиции группа долго не собиралась. Главная слабость позиции состояла в том, что с нее можно было вести бой только против одного левого грузинского фланга и чуть-чуть против центра. Основные же части центральной линии и правый грузинский фланг вполне могли под прикрытием холма совершить быстрый маневр и ударить по группе сбоку. Поэтому возрастала роль снайпера, который должен не только лишить грузинские части командования, но и предупредить о перегруппировке грузинских флангов.

– Рассредоточились! – отдал команду Василь Василич. – Начинать будем залпом из гранатометов. Волына, внимательней с правым флангом. Будут выдвигаться, ищи командира.

– Понял, – отозвался снайпер. – Не просплю...

– Теймуразов! От меня не удаляйся. Могут позвонить...

И звонок тут же последовал. Ведьмин только руками развел, посмотрел на определитель – кто звонит? – потому что с подполковником Леви он собирался разговаривать сам на исковерканном английском. Но это звонил Бессарион. Василь Василич протянул трубку Алыксандыру:

– Капитан по твою душу.

Разговор получился не быстрым, велся на грузинском, и понимали его только осетины, которые выросли в Грузии и рядом с грузинами и этим языком владели свободно. Спецназовцам оставалось только ждать, когда разговор закончится.

Теймуразов отдал трубку подполковнику и переводить начал не сразу.

– И что? – спросил Ведьмин.

– Мне кажется, Бессарион что-то подозревает. Он расспрашивал меня, как все прошло у нас на посту. В подробностях. Пришлось на ходу придумывать, как храбро мы дрались против осетин. И осетины, сказал, хорошо дрались. Не хотели отступать. Потом Бесо спросил, куда пошел гарнизон поста. Я сказал, все двинули позади танков и пехоты в Хетагурово, и уже принесли несколько узлов с вещами. Грабят, подбирают, что не сгорело. Сказал, что даже мне телевизор принесли и подарили, потому что себе уже каждый по два притащил. Я спрашивал, куда нам подъехать...

– Это ты зря... – заметил Локматов. – А если место встречи обговорено заранее?

– Нет... Бессарион сказал, что с дороги надо будет свернуть налево, но к селу не ехать. Там его пост стоит, он и сам недалеко. Спросил, когда будем. Я сказал, что собираемся заглянуть к соседям. Там с российскими миротворцами еще воюют, потом двинем.

– Не нравится мне этот разговор... – глядя в землю, заметил Ведьмин. – Он уже звонил раньше и ничем не интересовался. А тут вдруг проснулся... Теперь следует ждать звонка мистера Леви. Бессарион, наверняка, собирал информацию по его просьбе.

Но подполковник Леви пока не звонил, а события начали уже развиваться – сверху хорошо было видно, что осетинские ополченцы начали выдвигаться на позицию для прорыва и вскоре их могли увидеть на грузинских позициях. Но только тогда, когда они покинут овраг, по которому приближались к линии огня. Одновременно среагировали и российские миротворцы, усилив перестрелку как раз с того фланга, где подходили осетины, и отвлекая внимание на себя. С российских позиций, в отличие от более высоких грузинских, невозможно было заметить подход соседей. Связи между отрядами не было. Значит, майор Добровольский просчитал время подхода правильно и поторапливает прорыв, помогая ему в меру своих сил.

Согласно плану, сначала должны подойти вплотную пешие ряды и занять позицию, потом на высокой скорости со стороны должны идти две боевых машины пехоты. Причем первая из них грузинская, с грузинским гербом на башне, что должно ввести грузинское кольцо окружения в заблуждение. Только при приближении БМП на критическое расстояние осетины должны пойти в атаку и выйти на саму линию окружения одновременно с техникой. Но атака начнется лишь после удара группы подполковника Ведьмина. Таким образом, определить время начала атаки предстояло именно Василь Василичу, как и осуществлять командование поддержкой прорыва, и потому он не хотел, чтобы в это время раздался звонок подполковника Леви. Во-первых, он не должен слышать звуков боя, а, во-вторых, чтобы просто не отвлекал и не мешал руководить огневой поддержкой прорывающихся осетин.

Но выбирать не приходилось. Вовремя Ицхак Леви не позвонил. Должно быть, получив сообщение от капитана Бессариона решил взять паузу и подумать. Только над чем думать? Со стороны группы Ведьмина прокола, кажется, не было. Думать, это, значит, проявлять недоверие. Как вариант можно рассматривать ситуацию, когда к подполковнику Леви пришла информация со стороны. Не откровенная, не стопроцентная, иначе он просто не стал бы Бессариона просить позвонить Автандилу. Информация, требующая проверки. И Леви решил проверить. Удовлетворен он или нет ситуацией, угадать невозможно, да не стоит ломать себе голову в момент, когда две боевые машины пехоты уже начали поднимать пыль чуть в стороне от основного театра военных действий. Но приближались довольно быстро. И даже возникло опасение, что за облаками пыли грузины не смогут увидеть на башне свой герб. По крайней мере, Василь Василичу даже в сильный бинокль его видно не было.

– Волына, я – Гранит! Как себя отцы-командиры ведут?

– Биноклями вооружились. Куда смотрят, не вижу. Стоит испортить им зрелище?

– Не торопись. Я дам команду, которую ты услышишь. Начинаешь вместе с нами...

Ведьмин прикинул, сколько осталось до окопов, заметил, как разворачивают грузины гранатометы навстречу БМП, и вычислил момент, когда должны сойтись все силы вместе. Пора было готовиться.

– Разобрали цели. В первую очередь накрывать их гранатометчиков. После залпа первые номера перезаряжают гранатометы, вторые работают автоматическим оружием. Базилио, смотри в прицел. На тебе охота за гранатометчиками, которые уцелеют...

Минуту длилась напряженная тишина.

– Приготовились...

Василь Василич считал метры и секунды.

– Огонь!

Сам он стрелял из автомата, но уже и цель почти не видел, потому что одновременный взрыв в окопах и рядом с ними шести фугасно-осколочных зарядов РПГ-7 был равноценен взрыву снаряда от тяжелого артиллерийского орудия и поднял сразу столько пыли и всего, что мог поднять и разорвать, что видимости не было, практически, никакой. Но стрелять можно было и в эту пыль, в это облако, потому что память запечатлела не хуже фотографии, где располагался окоп, какую он имел конфигурацию и в каком месте грузинские бойцы сидели наиболее плотно. А уж крупнокалиберный пулемет довершал дело...

Атака была настолько неожиданной, что в других окопах не сразу среагировали, но разобраться с тем, откуда стреляют, было несложно, потому что со своей позиции русские миротворцы достать гранатометами грузинский окоп никак не могли, его могли достать только с одного места в окружности, и уже через минуту пули стали взбивать фонтанчики пыли в невысоком бруствере. Но долго этот обстрел продолжаться не мог, потому что одновременно начали стрелять и легкие пушки боевых машин пехоты, и вырвавшиеся из оврага осетинские добровольцы, и бойцы российского поста, правильно среагировавшие, и пытающиеся подавить огнем уже не левый грузинский фланг, который и без того был практически подавлен, а центр, откуда пытались обстреливать холм. И обстрел сразу прекратился, что позволило группе дать еще два поочередных залпа, каждый из трех гранатометов, по той же линии окружения. Таким образом, на этом участке грузины уже едва ли смогли бы выдержать удар прорывающихся, тем более что с ближней дистанции вступили в разговор и пулеметы БМП.

– Гранит, я – Волына...

– Что у тебя?

– Из шести человек трое старших израсходовались, один, похоже, в большом чине. Фуражка у него уж очень красивая. Лампасов вот только не видел – ноги в окопе. Но он такого нагоняя остальным давал, что не иначе – генералиссимус! Я его точно под фуражку... Остальные спрятались. Караулю, когда высунутся, но они имеют возможность уползти из зоны видимости по окопу. На всякий случай я разбил аппарат полевой связи. Теперь на фланги позвонить нельзя...

– Понял, карауль правый фланг. Они сами должны сообразить, и выдвинуться.

– Караулю.

И в это время прозвучал вызов по спутниковой трубке. Василь Василич посмотрел на определитель. Звонил подполковник Ицхак Леви.

Звуки боя мешали разговору. Но всегда можно сказать, что группа Автандила рядом с русским постом и там идет бой.

– Мистер подполковник... – опять нещадно коверкая английские слова, сказал Ведьмин.

Ицхак Леви громко и демонстративно прокашлялся в свою трубку. Ведьмин замолчал. Понимая, что это какой-то знак.

– Вы, товарищ подполковник, в самом деле так плохо говорите по-английски или просто играете? Если можете, то говорите нормально, чтобы мне проще было понять. Я хочу поздороваться с вами. Кажется, вас зовут Василий Васильевич? Если можно, я буду вас звать просто Василий. Мне так легче...

Ведьмин чуть дар речи не потерял. Но ненадолго.

– Если вам так удобнее, то пожалуйста. Я буду звать вас Ицхак. Не возражаете?

– Договорились.

Еще на подходах к кабинету Ицхака Леви остановил старший лейтенант грузинской разведки, один из сотрудников отдела, руководимого Арчилом Нугзаровичем.

– Извините, господин подполковник. Ваш кабинет закрыт. Арчил Нукзарович дозвониться не мог и послал меня за вами...

– Я же сказал господину полковнику, что включусь в вашу работу только после окончания своей. Я сам с ним свяжусь. Пока я своей сильно занят.

– У нас есть сообщение, которое касается непосредственно вашей работы, кажется...

– Что за сообщение?

– Арчил Нукзарович вам скажет. Наши передовые части захватили в Цхинвали капитана русской разведки из пятьдесят восьмой армии. Он что-то интересное рассказал.

– Пойдемте.

Так, не заходя к себе, отставной подполковник израильского спецназа опять отправился в то крыло генштаба, где располагался разведотдел. Арчил Нукзарович при появлении Леви встал и сделал жест, требуя, чтобы три офицера с картами, что заняли приставной стол, вышли. Команда была выполнена мгновенно.

Леви сел сбоку от стола, где и раньше сидел.

– Под Хетагурово ваши парни были? – сразу спросил полковник.

– Вообще-то, где мои парни находятся, Арчил Нугзарович, знает только несколько человек, и это секретные материалы. Но я вам могу признаться: мои парни там были.

– Я так и подумал, раз там были «командос»...

– А что случилось? Они что-то натворили? – спросил Ицхак, предполагая, будто знает, что именно могли натворить его «командос». Возможно, Арчилу Нугзаровичу не понравилось переодевание и похищение трупов, и он посчитал это надругательством над мертвыми. Но это вопрос нравственности, а в разведке приходится проститься с таким понятием.

Арчил Нугзарович вздохнул непритворно.

– Не успели натворить. А хотели?

– Они хотели выполнить боевое задание. А что случилось?

Арчил Нугзарович вздохнул еще раз и переложил папку с бумагами с одного края стола на другой. И словно бы подыскивал английские слова, чтобы объяснить случившееся.

– На них вышла отдельная мобильная офицерская группа спецназа ГРУ. Ваши «командос» в это время на посту сидели вместе с нашими миротворцами. Около сорока человек. Хороший гарнизон. И три офицера спецназа ГРУ...

Ицхаку пауза не понравилась до такой степени, что по спине неприятный холодок прошел.

– И что?

– Я повторяю: три офицера спецназа ГРУ. Вы знаете, что такое отдельная мобильная офицерская группа спецназа ГРУ?

– Я знаю, что такое спецназ ГРУ. Это элитные воска в российских вооруженных силах. Но это все равно не израильский спецназ.

– Я думаю. – согласился полковник. – Не израильский. Но согласно тому, что я знаю, равных спецназу ГРУ подразделений в мире пока нет. Это официальные данные, подтвержденные анализом боевых операций в разных странах за последние тридцать лет. Производили исследования аналитики британской разведки. Нет таких парней и в израильском спецназе. Поверьте уж мне... И спецназ ГРУ – не просто войска специального назначения. Это элитные войска во всем спецназе России. В разных видах спецназа. А отдельные мобильные офицерские группы – это элита элиты. Раньше, помню, эти группы создавались для работы преимущественно ликвидаторами. Потом их стали шире использовать. Но туда берут только лучших офицеров. Лучших по всем показателям, начиная от общего интеллекта, кончая боевой подготовкой...

– Это в вас говорит гордость за предыдущее место службы. Но какое долгое предисловие... – слегка высокомерно проговорчал Леви.

– Предисловие слишком долгое. Зато повествование будет совсем коротким, – Арчил Нугзарович, кажется, слегка рассердился. – Эти трое, или даже, кажется, двое из трех, потому что командира, как мне сказали, с ними не было, за секунды уничтожили всех, включая ваших «командос». Вами, специалистом израильского спецназа подготовленных «командос». Да, забыл... Одного в плен захватили, но он толком ничего не знает о вашей предстоящей операции. Они его, кажется, до сих пор с собой таскают. Почему-то не расстреляли.

– Интересные сведения. Расслабились, значит. Войска прошли, танки прошли – и... Я говорил им, что во время войны расслабляться нельзя никогда, даже дома. Расслабление многих хороших специалистов сгубило..

– Ни войска, ни танки тогда еще не прошли, – сказал Арчил Нугзарович. – Спецназовцы захватили пост во время артиллерийской подготовки, перед нашим наступлением. И заняли его своими людьми. Когда танки пошли на Хетагурово, осетинский пост вступил в бой, и спецназовцы, пропустив танки и пехоту, ударили им в спину из-под грузинского флага. В результате мы потеряли там почти роту солдат и три танка. А пост остался не взятым. Остальные войска прошли стороной, оставив в тылу значительную силу, которая может в любой момент по ним ударить...

Леви слегка растерялся. Он думал, что эти события произошли совсем недавно.

– Но... Но я же разговаривал по телефону с командиром группы... Автандил отвечал...

– Нет там больше Автандила. И вам отвечал русский подполковник. Зовут его Василий Васильевич Ведьмин. Он сам говорил об этом...

– У вас хорошие информаторы...

– Из Цхинвали доставили пленного русского капитана Стеклова, офицера разведотдела пятьдесят восьмой армии, который накануне нашего наступления собирал для своего штаба данные о нашей передислокации. Он все рассказал. Этот капитан постоянно находился при командире осетинского миротворческого «аланского» батальона полковнике Фриеве. Фриев поддерживает с подполковником Ведьминым телефонный контакт, поскольку спецназ использует часть людей Фриева в своих боевых действиях.

– Значит, блок-пост все же уничтожали не двое спецназовцев... – напомнил Леви.

– Нет, всего двое. Там все солдаты и двое из ваших «командос» сидели в замкнутом пространстве, у костра среди каменного забора. Их всех накрыли двумя гранатами из РПГ-7. Убивать было уже некого...

– А еще трое моих парней? Они...

– Эти, по словам пленного капитана, спали в машине и бестолково выскочили под выстрелы. Я понимаю, что вам жалко затраченных на обучение усилий, но факт остается фактом. Начало вашей операции провалено, точно так же, как провалено обученными вами людьми начало нашей операции. У вас есть шансы исправить положение хотя бы в одном из случаев?

Леви хмуро задумался. Арчил Нугзарович уже не выглядел просителем, он обвинял, и обвинял, имея на руках непробиваемые аргументы. Причем в лице отставного подполковника Ицхака Леви он обвинял, кажется, саму систему подготовки израильского спецназа. Даже слова были схожи с теми, что были сказаны Ицхаку перед предложением выйти в отставку.

– Пожалуй, наша операция может быть провалена окончательно и есть, может быть, смысл дать «отбой», но мне предварительно следует проверить точность ваших данных, посоветоваться с полковником Чарльзом, поскольку операцией руководит он, и подумать, что можно вытащить из ситуации... Следует выйти с минимальными потерями. Ваша же операция пока не провалена, и она, мне кажется, находится во вполне контролируемом состоянии. Здесь ситуацию можно исправить. Скорее всего, я возьмусь за это, если полковник Чарльз окажется не прав, и не произойдет все так, как предсказывало нам ЦРУ, то есть, русские опоздают и смысл ваших действий пропадет сам собой. Я уже разговаривал с полковником Чарльзом. Он не против моей работы с вами. Я позвоню вам чуть позже, Арчил Нугзарович, тогда и договоримся окончательно. Пока запомните номер моей спутниковой трубки. Она выходит из предыдущей операции, значит, пригодна для следующей...

Сообщение Арчила Нугзаровича оказалось для отставного подполковника израильского спецназа большим ударом. Ударом и по самолюбию, ударом и по его профессионализму, ударом даже по всей системе подготовки спецназа в «Моссаде». И такой удар перенести было сложно. Ицхак почувствовал, что кровь прилила к голове. И хорошо, что он дочерна загорел лицом, иначе грузинскому полковнику видно было бы, наверное, что он покраснел. А Ицхак никому и никогда предпочитал не показывать своих чувств.

Предполагая, что полковник Чарльз уже вернулся в кабинет, и не желая разговаривать при нем, Ицхак пошел в свою комнату, которую использовал только в качестве помещения для кратковременного отдыха. Там вытащил трубку и набрал номер Бессариона.

– Бесо... Ты разговаривал с Автандилом. Ты вполне уверен, что это Автандил?

– Я не могу этого знать, мистер Леви. Я не знаком с Автандилом. Но оба раза мне отвечал один и тот же человек. Голос я узнал.

– Он без акцента говорил?

– Трудно сказать... Да, вот сейчас вспоминаю, он говорил слишком правильно, как иностранцы говорят. А акцент если и был, то, скорее всего, похожий на осетинский. Чуть жестче говорит, чем говорят грузины. Напевности нет. Но я могу ошибаться. В Западной Грузии так говорят.

– Автандил из Батуми.

– Значит, он мог так говорить. Но это, повторяю, я сейчас вспоминаю. Мне надо бы еще раз поговорить, чтобы прислушаться...

– Мог быть русский акцент.

– Нет. Русский акцент совсем другой. А есть какие-то предположения?

– Есть опасения подставы русского спецназа. Но это не конкретно... – решил Леви на всякий случай смягчить картину. – Подозрения шаткие, и на них опираться нельзя...

– Как мне проверить?

– Позвони. Расспроси, как прошла атака на осетинский блок-пост. Потом мне позвони. Сам позвони. Я буду ждать.

– Хорошо. Я позвоню сейчас же.

Ицхак отложил трубку, не стирая последний номер, чтобы потом стереть сразу два, и посмотрел на часы. День пролетел незаметно, и вечер близко. Уже половина шестого...

Отчего-то вдруг захотелось кофе. Но подниматься в кабинет и встречаться в полковником Редди Чарльзом не хотелось. Хватит того унижения, что Ицхак получил в кабинете Арчила Нугзаровича. Если Редди опять назовет его помощником, без которого можно обойтись, Леви может взорваться и наговорить много глупостей. А это совсем ни к чему. Кроме того, не хотелось при Редди с Бессарионом разговаривать. Кто знает, как может повернуться ситуация, кто и как будет искать виновных в провале. А провал может состояться большой, судя по тому, что Арчил Нугзарович ничего не сказал Леви о полном взятии Цхинвали. Согласно плану, насколько помнил Леви, к восемнадцати часам сопротивление в городе должно было быть подавлено. Осталось полчаса. Едва ли за полчаса что-то изменится. Что такое бои в городе, Ицхак Леви знал не понаслышке по ливанским поселениям и по Сектору Газа. Там уже не имеет такого решающего значение численное преимущество. Там все решает дух и отчаяние, личные качества бойцов, их подготовленность к городским боям, имеющая свою специфическую, достаточно сильно разнящуюся с полевой направленность. И было сомнение, что скороспелая грузинская армия будет в состоянии город взять. Откуда сомнение пришло, Ицхак сам не понимал. Ведь совсем еще недавно ни о каком сомнении не то что слов, даже мыслей не было. Была только уверенность, что все пройдет хорошо, Грузия добьется своего, Израиль получит свое. Сейчас, когда оказалась под угрозой собственная операция, и все положение грузинской армии показалось уже не таким радужным.

Бессарион позвонил через несколько минут.

– Мистер Леви, я поговорил с ним. Да, похоже, что это говорит житель морского побережья. Так еще в Абхазии говорят. Там тоже произношение жесткое. И в Батуми тоже, и в Поти. Я не могу точно сказать, грузин говорит или нет. Но это не русский. У русских нотки совсем не такие. Они некоторые наши звуки с трудом выговаривают и часто спотыкаются.

– Ладно... Что он тебе рассказал?

– Спросил, где мы встречаемся. Я сказал, что после поворота к селу его встретит наш пост. Меня позовут. Потом расспросил его, как Хетагурово брали. Осетины, говорит, дрались хорошо. Но их перебили. А потом наши миротворцы пошли в разбитое Хетагурово, каждый по узлу барахла набрал. Это на правду похоже. Телевизоров себе набрали. И Автандилу подарили. Сейчас они двинулись в сторону русского поста. Там все еще бой идет. Хотят полюбопытствовать...

– Что, русский пост еще держится? – удивился Леви.

– Держится, говорят. В окружении дерется. Но он Цхинвали уже не прикрывает. Главные силы в Цхинвали ушли, пост оставили за спиной. Там постепенно додавят...

– А что Автандилу там делать?

– Узнать обстановку. Посмотреть, с соседями поговорить...

– Может, все и так. Может, я зря беспокоюсь... – сказал Леви. – Ладно. Когда он приедет?

– Как только самолеты летать начнут, сразу двинет...

– Ты готов?

– Конечно.

– Удачи!

Отставной подполковник отключился от разговора и стер из памяти оба звонка. Хорошо было бы самому съездить на место и увидеть Автандила, чтобы не сомневаться. Но, если Автандила нет, это значит сразу попасть в лапы русскому спецназу.

Леви долго сидел у себя в комнате, соображая. Вопрос с Автандилом так и не решен, и будет ли он решен – неизвестно. Что это значит? Это значит, что операция может сорваться в самом начале. Как могут развиваться события? Русский спецназ, естественно, на беседовать с Бессарионом подъедет. Высадит несколько человек заранее, подберутся к посту, снимут часовых, уничтожат группу Бессариона. Потом по одному уничтожат всех остальных, что в оцепление выставлены. Кого-то допросят. Узнают, что создан коридор, по которому будут гнать сбитого летчика. Начнут коридор чистить. На этом все и закончится. И даже журналисты никому не понадобятся. Вот и весь сценарий провала.

Что может сделать в такой ситуации Леви? Можно дать команду «отбой» и снять всех, кто уцелел. На кого в этом случае падет вина за провал операции? На российский спецназ? Нет, вина падет на отставного подполковника Леви. Тот же полковник Чарльз с удовольствием переложит все на Леви, заявив, что он занимался другими вопросами, а начало операции и все действия «командос» контролировались Ицхаком Леви. И даже не подумает взять на себя хотя бы часть ответственности, потому что не знает морских правил – только один капитан всегда отвечает за гибель судна. Но Редди Чарльз не тот капитан, что захочет отвечать...

С другой стороны, если Автандил жив, а пленный русский капитан просто выдал дезинформацию? А Леви даст команду к свертыванию. Вот тогда провал будет полностью на нем. И тогда его обвинят правильно...

А что случится, если Леви не даст «отбой» и операция провалится? Подумаешь – погибнет несколько грузинских «командос». Это внутреннее дело Грузии. И здесь вина будет... Здесь вина должна быть на Редди Чарльзе, потому что Ицхак Леви должен уйти в сторону. Сам Редди Чарльз настаивает, чтобы Леви ушел. И пусть расхлебывает то, что там будет. И никто не в состоянии будет обвинить Леви. Да, он получил сигнал от Арчила Нугзаровича. И сигнал проверил через Бессариона. Бессарион звонил Автандилу. Он и раньше с ним по телефону разговаривал. И узнал голос. Это был Автандил. Леви сам проверить не имел возможности, и потому вынужден был положиться на слова капитана. Это естественно – полагаться на слова подчиненных. Если на их слова не полагаться, то зачем тогда они вообще нужны? А что получилось дальше – это уже отставного подполковника израильского спецназа не касается.

Что Ицхак теряет, если переходит с операции на операцию? Ну немножко славы, если операция будет удачной. Но, по большому счету, славы в этой операции не заработаешь, потому что ее результаты будут преданы гласности совсем в ином виде, чем все будет происходить в действительности. Вот во второй операции – это да, там при благоприятном исходе действительно будет слава, и такая слава в состоянии решить исход войны. Операция то есть в состоянии решить. Или повлиять существенно. Но заслуги будут учтены.

А Редди... Полковник Чарльз слишком возомнил и о себе, и о своей разведке. Пусть сам расхлебывает, что получится...

Леви решительно встал и пошел в кабинет. С полковником Чарльзом, идущим от лестницы противоположного крыла, они встретились у дверей, замедлив оба шаги при виде друг друга так, словно уже были врагами.

– Что? – спросил полковник.

– Журналисты готовы. Будут ждать твоего звонка. Я тебе передам все номера. Будешь обзванивать, интересоваться...

– Уходишь к полковнику?

– Кроме меня, там никто не справится. Другого эти парни не послушаются.

– Ладно. Катись... Знаешь уже?

– Что? – насторожился Леви.

– В восемнадцать ноль-ноль русские самолеты начали бомбардировку грузинских позиций.

– Значит, Арчил Нугзарович прав, а ЦРУ в очередной раз обгадилось? – не сумел Леви сдержать улыбку.

– Ну и катись к своему полковнику, и побыстрее... – Чарльз откровенно обозлился и перешел ту черту, за которой начинаются вульгарная грубость и хамство. – Я сам доложу начальнику разведки, что передал тебя на другую операцию. Ты мне только мешаешь.

Редди, похоже, был уверен, что теперь все пойдет в соответствии с планом. И Ицхаку очень захотелось, чтобы с Автандилом в самом деле беда случилась. Вот чего он не умел и совершенно не желал этому учиться, так это умению прощать.

– Так телефонные номера тебе дать? Или без них обойдешься?

Полковник, кажется, и в кабинет Ицхака пускать не пожелал – тут же, на месте и вытащил трубку, чтобы занести номера в память.

Непростительная глупость для разведчика. Но что с него взять – ЦРУ, это далеко не «Моссад». Но и грубить бывшему офицеру «Моссада» тоже не нужно бы...

Уже в длинном коридоре генерального штаба, когда он направлялся в сторону кабинета Арчила Нугзаровича, Ицхаку пришла в голову мысль о провокации. Ведь можно очень легко проверить, на месте ли Автандил. Или на его месте этот, как его... подполковник Ведьмин Василий Васильевич. Какое имя, язык сломать можно.

Усмехнувшись, Леви остановился и набрал номер. Ответили опять не сразу, но трубка отчетливо доносила звуки серьезного боя. Слышались и взрывы, и частые автоматные очереди.

– Мистер подполковник... – наконец, издеваясь над английским языком, сказал кто-то.

Ицхак Леви громко и демонстративно прокашлялся в свою трубку. И пошел ва-банк:

– Вы, товарищ подполковник, в самом деле так плохо говорите по-английски или просто играете? Если можете, то говорите нормально, чтобы мне проще было понять. Я хочу поздороваться с вами. Кажется, вас зовут Василий Васильевич? Если можно, я буду вас звать просто Василий. Мне так легче.

Пауза затянулась. По крайней мере, Ицхак убедился уже по этой паузе, что его прекрасно поняли. Интересно было бы узнать, что ответят.

– Если вам так удобнее, то пожалуйста. Я буду звать вас Ицхак. Не возражаете?

Вот так-так... Значит, и о нем этому подполковнику если не все, то многое известно. А Ицхаку очень не хотелось бы, чтобы где-то в международных кругах высветилось его имя. Не та это операция, участием в которой можно гордиться. За такую, если она будет удачной хотя бы частично, свободно отдадут под международный суд по военным преступлениям. Но Ицхак растерянности не показал.

– Договорились.

– Вы что-то желали сообщить мне?

– Спросить, как вы умудрились моих ребят обломать? Там была хорошая квалифицированная команда...

– Разве? Двое моих ребят этого не заметили, – возразил русский спецназовец.

– Ладно. Перейдем от лирики к прагматизму, если вы, Василий, не возражаете.

– Я не возражаю.

– Вы хотите закончить ту операцию, которую сейчас проводите?

– Конечно.

– Я могу предложить вам два варианта развития событий. Варианты кардинально разные.

– Слушаю.

– Согласно первому, я сейчас даю команду «отбой», все силы сворачиваются и покидают места временной дислокации. И у нас с вами получается боевая ничья. В этом случае не вы не выигрываете, ни я не проигрываю. Проигрывает только официальный руководитель операции полковник ЦРУ Редди Чарльз. Но тоже проигрывает не смертельно. Он просто остается без дела.

– А вы, Ицхак?

– А у меня уже другое задание, и я выбыл из этой игры. Меня она не заботит. Я просто спасу жизни нескольких грузинских «командос», которые, благодаря своей неплохой подготовке, еще смогут доставить вам и осетинам немало неприятностей.

– Есть в вашем варианте и плюсы и минусы, – сказал подполковник Ведьмин. – А второй вариант? Иначе как я могу выбирать.

– Сразу прошу понять меня правильно. Я гражданин другой страны.

– Да, вы же офицер «Моссада»...

– Вы и это знаете... Ладно. Мое мнение о ГРУ становится лучшем, чем было... Так вот, как гражданину Израиля, мне, по большому счету, наплевать на всю эту войну. Есть тонкости, есть какая-то заинтересованность, но, повторяю, по большому счету, наплевать. Тем более когда ситуация становится такой, что мое терпение готово лопнуть. Я никогда бы не поступил так, воюя за свою страну. Но здесь... Итак. Мне очень надоел полковник Чарльз. Он меня обидел, прямо скажу. И мы расстались. Я вышел из операции и хотел бы, чтобы она провалилась. Вы можете работать, как вам заблагорассудится, я никого не буду предупреждать о вашем участии. При этом вам по-прежнему следует отвечать на звонки Бессариона и теперь уже полковника Чарльза, который будет звонить вместо меня...

Подполковник Ведьмин ответил достаточно холодно.

– Хороший вариант. Чего вы требуете взамен?

– Чтобы нигде в ваших отчетах не упоминалось мое имя...

– А если ваше имя будет упоминаться не в моих отчетах?

– В отчетах ваших подчиненных?

– Мои подчиненные не пишут рапортов, пока жив их командир. Если ваше имя всплывет где-то с другой стороны?

– А при чем здесь вы? – не понял Ицхак.

– Я здесь ни при чем... Я в своем рапорте не буду упоминать вас, хотя, признаюсь, мне бы очень хотелось до вас добраться и допросить по всей форме...

– Вот и хорошо. Только относительно добраться – это нереально...

– Пожалуй, с нереальностью я, как человек практичный, соглашусь. Но очень уж хочется... – голос русского подполковника звучал мечтательно.

– Так о чем мы сможем договориться, если сможем? – Ицхаку Леви такая мечтательность не слишком пришлась по душе, и потому он продолжил разговор в более холодных тонах.

– Давайте остановимся на втором варианте...

– Согласен, – Ицхак помедлил, громко усмехнулся и добавил то, чего Ведьмин, конечно, не ожидал от него услышать: – Удачи вам...