Алчным женщинам я доверяю: это такие личности, которые жаждут облизать каждый дюйм твоей кожи и всунуть свой нос во все дырки. Это прекрасно. Это абсолютно естественно. Женщины с таким характером не ждут от тебя слишком многого. Джилл же ожидала слишком многого и слишком многое уважала. Она уважала то, чего вовсе не существовало в действительности. Похоже, ее вообще мало интересовало мое прошлое, столь важное для большинства женщин. Им вечно хочется взять твое прошлое под контроль. На мой взгляд, это достаточно разумно.

Но Джилл подходила ко всему совсем не так, как другие. Она жила слишком приватно, была слишком осмотрительной, и раз в десять более вежливой, чем надо. Джилл всегда ждала, когда ее о чем-нибудь попросят, а таким путем вряд ли можно многого добиться.

Мы оделись для вечернего выхода еще перед просмотром, потому что после него собирались сразу пойти ужинать. Пока шел фильм, Джилл все время крутила в руках золотую цепь, которую я подарил ей на день рождения, то накручивая ее на пальцы, то снова раскручивая. Несколько раз я заметил на ее лице улыбку, но вслух она не засмеялась. Я стал нервничать. Если бы Джилл громко захохотала, я бы почувствовал себя гораздо лучше, но никаких смешков слышно не было. А когда фильм кончился, наступила та самая неловкая пауза, которая обычно бывает по окончании подобных просмотров.

Пауза длилась секунд пять. Для меня этого было вполне достаточно, чтобы пожалеть, что Джилл вообще оказалась на моем жизненном пути. Джилл не будет мне лгать. Она считала, что фильм у меня поганый и собиралась мне прямо так и сказать. Я это знал. Я наблюдал за лицом Джилл. Не знаю, но, наверное, я бы тут же в нее влюбился, если бы только она мне на этот раз соврала. Тогда мне стало бы так же хорошо, как если бы Джилл вдруг проявила алчность. Человек, не способный на ложь во имя возлюбленного, не вполне нормален, это точно. Я сам удивился, насколько важным оказывается было для меня ее мнение. После этого мы бы могли пойти на ужин, а потом – домой потрахаться. Может быть, я бы на ней даже женился. Кто знает? Жить с Джилл вместе было очень приятно – пусть даже она несколько зациклилась на здоровой пище, все равно приятно. Но если она не станет говорить то, что мне так необходимо услышать, тогда пусть все летит к такой-то матери. Это для меня слишком важно.

– Ну ладно, – сказал я. – Тебе фильм не понравился. Хрен с тобой. Хочешь пойти поесть?

– Хочу-у, – сказала Джилл и дотронулась до моей руки.

Я выдернул руку, встал и вышел из зала. Джилл догнала меня у машины.

– Оуэн, не надо так, – сказала она. – Я не умею быстро реагировать на фильмы. Ты ведь это знаешь.

– О, отцепись от меня, – сказал я. – Мне твои объяснения не нужны. В любом случае просто не понимаю, как это я имею дело с женщиной твоих лет. В Калифорнию приезжают за молодостью, а не за морщинами.

Не произнося ни слова, Джилл села в машину. Я заткнулся. Джилл способна пропускать мимо ушей любые оскорбления в течение минимум двадцати минут. Значит, я буду только зря растрачивать свое дыхание.

– Меня удивило, что монтаж делал Джимми Бойд, – сказала Джилл. – Джимми Бойд вырос вместе с Джонни. Я его знаю с тех пор, когда ему было пять лет.

Джонни был сыном Джилл. У нее было связано с ним столько моральных проблем, в основном из-за испытываемого ею чувства вины, что я старался никогда о нем не упоминать и избегать любых разговоров на эту тему. Джонни был почти взрослым; он жил самостоятельно, в какой-то коммуне в Нью-Мексико. По-видимому, у матери с сыном произошел разрыв, но меня это нисколько не трогало. Не хватало мне еще подростка, который бы ненавидел меня за то, что я трахаю его мать!

– Я хочу сказать, что Джимми работает хорошо, – произнесла Джилл. – Монтаж получился вполне удачным. Я знаю, что ты не стал его делать сам, потому что у тебя просто не хватает терпения. Это сделал паренек, для которого я когда-то готовила поп-корн. И от этого у меня какое-то странное ощущение, только и всего.

– Зря ты оправдываешься, – сказал я. – Все равно я бы не смог сделать такой фильм, который бы тебе понравился. И ты сама это знаешь.

Я так разозлился на Джилл, что чуть было не наскочил на парня, парковавшего машины у ресторана.

– Ты совсем не умеешь говорить то, что нужно, и тогда, когда нужно, – сказал я, усевшись. – Я знаю, ты считаешь, что не можешь так поступать из-за этой твоей долбаной честности, а на самом-то деле это – чистый эгоизм. Ты предпочитаешь быть справедливой, пусть даже от этого другим будет плохо.

Джилл вертела в руках салфетку. Взгляд ее был устремлен куда-то вдаль.

– Пока что ты мне так и не сказала, что ты о моем фильме думаешь. Я лишь узнал, что ты жарила попкорн для этого режиссера монтажа.

– Боюсь, все дело в том, что я не очень-то люблю сатиру, – сказала Джилл. – Она, на мой взгляд, показывает все односторонне и упрощенно. И в самом деле, ведь совсем не трудно изобразить и Эльмо, и Винфильда, и всех нас как полных тупиц. Если бы я умела по-настоящему обращаться с камерой, я бы могла, например, представить тебя как самого беспардонного человека во всем Голливуде.

– Но это так и есть, – сказал я. – Я действительно – самый беспардонный, и все они – полные тупицы. И если ты так сильно печешься о правде, почему же ты никак не хочешь с этим согласиться?

Джилл покачала головой.

– Ну должно же быть хоть какое-то сочувствие, – сказала она. – Когда сатиры немного, в этом ничего плохого нет – мы все ее заслуживаем. Но ведь ты мог показать нас хоть с какой-то долей симпатии. Над этим фильмом так долго трудилось множество людей! И все мы совсем не такие уж смешные, какими ты нас показал.

– Вот почему я всегда уважала Тони, – продолжала она. – Он, по крайней мере, относился к людям с уважением и симпатией.

– Ну, знаешь! Я никогда не смел даже надеяться, что сравняюсь с такими великими мира сего, как Тони Маури, – сказал я. – Я думаю, я – не тот человек, который тебе нужен. Стоит мне только повернуться, как я тут же натыкаюсь на какой-нибудь пьедестал.

Вечер получился отнюдь не праздничный. Я впал в депрессию. Джилл попыталась как-то смягчить обстановку и поднять мне настроение. Она даже сказала какие-то лживые приятные слова о моем фильме, но было слишком поздно. Она выбрала для этого самое неподходящее время. Чтобы она сейчас ни говорила, все звучало фальшиво. А любая фальшь, исходившая от Джилл, была куда хуже, чем вранье настоящего лжеца.

Как только мы вернулись домой, я сразу же напился. Джилл тоже выпила порядком, может быть, стараясь составить мне компанию. Это ничему не помогло, потому что выпивка для Джилл – тоже притворство. А когда все кончилось, стало ясно, что теперь часов десять ее будет тошнить. Я чувствовал дикое отвращение к Джилл, а еще больше – к себе самому, за то, что вообще с ней связался. Трудно в это поверить, что при всем моем опыте, я мог вот так оказаться на крючке у женщины, мнение которой для меня драгоценно. В мире существуют миллионы женщин, которые никогда бы не отличили документальный фильм от кучи дерьма, а я связался с такой, которая действительно кое-что в этом смыслила. А самая большая глупость в том, что для устройства моих дел она мне вовсе не была нужна. А найти бабу для постели я мог где угодно, буквально на любой улице, тем более, на улицах такого города, как Лос-Анджелес.

Ничего мне не помогло – я чувствовал, что меня загнали в угол. От такой женщины, как Джилл, не так-то легко отступиться. Можно сказать:

– Тпру! Мэм, я ошибся! – и прямиком назад в открытую дверь.

А женщина, подобная Джилл, уничтожает все ваши самые простые инстинкты. Я все еще мог потрахаться где-нибудь на стороне, но беспокойство меня не покидало. Мне казалось, что все вот так и тянулось то вверх, то вниз, уже много месяцев подряд, словно я несся на каком-то бешеном аттракционе.

Единственное, что мне оставалось – попытаться отсюда убраться насовсем. Возможно, на это уйдут месяцы, но я уже был к этому готов. Позже, уже ночью, когда Джилл взобралась на меня, собираясь заняться сексом, я просто столкнул ее с постели. Уперся ступней прямо ей в живот и с силой отшвырнул. Джилл упала возле стула, пролетев через всю комнату. Было видно, что она в полном недоумении.

– Что ты делаешь? – спросила она.

– У меня ведь нет никакого сочувствия, – сказал я. – Я просто бесшабашный нахал из Западного Техаса. И гроша не дам ни за какое сочувствие, а от тебя меня просто тошнит.

Джилл решила, что заставит меня передумать. Она снова легла в постель. Я схватил ее, перекатил через себя и швырнул на пол с другой стороны кровати. На сей раз она ударилась о книжный шкаф, из которого вывалилось штук десять маленьких глиняных уточек. Увернуться от уточек она не успела.

– Ты пьян, – сказала Джилл.

– И ты тоже!

– Счастливого тебе дня рожденья! – сказал я. – Это у меня получается лучше, чем у тебя, как почти и все остальное. Я даже не знаю, что ты вообще умеешь, разве что сочувствовать.

Джилл собралась с силами, встала на ноги, взяла свою одежду и ушла. Я не придал этому никакого значения. Джилл не произнесла ни единого слова. Похоже, она спешила выйти из квартиры до того, как ее начнет тошнить. Мне было на все наплевать. Я понимал, что начиналось нечто такое, на что уйдет уйма времени. Я уже так поступал, и не один раз, а дважды. Может быть, Джилл вернется утром, или же через пару дней, но она непременно вернется. А до тех пор она будет болтать по душам со своими многочисленными престарелыми друзьями. И все они в один голос станут ее заверять, что я – сплошное дерьмо. Они все будут ей доказывать, что я всегда был к ней несправедлив, что она проявляла чистый мазохизм и только губила себя, встречаясь со мной, что у наших с ней отношений не может быть никакого будущего, что я только порчу ее репутацию, и еще кучу подобных истин, которые, скорее всего, были наполовину справедливыми. А может, они были справедливыми целиком. Для меня это было совершенно не важно. Эти старые развалины могли поздравить себя с тем, что подали Джилл такие хорошие советы. А потом высказать ей сострадание по случаю ее трудного положения и прийти к общему мнению о том, какой я мерзавец. Меня же абсолютно ничего не задевало. Джилл обязательно ко мне вернется. Она была совсем не такой организованной, как Лулу. Это Лулу умела просто все включать и выключать, будто жизнь – водопроводный кран. Джилл так поступать не могла.

Главная же шутка состояла в том, что я сам был далеко не организованным человеком. И именно этим я их всех и одурачивал. Я всегда искал счастливых возможностей, но никогда не умел ими пользоваться. Если б я это умел, то остался бы с Лулу. Со временем я бы сумел ее уговорить, и она бы упрятала старину Дигби в наркологическую колонию для хроников. И я бы все это провернул. Но Лулу мне была не совсем по вкусу, честно говоря. И потому я предпочел, чтобы у меня с ней все закончилось так, как мне подсказывали мои импульсы. Так, как это делает Джилл. Я ненавидел стиль жизни Джилл, но она все равно была мне очень близка. Уже после того, как я решил, что мне вообще наплевать, станем ли мы с Джилл снова трахаться или нет, оказалось, она меня по-прежнему к себе притягивала. И так оно и тянулось, даже после того, как мы оба твердо решили, что пришла пора всему положить конец.

Думаю, и Джилл и мне очень помогло то обстоятельство, что в действительности Голливуд совсем не так уж безнадежно деловит, как обычно думают сами голливудцы. Есть здесь и такие сверхгуманные личности, как, например, Бо. Однако, по большей части, население Голливуда составляют ленивые типы вроде меня. Одеваются они как интеллигенты свободных профессий, а на самом деле обыкновенные бабники. Естественно, многие из них трахают не тех, кого им надо; и фильмы они делают абсолютно не те, какие надо. Пожалуй, Джилл была даже в чем-то права, что не отделяла себя от съемочных групп – съемочные группы вынуждены быть профессиональными, а иначе их просто уволят или даже вообще не пригласят на работу.

Джилл не появлялась три дня. Я ей не звонил, не звонила и она. Я занялся покером и начисто проиграл Карли Хезелтайн, секретарше Бо. Проигрыш меня не удивил – я знал, что эта дама привыкла быть во всем первой. Просто я хотел испытать свою судьбу.

Джилл вошла в комнату как раз в тот момент, когда я подумывал, не поехать ли мне в Вегас или еще куда-нибудь. Лос-Анджелес стал действовать мне на нервы. На Джилл было красивое платье, а в руке – сценарий. Это наверняка означало, что происходят какие-то важные события.

– Ты все еще злишься? – в некоей нерешительности спросила Джилл.

– Могла бы позвонить и спросить, один я или нет, а уж потом приходить, – сказал я. – Ты ведь здесь не живешь, знаешь ли.

– Знаю, – сказала Джилл.

– А потому звони, как все нормальные люди. Это не общественное место, а частное.

– Оуэн! Мне кажется, ты переигрываешь с этим твоим хамством, – сказала Джилл. – Мне очень жаль, что все так получилось. Я не очень-то хорошо отозвалась о твоем фильме, и понимаю, что это могло тебя обидеть. Давай все забудем? У меня есть новости.

– На кой черт мне нужны твои новости? Джилл мои слова проигнорировала.

– Я сегодня обедала с Бо, – сказала она. – Ему твой фильм по-настоящему нравится. Похоже, он собирается потратить на него немало денег.

– Так пускай он скажет об этом мне, если уж ему и впрямь мой фильм нравится, – сказал я. – Ты ведь мне не жена, знаешь ли.

Конечно, Бо, наверняка, пытался сам мне позвонить. Я поручил телефонистке отвечать на все звонки, а сам даже не потрудился узнать, кто мне звонил. Разумеется, такое поведение не слишком хорошо характеризовало мой профессионализм, но в эти дни мне все было безразлично.

Джилл пожала плечами.

– Ты не очень-то понимаешь язык движений, как я вижу, – сказал я. – Что еще мне надо сделать, если недостаточно было пинка в живот? Большинство нормальных людей сразу бы поняли, что это означает только одно – их общество нежелательно.

– Я это поняла, как признак того, что ты обоссался, – сказала Джилл. – Не говоря уже, что ты был пьян. Я не восприняла это как твое последнее слово.

– Почему бы тебе не вернуться домой и притвориться, будто бы у нас с тобой был великий роман, – сказал я. – А иначе я вполне могу рассказать тебе о некоторых дамах, которых я трахал в последние дни.

Мои слова на минуту лишили Джилл дара слова. Она их обдумывала.

– Боюсь, я не могла бы притвориться даже для себя и сказать, что наш с тобой роман был великим, – сказала Джилл. – Мне, скорее, приятно считать, что наши отношения – особые.

– Так бы оно и было, если бы ты не помешалась на своей работе, – сказал я. – Знаешь ли, когда ты выматываешься из последних сил, меня это не очень-то воодушевляет.

Лицо Джилл стало несколько напряженным.

– Назови своих дам, – сказала она.

– Как насчет Лулу?

Джилл подняла брови, ожидая продолжение.

– Только она одна? – спросила она. – Других имен не назовешь?

– Остальных ты не знаешь, – сказал я. – Это, как бы ты сказала, – случайный секс. Одна тут, другая там.

– Ясно, – сказала Джилл. – Пожалуй, теперь мне понятно, почему иногда ты сам выглядел так, будто переработал. Правда, я всегда знала, что это никак не связано с работой в монтажной. Знаешь, ведь и от тебя отнюдь не всегда дух захватывает.

Джилл попыталась выразить мою суть, но выбрала для этого не те слова. Есть люди, которые просто не умеют оскорблять других. Если речь идет о подлости, то Джилл на это была абсолютно не способна. Но сердиться она умела. Сейчас челюсть у нее дрожала; она нервно ходила взад-вперед по комнате и искала, что бы ей поломать. Если бы у меня в комнате можно было найти какой-нибудь хрупкий предмет, она бы непременно его разбила. Но у меня никаких ценных вещей просто не имеется. И потому единственное, что могла сделать Джилл, чтобы разрядить вспышку гнева, это швырнуть мне в лицо тот самый сценарий, который она принесла. Правда, сценарий – это не то, что больше всего подходит в данном случае. Лицо Джилл пылало от ярости.

– Чего же тогда ты ее оставил? – спросила Джилл. – Вы великолепно подходите друг другу. Ни ты, ни она абсолютно ничего не знаете и даже не желаете чему-нибудь поучиться. Не считая ваших контрактов. Если бы вы с ней составили одну команду, вы бы за пару дней завладели всем Голливудом.

– Не думаю, что мне бы хотелось делить подобную победу с такой потаскухой, как она, – сказал я.

– Понятно, но без нее тебе ничего не добиться, – сказала Джилл. – У тебя самого не хватит на это мозгов. Бо может придумать, какое для тебя создать окружение. Черт побери, даже я – я могу сообразить, кем тебя окружить, а я – вообще не очень-то способна соображать. Хочешь, я тебе кое-что скажу? Я рада, что ты с ней спал. Лишнее подтверждение тому, что я на самом-то деле и так уже знала: насколько же ты тупой. Мне это только поможет: я не стану больше себя утруждать и не буду рассчитывать на наши с тобой отношения. Просто не стану об этом беспокоиться и притворяться, будто все у нас еще получится.

После этих слов Джилл повернулась и ушла. Она еле сдерживала слезы, но я не собирался их лицезреть.

Я позвонил в службу записи звонков и узнал, что мне несколько раз звонил Бо, и еще Лулу. Однако после Джилл в голове у меня образовалась абсолютная пустота. Заниматься делами не было ни малейшего желания.

Я забрался в свой «мерседес» и поехал по Редондо-Бич. Сценарий, который швырнула в меня Джилл, я прихватил с собой. Все время после обеда я читал этот сценарий и наблюдал, как скачут вокруг по пляжу одетые в мини школьницы-подростки, отлынивающие от занятий. Наверное, у половины из них были пожилые любовники, седые и толстопузые. Зрелище было преотвратное, но пляж Редондо я предпочитал всем другим, куда более респектабельным и дорогим.

Я чертовски злился на себя за то, что не остановил Джилл; за то, что довел ее до слез; за то, что затеял с ней скандал; за то, что вообще спал с ней. Я находился в ужасном напряжении. Я не мог сказать, что же со мной происходит или чего мне хотелось. Наконец-то я получил то, чего так давно искал – пусть хоть малый, но все-таки шанс. Но вместо того, чтобы сидеть на студии «Юниверсал» и по мере сил охмурять Бо, я торчу здесь на этом пляже, где мне в задницу набивается песок, а вокруг скачут эти так называемые «девчушки», готовые в любую минуту лечь под своего дедка.

И все это из-за Джилл. Она начисто нарушила мою способность собираться с мыслями. Такая история произошла со мной в последнем классе школы. Только тогда мне повезло: та малолетняя проститутка бросила меня ради какого-то футболиста-защитника. И если бы этого не случилось, я бы, вполне возможно, до сих пор ошивался там, в городишке Плейнвью, штат Техас. И боялся бы, что тамошнюю пшеницу побьет градом.

Вот уж поистине ирония судьбы. Вокруг Джилл ошивались Джо Перси и Хенлей Баудитч, а с ними и остальные старые пердуны. Они все в один голос причитали по поводу того, что я гублю Джилл. На самом-то деле, это не я гублю ее, а она меня. По их мнению, я ее заколдовал или еще как-то сглазил, но все это полная туфта. И уж если я и оказывал на нее какое-нибудь влияние, то оно почему-то не было заметно. Конечно, я по полной своей глупости ее трахал, но ведь это никакого особого влияния не оказывало. Я мог поступать как последнее дерьмо. Мог вынудить ее заплакать и уйти от меня. Но ведь это длилось всего каких-то день или два. Насколько я знал, Джилл не так просто было переделать. Я ее не любил, я ее не знал. Я знал только одно – терпение терял я, а не она. У нее-то выдержки хватало всегда! Она на Редондо-Бич время не убивает!

Я был настолько зол на себя, что не мог ничего толком делать. Но в конце концов я все-таки просмотрел большую часть сценария, который швырнула в меня Джилл. Это был фильм-вестерн. Действие развивалось в Западном Техасе. Речь шла о некоей даме, живущей возле границы. Эту даму повесили, потому что крупные скотоводы считали, что она помогает местным мелким хозяевам красть скот с больших ферм. Сценарий написал какой-то неизвестный мне автор, и написал он его очень хорошо. Если бы сценарий был плохой, я бы ни за что не прочел эти десять страниц, особенно учитывая настроение, в котором я находился.

Постепенно приблизились сумерки. И небо, и пляж, и океан – все стало серым мрачным, таким же серым и мрачным, как квартиры в районе Пенхендл в мартовские вечера. Однако «девчушек»-подростков ни серость, ни мрачность не испугали. На некоторых «девчушках» были купальники, светящиеся в темноте. И потому казалось, что по пляжу порхают горящие бабочки. Позади меня раздавалось громкое урчанье автомобилей, несущихся по открытому шоссе в сторону Сан-Диего. Этот грохот заглушал шум волн.

Я сел в свой «мерседес» и безвольно погрузился в дорожный поток. Какое-то время этот поток нес меня, как длинная океанская волна. А потом он выбросил меня на берег, прямо в Голливуд. Тут голова у меня начала снова работать, правда, слабовато. Я подъехал к дому Джилл. Она сидела за чертежной доской. Возле нее на подоконнике стояла чашка с чаем.

– Привет, – сказала Джилл. – Чувствуешь ли ты себя хоть чуточку лучше?

– Чувствую себя полным идиотом, – сказал я. – Мне бы хотелось на пару дней отсюда смотаться. Может, куда-нибудь в пустыню. Хочешь поехать?

– Конечно! Давай поедем, – сказала Джилл.

Не успели мы обменяться и двумя словами, как уже оказались за пределами Сан-Бернардино. Мы даже не взглянули друг на друга. Где-то возле Риверсайд мы остановились у какой-то забегаловки и поели. Джилл выбрала жареные креветки – она всегда заказывала креветки, если только они были в меню.

– Эти штучки ты можешь есть где хочешь, – сказал я. – Почему это тебе захотелось их в пустыне?

– Я их люблю, – сказала Джилл.

Какое-то время мы молча глядели друг на друга. Наконец к Джилл вернулось ее чувство юмора. Она прекрасно понимала, насколько смешно все у нас получалось. Джилл была счастлива, что может жевать креветки в пустыне, и потому начала мне улыбаться.

– Не знаю, почему ты со мной поехала, – сказал я.

– Ты ведь меня пригласил, – сказала она. – А большинство людей приглашения принимает. Я рада, что ты убедил себя меня пригласить, правда, совершенно не понимаю, зачем ты это сделал.

– Наверное, по инерции, – сказал я.

– Не сомневаюсь! – сказала Джилл. – Мужчины, черт бы их побрал, такие ленивые. Стоит им найти кого-то, кто будет с ними спать постоянно, они тут же за это цепляются, и давай без передыха – как часы – тик-так, тик-так. Не знаю, почему это женщин принято считать пассивным полом!

Заночевали мы в каком-то мотеле в Гламисе. Я хотел ехать дальше, в Юму, но Джилл сказала, что хочет хоть на час остановиться. И я остановился. Для Джилл поездка в пустыню была большим событием. Мотель оказался паршивым, даже полотенец было мало. Когда Джилл пришла в постель после душа, ноги у нее еще были мокрыми.

– Когда-нибудь я все про тебя узнаю, – сказала она. – Не можешь ты вечно от меня прятать свою душу.

Чистое сумасшествие – находиться в постели с женщиной, которая способна изречь такие слова прямо в тот момент, когда мы собрались заняться сексом. Я все пустил на самотек. А что я должен сказать? Похоже, Джилл не собиралась замолкать, хотя была очень взволнована. Я уже с этим свыкся, и научился засыпать под ее слова. И в конце концов я действительно заснул.