– Опять ползти будут, или уже перестали бояться? – Капитану Румянцеву, имеющему большой опыт боевых действий, смешно было смотреть на людей в черном, таких неуклюжих, несмотря на то, что они были хорошо вооружены, и таких внешне неуместных там, где должны работать и работают профессионалы. Впрочем, люди в черном себя, наверное, тоже чувствовали профессионалами. Каждому человеку кажется порой, что он и проползти может, и пробежать, и в рукопашной схватке себя показать, а уж если оружие в руки попадет, то каждый готов ощущать себя чуть ли не Терминатором. Но когда дело доходит до серьезной ситуации, все меняется. И здесь в первую очередь не хватает навыков, которые формируют характер, вопреки расхожему мнению, что можно в каких-то ситуациях и на характере продержаться. В отдельных, конечно, можно. Можно, например, характером усталость побороть. Но характер никогда не придаст человеку хладнокровия, никогда не научит действовать автоматически правильно и выбирать единственный верный вариант там, где от выбора зависит жизнь.

– Пусть боятся... Пока они боятся, мы можем их спокойно преследовать, – одобрил чужую настороженность подполковник Гризадубов, умеющий совмещать эмоции с практичностью. – Пусть боятся подольше. Так мы за ними успеваем...

– Мы за ними в любом случае успеем, – решил майор Макаров. – Все равно в «Опель» они всем составом не поместятся. Машина уедет, остальные пешком пойдут...

– А хорошо бы, чтобы и машина не уехала, – размечтался старший лейтенант Луговкин.

– Не нам решать, – сказал со вздохом подполковник. – Как и когда решат, нам дадут приказ. А наше дело приказ выполнять...

– Да, командир, – своим вздохом поддержал Алексея Викторовича майор Макаров. – Плохо под чужим командованием работать. Наши «грушники» во время операции так долго не спят. Даже в Москве нашего графика сна придерживаются. А эти... «Фээсбэшники», они и есть «фээсбэшники», что с них спросишь?

– Все... – сообщил снайпер, пресекая посторонние разговоры и возвращая общее внимание к ситуации. – Они двинулись.

– И нам пора, – немедленно отреагировал Алексей Викторович. – В том же порядке. Они сейчас к «Опелю» пойдут. Окружаем всех...

Над склоном пробежал, шелестя листвой, прохладный ветерок, словно пообещав что-то. Шелест ветерка во время скрытного передвижения всегда кстати – скрывает любые неосторожные звуки, если, конечно, кто-то проявит неосторожность. Разведчики, впрочем, осторожность не теряли, и никто из них себя не выдал.

– Командир, а когда обещали команду дать? – спросил старший лейтенант Луговкин, в который уже раз демонстрируя свое природное нетерпение, хотя человеком он был, как и положено снайперу, достаточно терпеливым.

– Какой ты кровожадный... – усмехнулся майор Макаров.

– Я не кровожадный. Я просто не жадный, и всех жадных не люблю с детства, – невозмутимо возразил старший лейтенант. – А эти... Обещали полковникам и подполковнику заплатить, а жадность заела – и расстреляли мужиков...

– Ты, кажется, при их договоренности присутствовал? – в ответ спросил Макаров. – Интересно, сколько они запрашивали и сколько им пообещали? Долго торговались? Я лично не исключаю, что там вообще какой-то другой вариант сработал.

– Догадаться не трудно, – настаивал снайпер на своем. – Иначе зачем бы они все посты сняли? Могли бы просто сказать, что поступил приказ пропустить. Сверху приказ... И пропустили бы. Они просто не хотели перед солдатами деньги получать.

– Стеснительные, – согласился Гризадубов. – Стеснительность наказывается. Как и жадность, и продажность... Потому наказанию подлежат и одни, и вторые. Поступит приказ, накажем... А когда – это только там известно.

Подполковник кивнул на небо, словно кто-то из бойцов рассредоточенной по двум склонам холмов группы мог увидеть движение его подбородка. Тем не менее, все поняли, и вопросов больше не последовало.

Разведчики продолжали наблюдение. Люди в черном продвигались медленно и осторожно, словно подозревали, что снайпер преследует их и здесь, так далеко от периметра зоны, хотя спастись от снайпера, если бы тот начал стрелять, осторожность им не помогла бы. Своего погибшего товарища они нести не пожелали, оставив механика-водителя на месте гибели. Видимо, среди них не было друзей, и в сложной обстановке это сказывалось. И еще это говорило о духе, существующем в отряде. Вернее, об отсутствии такого духа, который заставляет в нужный момент подставить свое плечо, чтобы не упал тот, кто рядом. Такие люди, как правило, и в бою один другого не поддерживают. Но спецназовцам такая обстановка была только на руку, и потому они не возражали и не осуждали противника.

– Макаров, сколько хода до «Опеля»? – спросил подполковник.

– Если нормально идти, минут восемь... – отозвался майор.

– Значит, эти будут полчаса добираться. Кстати, машина принадлежит Кали Дашаевой, жене Везирхана. Это наталкивает на определенные выводы...

– Наталкивает, – согласился майор. – Будем выводы делать. Рапорт по этому поводу когда писать?

– Когда писать, товарищ майор, научитесь... – заметил лейтенант Троянов.

– Тогда приходи и учи быстрее. Ты, помнится, хвастался, что уже три буквы выучил...

Майор с лейтенантом часто пикировались. Но подполковник в данный момент нашел это неуместным:

– Треп прекратить!

Алексей Викторович оказался прав в определении времени. Чрезмерная осторожность, с которой группа вступала в каждые кусты, задерживала их передвижение. Значительные потери при непонятных обстоятельствах сделали людей в черном нервными и вздрагивающими, когда сосед наступал на ветку. А на ветки они наступали часто, и часто камни стучали под подошвами. И потому испытывать свои нервы пришлось всем. Но за полчаса они все же добрались до склона, с которого увидели дожидающийся их автомобиль. И только тогда слегка расслабились, почувствовали себя, кажется, в безопасности. И даже пошли свободнее. Можно было подумать, что «Опель» и четыре человека, из которых вооружены были только трое, способны защитить их от напастей, достававших группу с момента перехода периметра.

– Макаров! Видишь их?

В ответ раздалось только тихое скрежетание. Этот условный знак хорошо знаком всем тем, кто постоянно работает с «подснежниками». Если человек не имеет возможности ответить, он проводит пальцем по прикрытой сухим пористым пенопластом головке микрофона. Отсюда звук. Это было понятно всем, и потому молчание не вызывало беспокойства. И стало ясно, что люди в черном проходят в опасной близости от места, где укрылись майор Макаров и капитан Валтузин. Но при этом каждый спецназовец умел прятаться сам, и обязательно подсказал бы другому, не умеющему, как стоит спрятаться, чтобы не быть обнаруженным. И потому ни у кого не было сомнения, что Макаров научил «крапового» капитана убирать длинные ноги с тропы, по которой проследует противник.

Макаров объявился в эфире через сорок секунд. Но говорил еще шепотом, опасаясь обнаружения. Микрофон, впрочем, улавливал шепот не хуже громкой речи.

– Топают, как стадо пьяных слонов. Прошли мимо... Капитану Валтузину, кажется, наступили на пальцы. Нечего руки протягивать, капитан... Держи их лучше на оружии.

– Где они? – строго спросил подполковник.

– Выходят на поляну. Спустились со склона, прошли мимо нас, один через ствол, под которым мы лежим, перепрыгнул; сейчас уже подходят к машине. Торопятся, словно там их спасение...

– Я тоже вижу, – доложил капитан Румянцев. – С другого склона...

– А у меня они вообще как на ладони, – сказал лейтенант Суглобов. – При необходимости могу их гранатой накрыть всех сразу...

Суглобов не хвастал. Все в группе знали, что он стреляет из «подствольника» не хуже, чем из автомата, и гранату «кладет» всегда туда, куда хочет попасть. Талант гранатометчика – это особый талант, под стать таланту снайпера, и не каждому дано так умело управляться с «подствольником».

– И я вижу, – подтвердил старший лейтенант Луговкин. – Сверху... Имею возможность отсюда стрелять, чтобы Суглобова подстраховать.

– Стрелять ты отовсюду имеешь возможность, – сказал Алексей Викторович. – Но лучше спустись пониже. Может, придется что-то пристально рассматривать, прежде чем стрелять. Какие-нибудь мелочи... Без твоего взгляда не обойтись.

– Везирхан Дашаев вышел их встречать, – прерывая разговор командира со снайпером, сообщил Макаров.

– Ты уверен, что это Везирхан? – с удивлением спросил Гризадубов.

– Вы же сами сказали, что это машина его жены...

– Но я не сказал, что на ней ездит Везирхан Дашаев. Ты знаешь его в лицо?

– Нет, нас не представляли. Минутку, спрошу капитана... Нет, Валтузин говорит, что это не Везирхан. Тот, если судить по фигуре, моложе лет на двадцать и в два раза в плечах шире. И ростом на голову ниже. Лицо этого наш капитан разобрать не может. Даже в бинокль. У него со зрением, кажется, худо... А фотографию Дашаева он видел. Один, наверное, из нас всех...

– Это может быть просто посыльный или помощник, или компаньон, или еще кто-нибудь... – сказал подполковник Гризадубов. – Не будем торопиться с выводами. Все... Я тоже вышел. Вижу все сам, можешь не бормотать...

Увидеть что-то особо интересное, впрочем, было сложно. Все действия были будничными и лишенными торжественности. Большая группа соединилась с группой в два раза меньшей. Особой радости ни одна сторона не показала, и даже, может быть, прозвучали какие-то упреки. С одной стороны, они могли быть вызваны задержкой, с другой стороны, отсутствием на условленном месте боевой машины пехоты, и ненадлежащей встречей. Но все это, видимо, было высказано мимоходом и не вызвало больших споров, хотя вопрос с гибелью механика-водителя оставался открытым, как и вопрос с пропажей БМП. Но это, наверное, и не обсуждали...

Потом открылся багажник «Опеля», и прибывшие по одному подходили к нему с рюкзаками. Со своими и с рюкзаками погибших, которые живые все-таки дотащили до места. Рядом с багажником стоял командир прибывшей группы. Он сам вынимал из рюкзаков какие-то небольшие пластиковые контейнеры и аккуратно укладывал их в багажник. Те, чьи рюкзаки освобождались от ноши, отходили в сторону и останавливались сбоку перед открытой дверцей автомобиля, образуя живую очередь. Словно бы собирались в порядке очереди садиться в машину, в которую можно было от силы еще одного человека из восьмерых поместить. Если никого теснота не смутит, то и двоих. Но не больше. Тем не менее, очередь стояла, словно соблюдала какой-то странный и непонятный ритуал.

– Луговкин! – позвал Алексей Викторович.

– Я за вашей спиной, товарищ подполковник. В двух метрах.

– Смотри...

– Смотрю.

– Тогда докладывай.

– Грузят какие-то контейнеры. Пластиковые. Что в контейнерах, определить не имею возможности. Могу только выстрелить в контейнер и проверить реакцию на такое неординарное событие. Какие будут приказания?

– Не стрелять. На что контейнеры похожи?

– Бывают такие чемоданчики с электроинструментом. Каждый ручкой снабжен и защелками... Затрудняюсь определить. Но укладывают аккуратно... Стоп!

– Что там происходит? Отчего заминка?

Заминка произошла по непонятной наблюдателям причине. Командир прибывшей группы долго рассматривал очередной контейнер, потом подозвал к себе старшего встречающей группы. Вместе они осмотрели контейнер, потом уложили его в багажник отдельно и склонились над самим багажником. Видимо, вскрыли и рассматривали содержимое.

– Контейнер поврежден моей пулей, – сделал вывод старший лейтенант Луговкин. – Когда в рюкзаки стрелял...

– Товарищ подполковник, – вмешался в разговор майор Макаров. – Наш «краповый» капитан воспользовался моим биноклем, поскольку его собственный то ли слабоват, то ли линзы затерлись. Если китайский, то линзы через полгода затираются. Так вот... Точно он сказать не может, но ему кажется, что примерно такой же контейнер, только пустой, вертел в руках один из следователей в доме, где была уничтожена часть банды Везирхана Дашаева. Один из умерших следователей или нет, Валтузин не знает. Он не видел тех, кого доставили в больницу. Но контейнер внешне похож...

– Понял. Это ничего не решает. Без команды из Москвы мы пока не можем их ликвидировать. Даже если есть подозрения, что такой же контейнер был в том злополучном доме. Подозрения не есть доказательство. Если бы знать, что в контейнерах... А если не знаем, то должны отследить, куда их направляют. Кстати, Макаров, ты что разлегся? Гони за БМП! Выезжай на дорогу и кати прямо сюда, но неторопливо. Пусть звук двигателя услышат. Может, будет какая-то интересная реакция... Это лучше, чем выстрел.

– Понял. Валтузина с собой взять?

– Бери, чтобы одному не страшно было.

– Понял. С ним не страшно. Он большой, и его много...

Как уходили со склона майор Макаров и «краповый» капитан Валтузин, не слышал никто. Тем более люди в черном. Остальные продолжали наблюдение.

Контейнеры наконец-то были загружены в багажник автомобиля, накрыты сверху чем-то похожим на одеяло, и крышка багажника захлопнулась. Теперь пришло время очереди, что стояла перед дверцей «Опеля». Прибывшие бойцы снова что-то вытаскивали из рюкзаков и протягивали в салон машины, где уже сидели их командир и командир встречающих. Причем действие это происходило достаточно быстро, и никак не удавалось рассмотреть, что же передается в салон. Видно было только целлофановые упаковки размером с кирпич.

– Луговкин! – Голос подполковника Гризадубова прозвучал требовательно.

– Не могу понять, товарищ подполковник... – пожаловался снайпер. – Вижу, но понять не могу. Весит каждая упаковка больше, чем пластиковый контейнер, это точно. Больше ничего сказать не могу. Разве что там что-то не такое жесткое, как пластик...

– Я скажу... – У старшего лейтенанта Долматова был лучший в группе бинокль. Естественно, трофейный, поскольку стандартные армейские бинокли пригодны только для плохих охотников. А сидел он под таким углом, что мог рассмотреть упаковки даже лучше, чем снайпер со своим мощным прицелом. – Это пачки с деньгами. Упаковка включает в себя десять пачек. Упаковка стандартная, банковская. Я однажды держал такую в руках, к сожалению, купюры были только сторублевыми. Здесь, похоже, побольше...

– Фальшивомонетчики? – сам себя спросил Гризадубов. – Фальшивомонетчики обычно печатают доллары или евро.

– Может быть, – согласился старший лейтенант. – Те, наверное, точно так же упаковывают. А подделать банковскую упаковку тому, кто подделывает деньги, – проще, чем плюнуть.

– Какой смысл фальшивые баксы упаковывать в банковскую упаковку? – издалека спросил майор Макаров. – Объясните мне кто-нибудь? Если ими расплачиваются, то не упаковками и даже не пачками... Это настоящие деньги!

– Ты БМП нашел?

– Здесь стоит, родимая. Сейчас, только затворы в курсовые пулеметы вставим, и едем...

– Какие затворы? – не понял Алексей Викторович.

– Мы с капитаном на случай, если кто-то раньше нас до машины доберется, сняли затворы с курсовых пулеметов. Это здесь единственное заряженное оружие. Ставим на место...

– Выезжай в темпе. Припугни банкиров...

Тем временем погрузка денег была завершена.

– Ровно сто упаковок, – констатировал старший лейтенант Луговкин.

– Ты тоже банкир? – спросил капитан Каркунов.

– Я когда-то даже в школе учился, чем и тебе советую заняться на досуге, – отпарировал снайпер.

– Если купюры по десять рублей, – сразу подсчитал Гризадубов, – то они загрузили один миллион. Если купюры по пять тысяч, то загрузили полмиллиарда. Не хреново, надо сказать... Интересно, кто такими деньгами может ворочать...

Тяжелый и весомый звук двигателя боевой машины пехоты и лязганье ее гусениц по асфальту, сливающееся со звуком двигателя в один, но узнаваемый звук, пришли по дороге издалека, сразу заставив людей в черном засуетиться.

Из машины вышли оба командира. Прислушались, быстро посовещались. Тот, что встречал банду с грузом, тут же начал звонить куда-то. Получил, видимо, команду, передал ее второму, оба тут же отдали распоряжения и сели в машину. К ним присоединился только водитель, а два охранника остались с прибывшей группой. «Опель» слишком торопливо стал разворачиваться и выезжать к дороге, и потому несколько раз чуть было не застрял. Все-таки создан он был вовсе не как кроссовая машина. Но все же выехал. И теперь уже был слышен звук его двигателя, быстро удаляющийся. А в группе оставшихся сразу выделился командир из охранников «Опеля». Так, видимо, распорядились уехавшие. Командир стал что-то объяснять, показывая руками то на заросли на склоне, то в сторону приближающегося звука двигателя БМП. И в это время подполковнику Гризадубову позвонили. Помня предупреждение подполковника Оздемирова о том, что могут звонить напрямую из Москвы, Алексей Викторович сначала посмотрел на определитель номера. Да, звонили не с трубки Оздемира Оздемировича.

– Слушаю, подполковник Гризадубов...

– Утро доброе, товарищ подполковник, – сказал незнакомый уверенный в себе голос. – Полковник Горемыкин, Федеральная служба безопасности... Меня зовут точно так же, как вас, Алексеем Викторовичем, и теперь мы будем работать с вами напрямую. Подполковник Оздемиров должен был вас предупредить...

– Да, меня предупредили.

– И отлично. У нас только что закончилось небольшое совещание по вашей настоящей ситуации. И принято решение ликвидировать эту группу убийц, а вам потом заниматься конкретно поисками Везирхана Дашаева.

– Вы могли бы позвонить пятью минутами раньше... – с сожалением сказал Гризадубов.

– Это что-то решает? – не понял московский полковник.

– Это многое решает. Пять минут назад на месте еще была машина с двумя главарями, с грузом, который банда доставила в зону карантина, и с деньгами. По нашим подсчетам, там было сто банковских упаковок по десять пачек в каждой упаковке. В зависимости от купюр, в машину загружено от миллиона рублей до полумиллиарда. В любом случае, это большие деньги, и идут они, надо полагать, не на благотворительность...

– Так что же вы не действовали? – спросил полковник с возмущением.

– Меня предупредил подполковник Оздемиров, что необходимо дождаться приказа. У нас автоматы чесаться начали, так хотелось действовать... Но мы люди военные и вынуждены были ждать приказа.

– А сама банда?

– Начинаем уничтожение...

– Пленных не брать. Вам их просто деть будет некуда... Раненых – добить. Иначе, если просочится какая-то информация, она может быть истолкована в народе как угодно, и поднимется паника.

– Понял, товарищ полковник. Но расстрел пленных – это военное преступление...

– Не мне вам объяснять, как следует действовать. – Это было сказано предельно жестко.

– Да, я вас понимаю... – поморщился Алексей Викторович. – Я доложу о выполнении.

– Обязательно. Номер у вас в трубке теперь есть...

– Вопрос разрешите, товарищ полковник?

– Слушаю.

– Подполковник Оздемиров отправлял запрос по паспортным данным. Вышли на сотрудника частного охранного предприятия «Сталкер»... Что это за предприятие? Вы в курсе?

– Вас это почему волнует?

– Меня волнует все, что касается работы моей группы.

– Пусть это вас не волнует. Вы работайте, выполняйте приказы. Остальное вас не касается. Все следственные действия – это наша прерогатива. Вы тонко поняли, что я говорю?

– Я тонко понимать не умею, товарищ полковник. Я человек русский и привык говорить русским, а не тонким языком.

– Тогда я повторю. Будут какие-то данные, передавайте их нам – срочно. А результат наших действий вас не касается. Я, кстати, сейчас буду звонить вашему командованию. Заодно поинтересуюсь вашей сообразительностью... Это относительно «тонкого понимания». А то боюсь, вы не все правильно понимаете. А нам на этом месте необходим человек с пониманием.

– Тогда вам следовало бы самому оказаться на моем месте, товарищ полковник.

– Не забывайтесь, вы разговариваете со старшим по званию.

– Вы все приказания отдали?

– Все.

– До связи.

– Всем внимание! Получен приказ на уничтожение банды, – голос командира группы звучал одновременно и буднично, и крайне серьезно. – Луговкин! Тебе задание особое. Выбери из этих уродов пару человек, у кого рожи поумнее остальных. Уже светло... Тебе в прицел это видно. Этим нужно только конечности повредить. Хотя бы по одной на брата, чтобы вприскок не убежали. Допросить кого-то следует... Остальных можно не допрашивать. Начинает только Луговкин. Двоих обеспечивает... Оставшиеся в общем распоряжении. Внятно объясняю? Стрелять только после снайпера, на поражение. Бронежилеты у них хреновые... Все понятно?

– Так точно, товарищ подполковник. Обеспечим общество инвалидами, – сразу согласился старший лейтенант Луговкин.

– Так точно, товарищ подполковник, сделаем, – выразил мнение остальных капитан Каркунов, как обычно, в отсутствие майора Макарова выполняющий по старшинству возраста обязанности заместителя командира.

Конечно, этот приказ не совмещался с приказом, полученным из Москвы. Очень сильно не совмещался. И вообще, разговор с полковником Горемыкиным оставил не лучшее впечатление, и даже настроение основательно подпортил. При этом Алексей Викторович давно и хорошо знал, что если командование – особенно чужое – настаивает на полном уничтожении противника, оно имеет к этому какие-то основания. Но не хочет, чтобы основания стали известны исполнителю приказа. Следовательно, командование желало вести только наполовину честную игру. А такого не бывает. Не бывает наполовину честного приказа, как не бывает чуть-чуть беременных женщин. Но подполковник всегда предпочитал оставлять за собой право выполнять приказ в соответствии со своими принципами и понятиями. Порой даже тогда, когда приказ исходил от собственного командования. Но там все можно было выяснить при очной встрече до составления рапорта, получить устный нагоняй и обвинения в тупости, а потом принять извинения и выудить, грубо говоря, хоть какие-то разъяснения. Здесь выяснить отношения не удастся; тем не менее, принципы Гризадубова это поколебать не могло. Он всегда предпочитал знать, что делает, и вовсе не собирался взваливать на свои погоны чужую ответственность, к тому же ответственность, может быть, уголовную...

Конечно, у разных командиров разный стиль руководства. Кто-то все до мелочей разжевывает, кто-то вообще полагается на исполнителя и приказывает действовать исходя из обстановки, кто-то считает, что исполнителю не положено много знать, чтобы дольше жить. Но в последнем случае тоже следует хотя бы соблюдать приличия. А вот приличий Алексей Викторович в разговоре как раз и не почувствовал. И не такая уж большая величина какой-то полковник ФСБ из Москвы, чтобы принуждать подполковника спецназа ГРУ быть послушным и безропотным роботом. Принуждать себя грубо Алексей Викторович позволить не мог. Такое неуважительное отношение вызывает у человека обычно самостоятельного в принятии решений естественное возмущение и, как следствие этого, сопротивление. Какой-то линейный офицер, скорее всего, согласился бы безоговорочно выполнить приказ, и не задавал бы вопросов. Командир отдельной мобильной офицерской группы, как правило, выполнял самостоятельные задачи, и принимать конкретные решения привык тоже самостоятельно. А здесь даже командование чужое. Не понимает это командование, с кем имеет дело. Что ФСБ хорошо помнит принципы работы КГБ, в этом подполковник Гризадубов не сомневался. И если произойдет что-то такое, что может поднять шум, виновный, как считали раньше в КГБ, так считают теперь и в ФСБ, будет найден сразу. И он понимал, кто будет таким виновным, если не принять мер безопасности, и потому предпочел вести собственную игру...

Старший лейтенант Луговкин в этот раз чуть-чуть задержался против обычного. Обычно он не тратил время на разглядывание противника. Гризадубов вообще слышал не единожды, что снайперы не любят смотреть на лица тех, в кого стреляют, предпочитая смотреть туда, куда угодит пуля. Иначе лица убитых будут сниться. Не в пору расцвета сил, когда все кажется нипочем, а позже, в старости, когда душа будет просить покоя – и не получать его. Так говорят опытные снайперы, и молодые это хорошо знают. Но Алексей Викторович дал задание не убивать, а только ранить, надеясь, что после этого парочка инвалидов в черном не будет преследовать в снах старшего лейтенанта Луговкина.

За бандитами следили всей группой, разобрав их в обычном порядке, как всегда делалось даже без особого распоряжения, чтобы не получилось так, что все стреляют в одного. Обычно при окружении каждый выбирал противника, находящегося против себя, если не было другого приказа. При рассредоточении группы это не сложно.

Так и ждали, когда снайпер определится с выбором.

– Умники... А кто из них умники? Трудно сказать... – проворчал старший лейтенант. – Выглядят все одинаково тупыми, как артисты в телевизионной рекламе. И так же идиотские рожи корчат. Что они там обсуждают?

– Соображай, соображай быстрее. Они сейчас драпать собираются, – поторопил подполковник Гризадубов. – Обсуждают только направление...

– Ладно, – согласился снайпер и тут же выстрелил.

Выстрел даже с дистанции в шестьдесят метров оказался для бандитов неслышимым, и они не сразу поняли, отчего это вдруг у одного из них, стоящего в середине, вдруг подогнулось колено и он с руганью свалился на бок. Но тут же его движения повторил второй, а третьему пуля угодила уже в голову, объясняя всем, что происходит. Падение третьего было общей командой одновременно и для спецназовцев, и для людей в черном, которые искали глазами укрытие. Но автоматные очереди ударили с двух сторон. Для самих спецназовцев такая стрельба опасной не была, поскольку они занимали два склона, расположенных один к другому под углом в девяносто градусов, и никто не попадал на линию собственного прострела. В дополнение ко всему и стреляли сверху, и уж тем более в своих попасть не могли, как случается порой на ровной местности, где вообще-то не рекомендуется расстрел проводить с двух встречных сторон. Позиция у бандитов была практически не приспособленная к обороне, и сами они не успели среагировать и залечь, да и спрятаться все равно было не за что. И потому с остатками банды было покончено в секунды.

– Спускаемся, – прозвучала команда Гризадубова. – Луговкин на месте. Страхуй. Если твои клиенты поднимут оружие, стреляй или по оружию, или по рукам. Инвалидность по двум статьям не хуже инвалидности по одной...

– Понял, командир.

Вообще-то это все можно было бы и не объяснять, поскольку подобная практика обычно использовалась спецназом и была давно просчитана теоретически и отработана практически. Снайпер при сближении с противником страховал всегда, это входило в его обязанности.

– Командир, нам уже можно ехать быстрее? – спросил майор Макаров. – Я специально пониженную передачу врубил, чтобы движок музыкальнее был. Перехожу на нормальный ход?

Звук двигателя боевой машины пехоты и без того казался уже близким. Впрочем, поскольку дорога вилась среди холмов, то местонахождение машины мешало определить эхо, гуляющее не строго над асфальтом, а выбирающее себе более короткие пути.

– Гони, – разрешил Алексей Викторович. – Пугать больше некого.

Сам он уже спустился на поляну и перепрыгнул через ров, который был когда-то окопом полного профиля, вырытым в соответствии с требованиями. Кто-то когда-то вел здесь бой, и невозможно было сейчас узнать, кто вышел в том бою победителем. В нынешнем же бою победитель был известен.

Выстрел снайпера опять был неслышным. Даже сами спецназовцы, зная, где находится старший лейтенант Луговкин, его не услышали, но из рук одного из бандитов выбило пулей «ПП-2000». Пластмассовый корпус раскололся от удара пули.

– Вот почему я не люблю пластмассу в оружии, – сказал подполковник, наклоняясь и поднимая разбитый пистолет-пулемет. – Даже ножи с пластмассовой рукояткой не люблю... Дерьмо это, а не ножи. Нож должен иметь другую рукоятку...

Он говорил это конкретно раненому бандиту, не с испугом, но со злобой смотрящему вокруг. Бандит по-звериному скалился, словно обещал укусить того, кто подойдет к нему слишком близко. Второй вел себя более спокойно. Испуга не показывал, и даже слегка небрежно, но все же и виновато усмехался, сидя на земле, уперев в нее руки и время от времени морщась от боли. Этот оружия не поднимал. Его пистолет-пулемет и оружие убитых спецназовцы быстро собрали в кучу. Не забыли вытащить из карманов «черных» запасные обоймы.

А подполковник, обращаясь к первому бандиту, вытащил свой нож с наборной рукояткой из нанизанных на металлический стержень и обточенных под руку клочков бересты, показал – и тут же бросил нож между ног раненого. Нож воткнулся в землю, пробив штанину опасно рядом с гениталиями.

– Извини, чуть-чуть промахнулся... – посетовал Алексей Викторович, ногой, заранее готовый к этому, отбил руку бандита, протянувшуюся за ножом, и сам вытащил оружие из земли. – Шибко отчаянный что ли? Или просто мнишь себя кем-то?

Бандит промолчал, но смотрел свирепо.

– Тебя, козел, спрашивают...

Бандит не реагировал.

– Ну ладно. Не козел даже, а просто козленок... Ладно. А хочешь, я тебя научу говорить, и говорить громко, при этом вежливо, хотя и слегка торопливо? Будешь словами пытаться мои вопросы опережать... Научить? Я это умею...

Алексей Викторович говорил бесстрастно, может быть, даже с подчеркнутым равнодушием. Но была в этой бесстрастности какая-то леденящая уверенность в себе и в своих возможностях.

– Короче, так... Или сам говоришь, или...

– Что – или? – криво усмехнулся бандит. – Напугать думаешь? Хрен тебе. Не пролезет...

– Или я прикажу сейчас сделать тебе укол. Простой укол, хотя и чуть-чуть болезненный... Ты все расскажешь, что я спрошу, но через час, предупреждаю, ровно через час станешь полным дураком. Последствия этого укола врачи называют искусственно вызванной деменцией. Ты знаешь, что такое деменция?

– Слабоумие... – Подсказал второй раненый, готовый, кажется, отвечать на все вопросы. Кроме того, подполковник сразу уловил, что второй первого откровенно недолюбливает. – Могу себе представить, как у тебя будут сопли из носа бежать, а ты будешь их языком слизывать... Видел я как-то такого... Кстати, на тебя был слегка похож.

Этот разыгрывал из себя человека, признавшего свое поражение, как признает его один шахматист перед другим, показывающий согласие обсудить только что сыгранную партию. И даже подыгрывал подполковнику, подначивая своего собрата по беде. Со вторым можно будет поговорить попозже, и он все скажет, определил Гризадубов с первого взгляда. А пока следует додавить первого, который болезненно сузил глаза, и усилием воли сдержал приступ психопатии – осознал, что этим здесь никого не напугаешь.

– Я жду... – подполковник положил руку на карман «разгрузки», словно собирался достать оттуда обещанный шприц.

– Да что с ним возиться, – сказал капитан Румянцев. – Ставим укол, командир?

– Что вам надо? – спросил раненый, торопливо отреагировав на голос со стороны.

– Меня интересует, что вам здесь надо? Кто такие, что за отряд?

– Специальный отряд ФСБ, – сказал на выдохе пленник.

– Очень интересно... И какого же управления? Местного? Или издалека пожаловали?

– Из Москвы.

– Совсем интересно. А мне только что позвонили оттуда, из Москвы, именно из ФСБ, кстати, с приказом вас уничтожить... Непонятная какая-то история. Документы есть?

– Кто берет с собой документы, отправляясь на спецзадание? – вяло ответил раненый.

– Я беру... Могу показать, могу просто так представиться. Подполковник спецназа ГРУ Гризадубов, командир отдельной мобильной офицерской группы. И мои офицеры документы с собой берут. А вы без документов, но с оружием... Такого не бывает. В этом случае вы просто бандиты. Вы и вели себя, кстати, как простые бандиты. Ни за что ни про что расстреляли двух полковников и одного подполковника внутренних войск. Это уже бандитизм, если только не потянет на «двести пятую», а это, как ты, наверное, знаешь, терроризм. Мне кажется, что потянет...

– У нас спецзадание...

Первый явно умышленно тянул время, надеясь, что представится какой-то случай спастись. Тактика простая и даже достаточно частая в подобных случаях.

– Какое?

– Я не имею права сказать. Запросите Москву, если вы официальный орган...

Тоже попытка оттянуть время.

– Укол тебе поможет. Всего один укол...

Раненый замолчал, собираясь с мыслями, а это было нелегко, понимал Гризадубов. Простреленное колено, видимо, сильно болело и мешало думать. А без мыслей врать трудно. Можно, конечно, если заранее заготовлена легенда. Но у этого легенды не было, и взгляды, которые первый раненый время от времени бросал на второго, словно бы просил поддержки, подтверждали это. Но поддержка даже не обещалась. Второй раненый выбрал, кажется, иную тактику.

– Пусть так... – вдруг согласился Алексей Викторович. – Пусть спецзадание. Но у меня есть параллельный вопрос. Что за штука такая – охранное предприятие «Сталкер»? Может, хотя бы это расскажешь?

Раненый снова криво оскалился:

– А что тебе рассказывать...

Подполковник нечаянно попал в точку, и сразу понял это – раненый почувствовал себя более неуютно, чем чувствовал просто при ранении.

– Все. Чем занимается, кто руководит, какие объекты охраняет, что за сотрудников набрало... Все, что тебе интересным покажется.

– Создали два подполковника. Один из ФСБ, второй из ментовки. Получили лицензию, набрали людей, и все. Охраняем...

– Ага... Значит, все-таки не спецотряд ФСБ, а просто банда охранников... – заметил капитан Румянцев. – Это уже легче. И молодцы, что без документов. Подделка удостоверений ФСБ тоже может доставить неприятности. Хотя тебе на такие неприятности уже можно внимания не обращать. Тебе других хватит. Собственных... Дуракам тоже не просто в этой жизни. Каждый обидеть может...

– Давай конкретнее. Что за груз доставляли?

– А я знаю, что за груз? Контейнеры какие-то. Закрытые коробки...

Раненый попытался при ответе пожать плечами, но опирался при этом ладонями о землю у себя за спиной, и движение его показалось уродливым и вызывающим смех. Хотя гримаса боли на лице к смеху не располагала.

– И еще что?

– И...

– Ну...

Пауза была длительной, но завершилась признанием:

– И деньги...

– С денег и стоило начинать. Какие купюры в упаковках?

– А я знаю?

Новая попытка пожать плечами была такой же неудачной. Но раненый этого не осознавал.

– Дурака не валяй. Знаешь. Ты много чего знаешь, и твоя беда, что говорить не хочешь. А зря, откровенно тебе скажу. Но не обижайся потом. Каждый получает такое отношение к себе, какое заслужил. Не мне тебе объяснять, как важно иметь хорошие отношения с теми, кто тебе руки связывает...

– Пятитысячные... – сказал второй раненый. – По пять миллионов в каждой упаковке...

Этот внял голосу рассудка – и мечтал, наверное, что руки ему связывать не будут.

– Значит, полмиллиарда притащили. Кому и за что?

– У бригадира нашего спрашивайте... – зло ответил первый.

– Как зовут бригадира?

– Арсений Михайлович. Новицкий фамилия... – опять ответил второй.

– Где он?

– Уехал. Мы без бронетранспортера остались... Вашими стараниями. Первоначально планировалось нас на нем и везти...

– Это не бронетранспортер. Это боевая машина пехоты.

– Какая разница... Нас должны были на базу отвезти. А потом решили пешим ходом...

– На какую базу?

– Откуда я знаю? Нужно было у тех двоих спрашивать, что здесь были. А вы их шлепнули...

– Откуда забирали груз?

– Нам его привезли, – опять услужливо подсказал второй. – Прямо в контору. Мы не знаем, откуда... Привезли, сразу без нас загрузили в рюкзаки, и нас отправили автобусом. А потом уже на машину пересадили. Мы даже не знали, что деньги несем. Только когда отдавать стали, увидели... Да и то не все. Я вот успел посмотреть...

– Это понятно, – согласился Гризадубов. – Кто таким доверит...

– Вы еще на один вопрос не ответили, – повышая голос, потому что приближалась боевая машина пехоты и заглушала двигателем слова, сказал капитан Румянцев. – Чем ваше охранное предприятие занималось?

– Охраняли... – усмехаясь, ответил первый почти исчерпывающе.

– Об этом мы догадались, – сказал Алексей Викторович. – Кого охраняли?

– Предприятия, фирмы... Разные...

– Основные объекты?

– Ну, больше половины в фармацевтическом концерне работало. Внешняя охрана, внутренняя охрана, охрана офисов... – объяснил второй.

– Какой концерн? Название!

– Концерн «GGG» – латинским шрифтом пишется. Видели, наверное, лекарства...

– Кто владелец?

– А кто их знает... Акционеры, наверное.

– Возьмите меня в акционеры! – сказал, подходя вместе с капитаном Валтузиным, майор Макаров.

– Меня, когда лечили, уколами этого концерна кололи, – сказал «краповый» капитан. – Я, помню, даже эмблему на коробке рассмотрел...

– Так может, вы лекарства доставляли? – спросил подполковник раненых. – В тех контейнерах... Что там было?

– Вроде слышал какой-то разговор про лекарства... Здесь же у вас карантин... Наверное, лекарства.

– А с Везирханом Дашаевым когда должны встретиться? – спросил Валтузин.

– А здесь он был... В машине, – сказал второй раненый. – Уехал вместе с Новицким.

– Здесь не было Везирхана, – твердо сказал «краповый» капитан, вытащил трубку и отошел в сторону, чтобы позвонить.

– Заглуши двигатель, – сказал Гризадубов майору. – Тарахтит сильно... И загружай раненых в машину. С удобствами добираться будут. Но сильно не церемонься...