ГЛАВА ДВЕНАДЦЫТАЯ
I
От сообщений радио, газет дух захватывает.
Стремительно наступают Белорусские фронты. Вслед за Минском освобождено еще много белорусских городов.
Полк перевели на восточную окраину Выборга. Обстрел города продолжается. Взвод поселился в небольшом деревянном доме. Тихо, уютно. Звенят мошки, пчелы. На яблонях вокруг дома — заметная завязь.
Наблюдение за вражеским берегом разведчики продолжают. По очереди дежурят на восьмом этаже дома над морем.
Сергей, который теперь составляет разведсводки, почти все время проводит на наблюдательном пункте, даже ночует здесь.
— Тебе письмо, — говорит ему Филимонов, приходя на дежурство.
— Почему не принес?
— Вчера на столе валялось. Хотел принести. Забыл.
— А почерк какой? — допытывался Сергей.
— Округлый, женский. Буковки как нарисованные.
По всем приметам — письмо от Гали. Закончив дежурство, Сергей бросается на окраину города, в размещение взвода. Скользит взглядом по столу, подоконнику, осматривает закутки квартиры. Письма нет. Как в воду кануло. Грибин тоже подтверждает: письмо было, почерк женский, округлый. Сергею плакать хочется: первое письмо от Гали — и вот оно пропало.
Смирнов приходит на помощь:
— Я тебе говорил. Запиши адрес. Маргарита — девочка что надо. Как ты, день и ночь за книгой.
— Она писала тебе?
— Одно письмо прислала.
— Вот и пиши ей.
— Чудак человек. У меня шесть классов. Она в институте училась. Хорошая девушка. С виду и вообще. На шею никому не вешалась.
Сергей записывает адрес. Пишет письмо незнакомой Маргарите. О себе вкратце: служит во взводе разведки, адрес получил от боевого товарища Смирнова. (Здесь Сергей польстил Маргарите: Смирнов лечился в госпитале, где вы работаете, хорошо знает вас, и так далее.) Более всего в письме рассуждений о Есенине, Бунине, книги которых лишь теперь прочитал. Эти его рассуждения не без задней мысли: он хочет знать, как относится Маргарита к этим неизвестным до сих пор для него писателям.
Письмо адресовано Маргарите, а душа тоскует по Гале. Чтобы возвыситься в Галиных глазах, он готов послать ей фотокарточку, на которой снят в офицерской форме.
Мог бы попросить у какого-нибудь лейтенанта обмундирование на время, в нем и сфотографироваться. Можно упросить Милованова, тот даст гимнастерку с лейтенантскими погонами. Хотя она тесна Сергею. Да и фотографа не найдешь...
Прежде Сергей и мысли не допускал, что будет думать о таких вещах. Прежде казалось: вернутся наши — и наступит счастье, не будет никаких передряг, противоречий.
Взвод пополняется. Еще одного чудака присылают — старшину Мигайло. Выглядит Мигайло суровым: колючие темные глаза под нависшими бровями, широкие, с раздувающимися крыльями ноздри. Старшина в новом офицерском обмундировании, в начищенных хромовых сапогах.
В первый же день Мигайло рассказывает о себе вещи фантастические. Он, оказывается, летчик, к званию Героя был представлен, но подрался в ресторане с военным комендантом и был понижен в чине до старшины. Будто бы разбомбил Мигайло мост в тылу немцев, получил двадцать тысяч (по его утверждению, летчики получают половину стоимости уничтоженных объектов). Полученные, честно заработанные деньги летчик пропивал в ресторане, а тут вдруг военный комендант захотел вывести из зала захмелевшего героя. Вот и началась потасовка...
Наверняка Мигайло — хвастун и враль. Но человек неплохой. На дружеский зов тотчас отзывается. В такие мгновения жестковатые глаза под нависшими бровями светятся дружелюбием и теплотой.
Нового командира взвода прислали. Младший лейтенант Денискин только что окончил месячные фронтовые курсы «Выстрел». Он очень напоминает подростка: белесый, маленький, шустрый.
Денискин ни минуты не может посидеть спокойно, бегает к офицеру разведки, в штаб, каждое утро выстраивает взвод для проверки наличного состава. Его брезентовая сумка переполнена всякими воинскими уставами.
Сразу понятно: Денискин — службист. Но это не такая уж большая беда. Главное: характер у младшего лейтенанта покладистый. Нос Денискин не задирает, никого излишне не прижимает. Чего ж больше?..
II
Наступает Карельский фронт. Освобожден Петрозаводск. Успехи на всех фронтах. Но война не закончена. Даже здесь, на Карельском перешейке. Севернее Выборга, на реке Вуоксе, не прекращаются упорные бои.
Нелегко после двухнедельного, пускай относительного покоя опять идти в бой, в пекло. Но роты, батальоны пополнились личным составом, вооружением. И ходят слухи: со дня на день полк перебросят на Вуоксу.
Полк выступает из Выборга. Прощайте, город, библиотечный подвал, дом над морем!
Часов через шесть колонна останавливается прямо в лесу. Еще не фронт. Взрывы доносятся приглушенно.
Разделившись поровну, взвод строит блиндажи: для бойцов и для офицера разведки. Картина привычная: сбросив гимнастерки, Мигайло, Сергей, Грибин роют котлован. Смирнов с Филимоновым пилят сосны.
Работы и на завтра хватит. Бревна для перекрытия надо в два наката положить. Канатников для себя требует даже три наката.
Вместо нар — земляной выступ. Его устилают еловыми лапами, (вверху бросишь шинель — и можно спать. Даже окошко, двери мастерят разведчики. Для окошка Мигайло где-то добывает кусок стекла.
К вечеру Филимонов приносит новость. На соседней поляне — более широкой, просторной — военный аэродром. Был финский или немецкий, а теперь наш. Обнесен колючей проволокой, охраняется. На аэродроме базируются девушки-летчицы. Те, что летают на «кукурузниках». Филимонов уже познакомился, получил приглашение.
Вот это событие! Разведчики носятся возле землянки. Чистят сапоги, пришивают подворотнички, бархаткой наводят блеск на медалях, гвардейских значках. Мигайло почему-то к летчицам не собирается. Сославшись на головную боль, рано ложится спать.
Аэродром на узкой ровной поляне, к которой с двух сторон подступают сосны. На поле — четыре или пять самолетов. Фанерные «У-2» напоминают больших стрекоз.
Удивительно, как среди скал, взгорков, нагромождения камней могла отыскаться подобная поляна. Возможно, специально расчистили. Меж сосен виднеются два приземистых, барачного типа домика. На дальней окраине аэродрома несколько машин, у которых вместо кузовов цистерны. Сразу от леса тянется проволочное, выше человеческого роста заграждение. За ним — завалы камней. Их собирали в кучи, когда расчищали площадку.
Солнце зашло. В сосняке робкие серые сумерки. Пора белых ночей на исходе. Разведчики прохаживаются туда-сюда по торной, наезженной дороге, ведущей к аэродрому. В проволочном заграждении есть лазейка, через которую и должны вышмыгнуть на дорогу летчицы.
Их пока нет, хотя уже могли появиться. Договаривались на время после отбоя. На одиннадцать вечера.
Вдруг слышится гулкий треск мотора. На фоне еще светлого неба в проемах меж сосен мелькает темной тенью силуэт «кукурузника».
Филимонов деланно хохочет.
— Полетели птички. Пехоте крылышками помахали. Не придут.
— Придут, — спокойно возражает Смирнов. — Я летчиц знаю...
Сергей почему-то тоже хочет, чтобы летчицы пришли.
Но вот с дороги долетает шорох подошв, приглушенный смешок. Пришли все же летчицы. Их пять, и разведчиков пятеро.
Даже в полумраке белой ночи можно рассмотреть: две летчицы в лейтенантских погонах, одна же, маленькая, щупленькая — младший лейтенант, еще две — сержанты. Хорошо, что и сержанты есть. Среди разведчиков самое высокое звание у Смирнова — старший сержант.
— Боялись, что не придете, — начинает разговор Смирнов с присущими его манере ласково-ироническими нотками в голосе. — Думали, на бомбежку полетели.
Отвечает одна из летчиц в лейтенантских погонах, высокая ростом, дородная:
— Летаем через ночь... Вам, мальчики, во второй эшелон не хочется?.. На отдых...
В ее голосе как будто вызов. Смирнов не любит слишком серьезных разговоров.
— Заслуженных у нас не много. Вас, летчиц, после войны на руках будут носить.
Разговор понемногу оживляется. Из тени, отбрасываемой деревьями, летчицы и разведчики выходят на светлую просеку.
— Тут недалеко есть валуны, — говорит Смирнов. — Пойдем туда. Тут нас увидят.
Он первый ступает в тень, в лес. Летчицы цепочкой идут за ним. Шествие замыкают разведчики.
Через некоторое время взгляду открывается прогалина в лесу, густо усыпанная камнями. Сотни камней. Лежат по одному и кучами, нагроможденные один на один. В неверном свете белой ночи поляна кажется населенной незнакомыми страшилищами.
Они нашли несколько удобных камней и сели на них в кружок. Теперь можно лучше рассмотреть летчиц. Все они в пилотках, из-под которых выбиваются прядки волос, в командирских гимнастерках. У каждой на груди ордена, один или два, даже у сержантов.
А у разведчиков орден Красной Звезды только у Смирнова. У остальных же медали «За отвагу» и гвардейские значки. У Сергея никакой награды нет.
— Вы разведчики? — спрашивает летчица, первой вступившая в разговор.
— Разведчики, — подтверждает Филимонов.
— Разведчики мне жизнь спасли. Прошлой весной. Села у фрицев, десять километров до фронта не дотянула. Думала, каюк. Как раз наша разведка на меня наткнулась.
Смирнов веселеет:
— Взаимовыручку наземных и воздушных войск надо отметить.
В руках Смирнова фляга в ворсистом футляре. Он отвинчивает крышку.
— Чистый спирт. На закуску есть галеты. Из продуктовых складов противника.
— Давай знакомиться, — говорит дородная Летчица. — Меня зовут Машей. По фамилии Кукушкина.
— Смирнов Михаил.
— Филимонов Василий.
— Грибин Алексей.
— Калиновский Сергей...
Маленькую летчицу, сидящую напротив Сергея, зовут Галей. Галя Игошина. Он вздрогнул, услыхав ее имя.
Летчицы и разведчики представляются Сергею лучшими и преданнейшими товарищами, друзьями, ему хочется сказать им что-то особенное, удивить их, обрадовать, но он не находит нужных слов.
— Может, есть кто-нибудь из Калинина? — спрашивает Галя. — Всю войну ищу земляка.
— Мы были на формировке в Калининской области, — отвечает Сергей. — Оттуда приехали в Ленинград.
Разговор становится слишком громким.
Маша показывает рукой в сторону аэродрома:
— Не шумите. А то проснутся наши деды. Которые нас и наши самолеты охраняют. В основном, конечно, нас. Дедам по сто лет, но за нами следят.
Летчицы посмеиваются. Опять стрекочет мотор самолета. Все смолкают, прислушиваются. «Кукурузник» благополучно возвращается с задания.
Вот уже и образовались парочки, которые перебираются на более отдаленные камни. Первыми отделяются Смирнов и Маша Кукушкина. Остальные пары поднимаются вместе, идут в сторону леса, разбредаются по дороге.
Сергей остается с маленькой летчицей. Ноги от неудобного сидения на камне сделались ватные, непослушные, и Сергей с трудом переставляет их. Он смущен тем обстоятельством, что идет рядом с летчицей, у которой офицерское звание и орден, а у него ни лычек на погонах, ни медали на гимнастерке.
— Ты десять классов окончил? — спрашивает летчица.
— Девять.
— И я девять, — Галя будто обрадовалась. — Из десятого ушла в аэроклуб. Сколько тебе лет?
— Девятнадцать.
Она тихонько хихикнула:
— Пацан. Я могу твоей бабушкой быть. Мне двадцать один. Где ты иностранные языки изучил?
— Не изучал. Разве что немного немецкий.
Галя смотрит на Сергея. Тоже мне бабушка нашлась! Уж очень весело блестят у этой бабушки глаза...
— У тебя есть девушка? — спрашивает Галя. — Которая ждет тебя, письма пишет?..
— Та, которая нравилась, не пишет...
— Ну и черт с ней! — слишком торопливо заявляет Галя. — Не надо думать о легкомысленных...
Слышны приглушенные голоса. Одна из парочек направляется как раз к этому камню, возле которого стоят Сергей и Галя. Галя вдруг обхватывает лицо Сергея руками, вплотную приближает к своему. Он видит большие серые глаза, несколько округлое, приятное, усыпанное веснушками лицо, ощущает прикосновение прядки волос, выбившейся из-под пилотки, тепло Галиной щеки.
— В разведке опасно? — В ее глазах как будто мелькает испуг. — Тебя могут убить?
— Могут.
— Я не хочу, чтобы тебя убивали! Слышишь, не хочу...
Она все крепче сжимает ладонями лицо Сергея.
— У меня был друг. Очень, очень похожий на тебя. Мы вместе в школе учились. Я глупенькая была. Любила его и ни разу не поцеловала. Уже год, как он погиб. На Волховском фронте. Хочешь, будем переписываться...
Голоса уже рядом. Галя обожгла губы Сергея поцелуем и сразу отпрянула. Стоит, поправляет пилотку, веселыми глазами смотрит на Сергея.
Парочки сходятся в общий круг. Вполголоса договариваются о следующей встрече. На этом же месте. Завтра летчицы заняты, встреча назначена на послезавтра.
Осторожно вышагивая, кавалеры провожают своих подруг лишь до дороги. Стоя под соснами, наблюдают, как они шмыгают в лазейку в проволочном ограждении.
