Книга: Грусть белых ночей (Повести, роман)
Назад: I
Дальше: III

II

Станция занимает особое место в жизни местечка. Она не очень большая — три невысоких, окрашенных в желтый цвет домика, в которых размещается железнодорожное начальство и станционные службы. Немного поодаль возвышаются отдельные здания пакгауза и погрузочной конторы.
Местечко с соседним городком связывает ветка-однопутка, так что станция в известном смысле вроде бы узловая. Даже паровозное депо свое. Низкое закопченное помещение конечно же не ласкает взгляда, да и приписаны к нему всего лишь две «овечки», но когда станция формирует свои составы, то на службе у нее и свои машинисты, и кочегары, и кондукторы.
Паровозы здесь часто заправляются водой. Кирпичная башня водокачки стоит скорее для вида, потому как вода подается из другой, склепанной из больших железных листов башни, стоящей на подходе к станции.
Перед прибытием вечернего поезда на перроне всегда людно. Кто-то из местечковых уезжает, кто-то приезжает, но больше таких, кто просто пришел потолкаться на станционной платформе, разузнать последние новости, а то и выпить в буфете кружку теплого пива. Василь любит станцию. И не столько потому, что здесь всегда можно встретить кого-нибудь из знакомых ребят, потолкаться в шумной толпе, услышать интересную историю, веселые шутки, сколько потому, что станция — сама по себе красивое место. Над невысокими аккуратными домиками огромными шатрами нависают тополя, придавая станции вид зеленого острова. Тополя старые и посажены были, видно, в самом начале строительства железной дороги.
Перед главным входом в зал ожидания небольшой скверик. Тут тоже зеленеют тополя, но они помоложе и не серебристые; стоят плотным полукругом, под ними деревянные скамейки; в центре полукруга, в тени деревьев, — водонапорная колонка.
После отхода поезда перрон обычно быстро пустеет, и на землю незаметно опускаются вечерние сумерки. И тогда в сторожкой тишине лишь прослушивается едва уловимый шелест листвы, чем-то напоминающий чудесную сказку. О чем эта сказка? Быть может, о близком вылете из родного гнезда, о том, как он со своими друзьями вот так же сядет в поезд и уедет в неведомые дали; а может, сказка эта о зовущем будущем, которое ждет его впереди?..
Василь пришел на станцию, когда, окутанный клубами пара и пыли, к перрону с шумом подкатил пассажирский поезд Москва — Брест. Прозвучал первый звонок, и сразу же началась обычная людская суета — к вагонам с узлами и чемоданами бросились пассажиры, на ходу уступая дорогу приехавшим.
К станции тем временем стекается все больше и больше народу. На этот раз в толпе можно видеть флаги и транспаранты, многие в руках держат букеты цветов. У центрального входа разместился оркестр с начищенными до блеска медными трубами, с большим турецким барабаном, — оркестр играет веселый, бравурный марш.
И вот в дверях вагона, возле которого собралось особенно много людей, показался плотный, широколицый парень в синем шевиотовом костюме. На лацкане его пиджака блестела медаль. Оркестр с новой силой грянул марш. Не успел парень ступить на землю, как его тут же подхватили на руки такие же крепкие молодые ребята и, решительно пробивая себе дорогу в толпе, понесли к выходу на станционную площадь. Парень, которого вознесли над людскими головами сильные руки, испытывал явную неловкость, растерянно моргал глазами, виновато улыбался.
На площади уже стоит небольшая, обитая красной тканью трибуна. На ней — чернявый секретарь райкома с каким-то странным, как бы застывшим лицом, невысокий, седовласый председатель райисполкома, а также другие районные активисты; их всегда можно видеть на трибуне у двухэтажной школы, где обычно проходят первомайские и октябрьские митинги.
Первым выступает секретарь райкома, за ним председатель райисполкома, потом еще один оратор, и Василю наконец становится ясно, почему на станции собралась такая многочисленная толпа. Торжественную встречу, оказывается, устроили парню в синем шевиотовом костюме — бригадиру тракторной бригады Рыбаку, награжденному медалью «За трудовую доблесть». Вчера в Кремле Михаил Иванович Калинин собственноручно вручил ему высокую правительственную награду, а сегодня он уже вернулся в местечко, где работает в МТС.
Василю приятно, что в местечке будет жить такой заслуженный человек. Это уже второй награжденный. Первой была Людмила Зборовская, дежурная по станции. Она ездила на съезд стахановцев и вернулась оттуда с орденом «Знак Почета». Однако ее так торжественно не встречали. Быть может, потому, что местечко в то время еще не было районным центром...
К людям, окруженным всеобщим вниманием, Василь всегда относится уважительно, так же как и эти ораторы, выступающие сейчас с трибуны. Однако, думает Василь, порою не все заслуживают такого к себе внимания, да и внешностью своей не очень-то привлекают. Взять хотя бы ту же Зборовскую. Живет она наискосок через улицу. Василь хорошо знает всю семью и какими-либо особыми качествами Людмилы вовсе не восхищается. Худая, какая-то угловатая, с желтым — словно переболела малярией — лицом... Ей уже стукнуло двадцать восемь лет, а замуж так никто и не взял. Даже отец подчас не хвалил ее — сердитая, мелочно придирчивая, не всегда посочувствует человеку в беде; недавно ее перевели в Гомель, пошла на повышение. А вот родители Людмилы совсем другие люди — чуткие, добрые старики. Отец всю свою долгую жизнь прослужил кондуктором на железной дороге, недавно только вышел на пенсию. Мать, почти совсем глухая женщина, занята хозяйством, шьет на машинке. У Зборовских просторный красивый дом с белыми ставнями, жестяной крышей — таких не много в местечке, — большой плодовый сад; живут они в достатке и с соседями дружат. У них запросто и денег можно взять, и штаны сшить в долг, и посоветоваться при необходимости. Старик Зборовский любит посудачить о житье-бытье, его часто можно видеть среди стрелочников, сцепщиков, путейцев, когда они по вечерам собираются дружной компанией где-либо у завалинки и заводят бесконечные разговоры...

 

 

Митинг тем временем окончился.
У газетного киоска Василь встречает Ивана Скворчевского. Иван ежедневно приходит на станцию к вечернему поезду, потому что в это время всегда можно купить свежие московские газеты. Подписчикам почтальон доставит их только на следующий день.
Иван держит под мышкой «Правду», «Красную звезду», журнал «Огонек». Василь давно дружит с Иваном, с четвертого класса, и дружба эта зародилась на почве общих книжных интересов. Все последние годы Иван, Степан Бронька, а с ними и Василь с каким-то самозабвением читают книгу за книгой, выкраивая для этого любую свободную минуту. Они уже прочитали не только массу книг русских и зарубежных классиков, но и много произведений редких, которых не найти в местной библиотеке и которые ходят только по рукам. И не было случая, чтобы какую-либо интересную повесть или роман прочел один из них и не прочли друзья.
Иван живет по Ворошиловской улице, протянувшейся вдоль железной дороги. Отец его работает товарным кассиром на станции. Недавно он оставил семью и сошелся с другой женщиной. Ивану приходится нелегко, потому что на пятьдесят рублей, которые удерживают из отцовской зарплаты, не разгонишься. Немного помогает дед, отец матери, а во время каникул Иван ходит на погрузку торфа и другие работы.
Вечерний сумрак все плотнее укрывает землю, на небе одна за другой загораются звезды. На душе легко и приятно; пахнет пылью, поднятой стадом коров, яблоками, сеном. Самая подходящая пора, чтобы побродить по местечку, задушевно побеседовать с друзьями, поделиться житейскими новостями.
— Куда направимся? — спрашивает Иван,
— Может, в городок?
Городком называют засаженную тополями усадьбу лесной школы, расположенную как раз напротив станции и отделенную от нее карьером-котлованом, где местечковцы копают глину. Лесная школа — фактически техникум, — когда-то и такое учебное заведение было в местечке. Техникум перевели в город, и в его помещениях сейчас живут и учатся курсанты автошколы, которая, как и техникум, относится к лесному наркомату.
Курсанты — все молодые ребята, а где ребята, там обычно и девушки. Видно, поэтому Иван с Василем и любят прогуливаться по тенистым аллеям городка, куда всегда тянет местечковую молодежь. На скамейках под широкими шатрами деревьев сидят парочки; то тут, то там мелькнет в вечернем мраке белая девичья блузка, вспыхнет ярким огоньком папироса профтехшкольца, послышится приглушенный смешок. Время от времени раздаются громкие взрывы смеха, доносятся звуки гитары, песни. Ночное небо усыпано звездами, трещит динамик киноустановки — в клубе профтехшколы показывают кино. После станции, людного и шумного перрона вечерняя жизнь местечка сама по себе перемещается сюда, в уютный тополиный городок.
И вообще профтехшкола, которая когда-то готовила лесоводов, а теперь стала своеобразным центром, куда из окрестных деревень стекаются ребята учиться на шоферов, сыграла в жизни Ивана и Василя немалую роль. Еще тогда, когда на месте нынешнего двухэтажного здания стояла церковь с зелеными маковками куполов и золотыми крестами, когда кино и радио воспринимались как некое чудо, все это уже было у профтехшкольцев.
Церковь разобрали, когда Василь еще ходил во второй класс. Из уцелевших бревен построили длинный, как сарай, клуб — теперь он называется Домом культуры.
В Доме культуры стационарная киноустановка, почти ежедневно там показывают звуковое кино. А ведь каких-нибудь три-четыре года назад никто и не слышал о подобных чудесах, и местечковая ребятня, у которой никогда не было денег на билеты, по вечерам штурмом брала двери и окна профтехшколы. Там крутили вручную — помощников хватало — немые киноленты с надписями на четырех языках: русском, белорусском, еврейском и польском. Кинокартины, навсегда запавшие в душу, такие, как «Лесная быль», «Абрек-Заур», «Дважды рожденный», «Красные дьяволята», Василь с Иваном смотрели в тесном клубе городка.
В профтехшколе была также богатая библиотека. На некоторых книгах еще сохранились штампы Томского университета, — видно, оттуда их прислали в глухое полесское местечко, чтобы просвещать местных лесоводов. Правда, у лесовода слишком мало было свободного времени, чтобы читать Жюля Верна, Луи Буссенара, Виктора Гюго. Зато с жадностью глотали произведения этих писателей Иван, Василь и другие школьники, входившие в кружок любителей книг.
Книжное богатство профтехшколы постепенно становилось добычей членов этого кружка, которые не признавали никаких правил и законов, если речь заходила об интересных приключениях. Из этого источника щедро черпал и Василь, ничуть не смущаясь тем, что та или иная книжка была когда-то библиотечной собственностью.
— У меня идея, — заговорил вдруг Иван после того, как ребята прошли две-три аллеи парка. — Давайте изучать иностранные языки.
Василь насторожился. Он знал: Иван всегда придумывает что-нибудь оригинальное, неожиданное и обычно слов на ветер не бросает. В школе он считается лучшим математиком и шахматистом и вообще способным учеником. Но при чем здесь иностранные языки?
— Не понимаю тебя, — смотрит на него Василь.
— А тут и понимать нечего, — Иван, очевидно, хорошо все обдумал. — Ты ведь знаешь, как Ольга Владимировна преподает немецкий язык... Задаст стихотворение, мы, как попугаи, вызубрим и получаем отметку. А о чем стихотворение, знаешь? Нет, не знаешь, кроме двух-трех слов. Кому нужна такая наука?
— Все равно ничего не понимаю. К чему ты это? — удивляется Василь.
— А зачем алгебра, геометрия, химия? С хлебом их есть будешь, что ли? Огород можно и без алгебры обмерить. А ведь алгебра в старших классах — один из основных предметов. Попробуй не реши контрольную по алгебре!.. Немецкий же идет наравне с физкультурой и рисованием. — И Иван захохотал.
— Пусть идет.
— Чудак ты. Давай-ка сходим к моему дяде. Он тебе расскажет, как учили иностранные языки в гимназии. Четыре языка — два древних и два современных. Дядя и теперь еще читает немецкие и французские книги.
Василь знает Иванова дядю. Он работает директором семилетней школы — кроме десятилетки есть и семилетка в местечке. Дядя Ивана с виду всегда задумчивый, неразговорчивый, носит очки; такая же строгая и жена его, она преподает химию в десятилетке. Но когда объясняет — заслушаешься.
— Ну хорошо, — наконец соглашается Василь. — Что же ты предлагаешь? Ведь Ольгу Владимировну не переделаешь. Задаст стихотворение или правило — будешь зубрить.
— Я все продумал, — в голосе Ивана звучит уверенность. — Школа ничего не даст. Надо самим браться. Договоримся со Степаном. Он согласится помочь. Только пока никому ни слова. Начнем самостоятельно изучать...
Высоко в небе сверкают мириады ярких августовских звезд. Тихо шелестит на тополях листва. Со всех сторон долетают приглушенные голоса, молодой задорный смех. По-прежнему звучит динамик в клубе профтехшколы; кто-то завел патефон, распахнул окно, — приятный женский голос под аккомпанемент гавайской гитары упрекает любимого в измене...
Василь чувствует себя тоже возбужденным — ведь они, трое друзей, займутся делом, о котором никто даже не догадается. Немудрено и возгордиться: кто до этого додумается!
— Я просто рассудил, — продолжает объяснять Иван свою мысль. — Как-то попытался считать до десяти по-немецки и даже испугался — не умею. За пять лет не научился! Как же с такими знаниями на экзамен идти? Ведь Ольги Владимировны в институте не будет.
При напоминании о том, что на следующее лето, в такое же время Иван и Степан Бронька уже уедут, Василю становится как-то не по себе. Но он старается не думать об этом. Впереди еще целый год.
Иван тем временем высмеивает постановку дела с изучением немецкого языка в школе:
— Надо же! До десяти считать не научились! Стыд! Позор! Ты хоть знаешь, как по-немецки «хлеб»?
— «Брот», — несмело отвечает Василь.
— Это знаешь. Небось каждый день с хлебом имеешь дело. Ну, а как будет «мясо»?
Василь не знает. Иван же продолжает наседать.
— А «сорочка», «штаны», «нога», «рука»? Вот видишь, не знаешь. Потому как плыл по течению. И ты, и я. Я тоже не знаю. Бить нас надо за такое изучение языка! — Иван вошел в роль критика. — Мне скоро восемнадцать, тебе шестнадцать, а все еще как дети. Детство давно кончилось. Пора понимать.
Можно выписать немецкую библиотечку, стоит она недорого, а книги интересные, кроме того, к основному тексту дается перевод.
Все знают: если Иван чем-либо заинтересуется, то всерьез. Да и верховодить ему не впервые. Характер у него мягкий, добрый, но, несмотря на это, все ребята с Ворошиловки беспрекословно признавали в нем вожака; это было и тогда, когда Василь только пошел в школу. Под руководством Ивана мальчишки с Ворошиловской улицы вырыли пруд, в котором и теперь еще купаются; затем он организовал волейбольную команду, которая победила даже профтехшкольцев; кружок книголюбов — тоже его идея. Роста Иван среднего, стройный, светловолосый, сероглазый — самый обычный местечковый парень, но вот есть же в нем что-то особенное, если другие охотно ему подчиняются.
— Надо начинать с самого начала — с пятого класса. Возьмем учебник, сами зададим себе уроки и друг у друга будем спрашивать. Библиотечку выпишем...
Василь всегда подчинялся Ивану, и теперь ему и самому смешно, как проводятся в школе уроки немецкого языка. Мягкая по натуре Ольга Владимировна конечно же понимает, что ее предметом никто не интересуется, дисциплину в классе поддерживать не умеет и для того, чтобы создать хоть видимость порядка, позволяет ребятам слишком многое — только бы не шумели в коридоре. Некоторые на ее уроках выполняют домашние задания, читают книги. Да и сама она иногда, чтобы успокоить слишком непоседливых, читает классу какие-нибудь интересные истории из хрестоматии, на ходу переводя на белорусский язык.
Переговорив обо всем — Степана будут уговаривать вдвоем, — друзья из городка вновь возвращаются на станцию. Весь день Василь ходил по лесу, до полуночи гулял с Иваном по парку, и, несмотря на это, ноги не болят, совсем не устал. Он словно набирается настоящей мужской силы, и это радует.
На станции тишина. На перроне безлюдно. Лишь изредка пройдет смазчик с масленкой в руках, нарушая вечерний покой глухим шарканьем ботинок по цементной платформе.
Ребята решили зайти в буфет. Василю очень хочется бросить взгляд на буфетчицу, очень похожую на младшую сестру.
В небольшой комнатушке, густо заставленной столами, сидят запоздалые посетители и льют пиво. Надина сестра сосредоточенно перекидывает косточки на счетах, вид у нее недовольный. Василь готов рассказать Ивану все, открыть перед ним свою душу, но только ни слова о Наде. Эта тайна принадлежит ему одному.
У выхода из буфета друзья распрощались. Иван свернул трубкой газеты, журнал «Огонек», засунул под мышку и не спеша зашагал домой.
Назад: I
Дальше: III