5
На пороге стояла невеста.
И так как люди за столом только что думали о другом, о странном, все вызывающе весело уставились на невесту: «Что ей здесь надо? Виданное ли дело, чтобы невеста пришла на сговор! Это что за новости? Но, может, случилось что?..»
— Здравствуйте… — произнесла она еле слышно. Вид у нее был растерянный, немного испуганный. Точно она дверью ошиблась и вовсе не ожидала застать своих родителей в этом доме!
И будущая свекровь, как хозяйка этого дома и мать жениха, постаралась ей возможно мягче ответить:
— Здравствуй, детка! Эта наша зверюга, надеюсь, не укусила тебя?..
— Да я хотела ее погладить, а она как залает…
— Пора этой собаке привыкнуть к тебе… — сказал жених.
Теперь, рядом с невестой, он воспрял духом. Да и сама она не маленькая, двадцать два недавно стукнуло. И уже год проработала воспитательницей в детском саду, теперь вот переводят в школу-интернат райцентра Унгены, словом, вполне самостоятельный человек. А посмотришь со стороны, ей-богу, наша застенчивая девчушка, только что получившая строгий нагоняй от строгого отца: «Там, где собираются взрослые, нечего делать… Чтоб это было в последний раз!»
Однако, глядя сейчас на нее, такую робкую и притихшую, какое сердце не отзовется теплом, какой язык повернется сказать грубое и обидное слово?..
«Милая, дорогая моя, да понимаешь ли ты сама, что такое НЕВЕСТА?! Это неземное, необыкновенное существо, ведь в нем втрое, вчетверо больше стыда и страха, чем в каждом из нас!» (Недаром же бывает, самой воспитанной, самой стеснительной девушке в сердцах говорят: «Ну, что ж ты, голубушка, расселась, словно невеста!..»)
Так думали родители и уже смотрели на свою своевольную дочь поспокойней, помягче…
«Девочка наша, ведь мы, старшие, любим тебя и собрались сюда для чего?.. Чтобы твое счастье устроить! И незачем тебе было сюда приходить, никакой беды не случится. И не бойся, глупенькая, приведет тебя в этот дом в день свадьбы красочная процессия — подружки и дружки, музыканты и посаженый с женихом, впереди тебя приданое понесут с веселыми прибаутками, с прихлопыванием да приплясыванием!.. Маленькая наша, зачем же ты приходишь сюда, самых красивых радостей не дождавшись?! И уж поверь нам, горькому нашему опыту верь, не все тебя хорошо поймут, так вот, как мы. Найдутся злые люди, увидят тебя и выставят на позор, скажут: „Невиданное, небывалое дело! Ни стыда ни совести нет у нынешних невест… в день сговора сами к жениху бегают…“»
Она слов этих не могла слышать. Но, видимо, почти то же самое она теперь сама себе говорила… Стояла в дверях ни жива ни мертва… Так что родители, глядя на нее, не на шутку встревожились.
«Может, ее все же испугала собака?.. Что случилось, доченька? Дом загорелся? Умер кто?.. Какая нечаянная беда свалилась на наши бедные головы… Мы тут сидим и счастье твое устраиваем. Трудный сегодня день. Поймем ли друг друга, породнимся ли?.. Быть свадьбе или не быть? А ты как гром среди ясного неба;.. Может, передумала? Так скажи прямо, как нам быть».
— Тудор, сынок, — говорит мать жениха, — принеси стул для Нины… разве в этом доме нет больше стульев?..
А мать невесты молчит. Может быть, ее дочка постоит-постоит и уйдет, а сговор как ни в чем не бывало продолжится и не будет нарушен дедовский красивый обычай?.. И в то же самое время жалость раздирает ее материнское сердце: «Видишь, мамина дочка… Разве можешь ты понять, чего это стоит твоей матери?»
Наконец она не выдерживает, обнимает дочь и спрашивает со слезами:
— Ну, что там случилось?
— Раз пришла, стало быть, что-то случилось, — отвечает жених, внося в комнату стул. — Садись, Нинуца…
— А может, молодым не терпится одним остаться, а мы им мешаем?! — брякнул Никанор в лицо жениху.
Большей насмешки, оскорбленья, обиды, видимо, никто не слыхал на свадебном сговоре! Родители невесты головы опустили, тесть даже закурил папиросу: «И посаженого нет… Какой уж тут сговор?! И речи не может быть… А дочь наша, пожалуйста, сидит рядом с этим… матросом, будто они век прожили вместе! А там поди знай… Господи, что за порядки такие… Срам какой!»
Молчала невеста, молчал жених, молчали и все остальные. Сейчас они, должно быть, не помнили недавние свои рассуждения о любви и о смерти. Конечно, одно дело разговоры вообще, другое — твоя собственная любовь или смерть… Куда подевались их выдержка, хладнокровие, важность, всезнание и всепрощение — все происходит как раз не так, как мы бы хотели.
Слова Никанора Бостана, казалось, еще висели над этим столом.
Но вот стало неловко и самому Никанору, и он сказал:
— Я думал, может, вам захотелось в кино пойти или на танцы?..
Но жених в ответ ему грубо:
— Откуда ты это взял? Не видишь, что ли, за стол сели…
«Кто его научил так разговаривать?.. Уж не там ли, на подводных лодках? Будто я сам в армии не служил?! — думает обиженный Никанор. — Кто я ему, младший брат или дядя?!»
А мать, как всякая мать, не может не думать о дочери:
— Нинуца, дорогая, тебе было бы лучше надеть то, темное, платьице, с длинными рукавами…
А жених ей на это:
— Оставьте, мамаша. Она сама знает, что ей лучше. И что теперь носят…
Теща не отрываясь смотрит на жениха.
Ох, будто не она, мать, родила эту доверчивую дуреху и заботилась о ней двадцать два года!..
«Этот вихрастый… в синюю полоску… все поучает… будто ему одному на белом свете известно, как себя должна вести моя дочь, что должна говорить и во что одеваться!..
Ишь, какой выискался в нашем селе: плюет на всех, насмехается… вурдалак… самый что ни на есть, честное слово!..»
А жених поднимается с места, расправляет плечи и высоко над головой возносит полную бутылку:
— Зачем мы здесь собрались? Чтобы пить-веселиться… Поэтому я предлагаю всем выпить. А ну, поднимем стаканы! А сговор пока оставим!.. Какой еще сговор? На кой ляд, я вас спрашиваю, нужен мне посаженый, когда вот она — моя дорогая невеста, рядом… Теперь послушайте меня, я вас весь вечер слушал, в глаза вам смотрел… и ни черта в них не увидел… Простите меня за резкость. Любят у нас в селе потрепаться за стаканом вина, чтобы время убить. А я свое время дальше убивать не намерен. Хочу жить. Каждое мгновение. Ибо жизнь состоит из мгновений. И сама она мгновение по сравнению с вечностью, как сказал какой-то философ. И я это принадлежащее мне лично мгновение, вы слышите, почтеннейшие, никому не отдам! Этому меня научили подводная лодка, машина, скорость, спешка, заграничные фильмы и еще многое такое, о чем я не стану здесь говорить. А теперь, верчу ли я баранку, ласкаю ли женщину, я прежде всего удовольствие получаю, имею на это право, — между прочим, сам себе зарабатываю на жизнь… «Такой уж мне выдался круг», как абсолютно верно заметила бабушка! Но какой именно круг? Вот в чем вопрос… А круг — это эпоха, в которой ты родился… Это рубашка твоя! А посему предлагаю всем выпить и закруглиться. Мамаша… Папаша… — чокнулся он своей бутылкой с тещей и тестем. — Поднимем стаканы! И ты, бабушка, и вы, тетя… Что вы такие хмурые, словно на поминках у… — Он бы непременно сказал, у кого сейчас они могли бы быть на поминках, но посмотрел на свою бутылку, зачем-то поболтал ее и сказал матери: —Мам, посмотри, там в буфете еще стояла бутылка водки. А от вина меня, не знаю почему, мучит изжога… — А затем снова обратился ко всем: — Дорогие и горячо любимые родичи! Предлагаю вам выпить за наше совместное с Ниной решение… — И после паузы — Мы решили с Ниной никакой свадьбы не делать!
«Дорогим и горячо любимым родичам» показалось, что чего-то они недослышали. В первую секунду оцепенели.
«Что он сказал?.. Для чего мы здесь сидели целое воскресенье?..»
Никанор насупился, пошевелил пальцами правой руки, будто они у него затекли… Тесть уставился на тлеющий огонек папиросы: «Гори, сестричка, гори… больше нам ничего не осталось!..» Жена Никанора начала вдруг с жаром завязывать себе косынку вокруг шеи, совсем как девочка перед тем, как сесть на качели… Бабушка беззвучно продолжала жевать, хотя во рту не оставалось ни единого зуба, да и вообще крошки там не было… Мать невесты перевела взгляд с мужа на жениха, потом на дочь-невесту и снова на мужа. Казалось, она вот-вот закричит: «Караул, люди добрые, убивают!..»
И только невеста, пристально всматриваясь в пустое блюдо из-под холодца, словно там копошился рой крылатых муравьев, время от времени поднимала на своего суженого глаза.
— Как это так… решили не делать свадьбы? — произнес с усмешкой Никанор… Взглянул на свою двоюродную сестру, мать жениха…
Та сидела с совершенно безучастным лицом: «Сама ничего не могу понять, братец!..» И притом собралась пожимать плечами…
В это время жених, на короткий миг отлучившийся, выставил на стол три бутылки «Московской».
А Никанор поспешил перейти в наступление.
— Обожди!.. Если рвешь дело, позови посаженого. И скажи ему, что рвешь…
— И скажу. Непременно скажу. За этим дело не станет, но я бы хотел, чтобы при этом были только свои… И еще я должен вам сообщить одну маленькую деталь…
«Слыханное ли дело? Де-таль!.. Собрал полный дом гостей, всех обманул, заставил мать угощение готовить. Ну, я ему покажу… Дай только гости уйдут, я ему покажу деталь, — думал Никанор в бешенстве. — Тьфу, да я ему в лицо плюну!..»
Но бывший моряк, ныне шофер первого класса, все видел, все понимал.
— Да, да! И нечего тебе, дядя Никанор, куражиться. Что ты там пожимаешь плечами? Никакой свадьбы не будет, я сказал — и крышка!.. Однако это не значит, что мы расстаемся…
Новое дело!
— Я понимаю, наш ультиматум… — продолжает жених, — вы постараетесь не принять. Начнете возмущаться, уговаривать, просить. Но все напрасно.
Жених перевел дух и как бы начал снова:
— Как устраиваются у вас свадьбы?.. По этим вашим обычаям… честное слово, они больше похожи на сборище пьяных вандалов, чем на свадьбу!..
«А это еще что такое: „ван-да-лы?!“»
— Жених с невестой сидят в центре стола, словно на привязи. То и дело их понукают: «Целуй руку вот этому… твоему крестному!» А мне глубоко наплевать, что я вами крещен в несознательном возрасте! А если мне стыдно, что я — крещеный?! Что вы на это ответите?.. Вот когда хотели меня принимать в партию, еще на подлодке, я думал: «Что писать в своей биографии? Нельзя же умолчать об этом позорнейшем факте!» И я извинился перед людьми и взял свое заявление обратно… Но я ничего не забыл, ничего не простил — и вот теперь отказываюсь участвовать в ваших пошлых обрядах, которые унижают личность и только плодят лицемерие!.. Жених с невестой не празднуют свадьбу, а исполняют ваши пьяные прихоти!.. Зачем же я ее, — жених осторожно обнимает за плечи невесту, — мою навеки дорогую, выставлю на позор и на пытку? Вот, скажем, мы сидим с ней, как сейчас, а какой-то из гостей, скажем, Лимарэу, наш сосед, между прочим, хотя и пьяница беспробудный, но ваш кум, мама, попробуйте-ка его не позвать!.. — поднабравшись как следует, уставится на меня, на невесту и своим слюнявым ртом завопит: «Горько! Горько!» И я обязан выполнить эту прихоть пьяного идиота?! И вообще, с какой стати целоваться на глазах у людей?!
— А меня тошнит, глядя на вас! Когда вы целуетесь на улице, среди людей, сколько раз плевалась… — вскочила как ужаленная жена Никанора.
— Это мы, что ли?.. — удивился пораженный жених.
— Да вот хотя бы вчера двое таких же патлатых, как ты, целовались на кишиневском базаре, среди бела дня!..
— Замолчи! — заорал на жену Никанор. — Это же не Тудор был. — И он кивнул племяннику: — Продолжай.
— Не стану я, тетушка, выполнять прихоти пьяного Лимарэу, — уже несколько успокаиваясь, объяснял жених, — и вообще шутом быть не желаю… а то ведь и рассердиться могу! — И улыбнулся своей дорогой тетушке, которая когда-то в детстве таскала ему в фартуке майские черешни из колхозного сада. — Зачем ей, невесте моей, пускать слезу, уходя из родимого дома, когда она этого часа по закону природы, по законам социологии ждет не дождется? Чтобы соседи ее дурой не обозвали? Будто, если она поплачет, сразу и поумнеет!.. — И вздохнул глубоко: — А по-моему, все это цирк… И если хотите, я вам всем куплю билеты на представление…
Отец невесты забыл про папиросу. Он напряженно думал, и постепенно его охватывало какое-то странное чувство, не то уважения, или, может быть, робости перед зятем: «Вот вам, пожалуйста, вполне зрелый и современный мужчина, и он идет ко мне в сыновья… Послушать его, так адвокат, да и только!.. Этот не только что сельской учительнице, профессорше может запудрить мозги! И ничего удивительного. Человек бывалый… И на дне океана побывал… Конечно, тут можно и призадуматься: крещеный или некрещеный…»
А у матери невесты комок застрял в горле.
«Ах, зачем я растила эту дуреху?! Зачем готовила ей приданое? Ночей не спала, себе во многом отказывала, недоедала, все копила-копила… Теперь она меня знать не хочет… А почему жених завел разговор о крещении? Видимо, он не хочет венчаться?.. Ну что же, пусть хотя бы распишутся…»
А Никанор уже быстренько про себя порешил, как перевести всю эту баталию в шутку:
«Пожарники, как и военные, подчиняются приказам и носят форму… Свадьба, постойте-ка, как это племянник ее обозвал, — сборищем? Похоже на то… Собирается разный народ, отсюда и опасность пожара… Ах, вот оно что! Стало быть, мы приглашаем на свадьбу начальника раймилиции и начальника пожарной команды! „Очень вас просим, товарищ майор, придите на свадьбу… Мы сами позаботимся о песке, вы прикатите на двух пожарных машинах… В случае чего — будем поливать, ладно? Не волнуйтесь, потушим! Мы — люди простые, работящие, привычные ко всему…“»
А мать жениха думала про себя, как в таких случаях думает немолодая вдовица:
«Нет, они просто стесняются нас: мы — крестьяне, они — горожане… Людям, пожившим в городе, не по нраву сельская грязь и пыль… Да и нового дома мы им не успели построить, как некоторые…»
Жених же ораторствовал:
— В Италии, говорят, наконец разрешили разводы. А в Китае и вообще в Азии противозачаточные средства раздают населению бесплатно. А в Англии и Америке, говорят, последние годы развелись какие-то хиппи; ну эти вообще живут бессистемно, этого я тоже не одобряю. Я за разумное и свободное супружеское содружество. Я, например, Нину очень люблю и хочу с ней встречаться. Ну и встречаемся! А у нас — обязательно штамп, и без этого штампа нельзя. Так вот, я — плюю на штамп! И ты, Нина, тоже?
Невеста молчит.
— Ну и с недавних пор мы решили, да! Мы хотим свое чувство проверить, потому что без всяких штампов верим друг другу!..
Мы будем жить просто так, а когда у нас появится маленький… Вот тогда мы вам настоящую свадьбу устроим! Такую свадьбу, что вы закачаетесь! Созову своих приятелей со всего белого света, кое-кто еще плавает… Вот, например, в Рэдэнах, по соседству с Унгенами, живет Лаптеакру, он видел своими глазами, как в американских прериях укрощают диких мустангов. Он вам об этом расскажет на свадьбе!..
А в Кишиневе живет Гарик Хлябинский, бывший моряк торгового флота. Он, бывало, как попадет в Испанию, сейчас же идет на корриду, он эти бои быков изучил не хуже испанцев! За это одна прогрессивная миллионерша напечатала его фамилию на афише, среди известных матадоров Испании! Так вот, Гарик Хлябинский тоже обещал приехать на свадьбу и устроить здесь, на площади возле сельмага или уж, на худой конец, в нашем дворе, показательную корриду!
Сложней всего подыскать бычка, подходящего для корриды. Но я, Между прочим, держу одного на примете, красного бугая… совсем как на той афише!
Родичи понемногу приходили в себя: «Ничего подобного мы не допустим… Избави нас, господи! А этого полосатого бугая, в матросской тельняшке, мы его удавим собственными руками, он из нашей породы, наших дорогих кровей, малость, правда, подпорченных, между прочим, любовью, которой мы его окружали на каждом шагу…»
— Что такое свадьба? — продолжает жених. — Свадьба есть первый шаг, который делает человек к самостоятельной жизни… А если так, то разрешите нам наше интимное дело устроить демократически! Не надо нам свадьбы! Ну что, скажите, в этом плохого? Уж если вы разрешили, чтобы мы принадлежали друг другу… то есть согласились на брак, теперь уж, пожалуйста, не мешайте нашей совместной идиллии!.. Ведь я почему не позвал посаженого?.. Там, где двое, там третий… появится.
Родичи смотрели на пару с грустью и думали:
«О нем и говорить нечего… А посмотрите-ка на нее. Сидит, как скромница, со стыдливо опущенными глазами… скромница! Как бы не так! Вторая Волоокая, только помоложе. Погодите, вот нарожают они деток, во всем на себя похожих… и останется только — крестным знамением осеняться, глядя на них!..»
— Смешно, — продолжал жених, — смешно и глупо участвовать в ваших обрядах!.. Посыпать зерном жениха и невесту… Разламывать калачи над их головами… Платки, полотенца, кольца, дары и подарки; сюда же еще посаженый, друзья жениха, подружки невесты, дружки или дружки… шаферы или шафера?.. И среди особо приглашенных, конечно, тетушка Кира, она напомнит, как лечила меня в детстве от лихорадки и от ангины?.. Прин-ци-пи-ально!.. Слышите, повторяю, мы с Ниной прин-ци-пи-ально не хотим вашей свадьбы!..
И здесь Никанор, как мог, осадил его:
— Пожалуйста… ваше дело!.. не надо… но только… хочу спросить у тебя: где вы думаете жить дальше?
— Как это где? Тысячу раз говорил: квартиру мне дают на работе!..
— Я спрашиваю, где ты думаешь жить, парень? В лесу или среди людей?! — крикнул Никанор.
— Что ты хочешь этим сказать? — захлопал глазами племянник. — Что-то я не понимаю тебя…
А мать его со своего места прошептала:
— Тудор, дорогой… может, вы передумаете…
— Оставь, мама, — ответил жених. — Поздно думать о свадьбе, когда невеста на четвертом месяце беременности… о пеленках самое время подумать! — И вдруг, вспылив неизвестно отчего, возмутившись: — Или ты думаешь, что я пьяный?!
Отец невесты медленно, с достоинством поднялся со стула. Сказал мягко жене:
— Пойдем, дорогая, домой… — И к дочери: — Вставай… поднимайся… — И, обратившись не то к Никанору, не то к матери жениха, чуть слышно добавил: — Простите нас… мы не знали, что…
Может быть, он собирался сказать, «что наша порченая», но удержался и правильно сделал!.. Ведь по всем старинным понятиям жених имел теперь полное право отказаться от нее. Более того, мог на все село ославить невесту, так что никто и никогда не взял бы ее замуж! Теперь вся надежда у тестя была на сознательность жениха, ведь ему, слава богу, «глубоко плевать» на все дедовские обычаи?..
«Вот ведь он, — думал тесть, — не взял назад свое слово? Соглашается жить с невестой и даже обещал расписаться после рождения ребеночка… Господи, только бы обещанья не нарушил!.. А если он сволочь последняя…
Дочь моя — самостоятельная, работящая девочка… воспитательница в детском саду. Сама родит — сама выкормит, а мы ей, чем можем, поможем… поднимем на ноги внука!.. Сколько их, в нашем селе, оставалось сиротами? Сам рос сиротой — и ничего, получилось…»
В этот самый момент подала голос бабушка жениха. Собственно говоря, не то чтобы подала голос — заголосила, как по покойнику:
— О-ох!.. позор на мою старую голову… о-о-ох!..
— Обождите, подумайте, что здесь происходит? — испуганно сказала жена Никанора. — Ведь мы с вами живы-здоровы, никто не умер?! Но что ты делаешь, мэй, — обратилась она к жениху. — Дорогих людей выгоняешь из дому. — И начала зачем-то развязывать косынку на шее, как если бы сейчас собиралась броситься в воду. — Тудораш, а ну отвечай: свадьба это у тебя или цирк?
Мать невесты молча плакала.
Мать жениха — вполголоса…
Бабушка — в голос:
— А ведь я… когда умру… никто даже «ох» не вымолвит… ничего святого… возьмут меня и выбросят, словно падаль, на свалку!..
Тут и невеста прижала руки к лицу, заплакала: громко, безудержно, по-детски захлебываясь, навзрыд…
Жених попытался ее утешить. И руки ее старался от лица отнять, ему почему-то казалось, как только у него это получится, она успокоится, — но ничего с ней поделать не мог: упрямая! И вот он заходил вокруг нее, упрашивая и беспомощно, как маленький мальчик:
— Ну, милая… ну, хорошая… Перестань, ради бога! Сделаю все, что захочешь… Ну хочешь, мы с тобой эту дурацкую свадьбу сыграем?! Милая, родная, скажи только.
И она ему сквозь рыдания:
— Как же… свадьбу… когда и посаженого… нет… и мама с папой меня домой забирают!..
— Как это забирают?.. А наш посаженый, дядя Никанор, где?! Самый лучший в селе! На свете единственный… Согласен, дядя Никанор, быть у нас посаженым?..
И только он это сказал, Никанор как гаркнет, не то чтобы на племянника и его невесту, нет, на собственную свою половину:
— Садись, мать! — А та не слышит, опять платком своим занялась, теперь зачем-то совсем его с головы снимает, гребень вынула, уж не собирается ли прическу делать, в таком случае это надолго, теперь хоть всех святых выноси — по пословице: «Дом — горит, баба — чешется!» И тут муж еще отчаянней на нее заорал: — Слышишь ты меня или нет?! Оставь платок в покое, садись!..
А тут невеста испугалась этого крика и перестала плакать… Жена Никанора рядышком с ней присела. И сидели они, как две пугливые школьницы. Странное дело, крик Никанора тотчас успокоил и бабушку жениха. Она только еще разок всхлипнула для приличия и умолкла…
А невеста робко подала голос:
— Дядя… мне бы теперь умыться!..
— Пойдите-ка вдвоем, прогуляйтесь немного, — говорит Никанор молодым.
Их это удивило. Жених даже присвистнул. Но Никанор успокоил его по-отечески:
— Далеко не уходите, мы скоро вас призовем. А эту «Московскую», сестрица, почему бы нам не откупорить?.. — И ко всем за столом, широко улыбаясь: — Сваты, дорогие, немножко терпения… Мы ведь и водочки еще не попробовали?!
Жених и невеста уходили не то пристыженные, не то униженные. Давила собственная своя беспомощность, слезы, которые они здесь, на людях, развели… И вот что вышло: их, как нашкодивших малолеток, прогнали старшие.
Да, по сути, только теперь и начинались свадебные переговоры…
Когда молодых пригласили в дом, жених еще с порога спросил, впрочем, довольно ехидно:
— Стало быть, уже можно?.. — И тут же, забыв об обиде: — Бадя Никанор, а ведь не успели тебе сказать, почему невеста на сговор пришла. Она по просьбе Ирины, жены покойного Кручану… Ладно, об этом потом… — И улыбнулся светло своему посаженому: — На поминках тоже никак без тебя не обойдутся.
Жених ни слова не спросил об условиях сговора… Хотят? Ну и пусть!.. О чем спрашивать, ясно и так, свадьба состоится.
Заметили? Имя Кручану опять прозвучало в этом доме…
