«Что делать?» Нелегко спросить, а как ответить на такой вопрос?

У Елены Денисовны сразу возникло сомнение в достоверности сообщения Хижняка и собственных домыслов. Может быть, у Ивана Ивановича в то страшное время было просто сочувствие к Ларисе, вызванное ее великим горем? Но теперь у него сложилась хорошая семья. Главное, ребенок растет. А дети — цветы жизни, и ради них родители выполняют обязанности, приносят жертвы. Нельзя ведь иначе-то?

— Ну посоветуйте, как мне быть?

Елена Денисовна слегка отстранилась, любовно заглянула в лицо Вари.

— Зачем волноваться без особой причины? Иван Иванович предан тебе, и не надо лезть ему в душу, ковыряться, нет ли там чего. Ты сама-то разве никогда ни о ком не думала? Взять хотя бы Платона Артемовича… — Тут Варя вспыхнула, вспомнив свое прощание с Логуновым под волжским обрывом при свете «катюш», летевших через реку с ураганным шумом. — Видишь, как покраснела! Ну-ка начну я тебя допекать: отчего да почему? Казаться всякое может! Надо судить о человеке по его делам.

Варя задумалась, потом окинула взглядом комнату, где прожила столько счастливых дней. Правда, стоило ли из-за одних подозрений отравлять жизнь себе и любимому человеку? Все равно у нее не хватит сил уйти от него, а он никогда не скажет ей: уходи, и сам не уйдет: ведь у них ребенок. Но можно ли жить в семье лишь для того, чтобы состоять при своем ребенке? Что же такое родитель? Должность семейная или человек, отдающий все тепло души этому ребенку и его матери? Служебную должность тоже нельзя хорошо исполнять по принуждению. Воспоминание о разговоре с Коробовым заставило Варю побледнеть. Не старается ли она, пользуясь правами жены, действовать методом принуждения?

Звонок у входной двери всполошил обеих женщин. Варя побежала открывать.

— Что так долго? — услышала Елена Денисовна ее радостно прозвучавший возглас и вздохнула с облегчением.

Расставляя посуду на столе, она невольно прислушалась, охваченная беспокойством за себя и Наташку: удалось ли Ивану Ивановичу выхлопотать для них прописку в Москве?

— Я и в домоуправлении уже побывал, — сказал Иван Иванович, входя в комнату. — Могу поздравить вас: все в порядке! Но и меня поздравить можно: у трех начальников был, даже красноречие проявил. Вот я какой!

Но в голосе его не было торжества. Елена Денисовна хорошо знала Ивана Ивановича: не светились в его глазах озорные искорки, не слышно победного смеха. Что-то неприятное омрачило хлопоты.

— Спасибо, но мне просто совестно, что мы вам столько затруднений доставили. Я уж и так подумала: если понадобится, мы можем опять в тайгу уехать. Не на Каменушку, конечно, а хотя бы к Платону Артемовичу в Красноярский край.

Иван Иванович мгновенно вскипел:

.— Еще новое дело! А года через три Наташка закончит десятилетку и будет рваться на учебу опять же в Москву или в областной город. А я-то бегал! Я-то волновался!

Елена Денисовна побагровела от стыда, сразу почувствовав: обидела, и очень.

— Наташка у вас — отличница, архитектором думает стать.

— Ведь это еще одно детское мечтание…

— А отчего же не помочь ей стать архитектором? Живя в тайге, в простом бараке, мечтает девочка о красивых домах, о городах новых. Ну и пусть учится и строит потом! И себе тогда комнату выстроит побольше этой. — Иван Иванович подошел к кроватке сына, посмотрел на него. — Вот Мишутка вырастет и тоже учиться будет. У них, у наших детей, жизнь по-иному складывается. (Вы, Елена Денисовна, не думайте, я очень рад хоть чем-нибудь помочь вам. — Иван Иванович взглянул на Варю, прибежавшую из кухни, и добавил совсем не радостно, но искренне: —Мы оба рады. Теперь можно и о работе для вас подумать.