August
Четверг, 1 августа
Дорогой Адриан,очень жалко было слышать про плохое качисво твоего семя. Человек с которым я встречалась на стороне был Барри Кент. Теперь у меня гора с плеч и мне гораздо лекше.Искрине твояШарон.
Барри Кент! Мне следовало догадаться! Аморальная бесталанная говняшка! Он ниже выгребной ямы. Стиль его прозы подходит только для заголовков «Дейли спорт». Да он бы не понял что такое параграф если б тот свалился ему в пиво. То немногое, что я прочел в «Дневнике мурла» привело меня к выводу, что Кента следует арестовать и предъявить ему обвинение в физическом насилии над английским языком. Он заслуживает того чтобы вечно гореть в аду, и к его лживому пенису следует привязать колесо с фейерверком.
Пятница, 2 августа
Дорогая Шарон,Большое спасибо за соболезнования по поводу моего «семя», как ты выразилась. Могу ли я предложить тебе связаться с Барри Кентом (который, как тебе известно, теперь и богат, и знаменит) и попросить его внести свой вклад в воспитание Гленна? Самое меньшее, что Кент мог бы сделать, – это отправить Гленна в частную школу, таким образом предоставив своему ребенку превосходный шанс в жизни.Остаюсь твой Адриан.P. S. Я абсолютно убежден, что Барри придет в восторг от известия, что у него есть ребенок.P. P. S. Итон – довольно неплохая частная средняя школа.
Воскресенье, 4 августа
За завтраком Кассандра объявила, что сняла замки с дверей в ванную и туалет.
– Подавление чувств, касающихся наготы и телесных функций, – причина того, что англичане никуда не годятся в сексе, – сказала она, многозначительно глядя на мужа. Тот зарделся и почесал нос.
Королеве-матери сегодня 91. Полагаю, она считает, что ей уже ни к чему обращаться к специалисту насчет своих зубов. Я ее понимаю.
Понедельник, 5 августа
Созвонился с «Инородными частями света» – туристическим агентством – по поводу своего русского круиза и объяснил, что меня сократили и я хотел бы отменить путешествие и получить назад свои деньги. Агент сообщила мне, что это невозможно, и посоветовала свериться с тем, что напечатано мелким шрифтом в моих документах. Я тщетно вглядывался, но в конечном итоге отправился в «Бутс» и приобрел себе «с крючка» очки для чтения за 7,99 фунта. Агентша оказалась права: я должен ехать.
Вторник, 6 августа
Кристиан сказал мне (с виноватым лицом), что Кассандре требуется мой чердак. Она открывает центр реинкарнации, где люди смогут вступать в контакт со своими прежними «я». Она хочет, чтобы я съехал к середине сентября. Сдержаться я не смог и выпалил:
– Ваша жена – корова!
Кристиан ответил:
– Я знаю, но раньше она была киской.
Итак – работы нет, а когда я вернусь из России, у меня не будет и дома.
Четверг, 8 августа
Уважаемый Джон Тайдман,Последний раз я писал Вам, чтобы извиниться за то, что забил факсовые аппараты Би-би-си своим 700-страничным романом «Гляди-ка! Плоские курганы моей Родины». Вы вернули его мне (в конечном итоге), заметив (я цитирую): «Ваша рукопись изобилует согласными, но гласные в ней рассыпаны по земле слишком тонким слоем – вплоть до полного их несуществования».Вы будете, я уверен, рады услышать, что ныне я восстановил гласные и потратил весь прошедший год на переписывание первых шестнадцати глав книги, – и я бы высоко оценил Ваши комментарии к ним. Главы прилагаются к сему письму. Я знаю, что Вы человек занятой, но много времени у Вас это не отнимет. Можете прочесть их в кафетерии Би-би-си во время своих перерывов на чашечку кофе и т. п.Остаюсь, сэр,Ваш Адриан Моул
10.30 вечера. Встретился с Леонорой в последний раз. Она уволила меня с поста своего клиента. Я перестарался и признался в любви к ней. Фактически это было даже не признание, а скорее провозглашение. Вероятно, его слышал весь Оксфорд. Ее муж слышал точно, потому что ворвался в кабинет с кухонным полотенцем и синим кувшинчиком в руках и спросил Леонору все ли у нее в порядке.
– Спасибо, Фергюс, милый, – ответила она. – Мистер Моул уже уходит.
– Я буду снаружи, если понадобится. – И он вышел, оставив дверь приоткрытой.
Леонора сказала:
– Мистер Моул, я прекращаю наши профессиональные взаимоотношения, но прежде, чем вы покинете этот кабинет, я бы хотела вас заверить, что ваши проблемы могут быть решены. – И продолжила, сочувственно наклоняясь вперед: – Вы слишком многого от себя ожидаете. Спустите себя с крючка. Будьте добрее к себе. Вы выражали озабоченность голодом в мире, озоновым слоем, бездомностью и эпидемией СПИДа множество раз. Это не только ваши проблемы. Их разделяют миллионы чутких людей всей планеты. Вы не можете контролировать все эти печальные ситуации – если не считать денежных пожертвований. Вместе с тем свои личные тревоги, отсутствие успеха своего романа, проблемы с женщинами вы контролировать до какой-то степени можете.
Здесь она замолчала; похоже, ей хотелось взять меня за руку, но она не взяла.
– Вы привлекательный, здоровый молодой человек, – сказала она наконец. – Я не читала вашу рукопись, поэтому не могу ничего сказать о вашем литературном даре или его отсутствии, но одно я знаю наверняка: по этим улицам ходит человек, который сделает вас счастливым.
Я повернулся на своем стуле и посмотрел в окно.
– Ну, не в буквальном смысле слова, не по этой улице, разумеется, – резко сказала она, перехватив мой взгляд. Потом встала и пожала мне руку: – За этот сеанс я с вас денег брать не стану.
Я сказал:
– Это не перенос, это истинная любовь.
– Я слышала это по меньшей мере двадцать раз, – тихо сказала она. Ее кольца блеснули под лампой, когда она протянула мне руку.
Уходя, я обогнул ее мужа, который и двадцать минут спустя по-прежнему вытирал полотенцем синий кувшинчик. Подходящий случай для лечения, на мой взгляд.
– Я намерен жениться на вашей жене, – сказал я перед тем, как выйти за порог. – И такой день придет.
– Да, все так говорят. Будьте здоровы.
Он улыбнулся и направился к Леоноре, а я закрыл дверь в очень болезненный – и очень дорогой – период своей жизни.
Пятница, 9 августа
Адриан,Что за херню ты там затеял – заставляешь Шарон Боттс писать мне и требовать денег, чтобы отправить ее пащенка в треханый Итон? Я тут сижу у Жанетт Уинтерстоун, пытаюсь дописать второй роман и спокойно могу обойтись без всего этого блудского мусора.Баз.
Суббота, 10 августа
Сегодня заглянул в витрину Центра занятости. Там висят три объявления о вакансиях. Одна – «мобильный оперативник по очистке» (дворник?), другая – «странствующий ассистент общественного питания» (доставка пиццы?), третья – «специалист по разблокированию клоунов на полставки» (!). По возвращении в узилище Кассандры рука моя отнюдь не потянулась в возбуждении к листку «Базилдон бонд».
Воскресенье, 11 августа
Сходил в газетный киоск. Бьянка уже вернулась из Греции. У нее фантастический загар. На ней была белая футболка с низким вырезом, в котором виднелись груди. Они напоминали маленькие спелые красновато-коричневые яблоки. Шутливо я осведомился, был ли у нее курортный роман. Бьянка рассмеялась и призналась, что был – с рыбаком, никогда не слыхавшим о Чехове. Я спросил, собирается ли она продолжать этот роман. Она странно на меня взглянула и ответила:
– А как бы ты себя чувствовал, если бы я сказала «да», Адриан?
Я уже совсем было готов был ей ответить, когда представитель деклассированной прослойки сунул ей в руку «Санди спорт», и момент был упущен.
10 часов вечера. Что я испытываю по поводу курортного романа Бьянки? Мне всегда приятно ее видеть, но я не могу перестать сравнивать ее с милой Леонорой: Бьянка – шоколадное драже «Молтизер»; Леонора – изысканный десерт в золотой фольге от Элизабет Шоу.
Вторник, 13 августа
В четверг уезжаю в Россию. Купил себе новый дорожный несессер для туалетных принадлежностей – пришло время себя побаловать. Надеюсь, на борту окажутся какие-нибудь приличные женщины детородного возраста.
Весь вечер провел в сборах. Решил не брать с собой никаких книг. Рассчитываю, что на борту будет библиотека с солидным набором русской классики в хороших переводах. Надеюсь, спутники мои окажутся людьми культурными. Невыносимо делить ресторан и палубы с английским пивным быдлом. Также решил включить в свой багаж гроздь недозрелых бананов. Я привык съедать по банану в день, а Россия, по слухам, испытывает их нехватку.
Суббота, 17 августа
Речной лагерь – Россия.
Сейчас 7:30 вечера. Никакого круизного судна нет. Никаких пассажиров тоже нет. Каждый член нашей туристической группы выгребает на собственной байдарке как может. Я съежился в двухместной палатке. Снаружи – тучи огромных черных комаров. Они ждут, когда я высуну наружу нос. Слышу, как река швыряет себя на перекаты. Если мне немножко повезет, умру во сне.
Человек, с которым я делю палатку, Леонард Клифтон, ушел рубить деревья мачете, которое позаимствовал у Бориса, одного из наших речных гидов. Я искренне надеюсь, что какое-нибудь дерево рухнет на кошмарную лысую голову Клифтона. Я не переживу еще одной ночи, если он опять будет травить бесконечные байки о Церковной армии.
Сегодня я предложил Борису отдать ему все мои рубли, если он самолетом эвакуирует меня в Москву. Борис оторвался от ремонта пробоины в моей байдарке и сказал:
– Но теперь нужно догрести до конца реки, мистер Моул: здесь нет ни поселений, ни людей, ни телефонов.
По возвращении к цивилизации я подам на «Инородные части света» в суд за каждый пенни, который они с меня получили. Ни разу они не упомянули, что мне придется грести на байдарке, спать в палатке и пить воду прямо из реки. Но самое худшее лишение, которое здесь доводится испытывать, – мне совершенно нечего читать. Клифтон одолжил мне свою Библию, но она упала за борт на последних перекатах. Глядя, как она тонет, я возопил громким голосом: «Боже мой, Боже мой! Для чего Ты меня оставил?» – к изумлению всей остальной группы и моему собственному, должен признаться.
Моника и Стелла Брайтуэйз, двойняшки из Барнстапла, снаружи запевают «Десять зеленых бутылок». Леонард и вся остальная банда похотливо подтягивают.
10 часов вечера. Только что вернулся из леса, где был вынужден мочиться в темноте. Некоторое время постоял вместе с остальными возле костра, прихлебывая чай без молока.
У Моники Брайтуэйз вспыхнула серьезная ссора с предводителем бойскаутов из Халла. Она утверждает, что видела, как он за обедом взял из мешка два ломтика черного хлеба. Он же яростно это отрицает и обвиняет ее в том, что она заграбастала себе весь костер. Все разделились на два лагеря, исключая меня, который терпеть не может и тех и других в равной мере.
Сегодня моя байдарка опрокинулась одиннадцать раз. Остальные храбрецы рассвирепели из-за того, что я их задерживаю. Все они – члены британского Союза байдарочников. Я же – совершеннейший новичок, а пересекать озеро в девятибалльный шторм – самый жуткий мой кошмар. Волны! Ветер! Вода! Мрачное, черное русское небо! Опасность! Ужас!
Молюсь Господу Богу, чтобы наше путешествие поскорее завершилось. Я стремлюсь в Москву. Хотя там придется сидеть в гостиничном номере: комары безжалостно искусали мне все лицо. Я похож на обдолбанного Человека-Слона.
Полночь. Снаружи происходит распитие водки. Из палатки я отчетливо слышу каждое слово. Русские слезливо сентиментальны. Всякий раз, когда они заговаривают о «нашей душе», англичане хихикают. Я жажду сна. Также я жажду горячей воды и унитаза со смывом.
В Москву! В Москву! В Москву!
Среда, 21 августа
Московский поезд.
Уборная в вагоне неописуема. Тем не менее я постараюсь ее описать. Я же романист, в конце концов.
Представьте себе, что двадцать бизонов с расстройством желудка заперли в одной уборной на две недели. Теперь постарайтесь представить, что по полу пролегает открытая сточная канава. Добавьте сюда политзаключенного из ИРА, объявившего грязную забастовку и отказавшегося мыться. Нужного запаха можно добиться, откопав несколько разложившихся трупов и добавив парочку здоровых молодых скунсов, – тогда вы довольно близко подойдете к тому, на что похожа и чем пахнет уборная в этом вагоне.
Леонард Клифтон собирается написать жалобу президенту Горбачеву.
Я сказал:
– Мне кажется, у Горбачева на уме сейчас совершенно другие вещи, – например, как предотвратить гражданскую войну или накормить своих сограждан.
Безобидное замечание, казалось бы, но Клифтон рассвирепел. Он заорал:
Ты испортил мне весь отпуск, Моул, своим жалким хлюздоперством и мерзкими циничными замечаниями!
Я был совершенно ошарашен. Никто из членов группы не поспешил на мою защиту – если не считать двойняшек Брайтуэйз, которые не раз информировали всю группу, что «любят все живые существа». Поэтому, что бы они ни сказали, – не имеет значения. Двойняшки, вне всякого сомнения, приравнивают мою жизнь к жизни ленточного червя.
Четверг, 22 августа
Гостиничный номер – Москва.
Я остановился в «Украине», около Москвы-реки. Снаружи гостиница напоминает шприц. Внутри она переполнена недоуменными постояльцами всех национальностей. Их смятение проистекает из нежелания обслуживающего персонала выдавать им какую бы то ни было информацию.
Например, едва ли кто-нибудь в курсе того, где именно подают еду. Думаю, никто даже не знает, подают ли ее вообще.
Сегодня утром на завтрак я съел кусочек черного хлеба, четыре ломтика свеклы, побег свежего кориандра и выпил чашку холодного черного чая.
Американка в очереди за мной взвыла, обращаясь к мужу:
– Норм, мне нужен сок!
Норм покинул очередь и подошел к группе прохлаждавшихся официанток.
Я наблюдал, как он пантомимой изображал им апельсин – сначала висящим на дереве, затем сорванным с него. Официантки бесстрастно посмотрели спектакль, потом повернулись к американцу спиной и сгрудились вокруг переносного радиоприемника. Норм вернулся в очередь. Жена одарила его презрительным взглядом.
Она сказала:
– Мне просто необходимы какие-нибудь фрукты утром. Ты же знаешь, Норм. Ты знаешь, как всю мою систему прихватывает.
Норм скорчил мину, давая понять: он в точности помнит, что именно происходит с «системой» его жены, когда ее прихватывает. Я с нежностью подумал о связке бананов, лежащей у меня в номере.
Здесь им просто нет цены.
В девять тридцать большая часть нашей группы собралась в фойе гостиницы: предполагалась поездка на Красную площадь. Я притаился за колонной, прикладывая тампоны с перекисью водорода к четырнадцати комариным укусам, обезобразившим мою физиономию.
Двойняшки из Барнстапла – Моника и Стелла Брайтуэйз – задержали нас на десять минут, а потом уверяли, что все это время сами ждали, пока лифт доберется до их девятнадцатого этажа. В конце концов мы расселись в автобусе, у которого выхлопная труба, казалось, выходила прямо в салон рядом с моим креслом. Я кашлял и задыхался от дизельных паров, тщетно пытаясь открыть окно. Водитель автобуса нацепил значок с портретом Горбачева и, судя по виду, был в дурном настроении. Автобус остановился неподалеку от Красной площади, мы выбрались из него и столпились вокруг нашего интуристовского гида Наташи. Она подняла красно-белый зонтик, и мы побрели за ней, как стадо слабоумных овец. А когда наконец вышли на площадь, стало очевидно: здесь что-то происходит – марш протеста или какая-то демонстрация. Я потерял красно-белый зонтик из виду и заблудился в толпе. За спиной моей вдруг раздалось зловещее рычание, но сдвинуться с места я не смог.
Старушка в платке погрозила кулаком в сторону, откуда доносилось рычание, и что-то закричала по-русски. Брызги слюны вылетали у нее изо рта и оседали на мой чистый свитер. Затем толпа расступилась, рокот приблизился – и гусеницы русского армейского танка пролязгали по брусчатке в дюйме от моего правого ботинка. Танк остановился, на броню вскарабкался какой-то юнец и принялся размахивать флагом. Флаг был с серпом и молотом – такой я привык видеть повсюду. Толпа одобрительно взревела. Что происходит? Московское «Динамо» выиграло футбольный матч? Нет, тут что-то серьезнее.
Одна девушка с обилием синих теней на веках доверительно сказала мне:
– Англичанин, сегодня ты стал свидетелем конца коммунизма.
– Меня чуть танк не переехал, – ответил я.
– Доблестная смерть, – согласилась она.
Я полез в карман за бананом – поднять уровень сахара в крови. Очистил его. Глаза девушки наполнились слезами. Я предложил ей кусочек, но она не поняла моего жеста и закричала что-то по-русски. Толпа орала и улюлюкала. Девушка повернулась ко мне и объяснила, что кричала она: «При Ельцине бананы – для всех!» Толпа подхватила клич. Затем девушка съела мой банан.
– Символический жест, разумеется, – сказала она.
Когда я вернулся в гостиницу, под дверью моего номера сидела на стуле дюжая девица. На ней было сильно декольтированное миниплатье из коричневой парчи.
– А, мистер Моул, – сказала она, – меня зовут Лара. Я пришла к вам в номер – спать, конечно же.
– Это входит в программу «Интуриста»? – спросил я.
Лара ответила:
– Нет. Я, конечно же, влюблена в вас.
Она вошла следом за мной в номер и прямиком двинулась к связке бананов, лежавшей на тумбочке. Взглянула на них похотливо, и я все понял. Ей хотелось не меня – ей хотелось бананов. Я дал ей два. Она ушла. Совокупление с ней могло бы нанести мне травму. Ноги у нее – как секвойи в Калифорнии.
Пятница, 23 августа
Б?льшую часть ночи пролежал без сна, расчесывая комариные укусы и сожалея о своем альтруистическом порыве. Интересно, как скоро разлетятся слухи о моих бананах? На следующий день все улицы были заполнены бунтующими москвичами, поэтому из отеля я и носа не высовывал.
После обеда (черный хлеб, свекольник, усохший кусочек мяса, одна холодная картофелина) я вернулся в номер и обнаружил, что бананы исчезли. Я пришел в ярость.
Пожаловался Наташе, но она лишь сказала:
– У вас было десять бананов? – Взгляд ее затуманился, но затем она рявкнула: – Сами виноваты, следовало хранить их в сейфе гостиницы. Теперь они наверняка гуляют по черному рынку.
Леонарда Клифтона я отыскал в мрачном подвальном баре. Произошел переворот против Горбачева, а затем – контрпереворот Бориса Ельцина.
– Для советского коммунизма – плохая новость, – сказал Леонард. – Но для Иисуса – хорошая.
В Англию! В Англию! В Англию!
Я жажду вернуться к себе на чердак.
