БЕСОВКА СЯОСЕ
В доме вэйнаньского Цзяна, служившего секретарем в одном из министерств, стали появляться массами бесы и домовые, часто морочившие и изводившие людей. Тогда он переехал, оставив сероголового сторожить ворота. Но тот умер, и, сколько раз ни меняли привратников, все они умирали. Тогда Цзян забросил дом окончательно.
В том же селе жил студент по имени Тао Вансань. Он с ранних пор отличался свободным, ничем не стесняющимся нравом. Был охоч до любезничанья с гетерами, но, когда вино кончалось, он их сейчас же отсылал. Друзья-приятели подсылали ему гетер нарочно, и они бежали к нему, льнули. Тао ничего, смеялся, принимал их без возражений и недовольства. На самом же деле всю ночь проводил без всякой нечистоплотности.
Как-то он ночевал в доме у секретаря министра. Ночью к нему прибежала служанка. Студент решительно ее отстранил, не стал чинить беспорядка. За это секретарь стал дружить с ним и уважать его.
Семья была самая бедная, да тут еще жили родственники по так называемому «удару в таз». В этих крытых соломой помещениях, всего в несколько столбов, когда наступала жара, Тао не был в состоянии выносить духоту и обратился к секретарю с просьбой временно одолжить ему заброшенный дом. Секретарь, имея в виду живущие в доме привидения, отклонил его просьбу. Тогда студент написал рассуждение «О том, что чертей нет» (продолжение предыдущих) и представил его секретарю, добавив при этом:
– Что могут сделать черти?
Ввиду настойчивых его просьб секретарь согласился.
Студент пошел в дом, убрал приемную и кабинет, а с наступлением вечера принес туда свои книги. Потом пошел за прочими вещами. Хватился книг – уже исчезли. Подивился, лег на постель и затаил дыхание, чтобы посмотреть, каковы будут дальнейшие перемены обстоятельств.
Прошло этак с время, нужное для обеда. Послышались шаги: кто-то шел в туфлях. Тао взглянул. Видит: из спальни вышли две девушки и вернули на стол пропавшие книги. Одной из них было лет двадцать, а другой, пожалуй, лет семнадцать-восемнадцать. И та и другая были отменные красавицы.
Они нерешительно топтались, стоя возле кровати, на которой лежал студент, переглядывались, пересматривались. Студент лежал тихо, не шевелясь. Тогда старшая подняла ногу и толкнула студента в живот, а младшая, зажав рот, тихо смеялась. Студент чувствовал, как сердце его волнуется волной и что, по-видимому, ему не выдержать. Он стал думать о вещах неколебимой правоты, быстро стал серьезен и решительно не обращал больше на дев внимания. Тогда дева левой рукой стала дергать его за усы, а правой рукой легонько хлопать по щекам. Послышались слабые звуки, которым младшая еще усерднее смеялась. Студент быстро вскочил и заорал на них:
– Эй, как ты смеешь, дьявольское отродье!
Обе девушки в испуге убежали и скрылись.
Студент, боясь, что придется всю ночь терпеть подобные мучения, хотел было уже переехать обратно домой, но затем устыдился, что слова его не будут покрыты, зажег лампу и принялся читать. В мрачном пространстве бесовские тени реяли вокруг него беспрерывно, но он не обращал на них ни малейшего внимания.
К полуночи он зажег свечу и улегся спать. Только что смежил он вежды, как почувствовал, что ему попало в нос что-то тонкое. Стало невероятно щекотно, и он сильно чихнул. И вот слышит, как в темных углах сдержанно-сдержанно смеются.
Студент, ничего не говоря, притворился, что уснул, и стал выжидать. Вдруг видит, что младшая дева взяла бумажный кружок, свернула его тоненьким коленцем и подходит к нему, то шествуя, как аист, то припадая, как цапля.
Студент разом вскочил и закричал на нее. Она вспорхнула и скрылась. Только что улегся, как ему опять полезли в ухо. И всю ночь его таким образом теребили, прямо невыносимо. Но как только пропели петухи, стало тихо, звуки исчезли, и студент наконец сладко уснул.
Весь день не было ничего ни слышно, ни видно. Как только солнце пало вниз, появились какие-то призраки. Тогда студент принялся ночью стряпать, решив дотянуть стряпню до утра. Старшая мало-помалу подошла к столу и согнула на нем свои локти, наблюдая, как студент занимается. Затем взяла да закрыла студенту книгу. Студент рассердился, хвать ее – ан уже вспорхнула, растворилась.
Через самое малое время она опять стала его трогать. Студент положил руку на книгу и продолжал читать. Тогда младшая, подкравшись сзади, закрыла сложенными руками студенту глаза. Мгновение – и убежала. Стала поодаль и смеялась.
Студент, тыча в нее пальцем, бранился:
– Вы, чертовы головушки! Уж если поймаю – так сразу убью!
Девы и не подумали пугаться. Тогда он сказал насмешливо:
– Даже если проводите меня в спальню, я все равно не умею… Так что бесполезно ко мне приставать!
Девы усмехнулись. Потом повернулись к печке, стали щипать растопку, мочить рис и вообще готовить студенту пищу. Студент поглядел на них и похвалил.
– Ну, скажите же мне обе, – спросил он, – неужели ж это не лучше, чем глупо скакать и прыгать?
Не прошло и пустячного времени, как кашица уже была готова. Обе девы наперерыв бросились класть на стол ложки, палочки и глиняные чашки.
– Я очень тронут, – сказал студент, – вашей услугой… Чем только за вашу доброту мне отплатить?
Девы засмеялись.
– Да, но в каше-то моча с мышьяком, – сказала одна.
– Послушайте, – ответил студент, – ведь у меня с вами никогда никаких недоразумений не было: ни ненависти, ни злобы. Зачем вам так со мною обращаться?
Кончив есть, опять наполнили чашки и бегали, усердно хлопоча и соревнуясь. Студент ликовал. Так привыкли делать постоянно. С каждым днем осваивались все больше и больше. Сидели уже рядышком и говорили по душам.
Студент стал подробно расспрашивать, как их зовут.
– Я, – сказала старшая, – зовусь Цюжун («Осеннее Лицо»). Фамилия моя Цяо. А она из дома Жуаней. Сяосе («Маленькая Благодарность»).
Затем студент полюбопытствовал, откуда они обе.
– Глупый какой мужчина, – смеялась Сяосе. – Мы еще не смеем ему отдать свое тело, а он… Кто тебе велит, скажи, спрашивать о наших домах? Что мы, замуж идем, или ты на нас, что ли, женишься?
– Вот что, – сказал студент, сделав серьезное лицо, – если передо мной прелестное существо, то неужели с ним можно обойтись без свойственных человеку отношений? Теперь так: если дух из мрачных мертвых сфер ударит в человека, то тот обязательно умрет. Так что, кому не нравится со мной жить – что ж, пусть уходит. А кому нравится, примирись, и дело с концом. Если я вам не нравлюсь, к чему вам, таким красавицам, пятнать себя? Если ж нравлюсь по-настоящему, зачем, скажите, вам смерть какого-то шалого студента?
Девы переглянулись. С этих пор они не очень уж приставали к нему с шутками и издевками. Тем не менее, время от времени они лезли руками к себе в груди, снимали штаны и клали их на пол. Студент оставлял это без внимания, более не дивясь.
Однажды он что-то списывал с книги, но не кончил и вышел. Когда ж вернулся, то нашел Сяосе припавшей к столу и с кистью в руке ему дописывающей. Увидав студента, она бросила кисть и засмеялась, искоса на него поглядывая.
Студент подошел к столу, посмотрел. Хотя и плохо – даже и не письмо совсем, – а все же строки расположены четко и правильно. Студент похвалил.
– Ты, милая, – сказал он, – человек тонкий. Если это тебе доставляет удовольствие, то я тебя буду учить!
Прижал ее к груди, взял ее руку и стал учить писать.
В это время вошла со двора Цюжун. Она изменилась в лице, по-видимому, ревнуя.
– Когда я была еще ребенком, – сказала, улыбаясь, Сяосе, – я училась у отца писать. Давно не занималась и теперь вот словно вижу сон!
Цюжун молчала. Студент, угадав, что у нее на уме, притворился, что не замечает, обхватил и ее, дал кисть и сказал:
– Ну-ка, я посмотрю, можешь ли ты это делать?
Написав несколько знаков, он встал.
– Цю, милая, – вскричал он, – да у тебя очень хороший почерк!
Цюжун выразила радость.
Студент сложил две бумажки в виде линеек и велел обеим списывать, а сам взял себе отдельную лампу и стал заниматься, втайне довольный тем, что у каждой теперь было свое дело и, значит, тормошить его и лезть к нему они обе не будут.
Закончив списывать, они в благоговейной позе встали у стола и слушали замечания студента. Цюжун никогда не умела читать и наваляла ворон так, что нельзя было разобрать. Когда разбор кончился, она увидела, что у нее хуже, чем у Сяосе, и сконфузилась. Студент хвалил ее, ободрял, и наконец лицо ее прояснилось.
С этих пор девы стали служить студенту, как своему учителю. Когда он сидел, они чесали ему спину. Когда ложился спать, они укладывали ему ноги. И не только не смели больше над ним издеваться, но, наоборот, взапуски ухаживали, стараясь угодить.
Прошло несколько дней, и списывание Сяосе стало определенно правильным и хорошим.
Студент как-то похвалил ее, а Цюжун сильно застыдилась, ресницы стали мокрыми, и слезы висели нитями. Студент принялся на все лады утешать ее и развлекать. Наконец, она перестала плакать.
Затем студент стал учить их классикам. Сметливы и остры они оказались необычайно. Стоило раз показать, как второй раз уж ни одна не спрашивала. И обе наперерыв занимались со студентом, часто просиживая всю ночь.
Сяосе привела еще своего брата Третьего, который поклонился студенту у двери. Лет ему было пятнадцать-шестнадцать. Красивое лицо дышало тонкой привлекательностью. Он преподнес студенту золотой крюк «чего хочешь». Студент велел ему читать по одной с Цюжун книге. Вся комната наполнилась криками «и-и-у-у». И вот, значит, студент устроил, так сказать, «шатер» для бесов.
Когда секретарь об этом узнал, он был рад и стал время от времени давать ему жалованье натурой.
Так прошло несколько месяцев. Цюжун и Третий уже умели писать стихи и иногда друг другу ими вторили. Сяосе по секрету наказывала студенту не учить Цюжун. Студент обещался. Цюжун же наказывала не учить Сяосе. Студент тоже обещал.
Однажды студент собрался ехать на экзамены. Обе девы, проливая слезы, держались за него и прощались.
– На этот раз, знаете, – сказал Третий, – вам можно бы под предлогом болезни избежать этого путешествия. Иначе, боюсь, как бы вам не пришлось пойти по стезе беды!
Студент, считая позором сказаться больным, отправился.
Надо сказать, что студент давно уже имел страсть в стихах своих высмеивать действительность, чем навлек на себя беду со стороны обиженного им знатного в уезде человека, который каждый день о том лишь и думал, чтобы повредить студенту в его успехах. Он втихомолку подкупил инспектора по учебной части, и тот оклеветал студента в нарушении экзаменационных правил. Его задержали, посадили в тюрьму. Деньги, взятые с собой на расходы, у него все вышли, и он выпрашивал пищу у тюремщиков. Он уже приговорил себя к тому, что никаких оснований для жизни у него нет.
Вдруг кто-то к нему впорхнул. Оказывается, это Цюжун. Покормила студента обедом, обернулась к нему и горько зарыдала.
– Наш Третий выразил ведь опасение, что с вами будет несчастье, – говорила она, – вот видите, и действительно, он не ошибся. Третий, знаете, пришел вместе со мной. Он отправился в присутствие искать права в вашем деле!
Сказала еще несколько слов и вышла, причем никто ее не видел.
Через день начальник присутствия вышел, и Третий, загородив ему дорогу, громко заявил о несправедливости. Бумагу от него приняли, и Цюжун прошла в тюрьму сообщить об этом студенту. Потом ушла, чтобы проследить далее, и три дня не приходила. Студент горевал, голодал, был вне себя от неудовольствия, и день ему казался за год.
Вдруг явилась Сяосе в смертельном унынии и горе.
– Цюжун, – рассказывала она студенту, – на обратном пути проходила мимо храма Стен и Рвов и была силком схвачена черным судьей из западной галереи. Он вынуждал ее поступить к нему в наложницы. Цюжун не сдавалась. И вот теперь тоже сидит в одиночной тюрьме. Я бежала сотню ли, бежала так, что сильно устала. Когда же добежала до северного пригорода, то наколола ногу о старый терновник. Боль въелась в сердце и пошла до костного мозга. Боюсь, что уже больше не смогу прийти!
Тут она показала свою ногу. Кровь густо и темно краснела на ее «мчащейся по волне». Она достала три ланы серебра, заковыляла и исчезла.
Ввиду того что Третий никаким образом не приходится подсудимому родственником и, следовательно, не имеет оснований за него хлопотать, судья-сановник постановил дать ему палок. Когда же наказание хотели привести в исполнение, то он ударился о землю и исчез. Сановник был поражен этим диковинным случаем. Просмотрел жалобу. Дело в ней было изложено в словах, полных скорби и сострадания. Велел позвать студента для дачи личного показания и спросил его, что за человек этот Третий. Студент сфальшивил и сказал, что не знает. Сановник увидел ясно, что студент не виноват, и велел его освободить.
Студент пришел домой. Целый вечер никого не было. К концу стражей появилась наконец Сяосе.
– Наш Третий, – сказала она с грустью в голосе, – был схвачен в канцелярии сановника духом присутственных зданий и отправлен под стражей в судилище Тьмы. Царь Тьмы, видя чувство долга, проявленное Третьим, велел ему сейчас родиться в одном знатном и богатом доме. Цюжун давно уже томится взаперти. Я подала было жалобу богу Стен и Рвов, но меня тоже задержали, и проникнуть в присутствие мне не удалось. Ну что ж я буду теперь делать?
Студента охватил гнев.
– Ах, вы, черные старые бесы! Да как же вы смеете так поступать? Вот завтра же я сброшу на пол ваши изображения и растопчу их в слякоть. Выскажу все Чэн-хуану и даже ему выражу порицание. Что, в самом деле: подьячие у его стола так жестоко обнаглели, а он спит, что ли, и видит пьяный сон?
И, скорбя и гневаясь так, сидели они друг с другом, не заметив даже, что уже четвертая стража на исходе. Вдруг впорхнула Цюжун. Оба были радостно поражены и бросились к ней с вопросами.
Цюжун плакала.
– Вот, – говорила она, обращаясь к студенту, – пришлось-таки мне нынче за вас претерпеть десяток тысяч казней. Судья каждый день приставал ко мне с ножом и палкой. Но вдруг сегодня вечером он отпустил меня домой, сказав при этом следующее: «Я ведь ничего, я все это любя… Но раз ты не хочешь, то я, конечно, не буду тебя грязнить и бесчестить. Потрудись, пожалуйста, передать Осеннему Министру Тао, чтобы он меня не карал».
Услыхав это, студент несколько повеселел. Затем он выразил желание лечь вместе с девами.
– Ну, – сказал он им, – теперь я хочу от вас умереть!
– Нет, – отвечали они, – мы в свое время получили от вас открывающее пути наставление и глубоко сознаем, чем вам обязаны и как к вам надо относиться. Неужели мы можем допустить, чтобы, любя вас, – мы вас же погубили?
И ни за что не согласились, хотя в то же время привлекли к нему свои шеи, склонили головы и вообще выказывали супружеские чувства. Обе они после беды совершенно изгнали из себя всякую ревность.
Как-то студенту случилось встретить на дороге одного даоса, который, взглянув на него, сказал, что в нем сидит бесовский дух. Студенту эти слова показались странными, и он рассказал даосу все.
– Нет, – сказал даос, – это бесы хорошие. Не стоит с ними ссориться!
И, написав два талисмана, вручил их студенту.
– Вот что, – сказал он при этом, – вы вернетесь домой и передадите эти талисманы обоим бесам: пусть их обогащают свою судьбу! Если они услышат за воротами плачущую деву, то пусть проглотят талисманы и быстро ринутся из дома. Та, что раньше добежит, может воскреснуть.
Студент поклонился даосу, принял от него талисманы, вернулся домой и вручил их девам.
Прошло этак с месяц. И действительно, послышался плач девы. Обе девы, обгоняя друг друга, выбежали из дома… Но Сяосе второпях забыла проглотить свой талисман.
Увидев проходящий мимо них траурный балдахин, Цюжун вышла, влезла в гроб и умерла. Сяосе не удалось влезть, и она с горькими рыданиями вернулась домой.
Студент вышел взглянуть. Оказывается, это богатый дом Хао хоронил свою дочь. И вот все видели, как какая-то девушка влезла в гроб и там пропала. Только что зрители, пораженные и удивленные, стали высказывать свое недоумение, как в гробу послышался голос. Спустили балдахин с плеч, открыли, освидетельствовали, а девица вдруг воскресла. Поставили ее у кабинета студента и стали стеречь. Вдруг она открыла глаза и спросила про студента Тао.
Хао стали ее допрашивать.
– Да, я не ваша дочь, – отвечала она. И рассказала всю историю.
Хао не очень-то верили и хотели уже отнести ее к себе домой, но дева не соглашалась, а встала и прямехонько прошла к студенту в кабинет. Там она повалилась и не желала вставать.
Хао тогда признали Тао своим зятем и ушли. Студент подошел взглянуть на лежащую. Правда, черты лица были другие, но светлая красота не уступала Цюжун. Радость, ликование студента перешли границы всяких чаяний, и вот она принялась рассказывать ему всю свою жизнь.
Вдруг в это время послышался плач беса: «У-у-у!»
Оказывается, то плакала в темном углу Сяосе. Всей душой жалея ее, студент взял лампу и подошел к ней, стал разными хорошими словами сообщать ей о своем сочувствии, но ворот и рукава у ней намокли волнами, и рассеять ее больную тоску не удалось. Ушла лишь к рассвету.
Утром Хао прислал со служанками туалет и приданое, так что они вполне стали теперь тестем и зятем.
Только что он вечером забрался под полог, как Сяосе опять стала плакать. И так продолжалось ночей шесть-семь. Муж с женой были охвачены горестным волнением… Так и не могли совершить брачную церемонию соединения в чаше.
Студент, полный беспокойных дум, не знал, что предпринять.
– Знаешь что, – сказала ему Цюжун, – наш даос – бессмертный волшебник. Пойди еще раз к нему, попроси: быть может, он пожалеет нас и поможет!
Студент согласился, проследил местопребывание даоса, поклонился в землю, распростерся и изложил свое дело. Даос энергично заявил ему, что на это у него нет средств. Студент умолял не переставая.
– Глупый ты, студент, – рассмеялся даос, – как ты любишь к людям приставать! Должно быть, у меня с тобой связана судьба. Давай уж, испытаю до конца все, что умею.
И пришел со студентом домой. Там он потребовал, чтобы ему отвели спокойное помещение, закрыл двери, уселся и запретил обращаться к нему с вопросами. Так просидел он дней десять. Не пил, не ел. Подкрались и подсмотрели. Он сидел, закрыв глаза, спал.
Однажды утром он встал. Вдруг какая-то молоденькая девушка вошла к нему, подняв занавес. У нее были светлые глаза и блестящие белые зубы – красота такая, что прямо светила на людей.
– Всю ночь, – смеялась она, – топтала я свои башмаки. Устала страшно. Но ты меня опутывал и тянул неотступно, так что я пробежала больше сотни верст и наконец добралась до хорошего дома!
Даос привел ее в дом студента, дал ей войти и передал ему из рук в руки.
Когда свернулись сумерки, пришла Сяосе. Дева быстро вскочила, бросилась ей навстречу, обняла ее и вдруг слилась с ней в одно существо, которое грохнулось наземь и вытянулось.
Даос вышел из своего помещения, сделал знак приветствия и быстро удалился. Студент с поклонами его проводил. Когда же вернулся, дева уже ожила.
Подняли ее, положили на кровать. Дух и тело стали понемногу расправляться. Только все держалась рукой за ногу, стонала и говорила, что у нее боли в ноге. Наконец, через несколько дней она уже могла подниматься.
После этого студент прошел на экзамене в «проведенные по спискам». Некий Цай Цзыцзин был с ним в одной группе, зашел к нему по делу и остался на несколько дней. В это время вернулась от соседей Сяосе. Цай, пристально на нее воззрившись, быстро побежал ей наперерез. Сяосе посторонилась и старалась от него убежать, вся сердитая от подобного легкомысленного приставания.
– Вот что, – заявил Цай студенту, – у меня есть к вам дело… Боюсь, оно сильно напугает вас, когда вы услышите… Можно говорить или нет?
Студент стал расспрашивать.
– Дело, видите ли, в том, – отвечал Цай, – что года три тому назад у меня в раннем возрасте умерла младшая сестра. Прошло две ночи, и вдруг тело ее пропало. Так до сих пор мы ничего не могли понять – думали, думали… И вдруг я увидел вашу супругу… Откуда такое глубокое сходство, скажите?
– Моя горная колючка, – засмеялся студент, – груба, неудачна… Стоит ли сравнивать с вашей сестрицей? Впрочем, раз уж мы товарищи по группе, чувства у нас должны быть самыми близкими. Что помешало бы отдать даже жену с детьми?
С этими словами он вошел в комнаты и велел Сяосе принарядиться и выйти к гостю. Цай был страшно поражен.
– Серьезно говорю – это моя сестра!
И заплакал.
Студент рассказал всю историю от начала до конца. Цай повеселел.
– Ну, раз ты, сестричка, не умерла, то мы с тобой поскорее поедем домой, утешим строгого и милостивую.
И уехал с ней.
Через несколько дней явилась вся семья, и с той поры установили отношения вроде тех, что были с Хао.
Историк этих странностей скажет здесь так:
Красавицу, в мире исключительную, – одну и то трудно сыскать… Как это вдруг он достал сразу двух? Такую вещь увидишь разве один раз в тысячу лет, и случиться она может лишь с тем, кто не бегает к девчонкам зря.
Даос – святой, что ли? Откуда такая божественная у него сила?
Если такая сила есть, то сойтись можно и с уродливой бесовкой.
