ГЛАВА 30

На паром мы прошли без затруднений. Сенин рассказ у пограничников – и было-то всего два человека – удивления не вызвал: ситуация, видимо, была знакомая. Солдат только хихикнул, а офицер сплюнул и сказал: Уж наши бляди… Небрежно сунул в карман галифе две стодолларовые бумажки – интересно, подумал я: поделится с напарником или нет – и махнул рукой: проходите.

В каюте на двоих – второе место было свободно – Сеня достал из сумки бутылку водки, и мы приняли по стаканчику «за успех нашего безнадёжного дела». После чего Сеня сказал:

– Ты, старик, как хочешь, а я в койку. Намотался по автобусам. Два дня толком не спал. В гостинице сосед храпел, как…

Он улёгся, а я вышел на палубу.

Было около одиннадцати. Народу на палубе было мало. Я прошёл на нос и облокотился на поручень. Ну, что ж, пока всё складывается неплохо. Что я скажу в американском посольстве в Вильнюсе, я себе ещё как-то представлял. А вот потом? Потом, когда за меня возьмутся не посольские клерки, а профессионалы разведки? Рассказать всё? А не последует ли за этим депортация на милую родину, где меня встретят с распростёртыми объятиями? А если не депортация, то американская тюрьма? Конечно, это не наша, а всё равно тюрьма, да ещё явно с недетским сроком. Когда я бил охранника куском бетона по голове и приковывал к стене, когда я, прячась от прохожих, бродил по Калининграду, мной владел азарт – азарт зверя, убегающего от охотников. А сейчас – а сейчас азарта уже нет: я убежал. Убежал и теперь плыву на корабле, который идёт по своему маршруту, от меня не зависящему. Собственно, и ничего вообще от меня теперь не зависит.

Я достал из пачки сигарету, поднёс к ней зажигалку… – и услышал сзади:

– Вышел подышать свежим воздухом?

Я оглянулся и наверняка изменился в лице: передо мной стоял Вадим Сергеевич, а невдалеке две фигуры в тёмных костюмах.

Это был чистый нокаут. Несколько мгновений я не мог выговорить ни слова. Наконец пришёл в себя и задал глупейший вопрос:

– Что вам от меня нужно?

– Ну, Андрей, какой же ты забывчивый, – проговорил Вадим Сергеевич. – Обещал утром дать мне ответ, а сам сбежал. Вот я и пришёл за ответом.

– Хорошо, – сказал я, – Ваша взяла. Если ваши предложения в силе – я согласен.

– Вот и молодец, – похвалил меня бывший шеф. Правильно решил. Заметь, я не ругаю тебя за обстоятельства твоего побега. Как я тебя отыскал – тоже неинтересно. Могу только сказать, что это было не так уж трудно. Итак, объясняю обстановку. Паром приходит в Ниду – он посмотрел на часы – через четыре часа. Два часа ты можешь гулять, где хочешь. Через два часа мы забираем тебя к себе в каюту, где ты отдыхаешь до отхода парома обратно в Калининград.

– В наручниках?

– Нет необходимости, – сказал Вадим Сергеевич, – эти ребятишки не такие лопухи, которых ты… Короче: возвращаемся в Калининград а оттуда в Питер. Там мы получаем известную папочку, а ты – свободу.

– Что ж, – сказал я, – попробую поверить.

– И правильно сделаешь, – ещё раз похвалил Вадим Сергеевич. – Мало того, можешь даже опять занять своё кресло в салоне. Я говорил с Георгием Карповичем – он не против. Так что дыши полной грудью, в твоём распоряжении целых два часа. Хочу только предупредить: не пытайся спрятаться – найдём. Если захочешь закрыться в каюте – не поможет. Только устроишь большие неприятности своему приятелю. Сене – если не ошибаюсь, так зовут твоего друга?

– Прятаться не буду, – пообещал я. – но уж сейчас…

– Ухожу, гуляй себе на здоровье. Но не обессудь, мои ребята побудут поблизости. Ребята не назойливые, тебе не помешают.

Он ушёл, а я остался. Два чёрных костюма устроились метрах в пятнадцати и мешать явно не собирались. Я стоял на носу парома и в моей голове чётко, как титры в кино, проносились мысли.

Через четыре часа наш паром должен прибыть в Ниду, в Литву. Через четыре часа, это значит – в будущем. А у меня – у меня есть будущее? Похоже, что будущего у меня нет. Мне было ясно, что возвращаться в Россию и выполнять соглашение с Вадимом Сергеевичем я не стану. Хотя бы потому, что папки, которую он так хочет заполучить, у меня нет. Прятаться от него я тоже не стану, и уж тем более – запираться в Сениной каюте. Эти люди способны на всё, и меньше всего на свете я хотел бы подвергнуть его опасности.

Теперь дальше. Если будущего у меня нет, а есть только прошлое, то куда логичнее размышлять о нём не на носу судна, а на корме.

И я медленно двинулся в этом направлении, а в нескольких метрах за мной в том же направлении двинулись две тёмные фигуры.

– Прошлое, – так же отвлечённо думал я, уже стоя на корме, – а что у меня в прошлом? – Детство, школа, армия – Афган. А потом? – А потом уже ничего нет. Будущее не началось, а прошлое кончилось. Когда оно кончилось? – Когда я встретил Лёху? Нет, оно кончилось, когда я пришёл к нему во второй раз. А ещё точнее, оно кончилось, когда я в первый раз убил человека за деньги. Вот тогда и кончилось моё прошлое, моё прошлое и вся моя жизнь. А всё, что было потом – было уже просто сном. И милая девушка Люда. И весёлая наездница Лера. И моя дорогая, прекрасная возлюбленная Анна Михайловна. Как она тогда сказала? – «Я посмотрела вокруг и меня охватило такое острое желание жить…». Я тоже посмотрел – на чёрное, пустынное море, на серое, в чёрных облаках, небо – и желание продолжать своё существование меня не посетило. Наоборот: я вдруг вспомнил слова своей мамы, когда она сказала: «Как они могут после этого жить?…».

«Меня давно нет, – сказал я себе, – осталось только похоронить труп». И упругим движением перескочив через поручень, я ногами вперёд прыгнул в серые осенние холодные волны, чтобы уже никогда не выныривать на их поверхность.