Глава шестая
Наступил последний день моего пребывания в Навалинске.
Мы встали, позавтракали. Наталья уехала по каким-то своим делам. Я же стал бесцельно слоняться по дому в поисках какого-нибудь занятия.
И почему всё хорошее так быстро кончается? Отпуск завершён, — утёк, точно песок сквозь пальцы, — и мне снова предстоит вернуться в своё серое, однообразное бытие: дебеты, кредеты, счёт-фактуры, накладные, брюзжание вечно чем-то недовольного руководства. Господи, как мне всё это надоело!
А может и вправду остаться у Натальи? Может действительно решиться на столь крутой жизненный поворот?
«Неужели тебе не опостылела такая жизнь? — убеждала меня накануне она. — Неужели ты не устал от одиночества? Переселяйся. Этому дому нужен хозяин. Вольёшься в мой бизнес. Почувствуешь свободу, достаток. Приобретёшь семью»…
Моё внимание привлекла запертая дверь. Почему моя курортная знакомая никогда не открывает эту комнату? Что она там прячет?
Во мне взыграло любопытство. Я наклонился к замочной скважине и отвернул заслонку. Увидеть мне удалось немногое. Напротив двери находилось окно, которое было наглухо завешено шторами. Слева просматривалась деревянная спинка аккуратно застеленной кровати. Справа виднелся письменный стол.
Здесь явно кто-то жил. Может попробовать посмотреть с улицы?
Я обулся и вышел на крыльцо. В будке привычно заворчал Нигер. Он всё ещё продолжал воспринимать меня чужим. Я обогнул дом и остановился подле нужного окна. Но снаружи мне ничего увидеть не удалось. Плотно сомкнутые друг с другом шторы не содержали даже узкой щёлочки. Разочарованно вздохнув, я повернул обратно. И тут меня словно обожгло. За забором стояла и пристально смотрела на меня «чёрная ведьма», — так я про себя окрестил Гоманчиху, ту самую бабку, что проживала на краю улицы. Взгляд её тёмных, с желтоватыми белками, глаз резал острее скальпеля.
— Что вы хотели? — крикнул я.
Старуха, ничего не ответив, направилась в сторону своей хибары. Рядом с ней шагала девочка. Она несколько раз обернулась, пытаясь что-то высмотреть во дворе, но, так и не обнаружив искомого, сосредоточила своё внимание на дороге.
Наталья вернулась после полудня. Она приехала не одна. Вместе с ней порог переступил чернявый, похожий на цыганёнка, мальчик. Увидев меня, он в нерешительности остановился и крепко прижал к груди какую-то маленькую красную пластмассовую фигурку.
— Ну, что же ты? — ласково проговорила моя курортная знакомая и легонько подтолкнула его вперёд. — Чего ты испугался? Не бойся. Это дядя Серёжа. Подойди и познакомься.
Она взглянула на меня. В её глазах мелькнуло беспокойство.
«Так вот в чём заключается тот самый сюрприз, о котором говорили те старухи! — подумал я. — У неё, оказывается, есть ребёнок!».
Мальчик хмурился и продолжал топтаться на месте. Атмосфера грозила превратиться в угнетающую. Чтобы её разрядить, я решил взять инициативу на себя и, состроив приветливую мину, шагнул ему навстречу.
— Привет. Как тебя зовут?
Ребёнок молчал.
— Ну, чего ты застеснялся? — удивлённо воскликнула Наталья и погладила сына по макушке. — Назови своё имя.
Мальчик опустил голову.
— Дима, — выдавил он и нехотя обменялся со мной рукопожатием.
— А меня Сергей, — бодро представился я. — Сколько тебе лет?
— Девять.
— Девять? О, да ты уже взрослый. А что это у тебя такое?
— Спайдермэн.
— Любимая игрушка, — пояснила моя курортная знакомая.
— О-о-о, знаю, знаю. Смотрел о нём фильм. Хочешь быть таким же ловким, как он? — спросил я и дружелюбно потрепал ребёнка по плечу.
Он отстранился. Его лицо продолжало оставаться кислым. Он повернулся к матери.
— Можно я пойду погуляю?
— Можно, — разрешила Наталья. — Но только сначала пообедаешь и переоденешься.
Она подошла к запертой двери и просунула в неё ключ. Так вот, оказывается, кто обитает в этой комнате. Я вернулся в гостиную и плюхнулся на диван.
Во мне бурлила целая палитра чувств. Прояснившиеся реалии хотя и не перевернули всё с ног на голову, однако сделали ситуацию, которая до сих пор казалась ясной и понятной — сложной и неоднозначной. Я был ошеломлён. Я был растерян. Я пылал обидой и чувствовал себя обманутым. Нет, я не был детоненавистником. Но я, как, наверное, и любой другой человек, не пылал восторгом от перспективы воспитывать продукт чужой любви. Ведь чужие дети — это не свои. Как себя ни настраивай, как себя ни заставляй, но той привязанности, которую дает родная кровь, однозначно не будет. Это не зависит от характера, от воспитания, от устоявшейся морали. Это природа! А против неё, как известно, не попрёшь. Да и мальчишка тоже вряд ли меня примет. Он уже не такой маленький. Он уже многое понимает. Чужой дядька так и останется для него чужим дядькой, как бы тот ни старался выглядеть его отцом. И он мне это уже убедительно продемонстрировал.
Когда Димка умчался на улицу, Наталья зашла в гостиную и уселась подле меня, явно ощущая неловкость. Я придал себе непринуждённый вид, но по озабоченному выражению её лица понял, что от неё не укрылось терзавшее меня раздражение.
— Да, это мой сын, — чётко расставляя слова, тихо произнесла она. — Он был в летнем лагере. Сегодня приехал.
— Ну, сын — так сын, — пожав плечами, пробормотал я, неуклюже попытавшись загнать вглубь свои истинные эмоции. — Мне это, в общем-то…
Тут я запнулся, почувствовав, что ляпнул не в ту степь. Термины «всё равно», «безразлично», «без разницы», обычно употребляемые после такого начала, принимая во внимание наметившуюся серьёзность наших с Натальей отношений, однозначно сюда не вписывались.
— Но чем он может помешать? — с горечью воскликнула она, не пожелав скрывать, что понимает суть моих сомнений.
— А разве я сказал, что он может помешать? — деликатно парировал я и для убедительности вскинул брови. Но лучше бы я этого не делал. Жест вышел слишком картинным, и моя курортная знакомая это заметила.
— Серёжа, перестань притворяться, — попросила она. — По тебе всё читается.
— Что по мне читается?
— Что баба с «грузом» тебе не нужна.
Я нервно заёрзал.
— Ты неправильно всё восприняла.
— Да всё я правильно восприняла! — в сердцах воскликнула Наталья.
Она откинулась на спинку дивана и горестно воздела глаза к потолку.
— Господи! Что вам, мужикам, ещё надо? Есть баба, в которой уйма нерастраченной любви. Не уродина, обеспечена, не гулящая, и жаждущая только одного — твёрдого плеча и любящего сердца. Приголубь её — и она будет верной тебе до гроба. Ну и что, что она уже пользованная? Совершила глупость по молодости лет. Ну а кто в молодости не глупил? Зачем на неё из-за этого вечное клеймо ставить?
— Наташа, на тебя никто никакого клейма не ставит, — возразил я. — Разве я сказал «нет»?
— Но ты не сказал и «да».
— Не сказал. Мне требуется пауза. Да и тебе тоже. Это слишком серьёзный вопрос, чтобы решать его с бухты-барахты. Спешка здесь неуместна. Нужно всё хорошенько обдумать.
Моя курортная знакомая тяжело вздохнула.
— А и верно!
Она немного помолчала, после чего подалась вперёд.
— Как провёл время? Не скучал?
— Да нет, не скучал. Смотрел телевизор, — обрадовавшись перемене темы, соврал я.
— Никодим не заходил?
— Твой брат? Нет.
— Карасёва не звонила?
— Нет, не звонила.
— Значит в магазине всё нормально. А коли так, можно смело приниматься за стряпню.
Наталья посмотрела на меня, натужно улыбнулась, встала и направилась на кухню.
Ужин прошел довольно скверно. Не в смысле еды. Еда была хорошая: вкусная, сытная, аппетитно пахнувшая. Нехорошей была обстановка.
Мы сидели за столом втроём. Я держал себя легко, смеялся, шутил. Моя курортная знакомая старательно мне подыгрывала, но её сына это не веселило. Он по-прежнему был напряжён, угрюм и неразговорчив. Он вяло ковырял вилкой в тарелке и недружелюбно косился на меня.
— Ему нужно к тебе привыкнуть, — как бы извиняясь, произнесла Наталья, когда мы ложились спать. — Когда он к тебе привыкнет, всё будет хорошо. Вот увидишь. Он у меня спокойный, не хулиганистый, не избалованный. С ним не будет проблем.
— Не беспокойся, всё нормально, — с напускной непринуждённостью отозвался я, и смущённо добавил: — Меня сегодня ваша Гоманчиха напугала.
— Да? — удивлённо отозвалась моя курортная знакомая. — И каким же образом?
— Вышел во двор, смотрю — она за забором стоит. Взглядом, точно рентгеном, просвечивает. Кстати, а почему её так зовут?
— Её фамилия — Гоманцова. Отсюда и пошло.
— А что у неё за девчонка? Внучка?
— Какая там внучка! Какая может быть внучка при отсутствии детей? Приблудная. Она её в лесу где-то нашла. Уже второй год подле себя держит. Серафимой кличет.
— Эта Серафима хоть в школу ходит?
— Какая ей школа? Она же немая. Неужели ты не заметил? Ни друзей, ни подруг. Только с моим Димкой общается. Он её единственный приятель. Другие дети её не признают. А моему, вот, жалко её стало.
— Как же они друг друга понимают?
— Знаками, жестами.
— А он её бабки не боится?
— Сначала боялся. Потом, видимо, привык. Говорит, что она вовсе не такая страшная, какой сперва кажется.
И Наталья поведала мне историю «чёрной ведьмы».
— Гоманчиха такой угрюмой была не всегда. Старожилы, — те, кому за семьдесят, — помнят её ещё румяной, весёлой, здоровой молодой девкой. Она скакала на лошадях, крутила амуры с ребятами, работала в поле в пору сенокоса. Словом, была как все. Повзрослев, вышла замуж. В брак вступила по любви. Но с ребёнком что-то не заладилось. Когда началась война, ушла с мужем на фронт. Попали под бомбёжку. Супруг погиб. Её контузило. Лечилась в госпитале. А когда вернулась, её словно подменили. Она стала какой-то странной. Перестала улыбаться. Отвечала невпопад. Несла всякую околесицу. Разговаривала сама с собой. Некоторые её выходки откровенно шокировали. Как-то однажды из колхоза увели лошадей. Ясное дело, цыгане. Они этим часто промышляли. А она взяла и, ни с того, ни с сего обвинила в этом парторга. Подвалила к нему при всех, пальцем ткнула, и как выпалит: «Ты коней увёл!». Потом как-то один дед бабку хоронил. Та уже старая была. Возраст солидный. Смерть естественная. Так она к нему прямо на кладбище подошла, пальцем ткнула: ты, мол, свою жену убил. У деда инфаркт. Через неделю помер. У неё еще много подобных закидонов было. То вором вдруг кого-то назовёт, то мародёром. Но люди на неё не обижались. Понимали: человек больной, после контузии. А спустя какое-то время пошёл слух, что она способна порчу наводить. В доме напротив жили двое мальчишек. Они над ней постоянно издевались. То дразнили, то швыряли в неё земляные комья, то лазили в её огород. И однажды разозлили её капитально. Она к ним подошла, ткнула своей палкой и проговорила: «Вы скоро умрете!». Те в смех: ха-ха-ха, ха-ха-ха! А спустя неделю утонули в озере. Оба. Или вот ещё случай был. Жил здесь один механик. Терентием звали. Шёл как-то раз он по улице пьяный. Гоманчиха навстречу. Тот ей дорогу преградил: а ну, говорит, давай «трёшку» на опохмелку. Она молча мимо. Он ей кулаком в спину — раз! Она навзничь. А он дальше пошёл. Минуло несколько дней, и его находят мертвым. Кровоизлияние в мозг. Инсульт. После этого её стороной обходить стали. От греха подальше. Соседи, когда дом перестраивали, даже отодвинули его в сторону, чтобы с ней не соприкасаться. Про неё много всяких слухов ходит. Кто говорит, что она ясновидящая. Кто — что с мёртвыми общаться может. Чем человек замкнутее, тем больше о нём ходит всяких небылиц.
— А вдруг она и вправду ясновидящая? — задумчиво пробормотал я. — Вдруг тех коней действительно парторг увёл?
— Может и так, — вздохнула Наталья. — Не знаю. Но я с ней стараюсь не сталкиваться. Оно как-то спокойнее.
— Это точно, — согласился я, вспомнив жгучий Гоманчихин взгляд.
Мы проговорили всю ночь, а утром я уехал. Первым автобусом.
— Ну что, прощаться не будем? — спросила моя курортная знакомая, когда по вокзалу объявили посадку.
Я неопределённо улыбнулся и отвёл взгляд в сторону.
Наталья протянула руки и заботливо разгладила воротник моей рубашки.
— Я буду тебя ждать, — с надеждой прошептала она…
