Глава пятая

Центр Навалинска бурлил. Наступили выходные, и народ отрывался на полную. Площадь кишела людьми. Отовсюду слышался смех. С эстрады звучала музыка. На каруселях галдели дети. Самое большое оживление царило в скверике у фонтана. Мы с Натальей сперва тоже хотели расположиться там, но, так и не найдя свободных мест, вынуждены были отказаться от своего намерения.

— Придётся искать другой плацдарм, — разочарованно констатировала моя спутница.

Когда мы вышли из сквера, дорогу нам преградила странная мужеподобная особа в замызганной футболке и потёртом синем трико. На её отсвечивающем синевой лице расплылась противная слащавая улыбка.

— Привет, старуха, — прохрипела она, обращаясь к Наталье. — «Стольника» до завтра не будет?

Моя спутница брезгливо сжала губы, помотала головой и подалась в сторону.

— Кто это? — тихо спросил я.

— Зинка, — ответила Наталья. — Местная пьянчужка. Ходит, бутылки собирает, да деньги клянчит. Бывшая одноклассница. Дай Бог, чтобы только не увязалась. А то ж без палки не отлипнет.

Я украдкой обернулся. Зинка оставалась на месте и озиралась по сторонам. В её длинных, напоминавших своей консистенцией недоваренные макароны, руках значилась потрёпанная серая авоська.

— Вроде, не увязалась, — произнёс я.

— Слава Богу, — облегчённо выдохнула моя курортная знакомая.

Мы шагали не торопясь, негромко переговаривались на различные темы. Наталья держала меня под руку и приветливо кивала встречавшимся на пути знакомым. Те в ответ улыбались и с нескрываемым любопытством рассматривали меня с головы до ног.

— Чего они на меня так таращатся? — раздражённо пробурчал я.

— Ты новый человек, — разъяснила моя спутница. — Что тут удивительного?

— Им, что, никогда не объясняли, что так вести себя некрасиво?

— У нас не Париж, не Лондон, и даже не Брянск. У нас народ простой, с галантными манерами не знакомый. Так что, уж, не взыщи. Относись к этому снисходительно… О, Зинкин хахаль чешет, Яшка Косой.

Наталья указала глазами на противоположную сторону улицы, по которой брёл высокий худощавый субъект лет тридцати пяти. Симпатий он не внушал. Сухое, морщинистое лицо. Глубокий шрам, пересекавший всю левую щёку. Маленький тонкогубый рот. Злые, хищные, лишённые какой-либо человечности, глаза, косившие немного в бок, из-за чего он, видимо, и получил свою кличку. Я сразу почувствовал к нему неприязнь.

Пройдя большую часть центральной улицы, мы наконец обнаружили, где можно примоститься. Это было маленькое а-ля «бистро». Полностью свободных столиков в кафе не наблюдалось, но за некоторыми из них сидело по одному человеку. Наталья потянула меня к самому крайнему.

— Здравствуйте, отец Агафоний! — поприветствовала она занимавшего его священника, добродушного пожилого дядечку лет шестидесяти с пышными седыми волосами, спадавшими почти до самых плеч. — Ничего, если мы нарушим ваше уединение?

— Конечно, конечно, — откликнулся он. — Садитесь, пожалуйста.

Свернув прочитанную газету, святой отец изучающе взглянул на меня. Я отвёл глаза и сделал вид, что рассматриваю выставленный на витрине ассортимент напитков.

— Как поживаете? — спросила его моя спутница.

— Нормально, — ответствовал он. — Прихожане заглядывают, службы проводятся. Только вот истинных верующих становится всё меньше и меньше.

— Не может быть, — вступил в разговор я. — Общеизвестно, что народу в церквях сейчас прибавилось.

— Прибавилось, не спорю. Но прибавились-то в основном любопытные, — вздохнул отец Агафоний. — Те, кто в вере усматривают лишь веяние моды. Вот вы, молодой человек, если, конечно, не секрет, относите себя к верующим?

Я задумчиво пожал плечами.

— Трудно сказать. Я об этом как-то не задумывался. Церковь я не посещаю, но и атеизм тоже не превозношу.

— Насчёт того, что вы не атеист — это, конечно, хорошо. А, позвольте полюбопытствовать, почему? Ведь вы, судя по возрасту, продукт образования советской эпохи.

Я опять замялся.

— Ну-у-у… наверное, потому, что не считаю наш мир до конца изученным. Наука объяснила многие явления. Это бесспорно. Но не все. Некоторые из них до сих пор остаются загадками. Я думаю, что в религии, если не смотреть на неё лишь поверхностно, содержится немало сведений, которые могли бы оказаться полезными. Сотворение мира, зарождение жизни — здесь сплошь и рядом «белые пятна». Но современный уровень науки не позволяет проникнуть в глубины Библии, Евангелия в той мере, в какой это необходимо, чтобы всё это познать. Религиозные тексты мы продолжаем воспринимать большей частью как сборники легенд, как нечто, относящееся к древней культуре, но никак не к науке.

В глазах моего собеседника сверкнул пытливый, живой ум.

— Превосходный ответ! С вами очень интересно разговаривать. Вы очень разумно мыслите. Кстати, о загадках. Вы слыхали про наши местные тайны?

— Слыхал, — ответила за меня Наталья. — Я уже поведала ему про Любавину топь. Правда, он не очень-то в это поверил. Но ему это можно простить. У него же нет вашего опыта. Он же не видел того, что видели вы.

Я недоумённо посмотрел на свою спутницу.

— Ты это о чём?

Священник вскинул брови.

— Разве ты ему обо мне ничего не рассказала?

Наталья виновато улыбнулась.

— Я ещё не успела, дядя Агафон.

— Не успела, или не захотела? — обиженно насупился он. — Небось, решила пощадить репутацию старика в глазах своего приятеля, чтобы он не подумал о нём ничего дурного. Напрасно. Я ничего не стесняюсь, и от своих слов не отказываюсь. Если я сказал, что что-то видел, значит, я это действительно видел. И мне глубоко безразлично, кто что думает о моём рассудке. Тем более, что подобное на болоте видел не я один…

Нашу беседу прервал грубый, раскатистый бас.

— Ната-а-ашенька!

К столику подошёл высокий, тяжеловесный, румяный богатырь с пышными седыми усами. Весь его облик дышал осознанием собственного величия. Его пухлая шея тонула в мягком воротничке светло-зелёной сорочки, цвет которой прекрасно сочетался с цветом его туфель и брюк. И те, и другие были белыми.

— Здравствуйте, Михаил Григорьевич! — зарделась моя спутница. — Если я правильно понимаю, мы угодили в ваши владения.

— В мои, в мои. Рад вас у себя видеть. Почту, как говорится, за честь. Агафон Пантелеевич, моё почтение. Решили отдохнуть от богоугодных дел?

— Да, что-то в этом роде, — сдержанно пробормотал священник.

Взгляд хозяина «бистро» переместился на меня.

— Это мой друг, — сказала Наталья.

— А-а-а, понимаю, понимаю, — галантно расшаркался «богатырь».

Он передвинул свободный стул от соседнего столика и уселся подле нас.

— Ну что, Наташенька, ещё не надумали продавать свой маркет?

Глаза моей спутницы сощурились.

— Да зачем он вам нужен, Михаил Григорьевич? Что у вас, своих точек мало?

— Не мало, но новый прибыльный актив никогда не помешает. Если надумаете — обращайтесь.

— Хорошо, Михаил Григорьевич, учту.

Хозяин «бистро» дёрнулся, словно спохватившись.

— Ох, простите. Я, наверное, вам помешал…

— Нет, нет, вы нам нисколько не помешали, — успокаивающе промолвил отец Агафоний. — Разговор у нас был не таким уж важным. Так, земная реальность, мистическая материя.

В глазах «богатыря» вспыхнуло озорство.

— Агафон Пантелеевич, вы, часом, не про призраков опять рассказывали?

— Про призраков, — невозмутимо ответствовал тот.

Хозяин «бистро» картинно хлопнул в ладоши. Ему явно хотелось порисоваться перед публикой.

— Счастливый вы человек! Я вот, сколько на свете живу, так ни разу ни одного призрака и не встретил. А вам они на каждом шагу попадаются. Завидую.

На нас стали оборачиваться, но на лице священника не дрогнул ни один мускул.

— Если вы их не встречали — это не значит, что их не существует. Не замыкайте мир на самом себе. И на каждом шагу, как вы изволили выразиться, они мне не попадаются. Призраков можно увидеть лишь в строго определённых местах, — такие места называют аномальными, — где исходящая от земли энергетика серьёзно деформирует частотное волновое пространство, благодаря чему ушедшие в иной мир души и становятся видимыми нашему глазу. В обычных же местах, как, например, здесь, они, в силу своих свойств, для людей невидимы.

— И слава Богу! — насмешливо воскликнул хозяин «бистро». — Однако, вы излагаете так, будто вы не служитель церкви, а учёный-физик.

— Физика и религия в вопросах мироздания тождественны, — вскинул указательный палец святой отец. — Просто одни и те же вещи они объясняют по-своему.

— Хм! Вы хотите сказать, что языком физики можно объяснить существование потустороннего мира?

Священник положил газету на столик, чуть отодвинулся, уселся поудобнее, и по-деловому сплёл руки на груди.

— Давайте сначала определимся, что вы понимаете под термином «потусторонний мир».

«Богатырь» призадумался.

— Мир, в котором обитают те, кто уже умер, — наконец, пояснил он.

— В принципе верно, — кивнул отец Агафоний. — А теперь давайте я поведаю вам про потусторонний мир научным языком. Вы ведь признаёте только естественную науку. Я не ошибаюсь?

— Не вижу в этом ничего странного, — парировал хозяин «бистро».

Священник снисходительно ухмыльнулся.

— А я разве говорю, что это странно? Я просто стараюсь выбрать наиболее понятный и убедительный для вас язык. Так вот, вам известен закон сохранения энергии? Ничто не берётся из ниоткуда, и не исчезает в никуда.

— Он известен любому школьнику.

— Тем лучше. В таком случае вы не будете отрицать, что человек — это, по сути, энергетическая субстанция.

— Не буду.

— Тогда как бы вы ответили на такой вопрос: куда исчезает энергия человека в момент его смерти?

«Богатырь» снова хмыкнул, сцепил руки на животе и забарабанил по нему большими пальцами.

— Ну, и куда же она исчезает? — скривил губы он.

— Да в том-то и дело, что никуда, — тоном университетского лектора ответствовал отец Агафоний. — Иначе бы это противоречило признанному всеми закону. Покидая угасшее тело, энергия просто переходит в другое квантово-временное измерение, и продолжает существовать уже в нём. Что такое энергия человека? Это его сознание, его душа. После физической смерти тела она становится частью ноосферы и обитает в ней в соответствии с законами и иерархией иного, невидимого нам мира. Да-да, в этом мире есть свои законы. В нём есть и свои сильные, и свои слабые. В нём есть и свои угнетатели, и свои угнетаемые. В нём есть и своё добро, и своё зло. Ведь иной мир является отражением нашего мира. Пусть искривлённым, пусть деформированным, но всё же отражением.

— Нестыковочка! — крякнул хозяин «бистро». — Человеку для поддержания своего физического существования необходимо черпать жизненные ресурсы: что-то есть и что-то пить. А за счёт чего поддерживает своё существование эта ваша душа в так называемом потустороннем мире? Или она, как вечная батарея, не требует подзарядки?

— Отвечаю. Человеческий организм окружает сложная, многомерная структура с огромным количеством информационных единиц. Она и осуществляет подзарядку почившей души.

«Богатырь» картинно захлопал глазами.

— Не понял.

Отец Агафоний озабоченно кашлянул.

— Как бы вам это лучше объяснить? Давайте оттолкнёмся от понятия «сознание». Сознание — это не материя. Это функция мозга. Но мозг не является генератором сознания. Он всего лишь его коммуникатор, его проводник. Когда мозг перестаёт функционировать, сознание не затухает. Оно продолжает существовать вне мозга…

Докончить свои доводы священнику не удалось. Пространство сотряс грубый окрик.

— Слушай, папаша, прекращай, а! Люди сюда отдыхать пришли, а не выслушивать всякий бред!

Недовольство исходило от пребывавшего под лёгким хмельком невысокого, коротко стриженного крепыша, поглощавшего пиво в компании двух размалёванных девиц. Его инициатива встретила широкую поддержку. Со всех сторон стали раздаваться возгласы:

— Да, и в самом деле, хватит… Уже уши вянут… Мало ему церкви, он ещё тут решил проповедовать… Не кафе, а дурдом… Психушки на него нет… Бармен, сделай погромче музыку!..

Хозяин «бистро» спасовал. Явно обрадовавшись возможности красиво завершить инициированную им же самим беседу, он вскочил со стула и виновато развёл руками.

— Ничего не поделаешь, воля клиента — закон. Договорим в другой раз.

«Богатырь» направился к барной стойке, а святой отец, тяжело вздохнув, засобирался домой. Он поднялся, взял свою газету, пожелал нам с Натальей хорошего вечера, вышел из-под навеса и скрылся за ближайшим поворотом.

Я сочувственно посмотрел ему вслед. Мне стало его жаль. Всё, что он говорил, представлялось мне разумным и интересным. Но место для подобных тем было явно не подходящее.

Я придвинулся к своей курортной знакомой и, понизив голос, спросил.

— А что это за история, которая с ним связана?

Моя спутница неодобрительно покосилась на галдевшую вокруг публику и наклонилась к моему уху.

— Несколько лет назад отец Агафоний решил провести ночь на Любавиной топи, чтобы проверить, правда ли всё то, что о ней говорят. Когда на следующее утро он вернулся из леса, на нём буквально не было лица: бледный, испуганный, осунувшийся. Поначалу он ни на какие вопросы не отвечал. Но, спустя несколько дней, всё же поведал прихожанам о том, что с ним произошло. По его словам, легенды о Любавиной топи — не выдумки. Там действительно по ночам бродят призраки. И он их не просто видел, он с ними даже общался. Причём, вступал в контакт чуть ли не с духом самой Любавы. После той ночи он сильно изменился. Стал более богопочтительным. Нет, он и раньше искренне веровал в религию. Но в его службах всё же было больше искусственности, обязательности, которую накладывал на него духовный сан. А сейчас его вера исходит из самого сердца. Она как бы есть его нутро. Естественно, эта история молнией разнеслась по всему городку. Но поверили в неё далеко не все. Многие откровенно крутили пальцем у виска. Отец Агафоний стал предметом насмешек. Сейчас всё это уже как-то поутихло, но тогда ему просто прохода не давали. Как он только смог это выдержать — ума не приложу.

— А как ты сама отнеслась к его истории? — полюбопытствовал я.

— Лукавить не буду, на веру не взяла, — призналась Наталья. — Но и приписывать ему белую горячку тоже не стала. Знаешь, я принадлежу к тому типу людей, которые пока не увидят — не поверят. А я, как и Михаил Григорьевич, ни призраков, ни какой-нибудь другой чертовщины пока воочию не наблюдала…

Мы гуляли до самого вечера, и вернулись домой лишь к сумеркам. Наталья пошла организовывать ужин, а я, чтобы не тратить время зря, решил привести в порядок покосившийся забор. Прибив к нему новые подпорки, и хорошенько закрепив их в земле, я устало опустился на траву и вытер выступивший на лбу пот.

Солнце зашло за горизонт. В воздухе повеяло ночной прохладой. Со всех сторон застрекотали сверчки. Находиться на улице было приятно, поэтому с возвращением в дом я не торопился. Обхватив руками колени, я поднял глаза и задумчиво уставился на звёзды. Тут до меня донеслись приглушённые голоса. Мимо проходили две старухи.

— Видала, Буцынская себе опять кавалера с курорта притащила, — произнесла одна. — Он к ней, вроде, как благоволит.

— Сбежит, — ехидно усмехнулась другая. — Так же, как и остальные. Как предъявит она ему свой сюрприз — так сразу и сбежит. Он, поди, ещё ничего не знает.

Бабки противно захихикали. Я насторожился…