Глава четырнадцатая

Солнце медленно опускалось за горизонт. Его косые лучи проясняли даль, окрашивая её в тёплые розовые краски.

Тропинка, по которой мы продвигались, вилась меж деревьев, и нам постоянно приходилось петлять. Местность выглядела дикой. Деревья росли беспорядочно. Среди них не наблюдалось той ровности рядов, которая бывает присуща искусственным посадкам. Больше всего хлопот мне доставляли сосны. Как я ни старался держаться от них подальше, их кривые, хищные ветви постоянно цеплялись за мою одежду. Мои руки покрылись царапинами. Под ногами, переливаясь жёлто-красными тонами, шуршала опавшая листва.

Где-то в стороне заухала сова. Её возглас подхватило многоликое эхо. Я поёжился. В царившем вокруг полумраке оно представлялось каким-то таинственным и угрожающим.

Подул ветер. Вокруг засвистело. Я, конечно, понимал, что это всего лишь естественный физический эффект, сопутствующий прохождению плотной воздушной массы сквозь ограниченное пространство, но по моей спине, тем не менее, поползли мурашки. Во мне заговорил страх. В памяти всплыли истории о связанной с этими местами мистике.

Болото было уже близко. Это чувствовалось по насыщенному настоем увядающей растительности воздуху и усилившейся слякостности почвы.

— Эй, дружище, ты что, решил меня утопить? — шутливо прокричал, обращаясь к своему провожатому, я. — Куда ты меня завёл?

Нигер обернулся и ободряюще пролаял. Он словно призывал меня не бояться. Пёс сделал ещё несколько шагов и внезапно остановился. Его уши навострились. Он стал принюхиваться. И тут лесную тишину прорезал выстрел. Его эхо ударило мне в уши, точно взрывная волна. Он прозвучал настолько неожиданно, что я на какое-то время даже потерял способность двигаться. Я окаменело стоял на месте и, растерянно хлопая глазами, лишь пассивно наблюдал, как корчится в предсмертных судорогах упавший на землю пёс, из головы которого бил целый фонтан крови.

Следующей мишенью стрелявшего стал я. Пуля пролетела в считанных сантиметрах от моей макушки. Её свист вывел меня из оцепенения, и я, как подкошенный, рухнул на землю. Невдалеке росли кусты ежевики. Я, недолго думая, подполз к ним.

Послышались чьи-то шаги. Я вцепился в землю, будучи готовым наброситься на того, кто покажется из-за кустов. Главное, выбить у него оружие. А уж там посмотрим, чья возьмёт. Но шаги не приближались, а отдалялись. Они становились всё тише и тише, пока не исчезли совсем.

Я присел на корточки и осторожно выглянул из укрытия. Всё было тихо. Я взглянул на Нигера. Он не дышал. Его безжизненные, словно остекленевшие, глаза с отчаянной болью смотрели куда-то перед собой, точно восклицая: «Как же так?».

Мною овладела растерянность. Мысли, будто перепуганные птицы, беспорядочно разлетелись по сторонам. В голове воцарился хаос. Но этот хаос не смог затуманить во мне ощущение того, что собаку убили неспроста, и что это убийство тем или иным образом связано с исчезновением сына моей курортной знакомой.

Сумерки сгущались. В верхушках деревьев отражались последние лучи солнца. Похолодало. Меня стала пробирать дрожь. По лесу продолжал гулять ветер. Мне вдруг почудилось, что в его завываниях присутствует чей-то стон. Я уселся на землю, опёрся локтями о колени и крепко сдавил руками виски. Постепенно моё сознание прояснилось.

Похоже, Нигер действительно отыскал нечто важное. И эта его находка, видимо, способна кого-то разоблачить. Поэтому-то убийца и решился на такую крайность, дабы предотвратить её попадание в поле зрения чужих глаз. Но почему он оставил в живых меня? Попросту промахнулся? Или счёл, что без собаки я для него не опасен?

Во мне заиграло подкреплённое жаждой истины самолюбие. Оглянувшись по сторонам, и не заметив признаков чьего-либо присутствия, я вскочил на ноги и решительно зашагал вперед.

Аромат прелой травы и гниющих водорослей становился всё острее и острее. Кровожадные комары облепили меня с головы до ног. Я едва успевал их отгонять. Земля точно превратилась в пластилин. Мои ботинки увязали в ней всё глубже и глубже.

Раздвинув ветви двух близко растущих друг к другу сосен, я остановился, как вкопанный. Передо мной словно разверзся ад.

Чахлые, сучковатые, точно скрюченные радикулитом и ревматизмом деревья, спутанные корни которых уродливо бугрились над увядшим травяным ковром, чётко обозначали его незримые границы. Внутри образуемого ими круга зеленела огромная, дурно пахнувшая лужа, из которой местами торчали не то брёвна, не то поваленные стволы. Лужу окружал мшистый, разбавленный разномастными сорняками, бережок. Невдалеке значилась клюква. Её было много. Я удивленно хмыкнул. Никогда не думал, что ягоды могут произрастать в столь безжизненных местах.

В центре подёрнутой тиной трясины возвышался небольшой, окружённый плотной стеной камыша, островок. На островке чернел сгорбленный, точно замученный зверь, выжженный ствол. Он будто являл собой символ этой гибельной долины.

«Так вот ты какая, Любавина топь! — подумалось мне. — Не зря о тебе гуляют такие жуткие легенды. От тебя действительно веет смертью».

Я осторожно пошёл вдоль берега, пристально всматриваясь во всё, что попадалось мне на глаза. Но то, что я видел, никоим образом не нарушало естественности болотного пейзажа. Я вглядывался в полузасохшую траву, раздвигал заросли тростника, пробовал на ощупь землю, но найти какие-либо улики, которые свидетельствовали бы о том, что здесь совершено преступление, так и не смог. Единственной моей, выходящей из естественного ряда, находкой была серая, потёртая авоська. Изрядно запорошенная песком, она валялась возле одного из клюквенных кустов. Эта авоська показалось мне как будто знакомой. Как будто я её уже где-то видел. Но, сочтя, что она вряд ли может иметь какое-либо отношение к исчезновению мальчика, значения этой находке не придал.

Вечер тем временем перерос в ночь. Тёплые краски погасли. Пространство поглотил мрак. Очертания болотной растительности стали смутными и расплывчатыми. Мой ум снова осадили болотные легенды. Меня охватил трепет. Внутри непрестанно перекатывалось что-то едкое и леденящее. Сердце колотилось с неукротимым бешенством. Лёгкие ненасытно поглощали воздух. Я почувствовал себя одиноким и беспомощным, со всех сторон окружённым врагами. В любом маломальском шуме мне чудились осторожные, подкрадывающиеся шаги. Мне казалось, что меня обступают тени, хотя таковых и в помине не было.

С островка донесся странный звук. Я резко повернул голову и обомлел. В курившемся над трясиной парном тумане как будто двигались таинственные фигуры, похожие на обряженных в саваны мертвецов. Цепенея от ужаса, я попятился назад.

В болоте что-то забурлило. По нему забегали разноцветные огоньки. На тине стал быстро вспучиваться пузырь. Достигнув внушительных размеров, он лопнул. Эхо разнесло по лесу тяжёлый, горестный вздох. И хотя я прекрасно понимал, что это всего-навсего вырвался наружу болотный газ, мне стало до того жутко, что я, к своему великому стыду, задал отчаянного стрекача.

Я нёсся вперед, подгоняемый стойким ощущением погони. Над моим рассудком властвовал страх. Мне казалось, что преследующее меня зло уже совсем рядом, и что оно вот-вот схватит меня за шкирку. Несколько раз я пытался оглянуться, но сделать это никак не удавалось. Попадавшиеся под ноги кочки заставляли концентрировать всё внимание на сохранении равновесия. Я опомнился только тогда, когда миновал развилку и выскочил к полю.

Я остановился и, заходясь в одышке, рухнул на землю…