При посещении супермаркета мне пришлось испытать нечто, напоминающее легкий приступ паники.

Нет, ничего серьезного, ничего серьезного. Просто я внезапно увидел себя со стороны: мужчина, чья семья разлетелась на куски, еще имеет наглость делать покупки там же, где кормятся счастливые семьи. Я почувствовал себя мошенником и самозванцем.

Казалось бы, то, что в восьмом проходе между контейнерами с продуктами меня окружали сплошь гротески: женщины с татуировками, мужчины с серьгами, дети, одетые как взрослые, и взрослые, одетые как дети, – должно было бы меня утешить. Но не утешило.

Когда я подошел к кассе, пот катился с меня градом. Меня лихорадило, мне хотелось поскорее выбраться оттуда, я задыхался, и когда сонная девушка-подросток за кассой протянула мне сдачу, лениво почесывая колечко у себя в носу, готов был закричать, или разрыдаться, или сделать и то и другое одновременно.

Я вылетел из супермаркета на свежий воздух, и как раз в этот момент от сумки, в которой лежал ужин для Пэта, кота и меня, оторвались ручки, и все мои покупки вывалились на тротуар.

У Джины хозяйственные сумки почему-то никогда не рвались. В течение семи лет мы вместе выбирались в супермаркет за покупками по субботам, и я ни разу не видел, чтобы сумка, которую она наполнила, дала течь. Но, возможно, Джина не покупала столько замороженных блюд для микроволновой печи, сколько я. А они такие тяжелые, что весят, наверное, целую тонну.

Консервные банки с кошачьей едой и супы быстрого приготовления свалились под колеса тележек, под ноги молодого человека, продававшего специальный выпуск новой газеты, и покатились к дороге. Я встал на четвереньки, пытаясь подобрать коробку «Вкус Тоскании», и тут меня окликнули.

– Гарри?

Это был Марти. И с ним девушка. Сибхан.

Марти и Сибхан. Они держались за руки!

Потрясение от того, что я увидел их вместе, полностью вытеснило смущение, что меня застали в таком неприглядном виде. Но только на секунду. Потом мое лицо вспыхнуло и загорелось, как мне показалось, ярким пламенем.

Я уже давно их не видел, хотя, если вдуматься не так уж и давно. Меня уволили всего месяц назад. Однако мой продюсерский ум сейчас мыслил не неделями и месяцами. «Пять шоу, – пронеслось у меня в голове. – Они сделали без меня уже пять шоу».

Они хорошо выглядели. Даже Марти, маленький уродливый мерзавец. Оба в солнцезащитных очках, оба в белоснежных брюках. Сибхан несла прозрачный фирменный пакет с эмблемой супермаркета. Там лежал длинный французский батон и бутылка сухого белого и притом очень дорогого вина. Возможно, там была еще и баночка с паштетом. Но их пакет ни за что бы не разорвался. Два уверенных в себе профессионала вышли подкупить кое-каких продуктов, перед тем как вернуться к своей гламурной карьере. Они не были похожи на людей, которым приходится волноваться из-за кошачьих консервов.

Дай-ка, я тебе помогу, – предложила Сибхан и тут же нагнулась, чтобы поймать банку кошачьей кормежки со вкусом говяжьего сердца, катившуюся к сточной канаве.

У Марти хватило такта выглядеть слегка пристыженным, но Сибхан, кажется, – была рада меня видеть, хотя и удивилась, что я ползаю по тротуару, подхватывая дешевую кошачью кормежку, рулоны туалетной бумаги и готовые блюда для приготовления в микроволновке, вместо того чтобы отхватить приз Британской академии кино– и телеискусства.

– И чем же…ты теперь занимаешься? – поинтересовалась она.

– Ну… ты же понимаешь… – неопределенно пробурчал я.

Каждый день часами меряю шагами комнату, после того, как отведу Пэта в детский сад. «Как тигр в запертой клетке», – так обо мне высказалась моя мама. При этом я до тошноты волнуюсь, как он там справляется, до тошноты боюсь, что он опять будет плакать. Жду, что позвонит Джина, ровно в четыре часа дня – у нее там это как раз полночь, хотя всегда сразу же передаю трубку Пэту, потому что знаю: она звонит только из-за него.

Что еще? Разговариваю сам с собой. Слишком много пью, слишком мало ем, пытаюсь понять, какого хрена вся моя жизнь вдруг так резко покатилась под гору. Вот чем я теперь регулярно занимаюсь.

– Все еще обдумываю различные варианты, – соврал я. – А как проходит шоу?

– Лучше, чем когда-либо, – ответил Марти с некоторым вызовом в голосе.

– Хорошо, – кивнула Сибхан. Она произнесла это слово довольным, хотя и относительно нейтральным toном, как будто думала, что судьба старого шоу едва ли может заинтересовать такого великого человека, как я. – Рейтинг слегка поднялся.

Меня чуть не стошнило.

– Это же здорово, – улыбнулся я.

– Пожалуй, нам пора, – сказал Марти, и не только из-за меня. Несколько покупателей начали ухмыляться и показывать на него пальцами: неужели это действительно он?

– Да, мне тоже, – понимающе кивнул я. – Надо бежать, у меня еще масса дел.

Сибхан обхватила меня и быстро поцеловала в щеку. И я подумал, что надо было побриться сегодня. Или вчера. Или позавчера.

– Как-нибудь увидимся, Гарри – пообещал Марти.

Он протянул мне руку. Никаких обид. Я собрался было пожать ее, но выяснилось, что он держит в руке банку с кошачьей едой. Я забрал ее.

– Увидимся, Марти.

Поганые ублюдки!

Почти все вы, по большому счету, поганые ублюдки.

Телефон зазвонил как раз в тот момент, когда я мыл Пэта. Я оставил его в ванне – он преспокойно мог сидеть в ней часами, он любил воду, как самая настоящая маленькая рыбка. Итак, я побежал в гостиную и схватил трубку мокрыми руками, будучи в полной уверенности, что звонит мама. Но перед тем как нас соединили, послышался короткий характерный гудок международной связи, и неожиданно у меня я услышал голос Джины.

– Это я, – объявила она.

Я посмотрел на часы – всего-то без двадцати четыре. Что-то она сегодня рано.

– Он в ванной.

– Пускай. Я перезвоню в обычное время. Я просто подумала: вдруг он подойдет. Как он там?

– Нормально, – ответил я. – Нормально, нормально, нормально. Ты все еще там?

– Да, я все еще здесь.

– Как у тебя дела?

Я услышал, как она набрала воздуха в легкие. Джина набрала воздуха в легкие на другой стороне земного шара.

– Все гораздо сложнее, чем я представляла, – начала она. – Экономика в полном дерьме. Можно сказать, в полнейшем. Наша компания увольняет даже местных, а мой японский в худшем состоянии, чем я думала. В общем, шансы, что завтра у меня будет работа, не особо велики. Ну а так все в порядке. Я со всем справляюсь. Люди вокруг доброжелательные. Дело, скорее, не в работе, а как раз во всем остальном. Особенно трудно жить в квартире размером с нашу кухню. – Она снова вдохнула. – Мне нелегко, Гарри. Не думай, что это звездный час моей жизни.

– Ну и когда ты возвращаешься?

– Кто сказал, что я возвращаюсь?

– Да перестань, Джина! Забудь всю эту чепуху про то, что надо найти себя. Ты же просто хочешь наказать меня.

– Иногда я сомневаюсь, правильно ли поступила, приехав сюда. Но стоит услышать от тебя пару слов, и я сразу понимаю, что не ошиблась. Нет, я все сделала правильно.

– Так что, ты остаешься там, да? В квартире размером с нашу кухню?

– Я вернусь. Но только для того, чтобы забрать Пэта. Чтобы привезти его сюда. Я действительно хочу сделать себе карьеру, Гарри. И надеюсь, что ты сможешь это понять.

– Ты шутишь, Джина. Отвезти Пэта туда? Я не могу заставить его есть даже фасоль на тостах. Я так и вижу, как он давится килькой с рисом. А где он будет жить? В той же квартире, которая напоминает нашу кухню, да?

– Господи, и зачем я только сказала, какого размера эта чертова квартира! Я просто не могу с тобой больше говорить.

– Пэт остается со мной, о'кей?

– На время, – ответила она. – Как мы договаривались.

– Я не отдам его до тех пор, пока не пойму, что для него так будет лучше. Не для тебя. Для него. Вот на это я согласен. О'кей?

Тишина. А потом чужой голос:

– Это решат адвокаты, Гарри.

– Скажи своему адвокату, что Пэт остается со мной. Это ты ушла из семьи. Скажи ему об этом.

А ты скажи своему адвокату, что это ты трахался с кем не попадя на стороне.

– Я не могу, у меня нет адвоката.

– Значит, придется завести. Если тебе в голову приходит мысль украсть моего сына, ты должен найти себе очень хорошего адвоката. Но ты же не собираешься этого делать! Мы оба знаем, что ты не сможешь самостоятельно вырастить Пэта. Ты за собой-то не умеешь как следует ухаживать. Ты просто хочешь сделать мне больно. Послушай, давай поговорим об этом как взрослые люди. Или ты просто хочешь поспорить со мной, чтобы снова поругаться?

– Я хочу поспорить.

Она вздохнула:

– Пэт дома?

– Нет, он отправился куда-то поужинать со своими новыми веселыми дружками. Конечно, он дома. Ему четыре года. Где ты хочешь, чтобы он был? На свидании с Наоми Кэмпбелл? Я же сказал тебе, что он в ванной. Разве я тебе этого не говорил?

– Говорил. Можно с ним побеседовать?

– Разумеется.

– И еще. Гарри…

– Что?

– С днем рождения.

– Это завтра, – со злобой сказал я. – Мой день рождения завтра.

– Там, где я, уже почти что завтра.

– Я не в Японии, Джина. Я здесь.

– В любом случае – с днем рождения. С наступающим.

– Спасибо.

Я вынул Пэта из ванной, хорошенько вытер его и завернул в полотенце. Потом опустился перед ним на корточки.

– Мамочка хочет поговорить с тобой. Она звонит по телефону.

Каждый день повторялось одно и то же. В его голубых глазах вспыхивало удивление, а затем что– то, что могло быть или радостью, или облегчением. Когда я передал ему трубку, он уже успел прийти в себя.

– Алло? – почти шепотом произнес он.

Я ждал горьких слез, злых обвинений, всплеска эмоций. Но Пэт, как всегда, оказался сдержанным и спокойным. Он негромко бормотал односложные ответы на вопросы Джины, а потом отдал мне трубку.

– Я уже поговорил с мамочкой, – тихо сказал он.

Он ушел в гостиную, по-прежнему завернутый в полотенце, как в огромную теплую шаль, оставляя на полу цепочку следов от мокрых босых ножек.

– Я снова позвоню ему завтра, – сказала мне Джина более расстроенным голосом, чем я ожидал, и я почему-то почувствовал себя лучше, чем за все последние дни. – Ты не против, Гарри?

– Звони в любое время, – ответил я и хотел спросить ее, как это мы докатились до того, что стали пугать друг друга адвокатами, как это два близких человека дошли до такой банальности, что собираются таскаться по судам.

Неужели действительно во всем виноват только я один? Или это всего лишь случайный эпизод, повлекший за собой такие тяжкие последствия? Ну, так же, как, например, если бы на меня наехала машина или я заболел раком? Если мы так сильно друг друга любили, почему это продолжалось так недолго? Неужели два человека не могут жить вместе всегда в нашем паршивом современном мире? И как все это безобразие скажется на нашем сыне?

Я действительно хотел это знать. Но я не мог расспрашивать Джину об этом. Тем более, что сейчас мы с ней находились на разных концах света.