Недвижные тучи на горизонте нагромоздились в горный кряж, по вершине которого скользили лучи восходящего солнца. От этих гор пушистый всадник на кисельном коне гнал стадо серых облачков-барашков. Ветерок подул, но не холодно, и небо пока чистое. Но уже пахнет грозой. Впрочем, бояться Ярославу нечего. Он стоял на мостках над прудом, за спиной у него в двух шагах находилась беседка.

А пруд у него большой, живописный, утки плавают, рыба водится. Уток он не стреляет, но рыбачит. Для того, в общем-то, и запускал рыбу, чтобы утром в хорошую погоду постоять на берегу с удочкой. Рыбы много, ловится она неплохо, но сегодня что-то нет клева. То ли не проснулись караси, то ли предчувствие грозы на них давит. А так хотелось поднять красавчика, почувствовать бодрящее трепыхание в руке. Хоть что-нибудь на крючок поймать, если жена не ловится…

Поплавок резко ушел в глубину, Ярослав потянул удочку, ощутил тяжесть на крючке. Солидный карась попался. От неожиданности его слегка повело в сторону, и он рукой схватился за металлический поручень мостков. И поручень этот вдруг превратился в стальную змею с зубами, как у пираньи. Эта змея с огромной скоростью вползла в руку, сожрав ее изнутри, через сердце устремилась вниз, к ногам. А в грудь вдруг что-то ударило, пробило насквозь. Образовалась дыра, через которую на свободу рванула душа, сознание помчалось за ней…

…Очнулся Ярослав в каком-то замкнутом пространстве, на него сквозь сизую дымку смотрели какие-то люди в белых шапочках, как у врачей. И еще он увидел какие-то штучки, похожие на маленькие утюжки, которые отнимали от его груди.

– Он открыл глаза! – Слова расплывались гудящим эхом.

– Доктор Петров, ты псих!

– Кто не рискует, тому не подносят шампанское… Больной, с вас ящик шампанского!

– Если «в ящик» не сыграет…

Звуки смешались в протяжный колыхающийся гул, взгляд затянула темная пелена, сознание погрузилось в черную бурлящую глубину.

В следующий раз он очнулся в больничной палате. Тело непослушное, взгляд неподвижный, свет в овчинку, сознание где-то под потолком. Над ним копошились какие-то люди в халатах, и он почему-то видел их с высоты. И еще он чувствовал, в какое место ему вставляют трубочку, но прикосновения пальцев почему-то не ощущал. Только понимал, но не ощущал. Да и понимание было весьма смутным. И голоса глухие, расползающиеся, как зыбкие облачка на ветру.

– А он ничего себе…

– Валь, пользуйся моментом. Мужик богатый, родишь от него, он тебе квартиру купит, машину…

– Ну ты и дура!

– Дура не дура, а квартира есть…

Голоса расплылись, какая-то там Валя и дура с ней исчезли в той же темноте, в которую погрузилось и сознание.

В себя он пришел в той же палате. Солнечный день заглядывал в окна, и девушка над ним в голубой шапочке. Симпатичная девушка, с красивыми, сочно накрашенными губами. Она обрадовалась, глядя на него, куда-то убежала и вернулась вместе с мужчиной в таком же халате, как у нее.

Насколько понимал Ярослав, он подключен был к аппарату жизнеобеспечения, на экране монитора должна была отражаться кардиограмма сердца, но врач почему-то взял его за руку, пощупал пульс.

– Как состояние, больной?

– Да вроде ничего.

Ярослав и тело свое чувствовал, и рукой мог пошевелить. Если захотеть, то и с кровати подняться можно. Но сначала нужно выяснить, что же с ним такое произошло.

– Нормально все будет, это я вам обещаю.

Врач ушел так стремительно, что Ярослав даже не успел задать ему вопрос. Но осталась медсестра, у нее он и спросил.

– В вас стреляли, метили в сердце.

– Тогда почему я жив?

– Говорят, вас ударило электрическим током.

– Током?

Ярослав кивнул, вспомнил, как стальной поручень превратился вдруг в жалящую змею. Это электрический ток вгрызся ему в руку. Через поручень шел кабель к фонарю, видно, электрик там напортачил и оголенная проводка соприкоснулась с металлом.

– В момент выстрела вы дернулись, и пуля прошла мимо сердца… Но вы могли умереть от остановки сердца…

– Доктор Петров? – спросил он, вспомнив сцену из своих видений.

Он находился в реанимобиле, в котором его приводили в чувство. У него грудь была пробита, а к ней приложили «утюжки» дефибриллятора. Разве можно так было? Потому и назвали доктора Петрова психом. Доктора, который спас ему жизнь.

– Что – доктор Петров? – не поняла девушка.

– Он мне сердце запустил в машине «Скорой помощи».

– Ну, не знаю…

– Может, и доктора такого нет. Может, в бреду привиделось.

– Все может быть.

– Давно меня привезли?

– Третий день пойдет…

– А тебя, случайно, не Валя зовут?

– Валя, а что?

– Я и тебя видел. Ты трубку вставляла, а я тебя видел, с высоты.

– Ну да, вставляла… – Щечки у девушки вдруг порозовели. – И вы меня видели?

– И слышал.

– Что слышали?

– Ты правильно свою подругу дурой назвала, – усмехнулся он.

– Да ну вас! – вспыхнула девушка.

Она ушла, но вскоре появился мужчина с суровым выражением лица. Представитель Следственного комитета подполковник Мурашов.

– Ярослав Алексеевич, я вас утомлять не буду. У меня к вам всего несколько вопросов. Кто, как вы думаете, мог покушаться на вашу жизнь?

– Электрик, – усмехнулся Ярослав.

Он чувствовал себя неплохо. Сознание ясное, тело, правда, одеревенелое, но, в общем-то, послушное, на груди тяжесть, сдавленность, но дышать можно. Он и слушать мог, и говорить, к тому же он сам очень хотел знать, что именно произошло. Наверняка идет следствие, хотелось быть в курсе.

– Какой электрик? – не понял Мурашов.

– А который фонарь на мостках устанавливал. Проводку неправильно провел.

– Да, да, током вас ударило…

– Это меня и спасло. Ну, мне так объяснили…

– Да, пожалуй…

– Не было бы счастья, да несчастье помогло. Несчастный случай. Электрика вы нашли?

– Ну вы же сами сказали, что это несчастный случай…

– А снайпера?

– Нет, к сожалению. Работал профессионал.

– Вопрос: кто заказал работу?

– Да, это главный вопрос. Поэтому я здесь. Как вы думаете, кто мог желать вам смерти?

– Кто мог желать моей смерти? – Ярослав свел к переносице брови. Он знал, кто мог в него стрелять. И знал, почему выстрел прозвучал после того, как Марат вышел на свободу.

– У вас есть предположения? – впился в него взглядом следователь. Похоже, он понял, что Ярослав знает имя заказчика. И даже исполнителя.

– Я занимаюсь продажей кофе. Это все равно, что торговать нефтью. А за нефть до сих пор убивают. И за кофе тоже… У меня много врагов, – нагнал туману Ярослав.

Не собирался он сдавать Марата. Он проведет собственное расследование и сам спросит с этого урода.

– Тогда почему вы не заботились о своей охране?

– У меня есть охрана.

– У вас даже не было телохранителя.

– У меня был пистолет. Служебно-боевой пистолет, а стрелять я умею. И дом охранялся…

– Дом охранялся, но плохо. Антиснайперская работа практически не велась.

– Я имею дело с очень серьезными людьми. Если эти люди захотят меня убрать, не поможет никакая охрана. Я знаю что говорю.

– И что это за люди?

– Список моих конкурентов можно получить у моего зама.

– Я говорил с вашими замами, в том числе и с заместителем по безопасности. – Мурашов извлек из внутреннего кармана блокнот, открыл, нашел запись. – Гражданин Доркин признался, что у вас есть друг, с которым у вас натянутые отношения. И этот друг две недели назад освободился из колонии.

– И что?

Не должен был Фим сдавать Марата, но в то же время он – начальник службы безопасности, у него могут иметься свои соображения.

– Насколько я знаю, трения с гражданином Казаровым у вас произошли на личной почве, – нахмурился Мурашов.

– Это мое личное дело.

– И еще я знаю, что Казаров – ваш компаньон, и у вас равные доли в бизнесе, который ведете вы.

– Я рад работать и за него, и за себя, – скривил губы Ярослав.

– Тогда почему на гражданина Казарова покушались? – спросил следователь.

– Кто на него покушался? Когда?

– Не знаю кто, но могу сказать – когда. На следующий день после того, как он освободился. Он провел ночь в гостинице… – Мурашов снова заглянул в свои записи. – Провел ночь с женщиной в гостинице «Привал», утром, когда он садился в машину, в него стреляли. Пуля ударила в железный столб, разбила дверное стекло, администратор вызвал милицию, был составлен протокол…

– Он провел ночь с женщиной?

– А то, что в него стреляли, вам это не интересно? – усмехнулся следователь.

– Ну, вы уже сказали… И с кем он провел ночь?

В тот день, когда Марат вышел на свободу, Ярослав приехал домой, и ночь он провел с Катей. Но, возможно, Фим что-то напутал и Марат освободился на день-два раньше. Что, если Катя ездила его встречать? Вдруг это с ней он провел ночь в «Привале»?

– А что вы так разволновались? – заметил Мурашов.

– Если вы намекаете на мою жену… – Ярослав запнулся.

– А вы не знаете, с кем он провел ночь?

– Нет.

– А если с вашей супругой?

– В ту ночь она была со мной, я точно это знаю.

– То есть вы знаете, когда освободился гражданин Казаров?

– Вы меня в чем-то подозреваете?

– Казаров провел ночь с Ларисой Доркиной, с женой вашего заместителя по безопасности.

– Ну-у… – с чувством облегчения выдохнул Ярослав.

– Вас это удивляет?

– Если честно, не очень. Лариса всегда к нему неровно дышала.

– А может, Лариса действовала по какому-то плану? Возможно, она выводила Казарова на снайпера…

– Выводила на снайпера? – хмыкнул Ярослав.

Лариса такая, что и сама могла грохнуть Марата. Скорее всего, это Фим хотел спросить с борзого кобеля. А он мог и винтовку найти, и выстрелить. Правда, снайпер из него неважный, может, потому он и промазал…

– Вы хотите мне что-то сказать? – всматриваясь в него, заинтригованно спросил Мурашов.

– Я Марата Казарова не заказывал и понятия не имею, кто в него стрелял, – отрезал Ярослав.

На Марата мог покушаться Фим, но сдавать его – последнее дело.

– Да, что-то в этом роде вы уже говорили. В две тысячи шестом году. Когда вас подозревали в организации убийства гражданина Радькова… – напомнил следователь.

– Спасибо вам за то, что вы не хотели меня утомлять, – с кислой насмешкой сказал Ярослав. – Но вы меня утомили. Я так думаю, вам уже пора.

– Следствие продолжается, гражданин Игнатьев, – поднимаясь со своего места, с угрозой в голосе проговорил Мурашов. – И много чего интересного может вскрыться… Мой вам совет, Ярослав Алексеевич: хорошо подумайте над своим положением, возможно, вам в голову придет единственно правильная мысль. Еще не поздно оформить явку с повинной…

Ярослав закрыл глаза. Он не притворялся, ему действительно стало плохо. Разболелась грудь, закружилась голова, к горлу подступила тошнота. Следователь ушел, тотчас появился врач, медсестра сделала ему укол, и он уснул. А когда проснулся, увидел Катю.

Она сидела в изголовье, держала Ярослава за руку, сквозь слезы глядя на него, и радостно просияла, когда он открыл глаза. Он уже и отвык от этого сияния. Неужели к ней вернулось прежнее ощущение счастья? А может, это Марат пробудил в ней это чувство? Может, он где-то поблизости…

– Как там Марат? – сквозь зубы спросил Ярослав.

– Я не знаю! – с горечью посмотрела на него Катя.

– Знаешь!

– Нет!

– Он тебе звонил?

– Не звонил.

– Он к тебе приезжал?

– И не приезжал… А если приедет, я его прогоню.

– Да уж!

– Правда! – Она держалась за его руку как за единственную опору, которая не позволяла ей упасть в пропасть.

– Ты знаешь, кто в меня стрелял?

– Да… То есть нет… Следователь мне говорил, что это мог быть Марат.

– Еще что он тебе говорил?

– Ну, говорил… – Катя отвела глаза в сторону и отпустила его руку.

– Думаешь, это я покушался на Марата?

– Не думаю…

– Только честно!

– Ну, я не знаю…

– Это не я! Хотя надо было!

– Почему надо было?

– Да потому что я люблю тебя, дуру!

От всплеска чувств у него закружилась голова, перед глазами замелькали снежинки.

– Я не дура! – с обидой проговорила Катя.

– Да, но я тебя люблю…

– И я тебя люблю! – Она снова вцепилась в его руку. – Если бы ты умер, я бы не пережила… А ты был на волосок от смерти… Я поняла, как сильно тебя люблю… Только тогда и поняла.

– И никакого больше Марата? – тихо спросил Ярослав.

Она мотнула головой. Похоже, Катя сделала выбор решительно – раз и навсегда.

– Только ты и только я?

– Да, только ты и только я… Это было так ужасно! – Она обхватила его руку и прижалась к ней, привстав со стула.

– И это еще не закончилось.

– Да, не закончилось.

– Мы оба наделали столько глупостей. И вообще, столько всего было… И с обыском к нам приходили…

– И с обыском приходили.

– Я была на тебя так зла… И даже поверила, что ты мог кого-то убить… Поверила, но патроны спрятала, – сказала Катя.

– Какие патроны? – не понял Ярослав.

– От автомата. Или от винтовки. Полпачки, десять штук…

– Где ты их нашла?

– У нас дома. Как раз перед тем, как пришли с обыском.

– Ты это серьезно?

– Совершенно серьезно. Они лежали в гараже. В ящике.

Ярослав недоуменно смотрел на Катю. Ощущение было такое, как будто он бредил наяву. Может, и не было ее здесь, может, это галлюцинация разговаривала с ним? И это неудивительно, он же на обезболивающих, в состав которых входили наркотические всякости.

– И ты их спрятала?

– Нет, я их выкинула. С мусором.

– И мне ничего не сказала.

– Я ждала, когда ты спросишь.

– Но я ничего про них не знал.

– Значит, ты не убивал Радькова. Значит, кто-то хотел, чтобы тебя осудили за его убийство.

– Кто?

– Не знаю. Знаю только, что не я.

– Да на тебя никто и не думает…

– Может, не будем об этом говорить? – спросила Катя с таким видом, будто сожалела о своей несдержанности.

Не надо ей было начинать этот разговор, но так думала она, а Ярослав придерживался другого мнения. Состояние никакое, боль, тошнота, головокружение, но это не мешало ему соображать. Насколько он помнил, пачка вмещала в себя двадцать патронов СВД при емкости магазина десять штук. Одна половина пачки ушла в обойму, а другая осталась в гараже, где Ярослав снаряжал винтовку. Такую версию должно было получить следствие. И он бы не отмылся, если бы опера нашли патроны при обыске. А они неспроста искали. Кто-то подбросил патроны, а потом дал знать ментам… Он все понимал, но голова не хотела соображать, ни о чем не хотелось думать.

– Не будем… – Он взял Катю за руку и закрыл глаза. – О любви говорить надо. Только о любви.

– Я тебя люблю… – раздалось откуда-то издалека, и Ярослав снова погрузился в темноту…