Во исполнение воли младшей невесты палатки на следующее утро сворачивать не стали, и по лагерю распространился слух, что по меньшей мере три дня они не тронутся с места. Эта задержка в пути всех очень обрадовала: она давала возможность не только хорошо отдохнуть, но еще постирать одежду, заняться стряпней без всякой спешки и произвести мелкий ремонт палаток, конских сбруй и воловьих упряжей.

Вскоре на речном берегу собрались дхоби с грудами грязного белья, махауты, моющие своих слонов, и толпы ребятишек, резвящихся на отмелях. косильщики разбрелись в разные стороны в поисках сочной травы, а охотничьи отряды отправились на поиски дичи. Джхоти и Шушила уговорили своего дядю устроить соколиную охоту, на которой девушки могли бы присутствовать, не соблюдая строгого пурдаха.

Кака-джи долго сопротивлялся, но в конце концов уступил при условии, что они не станут далеко удаляться от лагеря. В собранный отряд вошли Аш и Мулрадж, полдюжины сокольничих, три служанки принцесс и эскорт из нескольких дворцовых стражников и слуг. А также Биджу Рам (в качестве сопровождающего Джхоти) и Кака-джи Рао, который заявил, что присоединяется к ним лишь с целью по-отечески присматривать за своими племянницами, но никого не обманул таким заявлением: пожилой господин питал страсть к соколиной охоте и все знали, что он ни за что на свете ее не пропустит, а также что он предпочел бы отправиться на нее без своих племянниц.

– Не то чтобы они плохо сидели в седле, – объяснил он Ашу в приступе откровенности, – но они мало сведущи в соколиной охоте. Это чисто мужское развлечение. У женщин недостаточно сильная кисть, чтобы выдержать тяжесть сокола. Во всяком случае, у Шушилы, хотя с ее сестрой дело обстоит иначе. Но Анджули-Баи не любит охоту, а Шушила слишком быстро устает. Ума не приложу, с чего им захотелось ехать с нами.

– Каири не хотела, – подал голос Джхоти, прислушивавшийся к разговору старших. – Она хотела остаться. Но Шу-шу сказала, что, если Каири не поедет, она тоже не поедет, а потом расплакалась и сказала, что страшно устала от шума и вони в лагере, что больше не может сидеть взаперти в рутхе или палатке и что она умрет, коли не проведет немного времени на свежем воздухе. Ну, ты же ее знаешь. Понятное дело, Каири пришлось согласиться. О, вот и они наконец. Отлично. Можно трогаться.

Они двинулись по равнине, пустив коней умеренной рысью, чтобы не отрываться от повозки со служанками, не умевшими ездить верхом, и от раджкумари Шушилы, которая, вопреки отзыву своего дяди, сидела в седле весьма посредственно и ехала под присмотром пожилого слуги, державшего поводья лошади.

Обе девушки были в легких шарфах, прикрывающих лица до самых глаз, но, оказавшись на открытой местности в отдалении от лагеря, они позволили тонкой ткани свободно развеваться на ветерке. Однако Аш с интересом заметил, что никто, кроме Джхоти и Кака-джи, – даже Мулрадж, состоявший в дальнем родстве с княжеским семейством, – не смотрит принцессам прямо в лицо, даже когда отвечает на вопрос. Такая благовоспитанность произвела на него впечатление, но он не последовал примеру остальных. Поскольку ему сказали, что он может считать себя членом семьи, Аш не видел причины, почему бы не воспользоваться почетным правом брата смотреть на девушек так долго и открыто, как хочется, – что он и делал. Но на Анджули устремлял взгляд чаще, чем на младшую сестру, хотя маленькая Шушила, смеющаяся, возбужденная приключением и опьяненная вкусом свободы, вполне заслуживала внимания: сказочная принцесса с золотистой кожей, розовым румянцем и черными как смоль волосами, вся искрящаяся радостью.

– Сегодня вечером она сляжет, вот увидите, – весело сказал Джхоти. – Она всегда заболевает, когда перевозбуждается. Все равно что качание на доске: сначала взлетаешь высоко в воздух, а потом – бац! – плюхаешься в грязь. По-моему, все девчонки глупы. А вы что думаете? Как представишь, что придется жениться на какой-нибудь!

– Мм? – спросил Аш, не слушавший мальчика.

– Моя мать, – доверительно сообщил Джхоти, – договорилась о моем браке, но, когда она умерла, Нанду расторг помолвку, и я страшно обрадовался, потому что не хотел жениться. Он поступил так назло мне, я точно знаю. Хотел сделать мне хуже, а по ошибке сделал лучше, дурак. Но рано или поздно мне все равно придется жениться. Мужчине нужна жена, чтобы рожать сыновей, верно? А ваша уже родила вам сыновей?

Аш издал очередной невнятный звук, и Мулрадж, ехавший с другой стороны от него, ответил за него:

– У сахиба нет жены, принц. У его соплеменников не принято жениться рано. Они ждут, когда повзрослеют и поумнеют, – так ведь, сахиб?

– А? – спросил Аш. – Прошу прощения, я не слышал, что вы сказали.

Мулрадж рассмеялся и вскинул ладонь.

– Вот видите, мой принц? Он ничего не слышал. Сегодня его мысли витают где-то далеко. В чем дело, сахиб? Вы чем-то обеспокоены?

– Нет, конечно, – поспешно сказал Аш. – Я просто задумался.

– Оно и видно – вы уже пропустили трех птиц. Охе! Вот и еще одна! Великолепный жирный голубь. Нет… вы опоздали. Принц опередил вас.

На самом деле Джхоти первым увидел голубя, и Мулрадж еще не договорил, когда сокол мальчика взмыл в воздух, а сам он, охваченный возбуждением, пришпорил лошадь и устремился за ним следом.

– Его отлично выучили, – одобрительно заметил Мулрадж, глядя вслед ребенку, – и он ездит верхом, как раджпут. Вот только с седлом у него что-то неладное. По-моему… Прошу прощения, сахиб.

Мулрадж дал коню шпоры и галопом унесся прочь от Аша, который лишь обрадовался возможности побыть наедине со своими мыслями. Сегодня утром он не чувствовал тяги к общению, да и особого интереса к охоте не испытывал, хотя тоже знал в ней толк и сокол, сидевший у него запястье, был подарком Кака-джи Рао. При иных обстоятельствах он не нашел бы занятия лучше, чем соколиная охота в такой местности, но сегодня он думал о других вещах.

Младшая принцесса, похоже, почти полностью избавилась от прежней застенчивости и оживленно болтала с ним, как с добрым другом, но Анджули ни разу не заговорила, причем на сей раз ее молчание было отчужденным, и Аш обнаружил, что даже не может встретиться с ней взглядом. Он неоднократно пытался завязать с девушкой разговор, но на все вопросы она отвечала лишь легким движением головы или, в лучшем случае, вежливой улыбкой, но всякий раз смотрела мимо него, словно не замечая. И выглядела она плохо. Лицо у нее было опухшим и бледным, и Аш подозревал, что она не спала ночью, чему не приходилось удивляться, так как она покинула его палатку в четвертом часу. Анджули едва ли могла выглядеть уродливо, красота ее шла от породы, и в любых обстоятельствах гордая посадка головы на стройной шее, лепка маленького квадратного лица, очертания короткой верхней губы и широко расставленные глаза никуда не делись бы. Но сегодня, рядом со своей маленькой сестрой, она казалась почти невзрачной, и Аш задавался вопросом, почему для него это не имеет никакого значения.

Несколько месяцев назад он сказал Уолли, что никогда уже не сможет влюбиться, что навсегда излечился от любви, приобрел иммунитет к любовному недугу, как человек, переболевший оспой. И всего несколько часов назад – от силы восемь – он мог бы повторить это в твердой уверенности, что говорит правду. Он до сих пор не понимал, почему теперь все не так и каким образом это случилось. Его отношение к маленькой Джули, пусть и покровительственное, никогда не было ни нежным, ни сентиментальным (малолетние мальчики редко питают интерес, а уж тем более глубокую привязанность к девочкам гораздо младше их), и, будь у него выбор, он предпочел бы товарища одного с ним возраста и пола. Кроме того, он уже знал, кто она такая, когда нес ее на руках через реку, а потом целую вечность держал в объятиях под покровом сумерек, но тогда не испытывал ничего, кроме тревоги…

Два дня спустя, когда он таращился на Анджули в дурбарной палатке и с изумлением осознавал, что она красива, сердце у него не забилось чаще и никакие чувства не всколыхнулись в душе. А когда она явилась к нему среди ночи, он был сначала подозрителен, потом раздражен, потом сентиментален, а под конец разозлен и смущен. Так почему же несколько минут, в течение которых она рыдала в его объятиях, и вид ее мокрого от слез, искаженного лица изменили для него все на свете? Это не укладывалось в голове – однако это произошло, как ни крути.

Он страшно злился на нее за то, что она пришла, и хотел лишь одного – чтобы она прекратила плакать и убралась сию же минуту. А тридцатью секундами позже, держа ее в объятиях, он внезапно понял, что наконец-то нашел избавление от непреходящего ощущения пустоты, столь долго его терзавшего. Оно ушло навеки, и он снова стал единым целым, поскольку обрел часть своего существа, которой ему не хватало, – и она находилась здесь, у него в объятиях. Джули… его Джули. Не часть его прошлого, но – внезапно и навсегда – часть его сердца.

Аш не имел ни малейшего понятия, что ему делать с этим. Здравый смысл подсказывал, что он должен выбросить всякие мысли об Анджули из головы и постараться не видеться и не разговаривать с ней впредь, ибо это неминуемо кончится плохо для них обоих. Он ясно понял это прошлой ночью и по-прежнему понимал столь же – если не более – ясно сейчас, при ярком свете дня. Раджкумари Анджули – дочь одного правящего князя, сводная сестра другого и будущая жена третьего. Ничто не изменит этого, а потому для него самым благоразумным – и единственно правильным – будет забыть прошлую ночь и благодарить небо, что каким-то своим словом или поступком он умудрился оскорбить девушку так сильно, что она, похоже, больше не желает с ним знаться.

Но Аш никогда не отличался здравомыслием, да и осторожностью тоже, коли на то пошло. Сейчас он мог думать только о том, что должен поговорить с ней и непременно поговорит, хотя даже при ее содействии сделать это будет трудно, а без оного – почти невозможно. Но он добьется своего. Он должен. Впереди еще много недель путешествия, и если до сих пор он всячески подгонял процессию, не давая долго задерживаться на одном месте, то теперь все будет иначе.

Отныне он позволит людям идти медленнее и задерживаться на каждой стоянке дольше – на день-два, самое малое, и таким образом путешествие затянется еще на несколько недель сверх запланированного срока. А чтобы лишить Джули возможности избегать его, он постарается покрепче подружиться с Шушилой, Джхоти и Кака-джи, которые станут приглашать его в дурбарную палатку, где Джули придется присоединяться к ним. Судя по тому, как привязана к ней младшая сестра, ей будет трудно отказаться и еще труднее найти вескую причину для отказа, ведь она едва ли готова объяснить истинное положение вещей своей сестре или еще кому-либо.

– Хай май! – вздохнул Аш и лишь тогда осознал, что произнес эти слова вслух, когда Кака-джи, остановивший свою лошадь рядом с ним, спросил:

– Вы чем-то обеспокоены?

– Да нет, ничего особенного, Рао-сахиб, – сказал Аш, заливаясь краской.

– Нет? – В голосе Кака-джи слышались поддразнивающие нотки. – Я бы сказал, судя по всем признакам, что вы влюблены и оставили свое сердце в Равалпинди. Именно так выглядят, разговаривают и вздыхают молодые люди, когда думают о возлюбленной.

– Вы слишком проницательны, Рао-сахиб, – беззаботно сказал Аш.

– О, но ведь я тоже был молодым когда-то, пусть даже сейчас с трудом в это верится.

Аш рассмеялся и спросил:

– Вы были женаты, Рао-сахиб?

– Разумеется, причем женился, когда был значительно моложе вас нынешнего. Но через пять лет моя супруга умерла от холеры, успев родить мне двух дочерей. И теперь у меня семеро внуков – все девочки, хотя, несомненно, в свое время они подарят мне много правнуков. Очень на это надеюсь.

– Вам следовало снова жениться, – строго заметил Аш.

– То же самое говорили мои друзья и родственники. Но в то время я не спешил приводить еще одну женщину в дом, и без того переполненный женщинами. А позже, много позже, я влюбился…

Последние слова он произнес таким скорбным тоном, что Аш снова рассмеялся.

– Вас послушать, так любой решит, что страшнее несчастья в вашей жизни не было.

– Так оно и есть, – вздохнул Кака-джи. – Она принадлежала к другой касте, и я знал, что мне не следует даже думать о ней и что жрецы и мои родственники воспротивятся такому браку. Но пока я колебался, отец моей возлюбленной выдал ее замуж за другого мужчину, которого меньше волновали подобные вопросы. А потом… потом я понял, что ни одна женщина не может занять ее место в моем сердце или заставить меня забыть о ней. Поэтому я так и не сумел пересилить себя и жениться вторично, да это, наверное, и неплохо: от женщин много головной боли и шума, а старый человек вроде меня нуждается в тишине и покое.

– И досуге, чтобы ездить на соколиную охоту, – ухмыльнулся Аш.

– Верно, верно. Правда, с возрастом человек теряет сноровку. А ну-ка, покажите мне, на что вы способны, сахиб…

Они больше не говорили о любви. Аш сосредоточил свое внимание на охоте и в течение следующего часа заслужил самые лестные похвалы Кака-джи за умение обращаться с кречетом. В полдень они поели в роще на берегу джхила, а потом невесты со своими служанками удалились для полуденного отдыха в сооруженную из подручных материалов палатку, а мужчины удобно расположились в тени и приготовились проспать самую жаркую часть дня.

К этому времени свежий утренний ветерок стих до слабых дуновений, которые шелестели листвой деревьев, но не вздымали пыль с земли, и трескотня сахт-бай и полосатых белок смолкла. Где-то тихо и нежно ворковала пара вяхирей, этот монотонный звук приятно сочетался с дремотным шорохом листьев и редким позвякиваньем колокольчиков, когда какой-нибудь сокол встряхивался в тени. Такое чарующее сплетение тихих звуков могло убаюкать любого взрослого, и один только Джхоти, который, как большинство десятилетних мальчишек, считал полуденный сон напрасной тратой времени, никак не мог угомониться. Хотя не все взрослые спали: капитан Пелам-Мартин, например, бодрствовал.

Он уютно устроился между корнями древней мелии, привалившись спиной к стволу с глубокой выемкой как раз в ширину плеч, и еще раз обдумал проблемы, связанные с Джули, краем уха прислушиваясь к тихому разговору между двумя находившимися вне поля зрения людьми, которые, вероятно, не знали, что за деревом кто-то сидит, или же полагали, что он спит. Разговор был исключительно неинтересным, и только по его содержанию Аш догадался, что одним из собеседников является Джхоти: похоже, мальчик хотел отправиться один на другой берег джхила и испытать там своего сокола, а кто-то из взрослых его отговаривал. Аш не хотел выдавать свое присутствие, чтобы не оказаться вовлеченным в спор, в котором каждая из сторон станет обращаться к нему за поддержкой, а потому тихо сидел на месте, надеясь, что эти двое скоро уйдут и оставят его в покое. Приглушенные голоса отвлекали его от мыслей и не давали сосредоточиться, и он прислушивался к ним с возрастающим недовольством.

– Но я хочу поехать, – сказал Джхоти. – Зачем мне тратить столько времени на сон? Если ты не хочешь ехать со мной, так и не надо. Ты мне в любом случае не нужен. Я предпочитаю поехать один. Мне надоело, что за мной постоянно ходят по пятам, как за несмышленым младенцем, и ничего не разрешают делать самостоятельно. И Джан Чада я тоже не возьму. Я не хуже его умею запускать сокола и не нуждаюсь в советах и указаниях.

– Да-да, мой принц. Конечно. – Шепот звучал умиротворяюще. – Все это знают. Но вы не можете отправиться без сопровождения. Так не годится, и его высочество ваш брат никогда не позволил бы вам. Вот если бы вы были постарше…

– Я уже достаточно взрослый, – горячо перебил его Джхоти. – А что касается моего брата, так ты прекрасно знаешь, что он готов на все, лишь бы только лишить меня удовольствия. Он всегда старался навредить мне. Он знал, как мне хочется поехать с сестрами в Бхитхор, и потому запретил, просто мне назло. Но в конце концов я перехитрил его и все-таки поехал.

– Да, мой принц. Но, как я предупреждал вас тогда, вы совершили безрассудный поступок, и, возможно, нам придется сожалеть о нем всю жизнь, ибо ваш брат еще может послать за вами и отомстить всем, кто сопровождает вас. Этой своей выходкой вы уже подвергли меня серьезной опасности, а если с вами что-нибудь случится во время путешествия, я точно поплачусь головой.

– Да ну, глупости! Ты сам сказал, что он никогда не притащит меня силком назад, боясь вызвать разные пересуды и выставить себя дураком, которого так ловко перехитрил младший брат. Кроме того, ты же раньше служил у него, а значит…

– Нет, принц. Я служил вашей матери, махарани. А вашему брату служил лишь по ее приказу и по ее же приказу перешел от него к вам. Ах, она была великой женщиной, махарани.

– Я и без тебя это знаю, – сказал Джхоти с ревнивыми нотками в голосе. – Она была моей матерью и меня любила больше, я точно знаю. Но поскольку раньше ты служил Нанду, ты всегда можешь сделать вид, будто поехал со мной только для того, чтобы за мной присматривать.

В ответ раздался странный хихикающий смех, по которому Аш, разом встрепенувшийся и обратившийся во внимание, мгновенно опознал собеседника принца. Даже по прошествии многих лет он хорошо помнил этот звук. Так всегда хихикал Биджу Рам при остротах Лалджи и собственных сальных шутках либо при виде истязаний любого существа, человека ли, животного ли.

– Чего ты смеешься? – возмущенно спросил Джхоти, возвысив голос.

– Тише, принц… вы разбудите спящих. Я рассмеялся, представив, какое лицо будет у вашего брата, коли я скажу нечто подобное. Он мне не поверит, хотя, видят боги, это истинная правда. Однако вы доказали ему, что в состоянии думать и действовать самостоятельно и не позволите, чтобы вас привязывали за ногу, как какого-нибудь ручного попугая, или постоянно сопровождали женщины и старики, безостановочно кричащие: «Ах, берегитесь!», «Ох, осторожнее!», «Ах, не утомляйтесь!», «Ох, не трогайте!» Хай-йя! Вы истинный сын своей матери. Она всегда шла своим путем, и никто не смел ей перечить – даже ваш отец.

– Они и мне не будут перечить, – хвастливо заявил Джхоти. – Я больше никому не позволю ходить за мной по пятам. Я поеду на другой берег и сам запущу своего сокола – прямо сейчас, вместо того чтобы дрыхнуть. И ты меня не остановишь.

– Но я могу разбудить вашего саиса и Джан Чанда. Они присмотрят за вами.

– Не смей! – яростно прошипел Джхоти. – Я думал, ты мне друг. Зачем ты помог мне сбежать от брата, если собирался вести себя в точности как он и мешать мне поступать по своему усмотрению? Ты такой же, как все. «Не делайте того, не делайте этого. Ах, берегитесь! Ох, осторожнее!»

– Мой принц, я умоляю вас…

– Нет! Я поеду. И поеду один.

– Хазрат,– вздохнул Биджу Рам, сдаваясь. – Ладно, если вы не желаете взять с собой меня или Джан Чанда, то, по крайней мере, не садитесь на Балбала – сегодня он полон сил и слишком резв, с ним будет сложно справиться. Возьмите Мелу – она поспокойнее и не доставит вам хлопот. И прошу вас, не уезжайте далеко и не скачите быстро. Идите рысью и оставайтесь в пределах видимости для нас, ибо если вы упадете…

– Упаду! – презрительно фыркнул Джхоти, возмущенный таким предположением. – Да я в жизни не падал с лошади!

– Все однажды случается впервые, – назидательно заметил Биджу Рам и снова захихикал, словно пытаясь затушевать банальность оскорбительного высказывания.

Джхоти рассмеялся, и через несколько мгновений Аш услышал, как эти двое уходят прочь. Но хотя наконец воцарилась долгожданная тишина, им вдруг овладело безотчетное беспокойство. Что-то в подслушанном разговоре казалось подозрительным. Почему, например, Биджу Рам предпочел принять сторону младшего брата против старшего и дошел в своей преданности до того, что помог Джхоти тайно сбежать из Каридкота вопреки воле махараджи? В том, что он действовал не из альтруистических соображений, сомневаться не приходилось – разве только за последние десять лет его характер изменился до неузнаваемости, во что Ашу слабо верилось. Биджу Рам всегда знал свою выгоду, и можно было с уверенностью предположить, что он по-прежнему себе на уме. С другой стороны, он на протяжении многих лет преданно служил Джану-рани, и, если в намеках Махду насчет причины ее безвременной смерти содержалась хоть капля правды, не исключено, что Биджу Рам ополчился на матереубийцу и принял сторону младшего сына своей госпожи. Хотя вряд ли, решил Аш, если только он не уверен, что младший сын в будущем сумеет щедро вознаградить его за это.

Может ли быть такое, что кое-кто замышляет убить Нанду, нового махараджу, и возвести Джхоти на престол? В таком случае поведение Биджу Рама легко объясняется, как и его беспокойство о безопасности мальчика. Неудивительно, что он старается окружить ребенка заботой. Если заговор против махараджи действительно существует, махараджа мог узнать о нем и теперь попытается убить брата, чтобы расстроить планы недругов. И если Биджу Рам получил задание отвезти наследника в безопасное место, покуда престол не освободится, всякому здравомыслящему человеку понятно, что он будет всеми силами оберегать мальчика от возможной беды.

Аш обхватил руками колени и, положив на них подбородок, стал думать о Биджу Раме и Каридкоте. Может, следует предупредить окружного инспектора, мистера Картера? Или даже британского резидента в Каридкоте (к настоящему времени там наверняка есть такой)? Но где доказательства? Недостаточно же просто сказать: «В прошлом я знал Биджу Рама, а потому знаю: если он водит дружбу с юным Джхоти, то лишь по той причине, что знает, что Нанду собираются убить, а Джхоти скоро станет махараджей». Никто ему не поверит. Тем более, что он может ошибаться. Возможно, он все нафантазировал, хотя Махду говорил… Но опять-таки это всего лишь слухи, досужая болтовня какого-нибудь маркитанта, заслуживающая не больше доверия, чем его собственные беспочвенные подозрения. Он явно ничего не мог поделать, да и вообще, внутренние дела Каридкота его не касались.

Аш зевнул и, привалившись спиной к стволу мелии, приготовился последовать примеру большинства и заснуть. Но видно, отдохнуть ему было не суждено. Приглушенный стук копыт по покрытой толстым слоем пыли земле прозвучал в тишине едва слышно, но все же достаточно явственно, чтобы привлечь его внимание. Аш повернул голову и увидел Джхоти, который проезжал мимо с соколом на запястье, ведя коня шагом, чтобы не разбудить спящих в роще. Он ехал на гнедом мерине, Балбале, и был один – значит, он все-таки настоял на своем в споре с Биджу Рамом.

Аш хорошо понимал желание ребенка сбежать из-под надзора взрослых, но сейчас, наблюдая, как маленький принц сворачивает в сторону от джхила и направляется к равнине, он неожиданно для себя согласился с Биджу Рамом. Вероятно, Джхоти впервые выехал верхом один. До сих пор его неизменно сопровождали несколько мужчин, один из которых ехал впереди с целью удостовериться, что мальчик не сунется в местность, где неосторожных подстерегали такие ловушки, как глубокие ущелья, незаметные колодцы, участки болотистой почвы и пласты обнаженной скальной породы.

«Это небезопасно! – подумал Аш. – Кто-нибудь должен был поехать с ним!» Что там Махду говорил о несчастном случае, приключившемся с отцом Лалджи? Что покойный махараджа охотился с соколом, когда лошадь под ним вдруг понесла и сорвалась в ущелье, где они разбились насмерть? Беспокойство Аша возросло, и он вскочил на ноги и быстро двинулся обратно через рощу к месту, где стоял на привязи его собственный конь, Кардинал.

Биджу Рама нигде не было видно, а сокольничьи, саисы и стражники все спали. Но Мулрадж бодрствовал и, увидев проходящего мимо Аша, приглушенным голосом спросил, куда он так торопится. Аш коротко объяснил, и Мулрадж заметно встревожился.

– Вот как? Я поеду с вами, – сказал он. – Мы сделаем вид, будто хотели обследовать местность на предмет наличия дичи, пока остальные спят, и случайно поехали той же дорогой, что и мальчик. Тогда он не заподозрит, что мы следовали за ним. Давайте поторопимся.

Похоже, тревога Аша передалась Мулраджу, и он пустился бегом. Они в два счета оседлали лошадей, но, чтобы не разбудить спящих, проехали через рощу шагом, как Джхоти, и, только удалившись на значительное расстояние от деревьев, понеслись галопом. Поначалу они нигде не видели мальчика: равнина мерцала в лучах полдневного солнца и зыбкое марево скрывало его от взора. Но наконец они различили впереди маленькую фигурку всадника и перевели своих коней на кентер.

Балбал все еще мотал головой, нетерпеливо плясал и шел боком, но, похоже, Джхоти без труда справлялся с ним. Он довольно медленно ехал через поросший кустарником участок равнины, видимо надеясь вспугнуть зайца или куропатку, и Аш облегченно вздохнул. Ребенок оказался разумнее, чем он думал, и определенно был прав, когда заявил, что он уже достаточно взрослый и не нуждается в посторонней помощи. Им с Мулраджем не было никакой надобности пускаться вдогонку за мальчишкой, точно пара всполошенных нянек. Он явно не из слабаков и сидит в седле уверенно.

Если бы принца удалось убедить побольше тренироваться, поменьше налегать на халву и скинуть детский жирок, он в ближайшее время стал бы превосходным наездником – и, как уже указал Мулрадж, он умел обращаться с соколом.

– Мы зря теряем время, – с досадой заметил Аш. – Ребенок знает, что делает, а мы с вами ведем себя как пара глупых старух. Именно такой излишней опекой он недоволен, и я не могу его винить.

– Смотрите… – сказал Мулрадж, не слушавший Аша. – Он поднял куропатку… нет, кажется голубя. Целых двух!

– Чирков, – поправил Аш, обладавший более острым зрением. – Там, должно быть, трава под кустами.

Они увидели, как Джхоти осадил коня, и услышали пронзительный, возбужденный крик «Хай-яй!», когда он приподнялся над седлом и выбросил вперед руку, помогая соколу взлететь. Несколько мгновений мальчик и сокол оставались неподвижными: Джхоти стоял на стременах с запрокинутой головой, а сокол висел над ним, хлопая крыльями, точно пловец, бьющий руками по воде, покуда не заметил жертву и не устремился следом за ней со скоростью выпущенной из лука стрелы. Мальчик плюхнулся обратно в седло и тут же едва не вылетел из него, ибо конь вдруг взвился на дыбы, а потом рванулся вперед через кусты и бешеным галопом вылетел на каменистую равнину.

– Что за… – недоуменно начал Аш, но не успел закончить вопрос, потому что в следующий миг они с Мулраджем уже неслись следом, стегая хлыстами и пришпоривая лошадей в отчаянной попытке настичь мальчика.

В вопросах не было нужды. Оба они ясно видели, в чем дело: очевидно, Джхоти сам оседлал своего коня, не желая будить саисов, и недостаточно туго затянул подпругу. Теперь седло сползло набок вместе с седоком, и он лишился возможности натянуть поводья, чтобы остановить скачущего во весь опор Балбала. Но в жилах мальчика текла хорошая кровь – кровь раджпута, лучше которой нет, – и его мать, несмотря на свое низкое происхождение, обладала мужеством и сметливым умом и передала эти качества своему младшему сыну. Почувствовав, что седло неотвратимо сползает вправо, Джхоти высвободил правую ногу, привстал на левом стремени и, с силой оттолкнувшись от него, перебросил свое тело вперед, на шею коня, в которую вцепился мертвой хваткой, точно мартышка. Седло с грохотом упало на землю, ударившись на лету о копыто Балбала и тем самым окончательно повергнув животное в панику.

– Шабаш, раджа-сахиб! – ободряюще крикнул Аш. – Молодчина!

Джхоти бросил быстрый взгляд через плечо и вымученно улыбнулся. Лицо ребенка побелело от ужаса, но на нем читалась решимость и гордость: он сделает все возможное, чтобы удержаться на коне. Упасть сейчас значило бы сломать руку или ногу, а то и позвоночник: земля здесь твердая, как железо, а редкие кусты, растущие на ней, усеяны шипами, которые запросто могут выколоть глаза. Ему ничего не оставалось, кроме как держаться, что он и делал с цепкостью намертво присосавшейся пиявки. Но поскольку мальчик плотно прижимался щекой к конской шее и грива Балбала развевалась у него перед глазами, он не видел того, что видели Аш и Мулрадж, – смертельную западню, зиявшую перед ним. Широкое и глубокое ущелье с отвесными стенами, за много лет пробитое среди равнины муссонными ливнями, сейчас сухое и сплошь усыпанное по дну камнями и обкатанными водой валунами.

Балбал тоже не видел препятствия: как все понесшие лошади, он совершенно обезумел от паники и запросто мог на полном скаку врезаться в забор или в скалу. Вдобавок он имел большую фору перед своими преследователями и нес на себе гораздо меньший вес. Но из-за головы ребенка, тесно прижимавшейся к его шее, он отклонялся влево, что дало преимущество Ашу и Мулраджу, которые скакали по прямой – и на гораздо лучших конях. Чалый жеребец Аша, Кардинал, недавно победил в двух скачках без препятствий и в стипль-чезе в Равалпинди, а кобылица Мулраджа, Далхан, слыла лучшей лошадью в лагере.

Ярд за ярдом они сокращали расстояние, но край ущелья уже находился всего в десяти шагах впереди, когда наконец Мулрадж поравнялся с Балбалом и отпустил поводья. Управляя своей кобылицей одними только коленями, он свесился с седла, крепко обхватил мальчика за пояс и сдернул его с коня, а Аш, подскакавший с другой стороны, поймал волочащиеся по земле поводья и попытался развернуть Балбала.

В искусстве верховой езды мало кто мог сравниться с Мулраджем и никто не превосходил его, хотя, если бы сегодня он сидел на любой другой лошади, все могло бы закончиться бедой или даже трагедией. Но наездник и лошадь много лет знали друг друга и достигли такого редкого согласия и взаимопонимания, что порой казались единым целым – полуконем-получеловеком. Мулрадж все точно рассчитал: поравнявшись с Балбалом, он уже поворачивал на полном скаку налево, чтобы взять курс параллельно краю ущелья. Благодаря этому и несмотря на то, что в руках у него находился мальчик и он не мог пользоваться поводьями, Мулраджу удалось отвести Далхан прочь от обрыва.

Но Аш не успел вовремя остановить Кардинала, и оба коня, чалый и гнедой, сорвались с края ущелья и, неистово молотя ногами, рухнули с десятифутовой высоты на камни и валуны.