Глава 17

Я даже перестала заглатывать воздух и уставилась в его холодные глаза. Все, что он рассказал о Лилит и Стражах, потрясло меня, но последние слова ввели в ступор, и я отказывалась верить.

– Это невозможно, – выдохнула я.

– Почему? Потому что твой клан считает тебя демоном? Потому что Принц никогда не разубеждал в этом? Так это ему наказал Босс, потому что если демоны верхнего уровня узнают, что Босс сделал для Лилит много лет назад, они вряд ли обрадуются. Ни одному демону не нравится то, что у Босса были и есть любимчики. Да у Принца и не было никаких оснований думать иначе. Для всех ты пахнешь демоном, но только потому, что ты первородный падший ангел. – Его хватка оставалась жесткой, на грани жестокости. – Если ты внимательно слушала мой рассказ, то могла догадаться, к чему я клоню.

Мое тело уже замерзало от контакта с ним, так что я плохо соображала.

Жнец наклонил голову, и я оцепенела, когда его рот опасно приблизился к моим губам.

– Ты рождена наполовину Стражем и наполовину тем, кто есть Лилит, и это делает тебя особенной. Кровь Стража ослабила в тебе то, что передалось от Лилит. Ты такая же смертная, как и любой из них, но не настолько могущественная, и твой единственный дар – смертельный поцелуй, но эти чертовы ведьмы… – Он рассмеялся, и его ледяное дыхание обожгло мои губы, заставляя меня содрогнуться. – Те, что поклоняются твоей матери. Они дали тебе свое зелье, когда тебя, умирающую, героически спас Принц? Одним словом, ловко вырвали тебя из моих лап. Не так ли?

– Да, – процедила я сквозь зубы. – Мы не знали, что это было. Рот не знал…

– Но можешь ли ты теперь угадать, что это? Доказать, что ты внимательно слушала мой маленький урок истории?

Кровь стучала в голове, и я знала, на что он намекает, но не могла в это поверить – поверить в то, что мне дали выпить кровь одного из первых падших ангелов. Начать с того, что это чертовски отвратительно. И к тому же я…

– С чего бы они стали это делать? И откуда это у них?

– Ответ могут дать только они сами. – Его ресницы опустились, прикрывая глаза. – Но их зелье уничтожило в тебе кровь Стража. Теперь ты… нечто совершенно иное.

Я вспомнила, как Зейн и Даника говорили, что от меня пахнет Верховным демоном, но это было еще до того, как ведьмы дали мне свое… варево. Однако теперь все сходилось. Рот отчасти прав. Я все еще находилась в процессе трансформации, и, поскольку никто не мог определить мою принадлежность, Стражи, видимо, чувствовали созревающее во мне существо. Вот и демон сбежал от меня уже после того, как я выпила эту дрянь, да и выглядела я по-другому.

– О боже, – прошептала я, забыв, в чьих руках барахтаюсь. – Вот откуда перья на моих крыльях.

Его губы дернулись.

– Помимо всего прочего.

– Выходит, я… бессмертна?

Он отпустил меня и отступил на шаг, но я была настолько ошеломлена, что едва заметила, как в меня снова хлынуло тепло.

– Так же бессмертна, как и все, что можно убить только теми двумя способами, о которых я упомянул. В тот момент, когда ты выпила кровь первородных, ты стала тем, кого Альфы назвали мерзостью. Но что им не дано понять, так это то, что ты одна можешь предотвратить грядущую катастрофу.

Ошарашенная его заявлениями, я нетвердой рукой смахнула с лица упавшие пряди волос. Я пришла сюда, чтобы вызволить душу Сэма, а в итоге обнаружила, что все мои представления о себе и собственной жизни оказались туфтой. Опять. Одна Лейла не знала, что и думать об этом. Другая Лейла заходилась от радости осознания. Невероятно эгоистичная особа, что тут скажешь. Но как не радоваться собственному будущему – без палочки – с нестареющим Ротом?

– Ты такая же, как Лилит, – совершенно уникальная. То, чего не должно существовать, но существует. Как и Лилин. Он не должен ходить по земле, но ты… ты можешь его остановить.

Мой взгляд вернулся к нему, когда я опустила руку.

– Я остановлю его.

– Неужели? – Он наклонил голову набок. – Все, что ты делала с тех пор, как Лилин проявил себя, так это оплакивала своего друга, дулась, разыгрывала драму отношений, достойную лишь жалкого человеческого подростка, и избавлялась от невинности.

Я отшатнулась, мышцы сковало напряжением.

– Что?

– Думаю, я выразился предельно ясно. – Он шагнул ко мне, и на этот раз я не стала пятиться назад, хотя горло все еще болело после недавней демонстрации его характера. – Тебе необходимо остановить Лилин, но единственное, в чем ты до сих пор преуспела, так это в потере девственности. И все-таки, полагаю, тебя можно поздравить. Это веха, в конце концов. Передай, пожалуйста, мое почтение Принцу.

Смущенная и взбешенная, я даже не заметила, как выпалила:

– Это неправда!

– Да что ты говоришь? – Жнец запрокинул голову и мрачно засмеялся. – Может, поделишься другими достижениями?

Я было открыла рот, готовая рассказать все, над чем я – мы работали, – но до меня дошло, что на самом деле он забыл упомянуть лишь о наших неудачных попытках найти Лилин, о гибели Ильи и моей новой татуировке, сейчас вытворяющей бог знает что в компании Бэмби – которой, кстати, здесь вообще не должно быть.

Загнанная в угол, я выпалила первое, что пришло на ум.

– Я не просила ни о чем об этом, не просила!

Лишь только эти слова сорвались с языка, я уже знала, что совершила ошибку. Мало того, что они ничуть не способствовали продолжению разговора, я бы назвала их самым несуразным детским лепетом.

И это многое говорило обо мне.

Жнец ухмыльнулся.

– Никто никогда не просит того, что преподносит жизнь. В этом ты не оригинальна.

Мой взгляд опустился на его сапоги, и я крепко зажмурилась. Боже, как же он прав. Какие бы перипетии ни происходили в моей жизни, я почти ничего не сделала для того, чтобы остановить зло, которое непреднамеренно помогла создать, когда Паймон совершил ритуал в попытке освободить Лилит, – и в результате обрекла на гибель невинных людей. Я не знала, что еще могу сделать, но, очевидно, что-то могла.

Глубоко вздохнув, я посмотрела ему в глаза.

– Ты прав. Я сделала недостаточно, но я готова на все, чтобы остановить Лилин.

В его глазах появился какой-то странный блеск, словно они питались от собственного источника света.

– На все?

– На все, – повторила я, хотя слова не отменяли цель моего прихода. – Но я не собираюсь забывать о Сэме. Его душа находится здесь, и ей здесь не место.

Он снова двинулся на меня, быстрый как молния, но я отпрыгнула назад и вскинула руку, блокируя очередную попытку захвата моего горла. Боль пронзила руку до самого плеча, и я знала, что останется синяк, но уж лучше там, чем на шее.

Жнец отступил назад, и мне показалось, что я увидела одобрение, промелькнувшее в его глазах.

– Возможно, ты все еще не понимаешь, чем рискуешь, находясь здесь.

И в следующий миг, без всякого предупреждения, он схватил меня за запястье, и мы больше не стояли на мосту; мы очутились в каком-то здании, и перед нами полыхала огнем стена. От нее исходил страшный жар, и потрескивающее пламя лизало пол и потолок, но почему-то, как и в лифте, не распространялось дальше.

Сбитая с толку внезапной сменой декораций, я попятилась назад и уперлась в Жнеца. Я дернулась в сторону, но сильная рука сомкнулась на моей талии, притягивая меня обратно. Воздух выбило из моих легких.

– Я думаю, тебе надо кое с кем встретиться, – произнес он мне на ухо низким голосом.

Пламя запульсировало, а потом упало с потолка, исчезая в полу и открывая моим глазам то, что скрывалось за огненной стеной. Я увидела комнату – похоже, спальню – с большой, изысканно украшенной кроватью и богатыми мехами, устилавшими каменный пол. В комнате стояли маленький стол и два стула, даже телевизор, и во мне заклокотал истерический смех, когда я вспомнила, что рассказывал Рот о здешнем приеме каналов. С потолка свисал толстый стальной крюк, соединенный с цепью, которая спускалась вниз по стене, и я пробежалась взглядом по всей ее длине, до самой шеи женщины, что стояла справа, стройным бедром привалившись к стене.

У меня перехватило дыхание.

Она была вся в белом – тонкое, как паутина, платье обнажало все, что можно и нельзя, от самого воротника до подола. Эта женщина с ослепительно светлыми, почти белыми волосами и глазами бледно-серого оттенка поражала своей необычной красотой, которую усиливали кошачья форма глаз и соблазнительно пухлые красные губы.

И эти красные губы изогнулись в самодовольной улыбке.

А потом она заговорила, голосом древним и тяжелым, как те шкуры, что выстилали пол.

– Что ж, давно пора.

– Лилит, – выдохнула я.