Глава 11
Сколь веревочка ни вейся
— Что за чернявая к тебе нынче наведывалась, — дядька Сидор плеснул в кружки духовитой кукурузной самогонки и опрокинул в себя хороший глоток, закусив его пластиком сала.
— Так ведь сразу видать, что чужая, — Лука тоже выпил, но потянулся за квашенным баклажаном. — Потому как не здешняя.
— Эх, душа твоя простая! «Не здешняя!» — передразнил Сидор, наливая по следующей. — А только видел я, как она опосля подъёму с берега на тропу встала. Так, что и здешние не всякий раз с такой опаской ходют. Опять же ствол у ней, хотя и не пойми к чему приделан, однако, правильный. Отсюда и интерес к твоей незнакомке. Ты, как я понял, в невесты деваху эту к себе записал. Как хоть звать-то её?
— Дык, не сказала.
Мужики, собравшиеся вечером в тени, отбрасываемой прибрежной скалой не засмеялись. Они, кто хрюкал, кто перхал, а кто и просто плакал, содрогаясь беззвучно. На лошадиное ржание Лука всегда обижался, а никому не хотелось лишать себя удовольствия послушать, что он выдаст. Вот и сдерживались изо всех сил, чтобы не пропустить перл, обязательный в любом изречении этого природного философа.
— И неча фыркать, будто вынырнувший пакицет, — продолжал парень. — Не сговорилися мы, потому как с первого разу согласия замуж пойтить ни одной девке давать невместно.
Эта фраза никому не показалась особенно смешной, поэтому спокойно разлили по третьей.
— А что присмотрел за ней, Сидор, за это спасибо. Если уговорю, добрая жена мне будет. Работящая да самостоятельная. Не всякая городская полтораста вёрст сушей пройдёт в наших-то местах.
— Она, что ли сама рассказала, откуда явилась, — продолжил прощупывать почву Сидор.
— А чего рассказывать? Не приплывал никто и не прилетал, значит берегом добиралась, — Лука твёрд в своей уверенности. — Стало быть ходить умеет. Опять же патроны к двадатьчетвёрке не простые попросила, а охотничьи.
— Это ты про те, что на крупного зверя?
— Ага. Только она с другим индексом хотела, ну да в её ствол и эти сгодятся.
Никто уже и не думает развлекаться, потешаясь над простодушным соседом. Мужики притихли, давая возможность старшому выпытать всё досконально.
— А с чего, скажи на милость, гостье твоей подумалось, будто такая экзотика, как патроны к серьёзному пулемёту, здесь, в глуши, имеются в наличии? — продолжает интересоваться дядька Сидор.
— Так не с чего, — парень даже не удивлён. — Она же не пулемёт наш у меня просила, а боеприпас от него.
— И ты дал?
— Вестимо. Уж больно понравилась мне глазастая. Она, чай, обратно вдоль берега двинулась?
— Тропой на Глухую долину ушла, зная, что за штука тут у нас припасена, — с горечью в голосе констатировал старшой. — В общем, мужики, надо бы нам присмотреть за барышней. Там ведь, в долине, и коптер посадить можно, то есть эвакуировать агента, установившего какая стрелковая система тут у нас имеется.
— Ты чо, дядька Сидор! Какой агент? Она ж дитя совсем!
— Эх, Лука! Уж слишком ты внешности людской доверяешь! А дело может сурьёзно обернуться. Так что, мужики, на горшок и спать. С рассветом двинемся поглядеть, что это за птица в наши края залетела.
* * *
Бывает, что судьбу человека решают события, происходящие весьма далеко. Трое представителей совершенно другой расы, собравшиеся почти за тридцать шесть тысяч километров от поверхности планеты, к излишним нежностям расположены не были. С девушками их не перепутал бы и самый неискушённый взгляд. В принципе, не такая уж и короткая шерсть делала определение пола для идалту некоторой лотереей, но в данном случае никаких сомнений не возникало — слишком большой силой и уверенностью веяло от присутствующих. Слишком жесткими взглядами обменивались они. И это при том, что не проявляли друг к другу ни малейшей неприязни. Все же для решения не вполне обычного вопроса собрались настоящие лидеры своих направлений, давно привыкшие работать вместе и испытывающие взаимное уважение, что не мешало традиционно поиграть «в гляделки», скорее по привычке, чем всерьез, выстраивая внутреннюю иерархию присутствующих.
Двое из них для человеческого глаза выглядели если не близнецами, то родными братьями. Ворон, старший группы прикрытия и командующий базы Шестолап имели одинаково массивные фигуры, более всего напоминавшие тяжелоатлетов из-за развитых шейных мышц, отчего головы казались торчащими прямо из плеч. Впечатление усиливали крепкие челюсти с внушительными клыками. Мощные мускулы сами собой перекатывались под шкурой. Казалось, проскочи между этими двумя даже не искра, а просто косой взгляд, и последующую схватку случайный свидетель запомнит на всю жизнь, если умудрится уцелеть. Оценивающие взгляды и чутко поворачивающиеся на любое движение соперника уши, а также моментально высовывающиеся между пальцами когти — совсем не прибавляли уверенности в возможности благополучного завершения встречи.
Третий участник разговора, Профессор, или просто Проф — второй, а, если задуматься, то и первый по значимости лидер их стаи, поглядывал на двух других снисходительно. Казалось его тощая фигура не должна была внушать никакого почтения — седая, местами совсем не блестящая шкура, была будто на три размера больше, чем нужно, и болталась, словно на вешалке. Поблекшие глаза и желтоватые клыки не производили грозного впечатления — их владелец имел четко видимые проблемы со здоровьем, а вернее — был давно и основательно стар. Но его спокойствие рядом с молодыми и сильными мужчинами совсем не объяснялось фатализмом.
Больше всего Профессор походил на старого волка, поглядывающего на резвящихся щенков, снисходительно прощающего их горделивые взгляды, но готового в любой момент доказать, что количество мяса на костях еще не значит силу, а понимание своих недостатков важнее восхваления собственных достоинств. От старика веяло такой уверенностью, что стоило ему слегка пошевелиться, и уши остальных мигом поворачивались в его сторону, вслед за чем туда же обращались и взоры. Наверно именно поэтому Проф предпочел встать лицом к занимавшей большую часть стены проекции планеты и спиной ко всем остальным, делая вид, что любуется пейзажем, а на самом деле, предоставляя коллегам без помехи совершать свойственные молодости ошибки.
Самое удивительное — расскажи кто этой троице, какое впечатление производят их посиделки на постороннего, то они бы долго и дружно смеялись, растопыривая уши и стряхивая слезы с вибрисс. Как сказано выше, все присутствующие питали друг к другу искреннее уважение и просто собрались обсудить одну весьма непростую ситуацию. Инстинктивный «язык тела» у идалту и без того плохо поддаётся маскировке, а в сложившейся дружеской атмосфере еще и притворяться не было никакой необходимости.
— Вы уверенны, что это вообще не внутреннее дело местных? — поинтересовался Ворон, удобно расположившийся на возвышении вдоль стены, застеленном шкурой неизвестной зверюги. Он с усмешкой разглядывал нервничающего Шестолапа, хозяина помещения, точащего когти о металлические подлокотники анатомического пилотского кресла, не слишком уместного в интерьере кабинета.
— Не уверен. Однако, соплеменники этой Дары просто не представляют себе, насколько она может быть опасна. Столь чёрной абсолютно непроницаемой ауры среди представителей расы адамитов наша аппаратура не фиксировала никогда, хотя святош или праведников на эту планету не присылали, — ответил, не оборачиваясь, старик. — Надеюсь, вы ознакомились с информацией о том, как легко этой девушке удалось отправить своих преследователей по ложному следу.
— Однако… — почесал в затылке волновавшийся о правомочности Ворон. — И что теперь делать?
— Она оказалась в слишком неудобном месте. Будь где угодно — и черт с ней. Приглядывали бы, да и все. Но на этом полигоне сейчас группа… И адамитка вполне может представлять реальную опасность для наших стажёров. Особенно, если озлобится.
— Отозвать группу мы не можем?
— Если предпринять срочную эвакуацию — весь воспитательный момент насмарку. — Шестолап недоуменно посмотрел на поцарапанный подлокотник, потом принялся обкусывать сломанный коготь. — Группа завершающих обучение курсантов, драпанувшая от единственной девчонки… рано или поздно это всплывёт и будет обсуждаться… излишне весело, я думаю.
— Значит, надо решать вопрос радикально. Мы совсем не обязаны нянчиться с чужим зверьем, — попробовал надавить Ворон.
— Значит, надо… — согласился с ним Шестолап, не отрывая глаз от пола — хозяину кабинета было явно не по себе.
В воздухе повисло тяжелое предчувствие нелегкого решения. Оба присутствующих с надеждой посмотрели на спину старшего по возрасту — последнее слово оставалось за Профессором.
Старик усмехнулся про себя — ведь все давно поняли необходимость и приняли для себя последствия, но, тем не менее, ждут, что их похвалят и уверят в правильности найденного решения.
Придется учить ребят самостоятельности.
— Я вообще не понимаю ваших терзаний, — так же, не оборачиваясь, пробормотал старик, стараясь не заметить дружного облегченного вздоха, — на всю Базу — триста с лишним лбов — у нас один специалист по решению подобных задач. Полтора, — уточнил он, вспомнив про самого себя, поворачиваясь и окатывая присутствующих насмешливым взглядом, как ушатом ледяной воды. — А это значит…
— Решать ему и на месте, — хором ответили «амбалы», не зная, куда спрятать вдруг ставшие лишними конечности. Им было невыносимо стыдно, будто время вернулось вспять, и их, крепко ухватив за шкирку, как следует «встряхнули» для придания адекватного взгляда на мир.
— Значит, резюмирую, — сказал, слегка придя в себя, Шестолап. — Степень и меры воздействия будут определены непосредственно исполнителем на месте, в чем его права никак не ограничены. Всю полноту ответственности принимаю на себя. Командующий четырнадцатой базы. Дата сегодняшняя. До сведения капитана Бушмейстера данное распоряжение довести немедленно, — добавил он формулировку рассылки, подводя черту.
* * *
Просторная открытая со всех сторон веранда на берегу океана, на набережной Белого Города в Ново-Плесецке. Лёгкий ветер, пахнущий солью, шевелит волосы Элен, изучающей толстый фолиант меню.
— Кирилл, а есть тут что-нибудь истинно прерианское. Такое, чего больше нигде не найдёшь?
— Если по названию, то салат «Рудокоп». Но не советую, он безумно вкусен и чудовищно калориен. Не встанешь из-за стола пока не съешь, а потом опять не встанешь оттого, что переела. Но вообще-то тут всё истинно-прерианское, как бы ни называлось. Потому что, кроме самых дорогих сортов виски и текилы сюда с Земли ничего не ввозят. Даже коньяки тут отменные, не говоря о бурбоне, который аборигены называют кукурузовкой. Ну, помнишь, ты ещё в Лавровке отведывала?
— Так что заказать? — настаивает девушка.
— Рулетики дорожные, — Вадим поднял голову от второго точно такого же фолианта. — По штуке каждого вида, их тут на трёх страницах расхваливают.
— И мне, — согласилась Элен, обрадованная тем, что не нужно больше мучиться с выбором.
— Вот и славно. Не стану отрываться от компании, — Кирилл солнечно улыбнулся. — Тем более, я их никогда не пробовал, — признался он чистосердечно и сделал знак официанту.
Группа захвата только вчера вышла в цивилизацию после более чем двухнедельной погони за Дарой Морозовой. Увы, беглянка словно растворилась в зелени бескрайних лесов, а её преследование оказалось упорным бесцельным блужданием там, где и Макар телят не гонял. Впервые за многие дни коллеги помылись тёплой водой и выспались в обычных человеческих постелях, не вздрагивая от каждого шороха. Заодно и позавтракать решили по-человечески, прежде чем продолжать начатое дело. Говорить о котором тщательно избегали.
Брякнул сигнал вызова, и Кирилл «нырнул» в визоры.
— Добрый день, товарищ майор, — ответил он на неуслышное остальным приветствие. — Сводка из службы наблюдения за эфиром? Что, Морозова с кем-то связывалась? Нет? А что тогда?
Некоторое время капитан сосредоточенно слушал, потом сдержанно поблагодарил.
— Что-то новенькое? — Вадим сразу навострил уши.
— Да чушь, в общем-то. Обнаружили, что местные жители большой группой забрались в одну из долин, которую раньше никогда не посещали. Ну, а поскольку я просил докладывать обо всём новом, дали мне знать.
— Ну ка, скинь нам инфу, — вдруг насторожилась Элен.
— Вот, — визоры пискнули, сообщив о приёме файла.
— Это от Лавровки за хребтом, — Вадим тоже получил послание. — Но не слишком далеко. Надо бы поглядеть, да потолковать с людьми.
— Хорошо. Позавтракаем, и закажу коптер, — капитан и не думал сопротивляться.
— Кирилл! Ты законченный балбес! — Элен вскочила, и глаза её метали молнии. Кажется, даже шерсть на загривке вот-вот вздыбится. — Сам же говорил, что вся техника вечно в разгоне! Это сколько же нам загорать, пока выделят коптер?! А пока мы, как в прошлый раз, будем неторопливо почёсываться, собираясь в дорогу, Дара опять оставит нас с носом!
— Да с чего ты взяла, что она вообще там, — хохотнул капитан.
— Есть она в этой долине, или нет, это, не проверив, мы не узнаем, — вмешался Бероев. — И действительно лучше поторопиться. Ты обратил внимание, что из озера, которое там имеется, речушка вытекает? Так что давайте-ка бегом к твоему корыту, покажешь нам обещанные тридцать узлов. Это же всего два часа ходу…
— …если не упрёмся в пороги, — закончил фразу Кирилл.
— А и упрёмся, так остаток пути пешком дойдём, — «нажала» Элен, ну словно коленкой на горло наступила. — Официант, заверните наш заказ, мы торопимся.
* * *
Спала Дара на настиле клетки, сплетя циновку в качестве подстилки. Здесь, на Прерии, не требуется отапливать помещения. Более того, их обычно хочется охлаждать. Зато лежать обнажённой на свежем воздухе ох как приятно. Тем более — сквозь щелястый настил из разнокалиберных жердей, служащий полом, чувствуется слабый приток прохлады.
Засыпала всегда легко и незаметно, чувствуя себя защищённой, отчего и высыпалась превосходно. А вот сегодня выскользнула из объятий Морфея внезапно в «час быка», когда рассвет еще не наступил, а луна уже скрылась. Пробуждение пришло от четкого осознания кого-то рядом с собой. Но ни один её мускул не дрогнул, дыхание не сбилось — просыпаться так, по звериному, она научилась давно. Лишь медленно приподняла веки, глядя сквозь ресницы в сторону выхода.
Чудеса — нет никого, а ведь прямо всем существом почувствовала чьё-то присутствие!
Хотела тихонько рассмеяться над своими страхами, да волосы вдруг зашевелились на голове. Распахнутыми глазами, девушка уставилась на банку, стоящую у самого изголовья. Банку того самого грушевого варенья, что она собственноручно делала в первый и единственный день своего пребывания в Ново-Плесецке. То есть, перед сном баночка находилась на расстоянии вытянутой руки — лежала-то Дара на боку, лицом к импровизированной двери из задвинутых палок. Хотела побаловать себя сладеньким, да руки не дошли — заснула раньше, чем добралась до лакомства. А сейчас банка находилась заметно дальше. Значит, кто-то здесь был и передвинул ее? Но кто? И главное — зачем?
Или это только кажется из-за скудного освещения?
Не успела додумать, как злополучная стекляшка с вареньем медленно поползла дальше ко входу. В окружающих шумах — шелесте веток, поскрипывании деревьев — движение банки казалось совершенно беззвучным и оттого более страшным. Пришлось зажмуриться и посмотреть снова. Так и есть, миллиметр за миллиметром банка плавно отдалялась, рождая в памяти страшилки, которыми пугали в интернате малышню — про вора-невидимку, черную руку и прочие гадости. Но она-то не верит во все это!
Продолжая следить за банкой и собственным дыханием, осторожно потянула руку за спину и едва не выругалась. Ружьё! Она его повесила на сучок, а не положила рядом. Идиотка! И чему только учили!
А банка все ползла, не абы как, а вдоль щели между жердями, и страшная догадка скоро нашла подтверждение — толкал ее просунутый в щель коготь. Что за зверь мог обладать таким умом, чтобы додуматься спереть варенье столь странным способом? И ведь все равно ничего у него не получится — порожек помешает. Разве что похититель покажется ей на глаза и просунет лапу сквозь промежуток между палками, перекрывшими вход.
При этой мысли все тело покрылось холодным липким потом. Как достать ружье и не спугнуть воришку? А после того, как банка остановилась, не дойдя метра до выхода, мысли поменялись — потому как даже в самом страшном сне она не могла представить того, что последовало.
Щель, вдоль которой ползло варенье, дальше сильно расширялась, и баночка одним боком в нее провалилась, встав наискосок. Однако, все равно просвета оказалось недостаточно, чтобы пройти сквозь пол целиком, на что явно рассчитывал наглый когтистый воришка. И вот послышалось какое-то пыхтение и возня, отчего желание Дары сбегать за оружием усилилось стократно.
Но! Прямо на глазах у обалдевшей девушки, щель начала расширяться. Кажется ей, или вправду когтей стало гораздо больше? Чуть слышный скрип и… банка ухнула вниз. После чего установилась полная тишина.
Еще минуты две Дара боялась пошевелиться. Она даже представить себе не могла, какой силищей надо обладать, чтобы вот так развести достаточно толстые жерди пола. Когтями! Однако тишина больше ничем не нарушалась, и, наплевав на маскировку, Дара рванула к оружию. Еще секунда — и дуло смотрит точно в щель. Стрелять? Или там уже никого нет?
Выход нашелся сразу. Клочок бумаги вспыхнул от зажигалки, и погрузился в щель — там, где исчезла банка он прошёл легко. Уронила, слегка опалив пальцы, да так и замерла. Считается, что все звери боятся огня, значит, неведомый визитёр сейчас должен выскочить из-под клетки и броситься спасаться бегством. Как бы ни был он быстр, но хоть краем глаза она его заметит.
Никто ниоткуда не выскочил! Опоздала? Или он все еще там? Дальше по идее, надо глянуть в щель под клетку, только вот «одноглазую девочку уже не интересует, кто живет в скворечнике». Так что несколько долгих мгновений помучилась дилеммой — посмотреть, или просто выстрелить?
Не стала делать ни того, ни другого. Осторожно выбралась наружу и, отойдя на несколько шагов, замерла, чутко вслушиваясь в происходящее вокруг и вцепившись обеими руками в изготовленную к выстрелу винтовку. Тщательно анализируя причину появления каждой тени, отбрасываемой редкими здесь стволами и ветвями, убедилась, что никаких признаков чего либо постороннего поблизости нет. От этого, почему-то сделалось страшно. Резко повернувшись, забралась снова в убежище, задвинула палками вход и прилегла на циновку, напряжённо всматриваясь в окружающее из-под полуприкрытых век. То, что рядом больше никого нет, ощущалось уж как-то слишком явственно. Не заметила, как задремала.
На этот раз, спала она не то чтобы в обнимку с оружием, но, по крайней мере, положив на него руку. Только никто больше ее сон не тревожил, более того, разлепив глаза спустя несколько часов, она блаженно потянулась, чувствуя себя выспавшейся и довольной. Мягкий утренний свет пронизывал клетку, пели птички, свежий ветерок ласково овевал заспанное лицо.
И конечно все страхи ночные сейчас казались глупыми и смешными. Вот и варенье! Стоит возле матраса на прежнем месте. Приснится же такое!
Улыбаясь, Дара взяла в руки банку и чуть не уронила от неожиданности. Короткие волосы на затылке вновь зашевелились. Банка оказалась наполовину пуста!
Убью! — тихо и отчетливо произнесла девушка.
И тут же спохватилась, не в ее положении обижаться и мечтать о мести — дружелюбный и спокойный мир за пределами клетки, казалось, притих, становясь угрюмым и угрожающим. Кроме того, банка была и наполовину полной.
Да и сама клетка уже не выглядела надежной защитой. Начало положено, а звери любят играть, но вот жертве этой игры стоит подумать, как улизнуть от столь ловких коготков. Нет, это жилье досталось ей немалыми трудами, она его не бросит, однако о соседях теперь будет думать не столь легкомысленно.
Пора подниматься и приступать к утренним делам.
Дара осмотрелась в поисках крышки и… обнаружила её на месте. Обладатель огромного когтя должен был порвать эту жестянку, а не скручивать и, тем более, накручивать обратно. Что же касается причины, по которой зверь «не доел», то, возможно, у него просто язык дальше не пролез.
* * *
«Бум-ц!» — подушка лапы несильным, но быстрым и чётко взвешенным, отработанным до совершенства движением встретилась с не в меру любопытным носом, заставив откинуться назад и замереть.
— Да лежи ты спокойно, неугомонная, дай мне на твоё ухо шину нормально наложить! — низкий женский голос напоминал скорее воркование, а касание умелых рук погружали девушку чуть не в транс, заставляя расслабиться и излить душу.
— Ой! М-м-мм…
— Только не говори, что больно, ведь не поверю.
— Зато обидна-а-а… — боец спецподразделения, женского полу, двенадцати неполных лет отроду, шмыгнула носом и не разревелась исключительно из-за «предупредительно» возникшей прямо перед носом подушки лапы. Оставалось только скороговоркой выплеснуть накопившиеся огорчения, предусмотрительно стараясь держать ухо неподвижно: — Вот змея-а-а-а-а! Скажи, Яна, она ведь специально? Нет, ну надо же! Не просто на ухо наступила, так потом целые три минуты простояла, а перед тем как уйти, еще и на каблуке повернула-а-а-а-а…сь.
— Да не специально, она, Ёжка, — подал голос сидевший на корточках третий участник драмы, пусть и старше пострадавшей месяцев на девять, выглядел он еще младше. Пристроенное на коленях громадное «весло» снайперской винтовки и находящийся в пассивном режиме камуфляж, вместе с по-детски круглыми щеками, вибриссами, загнутыми на концах в спиральки, и округлыми ушками — производили впечатление: «одетый во всё не по росту». Словно малыш тайком напялил вещи отца или старшего брата, чтоб «быть как взрослый», хотя на самом деле экипировка была подогнана с большим пониманием всех возможных тонкостей и нюансов. — Адамиты просто нюх имеют гораздо более слабый, чем у нас. Да и ты ведь спреем обрызгалась? Не учуяла она тебя, даже когда наступила, а ноги у них, в этой как ее… обуви, считай что хуже, чем копыта — потому и не разобрала эта бестолочь, что стоит на живом и мягком.
Закончив процедуру безнадежного утешения, малыш с любопытством повел носом — больше страданий партнерши его интересовало происходящее. Он и раньше слышал, что переломы и травматические ампутации ушей являются самыми распространенными видами ранений в наземных войсках, но как накладывают шину на поломанное ухо, видел впервые.
— Ы-ы-ы. Все равно не поверю, что не специально! — Ежка всё ещё уверена в злонамеренности нагло поселившейся на их полигоне адамитки… или полагает, что ещё не пришло время утешиться?
— А может и специально, — вмешалась в разговор третья участница, споро работая лапами — миг, и пластинка серебристого металла сгибается надвое, прихватывая сломанный хрящ с двух сторон как прищепкой, а потом саморез проходит насквозь, стягивая свободные края пластины, — Будешь ты, Сладкоежка, знать, как чужое варенье тырить!
— Я же только половину! — Дернулась от такого обвинения пострадавшая.
«Бум-ц», — подушка лапы опять свела плотное знакомство с многострадальным носом:
— Да лежи ж ты, егоза! А то возьму ножницы да обкорнаю нафиг. Будешь ходить корноухой, пока новое не отрастет!
От такого жуткого предложения на пациентку похоже напал паралич — она так и застыла, вытянувшись в струнку, и только в глазах застыла безмолвная жалоба на несправедливость и жестокость вселенной.
— Вот так бы сразу, — похвалили ее, пока руки сноровисто протягивали через место сгибов пластин жесткую проволоку и обжимали ее, придавая получившейся конструкции форму уха, — заодно и подумай — достойны ли мужики таких жертв?
Насмешливый взгляд уперся в сидящего на корточках «мужика», который мгновенно вспыхнул как маков цвет, просветив даже камуфляж, и «уронив» потяжелевшие от прилива крови уши. Кажется, попытка единолично взять всю вину за «полбанки варенья» не удалась, и парочку любителей сладкого ждала нешуточная товарищеская выволочка от старшей, если не по званию, то по возрасту (аж целых три года!) и жизненному опыту.
Спасение пришло оттуда, откуда не ждали:
— К-хм, я вас не сильно отвлекаю? — раздался голос с того места, которое все присутствующие полагали совершенно пустым.
«Бум-ц!», у носа пострадавшей сегодня явно «не его день», к тому же Яна, оставив всю ласковость, еще и буквально зашипела: — Золотце мое, если ты думаешь, что твое ухо ножнички теперь не возьмут, так, я напоминаю, что кусачки для колючей проволоки у меня имеются! Парнишка же вздрогнул всем телом от неожиданности, но удержался от того, чтобы уйти в кувырок, направляя оружие в сторону опасности, но увы и ах — в данной ситуации все средства насилия: от «весла» до собственных когтей, — были совершенно бесполезны, а в голову, как на грех, не приходило никаких подходящих к случаю отмазок.
— Надо же, кто к нам пожаловал! Великий и страшный Бушмейстер… — Яна, как человек с большим жизненным опытом, умудрилась совместить в одной фразе мягкий упрек человека, которому помешали выполнять его обязанности, и осознание ошибки от проштрафившегося подчиненного, — мы, вообще-то, капитан, боевое охранение выставили.
Упомянутый капитан еще раз хмыкнул, отчего в воздухе образовалась «улыбка», достойная чеширского кота, и перевел камуфляж в пассивный режим, окончательно «проявившись» из воздуха. Все трое остальных присутствующих испытали когнитивный диссонанс — никаких «оргвыводов» из их разгильдяйства не последовало, хотя вся группа уже секунд сорок считалась «полностью уничтоженной».
Обычно капитан предпочитал не словесные нотации, а дать понять, что «умирать — это больно», но вся его наука подчиненным впрок не шла — слишком была велика разница в классе между новичками и тянущим уже третий срок ветераном. Видимо, наблюдая тщету своих усилий, начальство предпочло сменить тактику.
— За проявленное мужество и терпение… Сладкоежка, тебе, одним словом, благодарность с занесением. Продолжай в том же духе и думаю, толк из тебя выйдет. Главное, чтобы после этого одна бестолочь в голове не осталась… — буркнул он «про себя» в сторону и как ни в чем ни бывало продолжил: — А охранение ваше… Двуликая (прозвище Яна — это женский вариант от Януса. Будучи снайпером-санинструктором, она разом воплощала в себе два лика войны), потом посмотришь на него.
Внимательный взгляд «целительницы» пробежал по стоявшей столбом фигуре от пояса до колен и чуть ниже, где они скрывались травой, и обратно, затем карие глаза потеплели, а в голосе появились грудные нотки:
— Ага, щаз! — выдернув из сумки ленту с мокрыми салфетками, она оторвала крайнюю. — Мишутка, приведи в чувство этого «охранничка».
Мишутка свое прозвище получил на самом деле не за пристрастие к сладкому. Просто родился с врожденным вывихом нижних конечностей, перенес уже четыре операции по пластике сухожилий, но все равно имел особенности походки.
Яна проводила глазами слегка косолапящую фигуру, держащую на отлете — подальше от чувствительного носа — даже запечатанную салфетку, а потом ласково посмотрела на непосредственное командование:
— Буш, ты всерьез считаешь будто я решу, что сапоги (в оригинале прозвучало как «большие перчатки») ты не одел, исключительно, чтобы удобнее было подкрадываться? — и, полюбовавшись на мгновенное превращение грозного начальства в смущенного и провинившегося сорванца, — пожалел сопляка, и вместо того, чтобы по голове дать, применил удушающий?
И бросив: «А ты пока лежи по стойке смирно — противоотечное подействует, тогда наложу постоянную фиксацию», — шагнула вперед:
— Показывай уж, горе ты мое, что там у тебя самого!
— У малыша хорошо поставленный удар назад, — пряча глаза, произнес Буш.
— Ага, сам ставил — есть, чем гордиться.
Некоторое время, пока Яна работала со сканером, стояла тишина, сменившаяся сопением, когда в ход пошли более «контактные» способы исследования. Но на появившийся из сумки шприц-тюбик обезболивающего «раненый» попробовал возразить:
— Не надо…
— А ну — цыц! — миндальничать со старшим по званию тут явно не собирались. — Это я Ёжку могу без допинга латать, ей, в конце концов, еще рожать — пусть тренируется. А мужики имеют болевой порог намного ниже, хотя любят похвастать своей несгибаемостью, но все это — пустая бравада! Я к слову перед вами, больной, разоряюсь исключительно потому, что у тебя где-то тоже бумажка валяется на право оказания медицинской помощи. Так что учись, хотя бы на собственной шкуре.
Некоторое время опять сохранялась тишина, нарушаемая только «мурлыканьем» Яны и прерывистым дыханьем Бушмейстера. Наконец молчание было снова нарушено:
— Ну что ж, распоротые икры ты залатал хорошо, и почти даже ничего внутри не оставил, заклеил правда рановато, но думаю ты сам это уже осознал, пока я это «почти ничего» из тебя вытаскивала. А вот перепонки надо шить. Ты чем думал, когда их так оставил?
— Срастутся, не впервой.
— Я и вижу, что не впервой — живого места на них нет, одни шрамы. Ты мне скажи — нафига тебе все это нужно?! Третий срок, тридцать лет, а ведь мог бы уже внуков нянчить. Но это все брехня про «украшающие шрамы», так что выдвигай коготки — буду тебе делать бо-бо.
— Ты… мне… скажи… тебе-то… зачем? — попытался отвлечься от собственных ощущений Буш. В процессе «индивидуального пошива» удерживать когти на «ногах» выдвинутыми, а перепонки растянутыми — это невыносимо сложно.
— Ну вот, будешь теперь как новенький… — пробормотала Яна, разглаживая гель, быстро становящийся упругим поверх свежего шва.
Казалось, она пропустила вопрос мимо ушей, но неожиданно ответила:
— А может я уже и не нужна никому — пятнадцать лет, детей нет. Перестарок. — Она спокойно посмотрела снизу вверх, и от этого взгляда капитана бросило в холод. Заметив его реакцию, молодая женщина лишь грустно и мудро усмехнулась. — Заметь, я не давлю. Просто предлагаю подумать… Потом. Вместе, или порознь…
Уже ничего не видя вокруг кроме карих глаз с теплыми огоньками надежды на дне, Бушмейстер потянулся вперед и… «Бум-ц!» — вся в жестких мозолях подушечка лапы, хлопнувшая его по носу, заставила встряхнуться, выбивая из головы посторонние мысли.
— Вижу, что у вас, выздоравливающий, только одно на уме. — Специальным «лекарским» голосом, казалось, можно было заморозить средних размеров озеро, но в следующий миг в нем уже звучало неприкрытое лукавое веселье. — Ишь, какой шустрый — как мед, так сразу ложкой! Я же сказала — все потом, вот как закончим с заданием, тогда и подумаем. А пока — держите себя в руках, товарищ капитан. И вообще — больше внимания личному составу, а то у вас тут едва до невосполнимых потерь дело не дошло!
И уже в сторону:
— Ёжка, ты когда уши греешь, хоть дышать-то не забывай. Не порть мне статистику посиневшим от любопытства пациентом!
— Нам надо отсюда уходить. Полигоном заинтересовались и местные, и команда охотников за головами. Всем им срочно понадобилась ваша «крестница»… — капитан просто поперхнулся последними словами, наткнувшись на внимательный и жесткий взгляд Яны.
Перед ним уже не было доброй лекарши, заговаривающей зубы пациенту. Не было и полной внутренней силы и понимания сути жизни молодой женщины. Перед ним было второе лицо «Двуликой», его коллеги — спокойный и внимательный взгляд смерти, выбирающий свою новую добычу, вот только смотрела-то она ему в глаза.
Еле уловимое движение и выскочивший «указательный» коготь уверенно «воткнул» кнопку тестирования на коммуникаторе в нагрудном кармане капитана, одновременно с ним «шпора» левой руки вдавила такую же кнопку на собственном. Теперь есть несколько секунд, пока занятая тестированием автоматика не ведет запись.
— Командир, а ведь ты у нас… политик, однако. — Одними губами произнесла Яна. Голос ровен и спокоен, в нем нет ни горечи, ни сожаления. Вот и все сказано — еще четыре, показавшихся вечностью, удара сердца и индикатор сообщил о готовности фиксирующей аппаратуры продолжать свою работу.
— У нас трое раненых, разной степени тяжести. Как медик настаиваю на длительной «дневке», или эвакуации группы по воздуху, — спокойно продолжила санинструктор, как ни в чем ни бывало. Но капитан уже не ощущает боли в начавших «размораживаться» от действия наркоза ногах, все вытеснила тягучая боль в сердце. И чувство невосполнимой потери.
— Предложение отменяется? — спросил он враз охрипшим голосом.
— Ну почему же? — весело усмехнулись ему в ответ карие глаза. — Я ведь не двенадцатилетняя максималистка. Просто буду смотреть вокруг внимательней, чего и тебе желаю.
И, отойдя назад, к первой пациентке, Яна, напевая себе под нос, начала присоединять к медицинскому манипулятору новый баллон с фиксирующим гелем.
— Я пожалуй пойду… Надо выбрать место для дневки.
— Медицина не возражает, тащ капитан, если обещаете не превышать паспортные нагрузки на фиксирующий гель. На всякий случай для военных: не прыгать выше сорока сантиметров, не бегать, по деревьям не лазить.
Глядя вслед начальству, пытающемуся двигаться по лесу с «эластичным гипсом» на ногах, Яна невольно фыркнула от забавной мысли: «Будут у нас теперь два косолапых — Мишутка и Потапыч…».
— Яночка… — очень тихонько попробовала привлечь к себе внимание Сладкоежка. — Это и есть оно?
— Что? — невольно нахмурилась молодая женщина, пытаясь понять, что так заинтересовало девушку, выглядящую (причем как внешне, так и по показаниям телеметрии), буквально умирающей от любопытства.
— Ну… Чувство… Любовь…
— Сразу видно, что маленькая ты еще… — задумчиво ответила женщина, не отрывая полного нежности взгляда от удаляющейся спины, и едва успела поймать возмущенно дернувшееся тело. — Лежать, кому сказала! Потому и говорю — маленькая, что сплошные романтические глупости на уме. Любовь — это когда второго ребенка заводят от того же, от кого и первого. А все остальное — просто следование естественному ходу миропорядка…
* * *
Пару дней Дара не отлучалась от своего жилища. Она внимательно осматривала всё, на чём ночной гость мог оставить следы, и отыскала и вмятины на земле, и шерсть на ветвях или древесных стволах — слабые признаки присутствия кого-то незнакомого. То есть они не ассоциировались ни с одним из известных ей животных. Так ведь много ли знает она о здешней фауне!? Вот, если бы пошарить по сетке… но активировать визоры страшнее, чем теряться в догадках. Опасность быть обнаруженной перевешивает даже страх перед неведомым воришкой.
Многие часы проводила она в засаде, внимательно наблюдая через оптику прицела за тем, что творится вокруг. Даже ночью не забывала время от времени просыпаться, чтобы обшарить взглядом окрестности, следя в инфракрасном диапазоне за перемещениями тепловых пятен. Но ни разу никого подкрадывающегося обнаружить не сумела. Все ближние подступы оснастила растяжками, приводящими в действие гремелки и стучалки, а также брякалки и звякалки. Чаще всего их срабатывание вызывала худая и облезлая лисица, поджидавшая рыбьих голов и хвостов.
Больная, раненая или старая, понять было невозможно, но поймать для неё лишнюю рыбку Дара не забывала. Даже видела, как та «ворует» подношение, если полагает, что хозяйка не смотрит в сторону «забытой» добычи. Что-то с ней было не в порядке, с рыжей плутовкой. Странное сочетание осторожности и неаккуратности, неточность движений…
Постепенно к Серой вернулось спокойное расположение духа, и мысли снова обратились к банке варенья. Она так и не прикасалась к нему, оставив на старом месте. А тут хорошенько измерила уровень содержимого, чтобы убедиться в том, что именно половина была съедена ночным воришкой. Так вот, в пределах точности «на глазок», то есть без применения специальных методик или приспособлений, в аккурат половина и исчезла.
Более того, оценка толщины жердей, между которыми проник коготь похитителя, однозначно указывала на то, что дотянуться им, этим когтем, до варенья, оставшегося в относительно небольшой банке, было вполне реальной задачей. То есть существо, проделавшее манипуляции с крышкой, обязательно добралось бы до самого дна, если бы хотело.
Вывод получался элементарный. Некто разумный подшутил над ней. То есть это наверняка человек, обнаруживший её жилище и решивший испугать самовольно занявшую столь удобное место девушку. Откуда у него когти? Ну, ради мистификации их не так уж трудно изготовить из металлического прутка. Разумеется, поглядывая издалека за её стараниями обнаружить его, шутник немало повеселился, но он не дурак, чтобы приближаться, рискуя быть разоблачённым. Или сразу ушёл? Ясности не получалось. Зато стало понятно, как себя вести.
* * *
А ещё Дара осмотрела пространство под полом своего жилища — видимо душа её пришла в равновесие с миром. Мозги встали на место, пропала инстинктивная насторожённость и она, наконец сделала то, что сразу упустила из виду — осмотрела следы похитителя там, где он наверняка был.
Единственное, что про него удалось выяснить — то, что он покрыт средней длины шерстью — несколько ворсинок удалось снять с нижней части раздвинутых им жердей. Неужели это был зверь?
